Сергей Псарёв
Прощание с империей
Годы учебы пролетали незаметно, начались войсковые стажировки. Впервые, после благополучных кубанских и донских станиц, Николаю Баркову довелось увидеть настоящий быт русской деревни с покосившимися чёрными избами. Затерянные в лесной глуши населённые пункты, где даже электричество появилось только следом за постановкой на боевое дежурство ракетных полков. Быт, страшный своей нищетой и вековой безысходностью, которую они видели в опустевших посёлках и глазах женщин, становившихся старухами уже в 40 лет. Получалось, что они тоже нуждались в защите могучего ракетно-ядерного щита, но теперь это плохо укладывалось в сознании повзрослевшего Николая.
Самым ярким событием того времени для Баркова и его товарищей стало вручение дипломов и присвоение офицерского звания. По очереди, чеканя шаг, они выходили из строя и прощались со знаменем училища. На глазах седых командиров, этих вечных нянек-воспитателей, теперь стояли слёзы. Взводный командир, капитан Конов, нашёл время каждому из них пожать руку и пожелать что-то особенное, своё. Он станет первым офицером, на которого они обязательно захотят быть похожими. Так оно и случилось, позднее. Все они будут чем-то неуловимо походить на своего первого командира и повторят его в своих поступках. Потом, в «Белой акации», где молодые офицеры собрались в складчину по случаю прощания с училищем, говорили капитану Конову уже они. Конечно, в кафе опять не всё обошлось гладко, видно разбередили душу крепкое вино и трио певших цыган. Посреди ночи, главный забияка и стихоплёт курса Евгений Романовский разгуляется, поймает такси и вместе с цыганами поедет из Ростова на свою родину, в Новочеркасск. Он остановится в донской степи, и плача, будет обнимать каменную бабу у скифского кургана. Утром следующего дня, он же, бледный как полотно, встанет на службе в войсковом Вознесенском кафедральном соборе, поминая своего деда фронтовика…
Мало ли чего не было тогда у каждого в жизни! Так состоялся союз с армией у Николая Баркова, который потом продолжался долгих 27 лет. Был ли он только по любви или расчёту? Скорее всего, в нём имелись обе эти составляющие. Любовь к армии пришла у него заметно позднее, как зрелое чувство, через осознание своей новой ответственности и те немалые трудности, с которыми пришлось столкнуться во время службы. Зато такое отношение к армии оказалось очень прочным, и оно не отпускает его до сих пор…
Начало
Они ехали поездом уже четвёртые сутки. Их трое выпускников училища, молодых лейтенантов, получивших назначение на космодром Байконур. Только один из них вёз в дальний гарнизон молодую жену. Отважился на это земляк Баркова, Анатолий Никитин, закончивший училище с красным дипломом. Его жена Людмила была из хорошей обеспеченной семьи, а Анатолий вырос без родителей, воспитывался в детском доме. Брак получался неравным. Правда, офицерские погоны несколько исправляли такое положение. Многие говорили, что у них получилась красивая пара: оба видные и статные…
Анатолий долго и терпеливо ухаживал, добиваясь расположения своей будущей невесты и её матери, главной хозяйки и распорядительницы большого дома. Отец Людмилы, ведущий инженер тракторного завода, вечно погружённый в свою работу, сдался куда быстрее: «Делайте, что хотите». На проводах было пролито много слёз: «Оторвали кровиночку нашу от родного дома, увезут на чужую сторону в дикие казахские степи». Молодые, в отличие от родителей и многочисленных родственников, были веселы. Людмилу и Анатолия устраивала возможность вырваться из-под строгой опеки и поскорее начать самостоятельную, полную романтики и приключений взрослую жизнь в дальнем гарнизоне.
Теперь Людмила со страхом смотрела на однообразный, лишённый всякой растительности пейзаж, похожий на избитую метеоритами лунную поверхность, глиняные домики c плоскими крышами и ленивых верблюдов. В открытое окно вагона рвался горячий сухой ветер, от яркого солнца было невозможно спрятаться. Она уже не скрывала слёз и с тревогой думала о своём будущем. Два чемодана с её красивой модной одеждой здесь едва ли могли пригодиться. В Уральске к ним подсел разжалованный старший лейтенант, возвращавшийся из очередного отпуска. Дырки на помятых погонах от снятых звёздочек его совершенно не смущали. Офицер приехал сюда ещё вчера, вышел на платформу за пивом и отстал от поезда. Он был небрит и имел какой-то помятый, использованный вид. Вместе с ним в купе пришёл запах немытого потного тела, отчего стало казаться, что все они ехали таким составом, по крайней мере, суток десять. За новое знакомство молодые лейтенанты распили по бутылке скверного местного пива, имевшего странный зеленоватый цвет. Потом принялись угощать своего гостя водкой московского разлива, которую везли с собой. Новый знакомый доверительно пояснил, что в гарнизоне установлен сухой закон, и привезённое ими спиртное будет немедленно изъято на станции. Теперь он помогал им уничтожать алкогольные запасы, а в благодарность за это, с видом знатока, рассказывал про космодром удивительные вещи. Попутчик был доволен произведённым впечатлением и продолжал вдохновенно врать дальше.
Из динамиков в купе под звуки домбры лились бесконечные унылые песни казахских акынов. Странные для русского уха звуки, похожие на завывание степного ветра… После Аральска начались пески, раскалённое солнце медленно катилось за горизонт, но жара не спадала. Наступившая ночь была похожа на разлитые чернила, за окном вагона ни огонька. Только в самый последний момент где-то вдали сверкнула цепочка огней автомобильной трассы. Впереди была станция назначения Тюра-Там, со стоянкой в четыре минуты. К этому времени все они стояли в тамбуре, вещи грудой были свалены рядом. Барков с волнением вглядывался в редкие огни приближавшейся станции. Ему хотелось скорее увидеть фантастические очертания города Ленинска, звёздной гавани космических кораблей. Поезд резко сбросил скорость, потом прощально лязгнул металлом сцепки, натужено дернулся и остановился. Они торопливо выпрыгнули на перрон и сразу же провалились в душную темноту. Со стороны невидимого поселка послышался хриплый лай собак. Едва ноги уперлись в твёрдую землю, как над их головами открылись россыпи звёздного неба. На космодроме оно было необыкновенным, яркие звёзды висели прямо над головой. По крайней мере, так решил для себя Николай Барков. Стоило протянуть руку, как у него сразу же начинался межпланетный контакт. Это был другой, неведомый мир. «Эллио утара гео», – сказало ему небо голосом Аэлиты. «Я всегда буду слышать тебя, голос любви и вечности бесконечной Вселенной, теперь мы рядом», – прошептал он. Этот момент Барков запомнил на всю жизнь.
Между тем, друзья уже торопили его. Здесь их ждали и встречали. Они быстро погрузились в «пазик» и через короткое время, после внимательной проверки документов, пересекли КПП в жилой зоне города Ленинска. К слову, их личный багаж на предмет «запрещённых к провозу напитков», никто тогда не осматривал. Позднее, в 1995 году, Ленинск переименовали в знакомый многим по информационным сводкам Байконур. Жилая зона за колючей проволокой называлась её обитателями просто «десяткой». Так это было принято во всех ракетных войсках. Теперь она должна была стать для них домом и второй родиной на долгие месяцы и годы военной службы.
Конечно, они уже были наслышаны от старших товарищей обо всех особенностях жизни на космодроме. Теперь им хотелось поскорее увидеть космическое хозяйство и легендарных покорителей вселенной. Воображение рисовало город будущего, навеянный прочитанными книгами из серии фантастики и приключений.
В средине 70-х годов прошлого столетия всё происходившее на космодроме было скрыто плотной завесой секретности. Каждый приезжавший сюда военнослужащий обязательно давал подписку о неразглашении военной тайны, не могло быть и речи о его выезде за рубеж. Это сейчас о Байконуре уже многое сказано, написано и отснято на кинопленке. Можно кратко напомнить читателю, что необходимость в таком испытательном полигоне возникла на фоне бурно развивающейся в 1950-е годы ракетной отрасли и связана с решением технических задач по созданию многоступенчатых ракет, предназначенных для обороны и многоцелевых космических исследований. Конечно, прежде всего, речь тогда шла о средствах доставки ядерных боеприпасов на территорию США, нашего вероятного противника. Нужно было в кратчайшие сроки лишить его преимуществ географического положения, сделать уязвимым для боевых межконтинентальных ракет.
Место для нового полигона должно было отвечать многим условиям. В их числе, как можно более близкое расположение к экватору для придания скорости стартующей ракеты за счёт вращения Земли, близость транспортных магистралей и одновременно удалённость от крупных населённых пунктов.
Такое место, близкое к этим требованиям, оказалось у железнодорожного разъезда Тюра-Там, в 350 километрах от поселка Байконыр, давшего впоследствии историческое название самому космодрому. Строительство началось 12 января 1955 года с высадки небольшого отряда военных строителей на разъезде, затерянном в бескрайних пустынях Приаралья, в двух с половиной тысячах километрах от Москвы.
Ветераны космодрома рассказывали, какое тяжёлое впечатление произвело на них первое знакомство с местом будущего Звездограда – бескрайняя степь, пески и солончак. Только ветер гонит перекати-поле в завесе песка по бескрайнему бесснежному пространству. Нет ни одного дерева, только несколько глиняных мазанок да мазары засыпанного песком кладбища. Позднее, нечто подобное Николай Барков прочитал у Чингиза Айтматова в романе «…И дольше века длится день»: «Поезда в этих краях шли с востока на запад и с запада на восток… По сторонам от железной дороги в этих краях лежали великие пустынные пространства – Сары-Озеки, Серединные земли жёлтых степей. В этих краях любые расстояния измерялись применительно к железной дороге, как от Гринвичского меридиана…»
Уже совсем иные оценки прозвучали у главного конструктора Сергея Королёва, ответившего сомневающимся специалистам: «Вы все ужасные прозаики. И как эту прозу выбить из вас – ума не приложу. Где найдёшь ещё такой благодатный уголок для будущих космических пусков, где свыше трёхсот дней в году солнце, а ночью на тебя смотрят мириады звезд? Да ты не представляешь, что здесь развернётся!» Он верил в осуществление своей мечты даже в сталинских лагерях, а здесь она была уже гораздо ближе. Конструктор умел не только мечтать, но и добиваться намеченного волею своего таланта и энергии.
Тогда только очень немногие знали конечную цель и масштабы всего затеваемого строительства. Создание полигона было окружено плотной завесой секретности. Даже сами военные строители, согласно установленной легенде, поначалу считали, что возводят крупнейший в мире спортивный комплекс. Маленький разъезд был буквально завален непрерывно поступающим потоком строительных материалов и могучей техники. Прибывали всё новые и новые контингенты военных строителей и специалистов. Несмотря на совершенно дикие бытовые и климатические условия и сложность инженерно-строительных задач, темпы работ были поистине ошеломляющими. Работы велись круглосуточно. Строили всё это, конечно, не «зэки», их на Байконуре никогда не было, а простые солдаты и офицеры. Чтобы построить первый и основной объект будущего космодрома – стартовый комплекс, нужно было вынуть около миллиона кубометров грунта и уложить десятки тонн сверхпрочного бетона. Вот тогда среди военных строителей начала ходить шутка о том, что там была вырыта и залита бетоном самая большая в мире яма. Поразительно, что через четыре месяца это сооружение было сдано под монтаж стартового оборудования и других систем, поставки которых на объект шли со всех концов. Космодром строила вся страна. Первоначально объект был рассчитан на 24 пуска, но потом с этого знаменитого старта запустили свыше 470 космических аппаратов. Надежность его полностью сохранялась. Многие согласятся, что повторение этого сегодня едва ли возможно.
Нет смысла упоминать фамилий этих строителей. Все, от генерала до простого солдата-строителя и монтажника, тогда трудились за пределами человеческих возможностей. Конечно, без чёткой организации совершить такое большое дело было бы невозможно. Главными заказчиками здесь были Сергей Павлович Королёв и маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин. Именно они чувствовали и регулировали пульс всей этой большой стройки.
Первоочередные объекты были завершены к декабрю 1956 года. В это время на полигоне работало уже почти две тысячи военных строителей и более пятисот гражданских специалистов. Незаметно, вместе с техническими объектами полигона стал возводиться и быстро расти жилой посёлок, начал обустраиваться элементарный человеческий быт на месте палаток и землянок. Русская душа просила зелени и, несмотря на тяжёлые условия, здесь начали сажать и растить деревья. Это не красивая сказка, что за каждым деревом для ухода закрепляли солдата, который при увольнении передавал его прибывшему пополнению. Со временем, на месте мёртвых солончаков выросли живые зелёные скверы и зацвели цветы. В густых зарослях невесть откуда появились и запели соловьи. У многих живших на космодроме, потом долгое время сохранялось особое и трепетное отношение к деревьям в любой климатической зоне.
Новый полигон рос быстро, словно сказочный герой. Создавались новые стартовые площадки, в том числе для боевых ракет, испытательные стенды, производственные мастерские, жилые зоны, прокладывались десятки километров новых железнодорожных путей, автомобильные шоссейные дороги и линии электропередач.
Трудно поверить, но через два с половиной года после первого вбитого в песок колышка строительной разметки, со старта 2-й площадки был произведён первый испытательный пуск межконтинентальной ракеты Р-7, той самой легендарной семёрки. Это произошло 15 мая 1957 года и стало началом славной истории космодрома Байконур. Уже 4 октября 1957 года восхищённый мир учился по слогам выговаривать незнакомое русское слово «спутник» и искать в звёздном небе движущуюся светящуюся точку. Страна Советов вырвалась далеко вперёд в этой большой гонке.
Параллельно с созданием оборонного ракетно-ядерного щита начался планомерный штурм космоса. Таким образом, партийным руководством страны решалась стратегическая задача доказательства преимуществ социалистической политической системы. В 1959 году произойдут запуски автоматических лунных станций, и мир увидит фотографии обратной стороны Луны. 19 августа 1960 года запустят космический корабль с собаками Белкой и Стрелкой, которые благополучно вернутся на Землю. А 12 апреля 1961 года, всего лишь через шестнадцать лет после страшной войны, мир узнал о первом в мире полёте в космос советского человека, Юрия Гагарина. Это событие знаменовало собой открытие эры пилотируемой космонавтики. Тогда впервые в эфире прозвучали слова «космодром Байконур». Президент США Джон Кеннеди так прокомментировал это событие: «Русские нас сделали. Для кого-то – это русский вызов, а для меня – шок».
Большая космическая гонка продолжалась. Каждое новое сообщение об очередной победе страна встречала с восторгом, а дети мечтали стать космонавтами. 16 июля 1965 года будет произведён запуск новой мощной многоступенчатой ракеты-носителя типа «Протон», наступила эра исследования планет и других небесных тел Солнечной системы. Осуществляются мягкие посадки космических аппаратов на Луну, Венеру и Марс. Активно шли работы по созданию самой мощной ракеты-носителя Н-1 КБ Сергея Королёва. Это была поистине королевская ракета, длиной 120 метров и 17 метров в диаметре хвостовой части; наша главная надежда в осуществлении лунной программы и сохранении первенства в космосе. Старики-конструкторы утверждали даже больше, что Сергей Павлович готовился покорять на ней Марс. К сожалению, все её пуски в 1969, 1971 и 1972 году оказались аварийными, без Сергея Королёва эта ракета просто не хотела летать.
Их встреча с космодромом состоялась 6 августа 1974 года. До этого только некоторым из курсантов удалось побывать в ходе стажировки на первом ракетном полигоне Капустин Яр, где уже тогда многие чётко усвоили, что работа офицера, командира и техника требует высокой ответственности, и любая небрежность может привести к большой беде.
Жилая зона Байконура в излучине реки Сырдарьи тогда представляла собой военный городок с населением в 70 тысяч человек. Ничего фантастического в нём они не увидели. Обыкновенные дома, и люди в них жили тоже самые обыкновенные. Типовые застройки кварталов делали этот город похожим на сотни других. Отличало его, пожалуй, только обилие памятников первопроходцам космоса и непривычная разветвлённая система полива деревьев в виде арыков. Рядом с берегом реки находились особый, «нулевой» квартал и гостиница «Космонавт», где перед запусками жили космонавты. Была там особая, звёздная аллея деревьев, которые посадили космонавты. Правофланговым в ней и сейчас стоит карагач Юрия Гагарина. В Ленинске всегда было молодое население, средний возраст которого не превышал 32-х лет. Здесь всегда было много детей. Их родина – космодром, и этим они потом гордились всю свою жизнь. Кто-то из них, уже став взрослым и окончив институт, возвращался сюда и продолжал дело своих родителей.
Рядом с Ленинском находилась ещё одна, известная всем 13-я площадка – местное кладбище. В семидесятые годы прошлого века там ещё хоронили военнослужащих, но потом их всё чаще стали отправлять на родину. Страшное это было место в закрытой зоне: покосившиеся, забытые безликие могилы с жестяными звёздами и наступавший на них песок. Сюда уже было некому приходить…
Что и говорить, простора здесь хватало. Огромные равнинные расстояния оглушили Николая Баркова с самого первого дня. Куда ни глянь в сторону от железной дороги – везде одна голая безлюдная степь на многие десятки и даже сотни километров. Со стороны Арала сюда двигались пески. Можно было подумать, что Байконур находился где-то на самом краю света. Так казалось только на самый первый взгляд. Из обустроенного, озеленённого города не видно, что степь за его границами изрезана шоссейными дорогами и железнодорожными ветками, ведущими к стартовым площадкам, техническим позициям и военным городкам, разбросанным на огромной территории. Эта невидимая человеческому глазу жизнь время от времени напоминала о себе дрожью земли, извергавшей огненные смерчи, и уходившими в небо ракетами. Спустя многие годы службы на Байконуре Николай Барков так привыкнет к этим бесконечным равнинам и расстояниям, что ему всегда будет не хватать воздуха в замкнутых пространствах уютных европейских городов.
Свободного места действительно было много. Только раз, гуляя в степи, Николай увидел на холмах рядом с армейским колючим ограждением разрушенные мазары какого-то старого мусульманского кладбища. Местные аксакалы говорили, что строители космодрома потревожили там духов, и это нарушило существовавшее веками равновесие. Добром это не закончится. Военные люди были атеистами и в ответ аксакалам только снисходительно пожимали плечами: «Места-то вокруг полно, сколько хочешь. Почему вам нужно хоронить именно здесь?» Они в такие сказки не верили и шутили: «Избавление от мёртвого в погребении скором. Любой холмик для этого подойдёт».
Старикам космодром не нравился, и они возражали военным: «Места в степи много. Только и люди не животные, они не закапывают своих близких, где попало». Действительно, случалось, что тело умершего, завёрнутое в кошму, казахам приходилось везти за сотни километров. Такие правила и традиции у местных народов складывались и сохранялись веками.
Первые дни на Байконуре стали для Николая Баркова временем привыкания к необычным климатическим условиям, жаре, которая не отпускала даже ночью. Если вспомнить, то эта пустыня в его жизни стала уже второй. Первыми у него были пески Гоби в Монголии, где проходила военная служба отца. Там строили участок железнодорожной магистрали Москва – Пекин. Николаю тогда исполнилось четыре года. Воспоминаний у него сохранилось совсем немного, обрывки полученных впечатлений. Весной пустыня Гоби покрывалась голубым цветом черемши, а летом по утрам от перепада температуры трещал камень. Время текло медленно, но ещё медленнее двигались отары овец по степи. За дрожащей линией горизонта открывались водопады и озёра чистой воды, но это был только мираж. Воду к баракам привозили в цистернах солдаты. А ещё реальностью был стоявший рядом верблюд с клочьями свалявшейся грязной шерсти. У него безразличная жующая морда. «Сейчас плюнет», – лихорадочно пронеслось в голове маленького Николая. Он отбежал на безопасное расстояние и принялся кидать в него камни.
Опасность пришла неожиданно: на Николая стремительно набросилась стая собак. Мать тогда оказалась рядом и успела поднять его к себе на руки. Убегать было поздно, она прижала сына и закрыла глаза. Спас их подбежавший дежурный офицер, который прикрывая их собой, начал стрелять. Бешеный лай и визг, оскаленные морды и смертельная агония кувыркавшихся под выстрелами собак. Для Николая произошедшее долгое время оставалось досадным приключением. Осознание грозившей им опасности и поступка матери пришло только потом.
На космодроме время текло гораздо быстрее. Служба у военнослужащих оставалась службой. Первое лето на Байконуре Николаю запомнилось особенно сильной жарой. Солнце, быстро поднявшись над землёй, потом надолго застывало в одной точке над космодромом. Земля прокаливалась до такой степени, что вараны, и те не знали, куда себя деть, не пугаясь людей, бежали и прятались от солнца в бетонных стартовых сооружениях. К камню и металлу голыми руками нельзя было прикоснуться. В такое время все работы и учебные занятия на улице сразу прекращались и переносились в закрытые помещения. Среди личного состава случались и потери от теплового удара, но без смертельных исходов. Все солдаты на космодроме носили облегчённую форму: панамы и ботинки. Обмундирование быстро выгорало на солнце добела и становилось предметом их особой гордости. В большой моде у солдат были татуировки ракет, скорпионов. На ногах непременно имелась гордая надпись: «Они топтали пески Байконура». С непривычки новички начинали поглощать воду литрами, а потом едва могли передвигаться.
Помниться, что начальник штаба майор Зеленов тогда старался подбодрить прибывших к нему молодых офицеров:
– У нас такое лето не всегда. Просто этот год неудачным выдался. Ещё двадцать дней от силы потерпите, а потом полегчает, спадёт жара. Замучила она всех, не только вас, новичков. В другой раз летом погода часто меняется, чередуется с прохладными днями. Год на год не приходится, но бывает. Я здесь уже четверть века служу, по всем приметам осень у нас будет хорошей.
Он словно оправдывался перед ними за возникшие климатические неудобства. Жалко ему было молодых лейтенантов, они даже с лица от духоты спали.
– Значит, гарантируете? – смеялись новички.
– Можно сказать, что да.
Предсказание начальника штаба сбылось только в начале октября. Получалось, что лето на космодроме длилось почти пять месяцев. Стала прибывать долгожданная прохлада. Началось с того, что 2 октября пошёл первый дождь. Он был странный, вода бурлила и бежала на поверхности и совсем не пропитывала землю. Этот день Баркову запомнился тем, что в их полку перевернулась машина со специальным оборудованием. Солдат – водитель не справился с управлением на мокром и скользком асфальте.
Между тем молодым офицерам нужно было начинать службу в своих подразделениях. У них быстро появился прочный «офицерский загар», который чётко проходил по воротнику и манжетам форменной рубашки. Появилась привычка пить в жару горячий зелёный чай или отвар из верблюжьей колючки. В свободные дни можно было искупаться в Сырдарье, реке с довольно быстрым течением и подвижным дном. Едва стоило задержаться на одном месте, как ноги начинали проваливаться в вязкий глинистый песок. По сезону вода в реке меняла свой цвет, приобретая жёлтые, зеленоватые или красно – коричневые оттенки. В общем, почти совсем как египетский Нил, если кто это помнит. За неимением свободного дневного времени многие ходили освежаться ночью к источнику, который бил из-под земли прямо на берегу. Вода в нём была прохладной и чистой. То, что она сильно пахла сероводородом, никого не смущало. В жаркое время источник становился своеобразным местом ночных встреч для городской молодёжи. Кто-то купался под его струями сам, другие просто наблюдали, как под ниспадающей водой сверкали упругие бёдра и икры босых ног молодых женщин, как сияли радостным задором их лица, сверкали белые зубы. Во всём этом для молодых людей того времени было немало привлекательного. Офицеры очень скоро узнали, что сухое вино, разбавленное водой, хорошо утоляло жажду, а после таких ночных купаний можно было спокойно спать до самого утра без мокрых простыней.
Со временем ими делались и другие важные открытия, которые касались службы. Прежде всего, следовало понять, что в армии всегда тяжелее твоему подчиненному, солдату, прапорщику или офицеру. Ещё лучше научиться ставить себя на его место. Без такого человеческого понимания нельзя было стать серьёзным инженером-испытателем или командиром. Причём, всё это становилось ещё более очевидным в ходе служебного роста офицера. Следовало помнить, что офицер был всегда на виду и не имел права на профессиональную неготовность, на проявление слабостей, их ему просто могли не простить. Сейчас бы такое назвали публичностью в профессии, а тогда – просто авторитетом и честью офицера, инженера-испытателя.
По прибытию на космодром все молодые офицеры были назначены на должности в свои части и подразделения. Удачей считалось сразу попасть в подразделение, которое непосредственно занималось испытательной работой на стартовых комплексах и технических позициях с ракетоносителями и космическими аппаратами. Однако планы пусков ракет и создания орбитальных группировок формировались совершенно на другом высоком уровне и молодым офицерам, инженерам – испытателям приходилось через трое суток на четвёртые ходить в наряды по части и гарнизону или месяцами сопровождать солдат на различные хозяйственные работы.
У большинства офицеров место службы было на «площадках», где располагались стартовые комплексы, монтажно – испытательные корпуса и военные городки с личным составом. Всё это находилось за многие десятки километров от Ленинска. Туда обычно ездили поездом – «мотовозом», по специальному расписанию. Иногда так у офицера проходила вся его служба. Он мог совершенно не знать о характере работ своих товарищей – сослуживцев на других таких же «площадках». Запускаемые пилотируемые корабли и космические аппараты имели оборонное, научное или, как тогда говорили, народно-хозяйственное значение: «Спутники», «Луны», «Венеры», «Марсы», «Фобосы», «Космосы», «Востоки», «Восходы», «Союзы», «Салюты», «Астроны», «Горизонты», «Зонды», «Молнии», «Метеоры», «Прогнозы», «Экраны», «Электроны»…
Барков попал в подразделение, занимавшееся обслуживанием технических систем монтажно – испытательного корпуса и сильно расстроился. Получалось, что космос пока штурмовали без него. Кроме этого в подразделении не хватало офицеров, и его почти сразу назначили временно исполнять обязанности на ступень выше. Состояние оборудования было плохим, нарекания в его адрес сыпались постоянно. Тут и волком можно было завыть, да кто бы оценил этот сольный вокал? Пришлось дневать и ночевать в своём подразделении. Это не осталось вне поля зрения командира части, полковника Коваля Валентина Ивановича. Он дважды неожиданно отметил положительно работу Баркова на общем построении полка, называя его при этом уважительно, по имени – отчеству. Это притом, что тогда даже некоторые солдаты были опытнее в жизненном плане и старше его по возрасту. С легкой руки командира, Николая Баркова, ещё молодого лейтенанта, многие командиры тоже стали величать по имени-отчеству. Вроде, как приняли его в свой круг. Такая неожиданная душевная поддержка оказалась важнее любого поощрения. Дела в подразделении действительно пошли лучше. В общем, в службе лейтенанта Баркова тогда, наверное, произошло самое главное: он поверил, что ему действительно стоит продолжать военную службу. К слову, командир обещал ему поддержку в переходе в испытательное подразделение. Не сразу, но своё слово он тогда сдержал.
Как и у большинства молодых офицеров, работа в части поглощала у Николая Баркова большую часть суток, оставляя только немногие часы на восстановление сил и отдых. Семейные офицеры почти сразу после прибытия на космодром получали в гарнизоне служебное жилье – отдельные квартиры, все остальные могли уверенно рассчитывать на свою койку в офицерском общежитии. По тем временам «космический» Ленинск отличался хорошим «московским», как тогда говорили, снабжением. Было ли оно таким действительно, неизвестно. Скорее всего, уже нет. Просто столица всегда являла собой некий эталон благополучия для остальной страны. Другое дело, что за колючей проволокой в казахских посёлках люди жили значительно хуже военных, да и в целом во многих остальных регионах большой союзной державы, тоже. Спустя десять лет в гарнизоне со снабжением было уже одинаково плохо, как и во всей стране. Именно в ту пору офицерское собрание части однажды отправило Николая Баркова налаживать шефскую помощь детскому интернату в Джусалинском районе. Ему нужно было всё самому посмотреть и определить место для приложения небольших возможностей их офицерского коллектива. Там он впервые увидел детей, худых и отстававших в физическом развитии из-за скудности организованного питания. Офицеры тогда собирались передать интернату телевизоры и кое-что из своей служебной мебели.
Спустя годы Барков вспоминал, что получаемого денежного довольствия ему хватало именно в эти далёкие, не обременённые семейным обозом молодые лейтенантские годы. На службе они выкладывались полностью, зато находясь в отпуске могли посещать любые театры, рестораны или получать льготное курортно – санаторное лечение. Свою первую лейтенантскую зарплату Барков самым бессовестным образом истратил на фирменные американские джинсы и модный итальянский плащ, похожий на тот, в котором он видел красавца Алена Делона в каком-то фильме. Правда, про платок матушке и хороший коньяк отцу Николай, конечно, тоже не забыл. После приезда на космодром про гражданские вещи пришлось быстро забыть.
