bannerbannerbanner
Главред: Назад в СССР. Книга 2

Сергей Савинов
Главред: Назад в СССР. Книга 2

Полная версия

Мелькнула мысль, что партийный функционер вполне может прислать замену из Калинина. И это гораздо сложнее. Со своими всегда можно договориться, а вот человек со стороны будет просто делать по-своему. Точнее – по указке из областного центра. Что ж, прямо сейчас решение не найти, надо дождаться планерки. Передам дела Хватову, а когда придет понимание, как все будет дальше, тогда и составлю план.

– Валечка, организуйте, пожалуйста, полный сбор коллектива в ленинской комнате, – попросил я секретаршу, улыбнувшись как ни в чем не бывало. – Начинаем через десять минут.

Девушка кивнула в ответ, и на лице ее отражалось полное понимание происходящего. Меня списали.

Глава 5

Журналисты, удивленно переговариваясь, заходили в просторную ленинскую комнату и рассаживались на стулья. Следом пришли сотрудники остальных подразделений – верстальщики, корректоры, бухгалтерия, автопарк, не было только работников столовой, но они не подчинялись редакции, а относились к отраслевому тресту.

Народ чувствовал перемены, но еще не понимал, как к ним относиться. Каждый то и дело посматривал на меня, не смея задать вопрос на глазах у партийных бонз. И все же догадаться было нетрудно, потому что сам я сел не в президиуме, а на обычном стуле среди остальных. Рядом плюхнулся пахнущий одеколоном Бульбаш, по другую сторону примостилась Марта Мирбах.

– Доброе утро, товарищи! – начал гость из Калинина. – С кем-то мы знакомы, с другими нет, а потому представлюсь. Меня зовут Богдан Серафимович Хватов, и с сегодняшнего дня я временно исполняю обязанности редактора «Андроповских известий». Ах да, еще и ответственного секретаря… Совсем забыл, что у вас тут такой бардак.

По комнате пролетел шепоток, но седовласый снова заговорил, и сотрудники газеты затихли.

– Евгений Семенович, попрошу вас доложить о планах на новый номер и готовности материалов. – Хватов посмотрел на меня. – Я наслышан, что вы делаете запас, и весьма признателен вам за это. Итак?

– В запасе редколлегии имеются материалы из цикла «Человек труда», – я встал и принялся рассказывать, чувствуя, как каждый в ленинской комнате впился в меня взглядом. – Корреспондент Зоя Шабанова готовит материал… – я вовремя сообразил, что Хватову не стоит знать о музыкантах, – готовит материал о молодежной культуре. Как раз с привязкой к дню рождения комсомольской организации.

– Это похвально, – кивнул Богдан Серафимович. – Что еще?

– Еще специальный корреспондент София Кантор участвовала в расследовании ОБХСС, на эту тему ею пишется статья, – добавил я, посмотрев краем глаза на девушку.

А дальше произошло то, чего не ожидал никто в этом помещении. Соня решительно встала и задала вопрос, ее тонкий, но сильный голос проникал в самую душу:

– Скажите, Богдан Серафимович, а по какой причине от нас уходит Евгений Семенович? – девушка перевела взгляд на меня, и моментально стало понятно, что она уже обо всем догадалась. Остальные наверняка тоже, просто именно эта худенькая девчушка единственная взяла на себя смелость высказаться. Эх, еще бы хоть кто-нибудь…

– Евгений Семенович не уходит, – широко улыбнулся Хватов, будто чеширский кот. – Он остается в редакции, освобождаясь от должностей редактора и ответственного секретаря.

– Почему? – вздернула носик Соня.

– По профнепригодности, – улыбка сошла с лица Хватова.

– Удивительное дело, – покачала головой девушка. – Насколько я знаю, Евгений Семенович – отличный редактор. И журналист, кстати, тоже. Правда, товарищи?

– Я ручаюсь за Кашеварова, – неожиданно встал Бульбаш, но Хватов тут же резко его осадил.

– Ты за себя-то не можешь поручиться, – глаза Богдана Серафимовича сузились до щелочек. – Сядь.

На этот раз Хватов не стал повышать голос. Просто приказал, и Виталий Семенович тут же вернулся в исходное положение, исходя красными пятнами и покрываясь испариной.

– Извините… – подала тихий голос Марта Рудольфовна Мирбах. – Но нам всем и вправду отлично работалось с Евгением Семеновичем.

– Поддерживаю, – встали один за другим фотографы Леня и Андрей, корреспонденты Аркадий и Никита, даже старик Шикин. – Поддерживаем!

– Поддерживаю! – заикаясь и густо краснея, встала и Зоя Шабанова.

– Мы за Евгения Семеновича! – пискнули неразлейвода Катя и Люда.

Поднялся гвалт, в котором из журналистов не участвовали только несколько человек. И в их числе – Людмила Григорьевна Метелина. Она сидела поодаль и демонстративно отвернулась, едва я взглянул на нее.

– Тишина! – громко скомандовал Хватов. – Тихо, товарищи! Я ценю, что вы хорошо относитесь к коллеге. Но решение принято…

– Кем оно принято? – перебила седовласого Соня.

– На высшем партийном уровне, – побагровел Хватов. – Вы очень смело ведете себя, юная девочка. Или думаете, что наличие родственника в «Калининской правде» автоматически означает охранную грамоту?

– Не впутывайте отца! – запальчиво крикнула Кантор. – Он здесь ни при чем! А увольнять Кашеварова вы не имеете права!

– Это решенный вопрос! – прогремел Хватов, для верности треснув кулаком по столу.

– Что ж, – в голосе Сони проявились незнакомые ранее железные нотки. – Если это так, то в обкоме должны будут его подтвердить.

– Папе позвоните? – некрасиво осклабился Хватов.

– Как вы неоригинальны, Богдан Серафимович, – Соня буквально лучилась уверенностью и решимостью. – Я напишу журналистский запрос в обком. Если все так, как вы говорите, мне подтвердят.

– Ваше право, коллега, – было видно, что лицо Хватова потемнело. Сомневается? – Вам еще есть что сказать?

– Думаю, достаточно, – усмехнувшись, ответила Соня. – Поговорим потом, когда придет ответ из обкома.

Сотрудники зароптали, но поддержать Соню Кантор теперь никто не отважился. Ее в случае чего действительно мог защитить отец в «Калининской правде». У других такого прикрытия не было. Впрочем…

– Я тоже напишу в обком, – уже не просто красная, а бордовая Зоя Шабанова встала.

– И я, – крякнув, вскочил со своего места Бульбаш.

– Мы напишем коллективное письмо! – едва слышно пискнула Марта Мирбах, но для нее, очень тихой интеллигентной дамы, даже это было высшим проявлением храбрости.

– Товарищи, давайте решать вопрос конструктивно, – попыталась вставить свои пять копеек Громыхина. – Решение может быть пересмотрено, но нам точно не нужен скандал…

Журналисты принялись возмущенно переговариваться, уже не стесняясь Хватова и остальных. На Клару Викентьевну смотрели с плохо скрываемым возмущением, хотя она-то и вправду пыталась решить дело миром. И перед гостем из областной столицы меня аккуратно прикрывала. Даже не знаю, что могло произойти дальше, но положение спас Краюхин. Он попросил тишины и обратился к моему неожиданному преемнику:

– Богдан Серафимович, я предлагаю учесть мнение коллектива.

– Я… – Клара Викентьевна подняла правую руку. – Я поддерживаю предложение товарища Краюхина. Как я уже сказала, Евгений Семенович Кашеваров обладает высокой квалификацией. И, как мы смогли убедиться, пользуется в коллективе авторитетом.

– Что ж, – Хватов попытался сделать хорошую мину при плохой игре. – Мы против перегибов. Каждому нужно дать шанс, даже таким, как Кашеваров… – на этих словах журналисты возмущенно выдохнули. – Я даю Евгению Семеновичу испытательный срок. Месяц. Или четыре номера, но только в качестве корреспондента. Если он докажет, что осознал ошибки, готов дальше нести свет знаний советским людям, тогда его кандидатура на пост редактора вновь будет рассмотрена.

– Евгений Семенович, мы с вами! – шепнула мне Мирбах, пока наш разговор заглушили дружные аплодисменты.

Я кивнул Марте Рудольфовне, а потом встал. Шум и гам сразу же прекратился, все с интересом поглядывали на меня. Хватов тоже смотрел – оценивающе, но больше ненавидяще. Интересно, неужели он и в самом деле считает меня классовым врагом? Хотя скорее не так – не классовым врагом, а змеей, пригревшейся на груди трудового народа. Но ничего, на моей стороне поддержка коллектива, а еще неумолимый ход истории. Ветер перемен, который вот-вот повеет и над советским Андроповском.

– Я согласен на испытательный срок, – мне не хотелось произносить пламенных речей, достаточно было лишь этой короткой фразы.

– Вот и замечательно, – улыбнулся Хватов. – Тогда с вас и начнем. Какой материал вы подготовите в следующий номер газеты?

– Репортаж о праздновании Дня комсомола, – я использовал загодя заготовленный вариант. – Вечером в районном доме культуры состоится концерт художественной самодеятельности.

– Вот и приступайте, – нарочито спокойно сказал Богдан Серафимович.

* * *

После планерки меня в коридоре поймали Краюхин с Кларой Викентьевной. Хватов прошествовал в теперь уже его кабинет и не мог нам помешать. Вот только я, если честно, наоборот, хотел, чтобы он сейчас грозно выглянул из-за двери и разогнал нас. Не было у меня никакого желания говорить с парторгшей и первым секретарем. Просто хотелось выдохнуть.

– Евгений Семенович, ты, главное, сохраняй спокойствие, – уверенно убеждал меня Краюхин. – Сейчас наверху черт знает что творится… Переждать надо.

– Делайте то, что говорит Хватов, не спорьте, – вторила ему Клара Викентьевна. – Тише едешь, дальше будешь. Уверена, что ваша кандидатура вновь будет рассмотрена.

– Хорошо, не волнуйтесь, – ответил я. – Я спокоен. А сейчас, извините, мне нужно работать. Статья сама себя не напишет.

Сказав так, я заглянул в кабинет, где работал в будущем. Там сидели трое бунтовщиков – Соня Кантор, Зоя Шабанова и Виталий Бульбаш. Не было только Марты Мирбах, но я не придал этому особого значения. Вряд ли она просто так ляпнула про коллективное письмо в обком, но даже если вдруг передумала, мне достаточно и обычной моральной поддержки. Прорвемся!

– Спасибо, коллеги, – еще раз поблагодарил я, и лица мятежной троицы озарились улыбками. – Мне очень приятно, что вы за меня вступились.

 

– Это искренне, Жень, – кивнул Бульбаш. – Ты сам-то что теперь собираешься делать?

– Работать, – я с улыбкой пожал плечами. – Больше будет времени на статьи, а со сдачей номеров пускай возится Хватов. А потом… Сами же слышали, что ему пришлось уступить, и теперь у меня испытательный срок. Месяц – не так много, выдержу. А с такими, как вы, даже с легкостью. Глядишь, Хватову самому раньше надоест.

– Хватов – тип еще тот, – принялся рассуждать Виталий Николаевич. – Сковырнуть его тяжело, я же после него редактором стал. Шутка ли, пятнадцать лет его фамилия в выходных данных стояла. Но есть нюанс: теперь-то ему не интересно районкой заниматься, он в Калинине высокая шишка. Так что не планирует Хватов здесь долго руководить, тут мы с тобой одинаково думаем. Поставит кого-нибудь из своих и спокойно укатит. Вот я чего опасаюсь. Еще хорошо, если тебя не подставит при этом.

– А может, из наших кому предложит? – предположил я, держа в уме старушку Метелину.

– Вряд ли, – Бульбаш покачал головой. – Из сильных никто не пойдет. А слабым это и так не нужно. К тому же, как оказалось, коллектив у нас спаянный. Значит, нужен человек со стороны, незаинтересованный. А набрать приближенных – это дело нехитрое.

– Согласен, – пару мгновений подумав, сказал я. – Ладно, давайте к делу. Хоть я уже и не редактор, но класть на газету с прибором не собираюсь…

В этот момент в дверь аккуратно, но уверенно постучали. Не дожидаясь ответа, таинственный посетитель заглянул внутрь – сначала просунул нос, затем просочился сам. Им оказался мужчина лет пятидесяти с небольшим, худощавый, аккуратно одетый, с любопытными бегающими глазами. На голове у него торчала непропорционально высокая шляпа, как будто она была на пару размеров меньше и попросту не налезала. Но самое интересное – на вытянутых руках посетитель держал зажатые в кулаках согнутые куски проволоки в виде буквы «Г».

– Простите, вы кто? – осведомился я. – И к кому?

– Мне нужен редактор Евгений Семенович Кашеваров, – ответил мужчина. – Вернее, мне сказали, что он уже не редактор, но это не важно… Сказали также, что я могу найти его здесь.

– Кашеваров – это я, – мне пришлось раскрыться, хотя посетитель вел себя достаточно странно. – С кем имею честь?..

– Валетов, – представился гость, протянул раскрытую правую ладонь для рукопожатия, выронил проволочку, наклонился, схватил ее, неловко улыбнулся. – Электрон Сергеевич.

– Необычное имя, – отметил я и тут же спохватился. В первые годы советской власти людей и вовсе называли Тракторами, Факелами и Ракетами. Куда уж там Ленинианам и Стали́нам. А тут всего-то лишь Электрон.

– На самом деле меня зовут Степан, – признался загадочный тип. – Это имя по паспорту. Но мне бы хотелось быть Электроном. Так я могу с вами поговорить?

– Разумеется, – кивнул я, смутно догадываясь, что диссидент Котенок не единственный, кто сегодня вгоняет меня в ступор, напоминая о странной публике из моей прошлой жизни. – Чем могу помочь, Электрон Сергеевич?

– Я прочитал в газЭте, – он именно так и сказал, «в газЭте», через Э, – статью вашего корреспондента о шарлатанах.

– Вот автор, – я указал на Виталия Николаевича.

– О, товарищ корреспондент, мое вам почтение! – Степан-Электрон улыбнулся и горячо пожал Бульбашу руку. – Но я все же расскажу товарищу редактору… бывшему редактору.

– Рассказывайте нам всем, – я обвел рукой присутствующих. – Здесь все корреспонденты.

– Так вот, – посетитель с размаху уселся на свободный стул, как раз для гостей, отложил в сторону проволочки и продолжил. – Мне недавно приснился сон…

Соня и Зоя прыснули, Виталий Николаевич улыбнулся, а я окончательно убедился в своем диагнозе. Может, правы люди на остановке, и сейчас обострение? Причем не только у Котенка.

– Извините, но это не для газеты, – я покачал головой, хотя подспудно все же испытывал любопытство. Вдруг это тоже на самом деле известный тип вроде уже упомянутого мной диссидента. Все же, пожалуй, дам ему шанс. – Если только…

Я многозначительно посмотрел на Электрона Валетова, тем самым подталкивая его к вдохновенной речи. Он покосился на портрет Ленина, перевел взгляд на Горбачева, сделал глубокий вдох, и его понесло.

– Так вот, мне недавно приснился сон, – рассказывал Электрон Сергеевич. – И не простой, а с переносом. Я очутился в стране, где очень жарко, вдалеке стояли пирамидальные строения, по улицам ходили смуглые люди. И еще там ходили трамваи!

– Что вы говорите, – пробормотал я. – А троллейбусы?

– Троллейбусов не было, – посетитель посмотрел на меня с осуждением, будто я сейчас, по его мнению, сморозил несусветную глупость. – И если вы не будете перебивать, я очень быстро введу вас в курс дела.

– Извините, – я с трудом удержался от улыбки.

– Так вот, я подошел к прохожему, – заливался соловьем Электрон, – и спросил у него, где я очутился. Этот мир называется Тот, пояснил мне прохожий, он состоит из трех крокодилов. Вот так я понял, что попал в Древний Египет.

– Но как же трамваи? – напомнил я.

– Отвечу вам так, как и нашим доблестным археологам, – победно улыбнулся Валетов. – Железо ржавеет очень быстро.

– Тут не поспоришь, – для виду согласился я. – И что было дальше?

– А дальше я прогулялся по Древнему Египту, поговорил с людьми, – доверительно сообщил наш гость. – Но самое главное – это трамваи! Это же революционное научное открытие!

– Трамваи? – скептически уточнил я.

– Да! – Электрон вытаращил глаза. – Трамваи в Древнем Египте! Пойдет вам такое для вашей газЭты? А то смотрите, я «Московскому вестнику» предложу!

– Извините, но у нас нет рубрики «Очевидное невероятное», – я изобразил искреннюю сокрушенность. – Не сможем поставить в газету. Вам бы лучше в Академию наук СССР обратиться.

– А ведь точно! – я не думал, что Валетов воспримет мой сарказм всерьез, но это все же оказалось так. Бедные академики. – Спасибо вам, товарищ редактор!.. Ну, то есть бывший редактор! Все гениальное просто! Спасибо вам!

Он суетливо выскочил в коридор и прикрыл за собой дверь. А я по очереди посмотрел на каждого из коллег и расхохотался. Секунда – и смеялись уже мы все.

Самое интересное только начиналось.

Глава 6

Когда я в приподнятом настроении вышел из кабинета, меня перехватила взволнованная Валечка. Из ее сбивчивых пояснений я понял, что снятием с должности мои проблемы пока не заканчиваются. Оказывается, теперь я еще должен освободить жилплощадь!

– Квартира ведомственная, – виновато, будто это она сама выгоняла меня, говорила секретарша, – поэтому вам нужно сегодня ее освободить и сдать ключ. Так положено.

– Я все понимаю, Валечка, – успокоил я девушку. – Спасибо, что предупредили. Только можно, я сегодня перееду, а ключ принесу утром? Вечером ответственное мероприятие, я буду готовить статью, могу не успеть…

– Думаю, можно, – немного задумавшись, ответила та. – Вы только зайдите к Доброгубову, вам все равно нужно будет акт передачи подписать.

Я кивнул, и Валечка убежала, стуча каблучками, обратно в приемную. А мой путь лежал на третий этаж, в кабинет Сергея Саныча. Я приоткрыл створку двойной двери на тугой пружине, придержал ее, и все равно она грохнула, оглушая, наверное, все четыре этажа. Спустившись, я легко нашел нужную дверь и, постучав, вошел.

Доброгубов, заведуя автопарком, заодно временно замещал и настоящего завхоза – Гулина. Тот был в отпуске, и я как раз провалился в это время в самый его разгар. Впрочем, от лица того, кому я буду сдавать ключ от служебной квартиры, мало что зависит.

– Кашеваров? – Сергей Саныч, черноволосый и кареглазый, больше был похож на татарина, и сейчас, когда ему примерно тридцать пять, это сходство оказалось максимальным. – Заходи, Евгений Семеныч, у меня все готово. Ты уж меня извини, но я тут человек подневольный…

– Куда мне теперь? В Общагу? – уточнил я, подписывая протянутый мне Санычем листок.

– Слушай… – он задумался, прищурив свои и без того узкие глаза. – Я бы мог тебе предложить квартиру для командировочных, но есть подозрение, что Хватов сюда целый десант пришлет в скором времени.

– Не хочу тебя подставлять, – я улыбнулся, махнув рукой.

В кабинете Доброгубова все было завалено бумагами. Картонные папки «Дело» на столе, там же толстенная амбарная книга. Стакан с авторучками и карандашами, насквозь пропитанная заваркой кружка – все это стояло на небольшой стопке газет. Позади его продавленного дерматинового кресла цвета какао из детского сада высились деревянные полки с архивами. Сам кабинет был узким и длинным, как кишка, и в конце, у окна, стоял еще один такой же заваленный бумагами стол. Там обычно сидел Гулин, с которым Сергей Саныч соседствовал.

– На, держи, – Доброгубов протянул мне ключ с металлической биркой. На ней было выдавлено «А. И. Общ.», что вероятно означало «Андроповские известия. Общежитие». – Это на Пролетарской, дом восемь.

– Ух ты! – от неожиданности воскликнул я, понимая, что какое-то время буду жить рядом с «качалкой» Загораева. А потом вспомнил, о чем хотел попросить Саныча. – Слушай, а можно я ключ от квартиры завтра тебе принесу? Прямо с утра пораньше. Сегодня пока весь свой хлам перевезу, потом на День комсомола в ДК бежать сразу… Могу не успеть. Нормально?

– Да без проблем, Евгений Семеныч, – Доброгубов радушно махнул рукой.

– И еще, Саныч, – я понял, что есть кое-какая сложность. – У меня кот.

Не знаю, как бедный Васька перенесет переезд, но это как раз поправимо. А вот если его запретят брать с собой…

– Бери, только смотри, чтобы не набедокурил, – ответил Сергей Саныч, и у меня отлегло от сердца. – Давай я с тобой Олега отправлю, заодно поможет тебе все загрузить.

– Было бы замечательно, – кивнул я. – Спасибо, Саныч.

– Ты лучше возвращайся поскорее обратно, – опять махнул рукой Доброгубов. – С тобой нам лучше, чем с Хватовым.

– Спасибо за поддержку, – улыбнулся я, а Саныч уже крутил диск телефона, чтобы выдать задание нашему самому молодому водителю.

К своему теперь уже бывшему дому я подъехал с неожиданной тоской. Вот вроде бы и прожил тут всего пару недель, а ощущение, будто всю жизнь. Наверное, это сознание Кашеварова сейчас во мне эмоциями клокочет.

– Много вещей, Евгений Семенович? – уточнил Олег, глуша двигатель.

– Должно уместиться, – уклончиво ответил я, потому что, если честно, не знал, сколько у меня действительно своих предметов домашнего быта.

Не успели мы дойти до подъезда, как на глаза снова попался Густов. Интересно, где он работает?

– Семеныч! – окликнул он меня. – Ты что так рано?

– Переезжаю, Петь, – я улыбнулся, пожав плечами.

– Да ну! – искренне огорчился афганец. – Надолго? И куда?

– На Пролетарскую восемь, – ответил я. – Надеюсь, что всего лишь на месяц.

– Слушай, – подозрительно уставился на меня Густов. – Тебя что, из-за статьи этой, что ли, сняли? Да я им!..

– Тихо-тихо! – я выставил вперед руки. – Да, меня сняли, но я планирую вернуться. Не на того напали.

– Это ты правильно, Жень! – кипятился десантник. – Я… Мы вот что! Мы с моими сослуживцами письмо коллективное напишем! В райком! Краюхину! И Татарчуку в Калинин тоже напишем! Мы этого так не оставим! Сагайдачный! – вдруг крикнул он. – Игорь! Кашеварова из газеты поперли!

– Как же это так, Евгений Семенович? – мой второй сосед-летчик подошел ближе, поздоровался со всеми. – Непорядок. Может, помощь нужна?

– Спасибо, Игорь, – признаться, я был очень тронут. – Думаю, сам справлюсь.

– Письмо напиши в поддержку! – предложил Сагайдачному Густов. – Я сам во все инстанции буду писать, бумагами их завалю!

– Сделаю, – серьезно кивнул Игорь. – На меня можешь рассчитывать.

Сагайдачный пошел дальше по своим делам – я вспомнил, что он был в отпуске, поэтому его появление во дворе в середине дня меня не удивило. А вот Густов увязался за мной и Олегом, причем у этих двоих быстро завязался общий разговор, потому что наш водитель недавно дембельнулся из армии, и Петька сразу почувствовал себя старшим товарищем.

– А я, Семеныч, охранником на завод устроился, – сказал он мне, когда они с Олегом обсудили разницу службы на Дальнем Востоке и в Афганистане. – На сельхозтехнику.

Память Кашеварова снова зашевелилась и выдала мне небольшую историю: Петька Густов, вернувшись из Афганистана, первое время жестоко пил, даже в милицию попадал за дебоширство. Потом опомнился, попытался устроиться токарем, кем работал до армии, но выяснилось, что из-за контузии у него резко снизилась концентрация. Пришлось довольствоваться низкоквалифицированным трудом и оформлять инвалидность. Но Петька не унывал, и это радовало. А в этом непростом доме, где жили летчики вроде Сагайдачного, главреды вроде меня и парторги вроде Громыхиной, он прописался у дедушки, отставного военного, ветерана Великой Отечественной. Вот только что будет дальше? Как Петька переживет девяностые? Пойдет по кривой дорожке, как Загораев? Нет, если я взялся помогать людям, то делать это должен по максимуму. Надо только подумать, что я могу сделать.

 

– Рад за тебя, Петька, – искренне сказал я вслух и с грустью окинул взглядом квартиру. – Давайте начнем, что ли…

Память моего предшественника вновь услужливо подсказала, что я могу забрать. Книги, одежду, постельные и ванные принадлежности, кота Ваську и печатную машинку, которая, к счастью, оказалась моей собственной, а не конторской. Все это спокойно уместилось в «Волге», даже еще свободное пространство осталось, и мой питомец гордо водрузил себя на узел с простыней, подушкой и одеялом. Хороший все-таки у меня кот, спокойный.

Густов крепко пожал мне руку и ушел домой, готовиться к выходу на новую работу, а мы с Олегом двинулись в сторону моей новой жилплощади. Вот так, думал я, из служебной квартиры в общагу. С другой стороны, где наша не пропадала? Как говорится, наша пропадала везде. А еще я даже немного рад, что меня временно вернули с небес на землю. Как говорится, кто знает, как мокра вода, как страшен холод лютый, тот не оставит никогда прохожих без приюта[12]. И когда я снова окажусь на коне, то и своему соседу Петьке помогу – какая-никакая работа найдется. В конце концов, будет моим охранником, когда придут девяностые…

Дом номер восемь по Пролетарской оказался четырехэтажкой из белого силикатного кирпича. На входе нас с Олегом тормознула бойкая старушка, представившаяся Глафирой Степановной, местной комендантшей. Еще одна бабуля, Ираида Кирилловна, дежурила на вахте. Комендантша проверила мой паспорт и журналистское удостоверение, внимательно прочитала ордер от Доброгубова и лишь потом улыбнулась, параллельно велев вахтерше внести мое имя в список жильцов. К коту строгая старушка оказалась удивительно лояльна, даже погладила его и почесала за ушком. Только повторила пассаж нашего завгара по поводу того, чтобы «не набедокурил».

– У вас тринадцатая, – сказала мне Глафира Степановна, когда все необходимые формальности были соблюдены. – Это второй этаж, налево сейчас и по лестнице. И добро пожаловать!

– Спасибо, – поблагодарил я, и мы с водителем потащили мой скарб в новое жилище.

К счастью, общежитие оказалось квартирного типа. Помню, я бывал в таких в детстве и не понимал, в чем отличие от обычных жилых домов. Потом уже я сопоставил факты и начал разбираться – в любом общежитии есть как минимум вахта. А еще даже «квартирники» отличаются коридорной системой, где есть центральный вход, а номера идут по кругу. Позже, когда такие общаги начнут превращать в обычные жилые дома с подъездами, как в нашем старом доме по улице Шушенской, это станет настоящей головной болью для курьеров и таксистов. Вот как, например, догадаться, что первая квартира расположена во втором подъезде, а семьдесят седьмая – в первом? Так получалось из-за того, что секции перекрывались, из двух запасных выходов делались обычные подъезды, а нумерация квартир при этом не менялась.

В моей каморке оказался раздельный санузел, небольшая кухня с электроплитой и холодильником «Минск», а также, конечно, двадцатиметровая жилая комната. Для семейного человека тесновато, а вот нам с Васькой самое то. Я поблагодарил Севу за помощь и принялся распаковывать вещи. Ну, как распаковывать – скорее просто раскладывать связанное в узлы постельное белье и одежду, а еще разрезать бечевку, которой были скручены книжные стопки. Васька походил по квартире и завалился спать – никакого стресса от переезда, идеальный советский кот.

Я из любопытства заглянул в ванную комнату – стандартная чугунная ванна, выкрашенная эмалью, крохотная раковина со смесителем, над ней спартанское зеркало с подставкой для мыльно-рыльных принадлежностей. Стиральной машины не было, но Глафира Степановна что-то говорила о прачечной в правом крыле, так что справимся. В туалете меня тоже не ждало никаких открытий – стандартный советский унитаз с бачком под потолком и веревочкой смыва, за которую нужно было дергать. Все, как в моем детстве и в теперь уже бывшей служебной квартире Кашеварова.

– Ну что, Василий? – громко осведомился я, но кот не отреагировал, сопя в две дырочки. – Поеду я знакомиться с директором районного дома культуры. Правда, уже не как редактор, а как корреспондент.

Я проверил, что карманный «Панасоник» с чистой кассетой и карандаш с блокнотом при мне, и решительно вышел в коридор.

12Пьеса «Кошкин дом», С.Я. Маршак.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20 
Рейтинг@Mail.ru