Сергей Псарёв
Прощание с империей
Когда наступает завтра
Говорят, что по опросам, проходившим к столетию Октябрьской революции, абсолютное большинство населения нашей страны не захотело повторения таких событий и придерживалось позиции спокойного и постепенного развития. Наверное, это выражение мудрости нашего народа. Нация не может жить в вечном состоянии борьбы, иногда нужны периоды для спокойной работы.
Всегда с уважением относился к советскому прошлому, в котором прошла жизнь родителей и большая часть моей собственной. При непредвзятом подходе едва ли кто-нибудь станет отрицать социальные завоевания социализма. Только потеряв многие из них, мы по-настоящему оценили их значение для себя. Теперь ими пользуется остальной мир, не задумываясь о том, что они стали следствием воздействия революционного Октября.
Неслучайно, названный очевидцами переворотом, он в дальнейшем вошёл в историю как великая революция, главное событие XX века, изменившее мир. Такая оценка не претендует на определение её исключительно положительного действия. Каждый волен сделать выбор сам. Что это, зло или благо? Мне ближе оценка, сделанная известным русским философом Николаем Бердяевым: «В революции искупаются грехи прошлого. Революция всегда говорит о том, что власть имеющие не исполнили своего назначения». Это то, что называется, уже для нашего внутреннего пользования. Потому что одно дело пользоваться какими-то готовыми благами или переживать самому стихию очередного революционного потрясения.
Ценой неимоверных усилий и огромных жертв разрушенное Российское государство было восстановлено в новом облике – Советского Союза и стало признанной мировой ядерной державой. К людям снова вернулось утраченное национальное самосознание, принадлежностью к этой стране многие из нас гордились. Возможно, кто-то помнит, что ещё в 70-е годы прошлого столетия мы отставали по электронике только от США, и каждый четвёртый самолет мирового авиапарка производился в СССР. К нашему государственному красному флагу в США тогда относились с большим уважением, нежели сейчас. Как и многие считаю теперь, что разрушение Советского Союза явилось для нас страшной трагедией. Государство опять было принесено в жертву политической идеологии.
Конечно, при настоящем социализме мы никогда не жили, чаще говорили про его соседний шведский вариант. Жизнь в условиях постоянного ограничения материальных и бытовых потребностей назвать «зрелой фазой социалистического общества» было нельзя. Всё это требовало реформирования государства, но не его разрушения, которое началось в эпоху правления Михаила Горбачёва. Вхождение в рынок могло опираться на достижения прежней системы.
Возможно, правы те, кто считает, что России часто не везло с руководителями на крутых поворотах истории. Это тоже трудности нашей несовершенной системы. Поэтому убеждён, что и Октябрьская революция и развал Советского Союза после событий августа 1991 года – всё это продукты собственного производства. Всегда кому-нибудь на стороне захочется вывести наши недовольные массы на улицу. Для этого легче всего толкать на протестные действия наших детей. Они могут кидаться на полицейских с цепями и сжигать людей заживо. Пережить такое каждому страшно, но это не отменяет запроса на перемены в обществе. Очень важно понимать, как и откуда они сейчас пойдут, власть обязана слышать свой народ. А пока нас с экрана будут потчевать сказками, где в величайшей в мире стране революцию, зревшую десятилетиями, устраивает из швейцарских пивных на немецкие деньги группа авантюристов.
Мы давно уже живём в обществе потребления. Читаем этикетку на пакете молока и покупаем его, потому что там про него лучше написано. Нам бывает хорошо потому, что обман принимаем за правду, часто слышим то, что хотим услышать. Только слепой сегодня не замечает катастрофического падения общей гуманитарной эрудиции, деградации промышленности и умирающих деревень. Когда-нибудь всё это приведёт нас к состоянию некого безликого народонаселения. Положительные изменения в стране тоже происходят, но слишком медленно. Остаётся только уповать на то, что трудности закаляют и сплачивают большую часть российского общества.
На таком фоне продолжать стоять друг против друга и требовать покаяния, пока весь остальной мир пользуется нашей невозможностью найти согласия ни по одному вопросу прошлого, настоящего и будущего для общества равносильно самоубийству, так можно потерять всё.
У Льва Толстого есть замечательный рассказ «После бала». Его главный герой Иван Васильевич «был пьян своей любовью» и весь вечер на губернском балу танцевал только с Варенькой. Там же был её отец, полковник Петр Владиславич – «красивый, статный и свежий старик». После обеда хозяйка уговорила его пройтись один тур мазурки в паре с дочерью. Весь зал был в сильном восторге, а Иван Васильевич проникся к Варенькиному отцу восторженно-нежным чувством. Гуляя потом всю ночь по городу, он увидел, как утром на плацу наказывали солдата за побег, его прогоняли через строй. Петр Владиславич шёл рядом и следил, чтобы все солдаты били его палками как должно. Потом и сам отхлестал перчаткой по лицу нерадивого солдата за проявленную жалость к дезертиру.
Иван Васильевич никак не мог понять, хорошо ли или дурно то, что он сейчас видел: «Очевидно, он что-то знает такое, чего я не знаю, – думал я про полковника. – Если бы я знал то, что он знает, я бы понимал и то, что я видел, и это не мучило бы меня». Так и не узнав этого, он не смог поступить потом ни на военную, ни другую службу. При виде хорошенького личика Вареньки ему вспоминалось то утро, и… «любовь так и сошла на нет».
Как бы и нам самим, однажды, не оказаться утром в таком же странном положении. Кроме XX века, трагического и великого, Россия развивалась уже более тысячи лет, сохранив свои традиционные ценности и особый национальный характер. Самое разумное – это с христианским смирением принять всё это и объединиться ради нашего общего будущего…
Вместо эпилога
Не знаю, может быть из-за недоверия к виду костюмированных революционных матросов у крейсера Аврора или фанерным броневикам на Дворцовой площади, обилию кумачовых бантов и знамён на улицах Петербурга – Петрограда, нам захотелось в эти красные дни календаря чего-то действительно настоящего. Конечно, ещё можно было посмотреть выставку живописи социалистического реализма «Вдохновение в красных тонах» в особняке графа Румянцева на Английской набережной или увидеть в Смольном парижский костюм и знаменитую кепку-восьмиклинку Владимира Ленина, но это тоже не тронуло. Всю жизнь тянуло в другую сторону. Знаете, случалось, что и не ошибался, находил так правильное направление…
Мы уехали в Левашово, есть такое мемориальное кладбище под Петербургом у Горского шоссе, больше известное, как Левашовская пустошь или расстрельное кладбище НКВД. Оно оставалось секретным объектом КГБ до 1989 года, и уже одно это говорило о многом. У входа там сейчас стоит памятник жертвам политических репрессий. Молох, запущенная машина уничтожения, и безвольно поникшее человеческое тело на его руках. Как-то у нас даже спор вышел, зачем здесь нужен такой памятник? Наверное, он нужен, именно такой, как предупреждение. Может, с другим названием. Потому что этот молох никуда не делся и незаметно живёт рядом или в нас самих, как пережитое или переданное поколениями чувство страха. Дальше всё, как и раньше, участок леса, огороженный глухим высоким зелёным забором с дорожкой для собак охраны, и полная внешняя изоляция. Рядом воинская авиационная часть с аэродромом, КПП с солдатами в касках и бронежилетах.
Паркуем свою машину на стоянке возле мемориала. Остановка здесь всё ещё называется «Клуб». Он когда-то находился совсем рядом, знаменитый клуб авиачасти. Танцевальный зал, бильярдная, кинозал и хороший буфет. В августе 1962 года в этом клубе выступал первый космонавт Юрий Гагарин, и множество людей слушали его рассказ о полёте в космос. Принимали его тогда лётчики вместе с заместителем командующего авиацией округа прославленным Иваном Кожедубом. Конечно, оба героя ходили здесь вдоль странного забора, но они могли не знать, что за ним находился расстрельный могильник. В середине 1960-х годов клуб сгорел. Теперь на этом месте поставили большой деревянный храм.
Очень тяжёлое, совсем не для праздника такое место, но оно ближе к правде, и это заставляет нас снова приходить сюда. Цифры захороненных здесь жертв сильно разнятся: от 45 тысяч до 19 450 человек. ФСБ даёт свои точные данные по этому месту. Конечно, они лучше других знают правду, только пришло ли у них время рассказать её нам?
Говорят, что основным местом казней в Ленинграде было отделение ленинградской тюрьмы Главного управления государственной безопасности, расположенное в доме 39 на Нижегородской улице. Потом тела вывозили в крытых машинах и сбрасывали в большие ямы. Это было не единственное место массового захоронения. Тайно хоронили и на Ржевском полигоне, в Токсово и Бернгардовке.
Входим на территорию кладбища и по традиции бьём в колокол открытой деревянной колокольни. Звон у него хороший и долгий, звук словно плывёт по лесу. Собственно, настоящих могил у захороненных здесь людей нет. Вместо них памятные знаки, которые оставили родственники на деревьях или небольшие плиты на земле, у кого что получилось. Зато теперь им есть куда приехать и поклониться. Раньше и такого адреса у родственников не было. Это же очень важно, если потерял своих близких, а потом нашёл их здесь. Получается уже не общая история, а очень личное, своё. Карта-схема захоронений 1960 года, представленная сюда архивом Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области удивительным образом похожа на рисунок цветка согнутого ветром. Его клонит к земле, но он не ломается.
Люди всегда приходят сюда малыми группами или парами, чаще всего пожилые с молодыми. Лица у многих зажатые, место здесь такое, что не отпускает. Все ведут себя тихо, останавливаются у памятных знаков, разговаривают с ними, как с живыми людьми. Всё очень условно, потому что вместо могил только просевшие, забросанные землёй общие ямы и длинные расстрельные рвы. Они хорошо читаются, словно шрамы на лице. Ходить между ними хочется осторожно, не знаешь, чего можешь задеть. Земля тоже умеет говорить и плакать. Лес вокруг молодой, он вырос уже после войны.
Теперь сосны стали памятными обелисками с приметными на них фотографиями. Чаще всего нам встречаются даты расстрелов 1937 и 1938 года. Совершенно бессознательно ищу там фотографии, таблички военных, красноармейцев в буденовках и офицеров царской армии. Для меня, офицера, они все свои. Мужественные и печальные, благородные лица, они лежат где-то рядом, в одних общих могилах. Смерть давно примерила их, а может и в жизни они были друзьями, вместе строили светлое будущее. Рядом на стволах деревьев фотографии простых рабочих и крестьян. Есть много портретов священников, учёных, инженеров, учителей и студентов. Среди них священник и философ Павел Флоренский, поэт Борис Корнилов. Иногда на кладбище встречаются памятные знаки целым семьям с детьми.
В этот раз мы взяли с собой много восковых свечей, теперь зажигаем их и ставим у памятных знаков, всем, кого находим. Видим отдельные мемориалы новгородцам и псковичам, вспоминаем свои недавние поездки туда. В 30-е годы составлялись особые национальные расстрельные списки. Поэтому сейчас здесь есть отдельные общие памятники российским немцам, полякам, финнам, латышам, эстонцам, украинцам, белорусам и другим. Все они располагаются немного обособленно друг от друга, словно отдельные государства со своими условными границами. В общем, здесь уже никто никому не мешает. У тех, кто приезжает сюда поминать их, отношения лучше межгосударственных, здесь не делят на «своих и чужих». Мы тоже так делаем на этом маленьком кладбищенском континенте.
Возле памятника «Немцам России» находим знак Виктору Булле, представителю прославленной династии российских фоторепортёров. Участник русско-японской и первой мировой войны, он вместе с отцом участвовал в юбилейной съёмке Льва Толстого в Ясной Поляне, трёхсотлетия Дома Романовых. Пришло время, и Виктор Булла осуществил фотосъёмку всех ключевых моментов русских революций, фотографировал Ленина и Кирова. Как и многие другие, был арестован по обвинению по статье 58 п. 6 УК РСФСР за шпионаж в пользу немецкой разведки и расстрелян. Он похоронен здесь, в могильнике Левашовской пустоши.
В маленьком музее, бывшем караульном помещении, мы неожиданно отыскали фотографию Юзефа Лося в будёновке, фронтовика, инженера-конструктора и отчаянного планериста. Того самого, что потом стал прототипом инженера Лося в научно-фантастической повести Алексея Толстого «Аэлита». Помните, как у него в Офицерском переулке Петрограда начинался удивительный полёт инженера Лося и красноармейца Гусева на Марс: «В сарае оглушающе треснуло, будто сломалось дерево. Сейчас же раздались более сильные, частые удары. Задрожала земля. Над крышей сарая поднялся тупой нос, и заволокся облаком дыма и пыли. Треск усилился. Чёрный аппарат появился весь над крышей и повис в воздухе, будто примериваясь. Взрывы слились в сплошной вой, и четырехсажённое яйцо, наискось, как ракета, взвилось над толпой, устремилось к западу, ширкнуло огненной полосой, и исчезло в багровом, тусклом зареве туч».
Видно и здесь, на Земле счастье не бывает долгим. Жизнь этого талантливого человека трагически оборвалась в 1937 году. Инженер Лось погиб не на Марсе, он был расстрелян в застенках НКВД.
Мы тогда оглянулись назад, и нам показалось, что в лесу на кладбище стало немного светлее. Это горели зажжённые нами свечи.
– Здесь есть ваши близкие или знакомые? – спросили у нас.
– Да, – ответили мы. – Наших родных и близких везде очень много, у всех нас большая семья…
Русское воинство. Благословение
Колокол. Мемориальное кладбище «Левашовская пустошь»
Лестница в небо
На космодроме небо было необыкновенным, яркие звёзды висели прямо над головой… Это был другой, неведомый им мир. «Эллио утара гео», – казало ему небо голосом Аэлиты. «Я всегда буду слышать тебя, голос любви и вечности бесконечной Вселенной, теперь мы рядом», – прошептал он…
У христианского богослова, византийского мыслителя Иоанна Лествичника, игумена Синайского монастыря, жившего в VI веке, в его знаменитой книге «Лествица» повествуется о духовной аскетической лестнице или пути, ведущем от земли наверх, на Небо или к Богу. Каждая ступень её в строгой последовательности рассказывает о духовном делании монашествующих. Не всем предначертано узнать в себе монаха, но каждому человеку суждено делать на такой лестнице свои собственные шаги. У древнегреческого философа Гераклита есть известное изречение: «Путь вверх и вниз один и тот же». Герою повести и его товарищам иногда казалось, что космодром – то самое место на земле, где лестница касалась края Неба. Короче внеземные расстояния делали запущенные их руками космические корабли. Они даже не замечали, как сами проходили важные ступени и вехи своего непростого жизненного пути…
Чёрное солнце
С каждой минутой солнце утрачивало свою яркость. С Чёрной речки пахнуло холодом, по земле пробежала тень. Ещё немного и показалось, что посередине дня наступил вечер. В небе зажглись звёзды, а вместо солнца возник чёрный диск в пылающей короне огня. Только самый край его всё ещё светился узким серпом. Население Земли разделилось на счастливых, тех, кто видел солнечное затмение и остальных, которые могли сделать это только через 18 лет.
Некоторые люди готовились к солнечному затмению заранее, бронировали гостиницы на Фарерах и Шпицбергене, разворачивали на смотровых площадках всевидящие телескопы и специальную съёмочную аппаратуру.
В тот день Николай Барков, сотрудник заводской лаборатории сверхтвёрдых материалов неожиданно понял, что больше никогда не увидит такого солнечного затмения. Как ни бодрись, а старость уже села на плечи, и счёт годов набежал немалый. Мир показывал напоследок ему свои чудеса. Барков вспомнил, как они в детстве наблюдали за этим необычным астрономическим явлением. Про этот дедовский способ в интернете не рассказывали. Барков нашёл на территории завода осколок оконного стекла и основательно закоптил его кусочком подожжённой резины. Теперь можно было спокойно смотреть, как полная Луна постепенно скрывала от него солнечный диск.
Солнечное затмение вызывало живейший интерес. Оно не пугало окружающих, у всех получалось бесплатное представление. В обеденный перерыв сотрудники завода высыпали на улицу, закопчённое стекло Баркова пошло по рукам. Двое иногородних рабочих успевали следить за затмением в Петербурге и одновременно общаться по телефону с родными из Ростова-на-Дону. Там наблюдали затмение в другой обстановке. В результате восприятие необычного небесного явления получалось более масштабным. У кого-то в посёлке с утра не доилась корова, беспокоилась домашняя птица. Наверное, природа уже посылала им тревожный сигнал. Как беду встречали солнечное затмение наши далёкие предки…
Верховный жрец в длинных белых одеждах вышел из храма и воздел руки к небу: «Наступил день страшного суда и смерти. Пришла расплата за грехи ваши. Люди, молитесь, солнце отворотило свой лик от проклятого народа. Наступило царство вечной тьмы»…
Действительно, свершилось что-то ужасное. Солнце неожиданно погасло и превратилось в пылающий чёрный диск. Мир, созданный из хаоса, теперь снова возвращался в него. Люди в ужасе падали на землю, закрывали голову руками, ожидая страшной небесной кары. Наступило какое-то всеобщее помешательство. Они рыдали, падали и катались по земле, признавались в грехах, всё ещё надеясь на ниспосланную им милость. Многие в панике разбегались прочь, ища защиты в чаще леса или пещерах. Другие грабили опустевшие барские дома, надевали на свои грязные тела богатую одежду и пили дорогое вино…
Без света мир стал серым и бесцветным. Планета медленно остывала, наступал холод и голод. Тогда люди перестали молиться солнцу, своему главному источнику жизни и света. Они разрушили его храм и прокляли своих богов. Люди стали верить в мир побеждающего Зла. Теперь они истребляли друг друга в жестокой схватке за выживание. Безумие, порождавшее зло, наверное, было ещё более страшным. Оно превращалось в другое затмение, затмение человеческого разума…
А что если всё, что произошло с его страной, было следствием какой-то неизвестной человечеству космической катастрофы? За короткое время огромное количество нормальных и законопослушных сограждан внезапно стали совершенно неуправляемы, словно массово заболели психическим расстройством. От толпы к толпе коварная зараза разошлась по миру. Весь исконный миропорядок был опрокинут вверх дном.
Барков подумал, что уже видел такое солнце во время службы на космодроме. Случалось, ошалевший степной ветер поднимал тучи пыли где-нибудь над горизонтом. Потом вся эта бурая завеса стремительно двигалась по голой равнине, легко меняя своё направление. Крохотные частицы пыли были так малы, что могли надолго повиснуть в воздухе. От них невозможно укрыться. Они проникали повсюду, в глаза, нос и уши, останавливали дыхание.
В этих местах пыль замешана солью, которую сюда приносило с берегов Арала. Это были его слёзы, он медленно и мучительно умирал. Однажды человек решил сделать плодородными пустынные земли междуречья и стал забирать идущую к нему воду на поля риса и хлопчатника. Рая на земле он не создал, а море ушло навсегда. Можно было ехать многие километры до края воды по прежнему дну, превратившемуся в голую солёную поверхность. Море усыхало, как отмеренная человеку земная жизнь. Это только в молодости она кажется ему вечной. Вечным теперь оставался обезлюдевший израненный мир, отвечавший жестокими пылевыми бурями на вторжение человека. Видимость вокруг исчезала, превращая день в вечерние сумерки. Кому-то могло показаться, что его хоронили заживо. Можно было подумать, что планета землян стала совершенно негодной для человеческой жизни, и им нужны другие звёздные миры. Потом сквозь пыльную мглу проступал огненный венец чёрного солнца…
Барков знал, что всё это было временным, как бы, ни выглядело тревожным сейчас. Следовало только немного переждать. Наступал момент, когда над поверженной землёй снова открывалась глубина синего неба возвращённого дня…
