Глава 1
Грязь. Повсюду это топкое грязевое месиво. Куда не наступи.
Детектив остановился и, озабоченно посмотрев себе под ноги, тяжело вздохнул. Следовавший за ним невысокий и круглый во всех отношениях мужчина средних лет с абсолютно детским личиком, подпрыгивая на ходу, умудрялся не только утирать пот со своего выпуклого лба, но и подсвечивать керосиновым фонарем дорогу, то и дело, правда, светя совсем не туда куда нужно. Например, сейчас, когда, испугавшись хруста веток в глубине темного леса, окружавшего их, он направил свет фонаря в сторону пугающих звуков, вместо того, чтобы светить им себе под ноги. От этих, надо признаться бестолковых действий (ведь все жители Лонгхилла знают, что леса в округе безопасны), мужчина замешкался в попытке разглядеть мнимую угрозу и не успел заметить, как остановился его спутник, а когда все же заметил то было слишком поздно, чтобы уйти в сторону. Размахивая руками, он резко остановился, но под силой собственного веса не смог устоять на ногах. Те предательски разъехались по грязи, а сам он рухнул на землю прямо у ног детектива, запачкав лацканы его брюк.
– Ох, мистер Тоббс, сэр, нижайше прошу простить меня.
– Ничего, мистер Фоуи, – спокойно ответил детектив, переведя взгляд на своего спутника. – Но прошу Вас, вставайте же быстрее на ноги. Вы мой поверенный секретарь. Вам нужно соответствовать статусу.
– Конечно! Разумеется! Одну секунду! Я уже почти! Вот-вот! – мистер Фоуи пыжился и тужился, крутился волчком на месте, полностью извалялся в грязи и промок, однако (вот беда) в силу своей округлости так и не смог подняться на ноги. – Эмм, мистер Тоббс,.. Тут такое дело…, – замялся Фоуи, подбирая слова. – Вы мне не поможете? Земля тут рыхлая… и зыбкая. Боюсь, Я никак не в силах подняться самостоятельно, – все это время он безудержно махал фонарем, который продолжал держать в своей правой руке.
– Конечно, друг мой, конечно, – детектив, лавируя между летающим туда-сюда фонарем, подал руку своему спутнику и помог ему привстать на колени.
– Спасибо, сэр. И простите, – секретарь опустил взгляд, попутно пытаясь оценить ущерб. Его новехонький костюм был основательно запачкан.
– Чем это пахнет? – раздался глубокий голос Тоббса.
– О, – тяжело вздохнув, с горькой усмешкой ответил Фоуи, – видимо, это лошадиный помет. Я угодил в него рукой, когда упал.
Детектив лишь понимающе кивнул головой. И тоже тяжело вздохнул. Снова.
Весна в этом году ужасна. Холодно, сыро, серо.
«Может в этом причина участившихся убийств? Не исключено, что так оно и есть», – думал про себя Тоббс, продолжая свой путь в глубину леса.
Вот и сейчас в это болото его завело расследование одного убийства.
Две недели назад в их средних размеров город Лонгхилл, коих на восточном побережье пруд пруди, прибыл бродячий цирк. Власти города отнеслись к нему враждебно (и на то у них были все основания), но разрешение на стоянку все же выдали. Правда, в месте за городом, в глухой непроходимой чаще, по которой детектив и его секретарь и держали свой путь. Циркачи хоть и были людьми сомнительной репутации, но держались тихо и максимально обособлено, давая представления каждые два дня. В городе они появлялись редко, а потому и проблем от них не было, что устраивало местные власти. До поры до времени.
Это случилось одним туманным утром. В тот день местные бульварные газеты разбудили горожан заголовками «Смерть!», «Молодая девушка под мостом!» «Убийство?», чем немедленно вызвали всеобщую панику.
Смерть действительно имела место быть. Как, впрочем, и молодая девушка под мостом. Но чтобы убийство? Да еще и в Лонгхилле?! Вот с этим еще предстояло разобраться.
Девушкой оказалась воздушная гимнастка из бродячего цирка. Местные бродяги нашли ее тело под мостом, когда пришли на набережную порыбачить. Выглядела она ужасно: платье изорвано, на теле множество побоев и ссадин. Установленные очевидцы рассказывали, что девушка пришла рано утром со стороны леса, просто появившись из тумана. Она шла медленно, взгляд ее был потухший, лишь изредка оборачивалась, ища что–то (кого–то?) глазами. Наконец, дойдя до моста Святого Бартоломью, она, словно обезьяна, забралась на одну из его башенок и, сложив руки на груди, бросилась вниз. упав на булыжную мостовую. Удар был такой силы, что ее челюсть вдавилась в мозг. Это было то еще зрелище.
В дело, которое хоть как-то касалось бродячего цирка, не хотел лезть ни один уважающий себя сотрудник полиции, поэтому его спихнули на всем ненавистного Риардонна Тоббса. Хотя «ненавистный» слишком громкое слово. Дело в том, что участок в Лонгхилле не был его первым местом работы. До этого города он сменил уже с десяток таких же, и нигде не смог зацепиться надолго. Риардонн был человеком тяжелого склада характера, своевольный, держался отстранено, был холоден с коллегами. Даже во внешности его было что-то такое, что отталкивало добропорядочных граждан города. При этом, Тоббс был не дурен собой: высокий, крепкий, темноволосый, голубоглазый мужчина с густой короткой бородой – многие светские вдовы засматривались на него. Но он так и не ответил на флирт, ни одной из них. В общем, каким-то образом, сам того не желая и почти ни с кем не общаясь, он нажил себе уйму врагов. И дело бродячего цирка.
Чвакающий звук под ногами стих, послышался скрежет мелкого щебня. Что могло свидетельствовать лишь о том, что детектив со своим секретарем близок к цели. Вскоре перед ними расступились и деревья, открыв усеянную фургонами циркачей поляну.
– А! Донни! – прямо у входа в лагерь циркачей их встречала изрядно пьяна женщина средних лет в розовых грязных шароварах и меховой накидке поверх сильно утянутого корсета, из которого, казалось, вот–вот сбежит все содержимое.
Если верить развешанным по городу плакатам, это была Маришка–заклинательница змей. Насколько смог узнать Риардонн, Маришка прибыла в страну из Восточной Европы еще совсем ребенком. Родители продали ее в цирк, и с тех пор она так и кочует из одного шатра в другой. Жизнь потаскала женщину. Некогда миловидное сердцевидное личико заплыло жирком, усеялось морщинами, зубы от большого количества выкуренных сигарет почернели, а голову венчал парик, со временем превратившийся в нечто большее похожее на птичье гнездо. Однако, нрава женщина слыла небуйного, чем отличалась от большинства циркового контингента.