Сергей Рязанов
Рок над Россией. Беседы Сергея Рязанова с персонами национальной рок-культуры
Всё в порядке
– Ваше творчество не лишено социального содержания, но по большей части вы лирик.
– Я не верю в несправедливость. Нет несправедливого мира – есть моменты, которые являются несправедливыми с точки зрения непосвящённых. Есть замысел Создателя, есть равновесие в мире. В песнях я вынужден скорее выдумывать некую социальность, чем верить в неё.
– Подождите, но ведь бывает абсолютное зло. Концлагеря, например.
– Нет, не бывает. Возьмите Ветхий Завет: то, что делал Моисей, абсолютно сравнимо с тем, что делал Гитлер. Моисей истреблял другие племена, и иудейский Господь наказывал его за то, что он недостаточно жесток. Я убеждён: все злодеи – орудие Бога. Мы можем на них злиться, но они так же необходимы, как и святые. Без пряника люди становятся забитыми, без кнута – избалованными.
– Когда вы такое говорите, вы хотя бы теоретически представляете себя на месте людей, которым достаётся кнут?
– Прекрасно представляю. Я служил в строительных отрядах Советской армии, где вполне узнал, что такое страдание. Насчёт концлагерей: люди умирают- с этим ничего не поделаешь. Некоторые умирают более мучительно, некоторые – менее мучительно, вот и всё.
– Ваша философия сродни равнодушию.
– Равнодушие – отсутствие сострадания. Во мне сострадание не отсутствует.
– Кто в сегодняшней России вызывает у вас сострадание?
– В России кто только не страдает. Многие даже не понимают, отчего страдают. Им кажется, что жизнь обошлась с ними несправедливо. Они родились в Советском Союзе, который якобы был обделён судьбой. Я так не считаю, потому что в духовном смысле коммунизм был выше капитализма. Мне повезло, что я родился в СССР, моя судьба очень интересна: я видел застой, видел 90-е. Если человеку нравится комфорт, если он пассивен, то он несчастен, а если ему нравятся развлечения, то он счастлив.
– В чём мы духовно выше Запада?
– У нас задачи выше денег. В России до сих пор считается позорным молиться деньгам. На Рублёвке религия денег победила, но в целом по стране – нет. Ложиться под кого-то за деньги считается «западло».
– А в США это считается нормой?
– США в борьбе за права женщин достигли другой крайности. Там женщинам проще зарабатывать деньги, чем мужчинам. У женщин гордыня переросла в презрение к мужикам. Белые мужчины в Америке – самая угнетённая категория. Будучи женщиной, будучи цветным, можно хаять белых мужчин. Белый мужчина не может хаять никого. Негр может говорить «белое дерьмо» – белый ничего подобного сказать о неграх не может. Есть общества защиты женщин и цветных. Не дай бог откажешь женщине или цветному в работе – причину назовут надуманной. Ты отказал им потому, что они угнетаемые слои населения, и точка. Приходится брать на работу дураков и дур.
Трёхлетняя экскурсия
– Зачем вы отправились в США?
– Я там, можно сказать, случайно оказался. Обсуждали с друзьями: каждый день одно и то же, интересно бы посмотреть мир. И на следующий день мне звонят из Америки и приглашают приехать. Получилась потрясающая экскурсия: полгода в Лондоне, потом два года в США. За два года приходит понимание: всё, что аккуратно сделано, не так уж очаровательно внутри. Есть понятия внешней агрессии и внутренней. В России больше внешней агрессии, но внутренней – меньше. Мы не так хорошо пропускаем друг друга вперёд, но на Западе каждую неделю случается какая-нибудь немыслимая трагедия. Из последних новостей: учёный вгонял приёмную дочку в кому, чтобы изучить это состояние. Любой Брейвик – доказательство того, что внутренняя агрессия на Западе очень велика. Она и в общении чувствуется. В определённый момент вдруг видишь, как в человеке просыпается крокодил. Грубят они редко, но энергетически этот агрессивный посыл отчётливо ощущаешь. Особенно от женщин. Попробуй женщине сказать на улице: «Какая хорошая погода!» Она ответит не грубо, но так, что ты сразу поймёшь: ещё одно слово – она позовёт полицию и сделает всё возможное, чтобы тебя посадили за домогательство.
Кстати, ещё насчёт концлагерей. Чем насильственная стерилизация даунов, применявшаяся в ряде штатов США в 1930-1950-е годы, лучше нацизма? И ведь мало кто знает об этой американской практике, хотя информация о ней общедоступна.
– Может, вы всё это говорите от обиды на американцев за то, что вы в США не нашли себя?
– Я давно знаю, что чувство обиды наносит наибольший вред здоровью.
– А повод обидеться был?
– Если бы я поехал за благополучием, я бы не пошёл в Америке учиться на курс англо-американской поэзии – это не та сфера, где делаются деньги.
Соль земли
– Вы застали перестроечный Ленинградский рок-клуб. На ваших глазах русский рок получил свободу.
– Это не свобода, а бардак. Свобода – это если власть поддерживает свободу. Бардак-если никого нет, чтобы следить за происходящим.
– Бардак хуже несвободы?
– Наверное, да. Потому что в бардаке власть берут в свои руки бандиты. С писаными законами – даже жёсткими – проще, чем с неписаными. Можно их прочитать и на них ориентироваться. Другое дело – возможность покинуть страну. Как говорил Бродский, из двух стран я всегда выберу ту, из которой можно уехать.
– Честно говоря, непривычно услышать от музыканта о духовности СССР, где за музыку сажали.
– А в США, как я уже сказал, белые мужчины ущемлены. Для каждого общества характерны свои проблемы. У современных русских главная проблема – неприятие всего. Русский человек самый неадекватный в смысле требований. Социалистическая революция назревала не только у нас, но и на Западе. Но только русские люди решились на то, чего не знали. Когда сегодняшние революционеры говорят мне: «Ты не за нас, что ли?!» – я говорю, что не вижу альтернативы. Отвечают: «Да хоть ты или я!»
– А почему нет? Оппозиция обвиняет президента в том, что он коррумпирован. Вы вполне можете оказаться честнее его.
– Гитлер в чём-то был очень честным – и что? А мне присущ тот вид честности, который попросту не даст стать президентом. Если говорить народу то, чего народ заслуживает, – мало кто тебя поддержит. Я считаю, русский человек ленив и вообще неадекватен в работе. Хуже русского работает только черногорец. В России огромное количество людей вовсе не желают работать и убеждены, что во всём виновато правительство. С таким народом ничего не добьёшься.
– В чём виноваты бюджетники, которым государство так мало платит?
– Боюсь, у каждого из них – своя история болезни. Могу сказать за себя: я был бы более успешным, если бы не был так ленив и так надменен по отношению к людям. Далеко не каждый русский готов себе в этом признаться. Послушайте таксиста – он понял всю суть жизни, но мы же видим, кто он.
– Таксист будет материть дороги и цены на бензин, но скажет, что голосует за Путина.
– По моим оценкам, русский народ хорош процента на три. У нас провал, как в среднем менеджменте. Множество чернорабочих и несколько процентов гениев. Потрясающие шахматисты – и люмпены. В Америке в основном средний менеджмент. Россия очень дорога мне этими тремя процентами, которые высокодуховны и которых не найти в Америке. Да, Россия – джунгли, но люди же ездят в джунгли, чтобы не застрелиться от скуки в городском комфорте.
Обёртка и содержание
– Почему западная музыка популярна в мире, а российскую никто не знает?
– Наплевать, если честно. Чтобы быть Фишером, необязательно, чтобы все играли в шахматы, – достаточно десяти человек, чтобы тебя оценить. Чтобы быть Верой Полозковой, необязательно, чтобы вся страна цитировала твои стихи. У каждого человека есть четыре главные зацепки: деньги, власть, слава, секс. Если человек зациклен на деньгах, он говорит: «Что ж ты такой бедный, если ты такой умный?» Тот, кто зациклен на сексе, говорит: «А что ж у тебя девчонки нету?» А кто-то говорит: «Что ж ты такой непопулярный?» Популярность для меня – не мерило качества. Мадонна – отвратительный персонаж, но она самая популярная. Она говорит на языке толпы.
Запад давно построил общество, где продюсирование – важнейший момент. Есть два способа продать вещь: сделать что-то хорошо либо завернуть это в красивую обёртку и хорошо отрекламировать. В Америке превалирует второй вариант. Нет, в России не превалирует первый. Но наши Бродский, Высоцкий, Гребенщиков, Полозкова – это лучший материал, который плохо спродюсирован.
– Земфира записывается с западными музыкантами и бьётся над вопросом, почему здесь таких не найти.
– Ей это важно, а мне – нет. Мне нравится, как играет «Сплин», например. Мы учимся музыке на русских народных песнях – в нас живут эти минорные аккорды. Западная музыка меня не трогает давно. Выучив английский язык, я понял, что выучил его затем, чтобы полностью в ней разочароваться.
– Хоть что-то в Америке вам нравится больше, чем дома?
– Конечно. Половина вещей мне нравится там – половина здесь. Мне нравится, что там ровные дороги, вкусная еда (хотя я не гурман). Полицейские выглядят более достойно. С воспитанием отношений между людьми там всё лучше. Но это визуальный эффект. Я бы сказал, что американцы – визуалы. Им нравится всё в хорошей обёртке.
В Америке нет дружбы. Понятие такое в языке есть, но на деле оно забыто. Мне дружба гораздо важнее, чем комфорт.
– В американских фильмах постоянно показывают бары, где друзья пьют пиво.
– В Америке снимают фильмы о том, как было бы. Как было бы, если бы друзья пили пиво в баре. Как было бы, если бы можно было ограбить банк. Как было бы, если бы можно было познакомиться на улице с женщиной.
– Есть ли зависимость между русской духовностью и разбитыми дорогами?
– По-моему, можно сочетать духовность и хорошие дороги. Но вообще-то идеал стремится к разрушению. Нет в мире ничего идеального. Человек, который хочет быть идеальным, рано погибает. В том числе и от спорта. Вспомним Турчинского.
– Что думаете насчёт «Пусси Райот»?
– Сочувствую им. Думаю, выбран не худший вариант – изначально речь шла о пяти годах. Давление общественности дало результат. Отсидят, выйдут популярными. Могут раскрутиться очень неплохо. Кто-то сказал: не отсидел – не политик.
– Радует ли вас солидарность западных музыкантов с «пуськами»?
– Им это ничего не стоит. Если Мадонна хает в России русское правительство, то она герой у себя дома. И в России ничего не теряет. Это русский артист лишается концертов в России, когда хает своё правительство.
Би-2: «Мы не выбрали баррикады»
«АН» № 331 от 11.10.2012
Не особо желая пиарить свой концерт с симфоническим оркестром, Лёва Би-2 и Шура Би-2 с головой погружены в студийную работу. Интервью дают второпях, но с видимым чувством общественного долга.
– Для чего вам симфоническое звучание? Хотите уравнять свою музыку с классикой?
Лёва: Как это – уравнять? Плюнуть в вечность, что ли? (Смеётся.) Наше творчество эклектично. Это ясно и из номерных пластинок, и из нашего полигона для экспериментов – проекта «Нечётный воин», который курирует Шурик, оттачивая свои саундпродюсерские таланты. Симфоническая программа начиналась как эксперимент. Мы просто ради интереса сделали оркестровую аранжировку для нескольких песен – при помощи нашего гения Геннадия Корнилова. И уже потом это превратилось в целую программу. Исполняя одни и те же песни в течение долгих-долгих лет, ты нуждаешься в разрядке для своего слуха. Когда ты поёшь те же песни в других аранжировках, появляется душевное равновесие. В нашем случае речь не идёт о сочетании рока и симфонической музыки – только о симфонической музыке. Гитары тоже звучат, но играют партии, выписанные специально для этой программы.
Шура: Вдохновлённые западными примерами, мы давно хотели сделать программу с оркестром. Поскольку наши оркестры – это советские оркестры, то мы решили возродить жанр 70-х, когда все эстрадные артисты, начиная с Магомаева, выступали с симфоническим сопровождением. И тогда мы нашли аранжировщика Геннадия Корнилова, который сотрудничал с Магомаевым, Миансаровой, Ободзинским. В этой программе наша группа звучит так, как она звучала бы в 70-е годы в СССР. В золотой век советской эстрады.
– Лёва, вы сказали, что петь одни и те же песни тяжело…
Лёва: Я не сказал «тяжело». Петь – всегда в кайф.
– Ваша группа очень долго шла к коммерческому успеху – более десяти лет. Смысл успеха – слава? Музыкант может и без признания оценить собственное творчество, не так ли?
Лёва: Слава важна – плох тот солдат, который не хочет стать генералом. Писать песни «в стол» я бы не согласился никогда в жизни. Если ты делаешь вещи, заранее понимая, что они никому не нравятся, – это, на мой взгляд, идиотизм, патология. Я верю в здравую конъюнктуру. Подходя к написанию песни, я представляю себя радиослушателем. И пишу песню, которую я хотел бы услышать. Ориентируюсь в основном на собственный вкус.
– Вы не были свободнее, пока творчество не стало работой? В новом альбоме вы называете себя «рабами зарплаты».
Лёва: Мы имели в виду офисных работников.
– А вы избежали этой рабской участи?
Лёва: Неинтересный вопрос. Дальше.
– В том-то и дело: медийность вынуждает вас отвлекаться от творчества на меня с моими вопросами.
Шура: Если ты связываешь эту беседу с ближайшим концертом, то в ней нет необходимости – осталось продать каких-то 500 билетов. Когда встречаются интересные журналисты и интересные вопросы, что бывает крайне редко, – мы всегда с удовольствием общаемся. Когда же журналисты к интервью не готовы, мы начинаем шутить. И они это всерьёз публикуют, не проверяя. Однажды мы пошутили, что у нас есть студия для съёмок индустриального порно. В другой раз нам поверили, что мы продюсеры голливудского блокбастера с Томом Крузом в главной роли. А вот недавний случай. Записывая новый альбом, мы воспользовались системой краудфандинга, когда поклонники становятся акционерами. И один белорусский портал написал: «Би-2 освоили краудпеттинг».
– Шура когда-то сказал про ваш первый (неизданный) альбом 1988 года, что вы пели песни «остросоциальные и остросексуальные». Теперь остались только остросексуальные?
Лёва: Думаю, вам стоит внимательно послушать наши песни – мы пишем о том, что непосредственно происходит в нашей жизни. Если вы говорите о баррикадах, то мы ещё не выбрали те баррикады, на которые нам хотелось бы залезть.
– В песне «Революция» вы…
Лёва: Если вы внимательно послушаете песню, то заметите, что она направлена никак не в поддержку революций.
– Об этом я и хотел сказать.
Шура: Я же вижу, ты умный парень – значит, прекрасно знаешь, что революции не приводят ни к чему хорошему.
– Я промониторил новый альбом на предмет социального содержания. Нашёл строчку: «Девушки выходят на площадь».
Лёва: Так получилось, что мы написали строчку в преддверии акции «Пусси Райот».
Шура: Действительно, а я и не заметил!
(Смеются.)
Сергей Африка: «Забудьте слово «совок»
«АН» № 338 от 29.11.2012
Художник-авангардист Сергей Африка (Бугаев) знаменит далеко за переделами живописи. Исполнитель главной роли в перестроечном рок-фильме «Асса», барабанщик группы «Поп-механика». Эти ипостаси удивительно сочетаются с новой, политической: доверенное лицо Владимира Путина на последних выборах.
И ещё одна ипостась: основатель и руководитель Института нового человека – по его выражению, «метанаучного объединения», в котором переплетаются искусство и точные науки. Новым партнёром этой организации стал Курчатовский институт ядерной физики. На кону исследований ни много ни мало – эволюция вида homo sapiens.
Пилой по картине
– В Третьяковке размещена ваша картина. Для вас это признание?
– Я вам расскажу об этом признании. Звонят мне из Третьяковки: Сергей, мы бы хотели разместить, ну и так далее. Отвечаю: замечательно, для вас – по льготной цене. Они удивляются: а мы рассчитывали на подарок. Я соглашаюсь. Они говорят: мы не можем забрать, привезите её из Питера в Москву. Я привёз. Стою у Третьяковки, набираю номер: заберите картину. Говорят: у нас нет грузчиков, поднимите её сами.
– В музеях нет денег на грузчиков?
– То, что происходит во множестве музеев, аналогично воровству в Минобороны, которое теперь так активно обсуждается. И это очень опасное занятие – критиковать музейных директоров. Потому что за ними стоят огромные структуры, перемалывающие сотни миллионов государственных денег. Недавно прошли общественные слушания по поводу строительства музея современного искусства в Москве: стоимость проекта – сотни миллионов долларов. Я убеждён: необходимо выделить группу Генеральной прокуратуры для расследования этой истории.
Действия нового министра культуры Мединского во многом начинают отдавать тухлятиной. Видимо, нам придётся обращаться напрямую к президенту. Российский художник не защищён в условиях хищнического капитализма. Подлинные хозяева сферы культуры – олигархи, а директора попросту выполняют их заказы. Недавно Путин выделил огромную сумму на закупку современного искусства. В результате было приобретено несколько произведений дорогих английских художников, которые России вообще не нужны.
– Кто принимает решения о закупках?
– В том-то и дело, что эти решения принимает только директор. Нигде в мире больше нет музеев без научных советов. Вот, например, московский Музей современного искусства Церетели. Все забывают, что это не музей Церетели, а музей Москвы. Церетели почему-то единолично решает, что на государственные деньги надо закупить работы у своих друзей или у самого себя. Это вопиющие беззаконие, непрофессионализм государства. Кроме того, это угроза нашей национальной безопасности. Сфера культуры – самая чувствительная. Музей в некотором смысле – противоположность вокзала. На вокзале всё внимание сконцентрировано на чемодане, чтобы его никто не вырвал, и на расписании поездов – никакая другая информация человека не интересует. А в музее человек раскрепощает своё сознание, впускает вглубь себя мысли и идеи. Это высокотоксичная среда, которую можно назвать предметом новой вирусологии. Должны ли эти «церетели» и «гельманы» управлять образами, которые попадают в кузницу человеческой мысли?
У нас существует класс патрициев от культуры, а все остальные – арт-пролетариат. Такая ситуация влияет на общественно-политическую модель страны. На Западе иначе: там существует мощный критический императив. В рамках западного культурного сообщества ведётся глубокая критика капитализма. Там очень институционализированная риторика, которая определена коллективным принятием решений во всех областях, по каждому вопросу. Вы были свидетелем нашей встречи с попечительским советом лондонской Тейт-галереи.
Только общим решением они могут приобрести то или другое произведение искусства. И закупают его для музея на свои, замечу, деньги. Абрамович, распиаренный в качестве культурного благотворителя, тоже тратит свои деньги ради лондонских музеев. Тогда как наши музеи «наших» олигархов не волнуют.
К слову, в Тейт-галерею стоит огромная очередь от открытия до закрытия, туда съезжаются люди со всего мира. А в Третьяковке почти нет посетителей. Нигде в мире вы не найдёте столь безлюдного музея в таком мегаполисе, как Москва. Полное отторжение – вот реакция общества на политику России в сфере культуры. Раньше бы я подумал, что для этого дирекция Третьяковки должна очень сильно постараться. Например, платить деньги специальным агитаторам, которые распространяли бы сведения о радиации в стенах музея, чтобы люди туда не совались.
– А если говорить не только о Москве?
– Мы живём в поствизантийском обществе, где всё формируется в столице. Голоса Тувы или Хабаровска вообще не учитываются. Даже Питер остаётся культурной провинцией, несмотря на свой потенциал. Здесь много учёных, которые скептически оценивают эту развлекательно-анестезирующую модель развития культуры, предложенную Москвой.
В России сотни тысяч художников, и они не имеют своей структуры. Нет никакой институциализации – напротив, идёт дальнейшая хаотизация искусства. Художник невыгоден людям, которые манипулируют общественным сознанием. Он свободомыслящий человек, формулирующий достаточно сложные вещи, и зачастую не для самого себя, а для общества. Если кто-то думает, что художник – поп-звезда, посещающая вечеринки, то напрасно. Это, как говорила Цветаева, не фонтан, а губка. Губка, которая чаще впитывает не радости общества, а его боль.
– О Питере. Не бывает стыдно за свой город? Хапуги при власти – в основном питерские.
– Это типичный московский наезд. Наш город, мол, несёт вину за происходящее в стране. Питерские хапуги, как вы их назвали, не стали жить в Питере. И город от этих людей ничего не получил – культура у нас хиреет быстрее, чем в столице. Мы – город бессребреников, в отличие от Москвы. И порядочных людей на человеческую единицу здесь гораздо больше, чем там. Да и в любой провинции порядочных людей больше. Поэтому регионы нам понятнее, чем Москва, хоть нам и приходится часто посещать её.
