Сергей Протасов
Цусимские хроники: Мы пришли. Новые земли. Чужие берега
Впереди эскадры должны идти крейсера первого отряда, обогнавшие эскадру на 5–8 миль, в зависимости от видимости. Главные силы идут в одной общей кильватерной колонне, в которой выстроились по порядку броненосные отряды. На траверзах главных сил шли миноносцы фланговых дозоров, поддерживаемые «князьями». Сразу за броненосцами, плотной коробочкой транспорты – в трех колоннах, а замыкают строй большие броненосные крейсера. Вся колонна, не считая разведки, в длину 3 мили, а в ширину, в зависимости от видимости, от 6 до 12 миль.
Непосредственно перед входом в Корейский пролив транспорты отделяются от эскадры и следуют самостоятельно в назначенную точку рандеву с флотом (координаты получают при уходе). Госпитальные суда до начала боя держатся рядом с главными силами, соблюдая меры светомаскировки, а во время боя следуют за эскадрой, но на расстоянии, полностью исключающем получение боевых повреждений, неся все свои отличительные знаки. Их основная задача – спасательные работы на месте гибели кораблей.
После установления контакта с японской разведкой наши дозоры пропускают японцев к своим главным силам, после чего, отрезав им пути отхода, уничтожают дозорные суда противника.
Главные силы должны активно участвовать в уничтожении вражеской разведки, для чего допустима общая атака отрядами броненосцев и дозорных крейсеров, но без потери строя.
Для воспрепятствования вражескому радиообмену следует использовать собственные передатчики на максимальной искре, особенно станцию крейсера «Урал».
Для недопущения преждевременного обнаружения нашей эскадры, все радиопереговоры прекратить, до особого распоряжения.
При встрече главных сил флотов задачей первого крейсерского отряда становится прикрытие своих миноносцев, стремящихся атаковать головные корабли неприятельской колонны, а при благоприятном стечении обстоятельств – глубокий охват головы колонны противника.
Второй крейсерский отряд в бою прикрывает действия первого отряда и находится впереди своих броненосцев. Третий крейсерский отряд при бое с главными силами флота противника переходит в подчинение третьего броненосного отряда и встает в хвост общей колонны броненосцев.
При ведении боя как с разведкой, так и с главными силами японского флота использовать любую возможность для сокращения дистанции, с целью достижения максимальной эффективности артиллерийского огня и бронепробивающего действия снарядов. Атаковать при первой возможности, но не ломать строй и не давать себя бить по частям.
Первый броненосный отряд, обладающий большим ходом, должен максимально использовать это преимущество, для скорейшего сближения с противником и навязывания ему боя на нашей дистанции, для чего ему следует действовать совместно с первым и вторым отрядами крейсеров и миноносцами. Второй и третий броненосные отряды действуют по обстановке, не отрываясь от больших броненосцев.
Основной боевой строй – кильватерная колонна с минимальными интервалами между кораблями. Строй фронта допустим лишь для быстрого сближения или атаки противника и лишь в том случае, когда охват наших флангов исключается. В бою допускается выход из общего строя отрядам кораблей для охватов головы, хвоста, или любого из флангов строя противника.
Соблюдать порядок пристрелки и сосредоточения огня, придерживаясь распоряжений своих флагманов.
Любой флагман или командир корабля либо плутонга и орудия может действовать в бою по обстановке, в рамках общего плана и без прямого распоряжения начальства, если того требуют обстоятельства, но с обязательным уведомлением.
В случае ночного боя не пользоваться прожекторами без особого на то распоряжения. Из наружного освещения допустимо использование кильватерных огней, прикрытых с бортов и горящих вполнакала. Использовать только личные позывные, согласно порядку распознавания свой – чужой…
Это лишь основные пункты боевого приказа, доведенного до сведения каждого офицера на эскадре[27]. Теперь каждый знал свою задачу, знал, чем может помочь соседу, а самое главное – все были готовы, по крайней мере, теоретически.
На следующий день с утра были обнаружены дымы в восточной части горизонта, вскоре пропавшие из вида. Отправленный в разведку «Жемчуг» вернулся, никого не обнаружив, а ближе к вечеру 12 мая на «Урале» приняли сначала сбивчиво, но потом яснее несколько депеш на японском языке. Вскоре их смогли услышать и радисты с других кораблей. Определив направление на них, получили, что один из передающих кораблей находится совсем близко впереди нас, а другой намного дальше в том же направлении. Смысла депеш разобрать не удалось.
До Корейского пролива не более 150 миль, но мы еще не видели ни одного японского корабля. Видимость ухудшилась из-за появившейся дымки. Пришлось придвинуть дозоры вплотную к основным силам. Однако при таком построении от них не было никакого толку, и адмирал приказал восстановить прежний строй, разместив между дозорами и главными силами корабли-ретрансляторы.
С утра 13 мая видимость еще больше ухудшилась. Туман сгустился настолько, что едва позволял разглядеть связные миноносцы, маячившие в 30 кабельтовых от флагманского «Суворова». Держали ход в 10 узлов. Оставшиеся с эскадрой шесть транспортов, два буксира, два госпитальных судна и обе плавмастерские идут по-прежнему в хвосте, построившись в три колонны и четко держа строй.
С рассвета снова принимали японские телеграммы. Теперь уже слышны переговоры нескольких кораблей. Удалось понять слова: «Огней десять»… «Как большие звезды»… Дальше все переговоры шли уже кодом, но в них различались позывные отдельных кораблей.
Невзирая на отвратительную видимость, адмирал решил провести еще одни маневры, закончившиеся дополнениями к боевому приказу, касавшимися способов связи без использования беспроволочного телеграфа в условиях плохой или ограниченной видимости, немедленно доведенными до всех командиров и флагманов. После чего транспорты получили приказ следовать на юго-запад и ждать дальнейших инструкций, находясь в 50 милях к югу от островов Гото. Если до восьми вечера 15 мая никаких инструкций не будет, то транспортам надлежит следовать в Шанхай и ждать дальнейших распоряжений. С эскадрой оставались лишь госпитальные суда. После чего снова двинулись к проливам на 9 узлах, продолжая обмениваться флажными сигналами.
Вечером интенсивность японских переговоров возросла. На «Сенявине» своим телеграфным аппаратом перебили телеграмму противника и подали обнаруженный японский позывной, на что получили ответ: «Ясно вижу». Наша разведка и дозоры никого не обнаружили, поэтому решили, что это какая-то кодовая фраза.
В десять часов на горизонте по левому траверзу мелькнул луч прожектора. В это время эскадра уже прошла остров Квельпарт.
Коек не раздавали. Прислуга дежурила у орудий. Офицеры стояли на три вахты, команда – повахтенно.
В ночь на 14 мая, в день коронации Николая II, эскадра вошла в Цусимский пролив. Было пройдено больше 18 000 миль за 220 дней в трех океанах, и при этом не было потеряно по техническим и каким-либо другим причинам ни одного боевого корабля. Эскадра научилась четко держать строй, выполняя любые маневры, устранять на ходу любые неисправности. Вся механическая часть была в полном порядке. Корабли перевооружены на более эффективную противоминную артиллерию, а их экипажи готовы к бою. Офицеры научились принимать решения под свою ответственность, исходя из складывающейся ситуации, а адмиралы и командиры отрядов – управлять вверенными им силами[28].
Конечно, нервы у всех за эти долгие восемь месяцев изрядно поистрепались, и некоторый накал чувствовался, но все надеялись, что это пройдет, как только начнется дело. Если кто и не верил в успех, то надеялся на скорую развязку, на выход из того нервного и физического напряжения, которое уже полгода тяготило весь личный состав. Офицеры и команда перебирали свои вещи, приводили дела в порядок, насколько это было возможно.
Мы пришли!
Глава 1
Туман по-прежнему окутывал все вокруг, что нам было только на руку. С 8 часов вечера 13 мая снова начал действовать беспроволочный телеграф. По принятым телеграммам наши минеры, с «Суворова» и «Урала», пришли к выводу, что где-то в 100–150 милях от нас флагман запрашивает, а семь судов репетуют его сигналы. На запрос с «Урала», глушить ли ему эти передачи, адмирал приказал сохранять полную тишину в эфире и постараться определить направление, хотя бы на ближайший источник сигналов. Расчеты дежурили у орудий, незадействованные котлы держались в готовности, чтобы максимально быстро обеспечить кораблям полный ход по первому требованию. Сигнальная вахта по-прежнему была удвоена.
Регулярный обмен депешами между японскими дозорами продолжался всю ночь. Наша эскадра шла в боевом построении, увеличив интервалы между кораблями до 2 кабельтовых, чтобы облегчить маневрирование, при уклонении от возможных минных атак.
Адмирал уже вторые сутки не спускался с командирского мостика «Суворова», лишь иногда отдыхая в парусиновом кресле, стоявшем там же. Колонна главных сил растянулась больше чем на три мили. За ней шли оба плавучих госпиталя и «Урал» между ними. Замыкали строй «Россия» и «Громобой». На флангах держались завесы из миноносцев, с прикрывавшими их «князьями», а в двух милях впереди эскадры в строе фронта – крейсера Добротворского. Ожидали появления вражеских миноносцев, так как до японского берега было рукой подать.
Около половины первого с «России» сообщили, что «Белый Орел» пропал в тумане, выйдя из общего строя. Искать его не стали, надеясь, что он отыщется сам, как только развиднеется. Нервное напряжение росло с каждой минутой. Казалось, еще чуть-чуть, малейшее подозрительное движение в тумане, и повторения той бестолковой пальбы, что была у Доггер-банки, не избежать. Но минуты сменялись часами, а тишину вокруг нарушали лишь четкие доклады сигнальщиков о сообщениях с соседних кораблей да проплывающем мимо мусоре. Эскадра находилась сейчас на оживленной судоходной трассе.
В начале пятого с шедшего замыкающим в правой дозорной цепи «Бравого» передали на флагман, что видят подозрительный пароход, идущий поперек его курса по направлению к эскадре. Сразу же из радиорубки поступил доклад, что где-то совсем рядом заработал беспроволочный телеграф. При этом телеграммы шли открытым текстом и вне графика.
Тут же было приказано забить передачу, а «Бравому» остановить и досмотреть пароход. Но как только с эсминца начали передавать фонарем требование остановиться, с судна открыли огонь на поражение. Эсминец резко отвернул влево, уклоняясь от снарядов, а шедший в 4 кабельтовых за ним «Владимир Мономах» положил право руля и дал полный бортовой залп по незнакомцу, не включая боевого освещения.
Сразу перейдя на беглый огонь, всаживая в его высокий борт снаряд за снарядом, почти без промахов, «японца» быстро заставили замолчать. Пароход нёс японский военно-морской флаг и попытался скрыться в тумане, не прекращая стрельбы из носового орудия. Но на циркуляции и под обстрелом его артиллеристы не смогли взять верный прицел, и все снаряды ложились мимо. С нашего миноносца также энергично отвечали из всех стволов и выстрелили миной из носового аппарата, которая угодила пароходу под корму. Потеряв ход и управление, «японец» по инерции покатился вправо, под градом снарядов, и замер, быстро погружаясь и кренясь на левый борт. Его артиллерия замолчала, после чего и «Мономах» с «Бравым» тоже прекратили огонь.
Японцы спустили две шлюпки, куда перебрался экипаж, и вскоре пароход затонул. Русская эскадра к тому времени уже растаяла в тумане. Тут из дымки показался трехмачтовый, двухтрубный, устаревший русский крейсер, забравший из шлюпок офицеров и показавший направление на ближайший берег.
Уже разворачиваясь, чтобы занять свое место в строю, «Мономах» наткнулся на госпитальный «Орел», блуждавший в тумане, и привел его к эскадре. Судя по всему, «японец» сначала обнаружил наш плавучий госпиталь, имевший яркую окраску и к тому же включивший ходовые огни, после того как потерял эскадру, а уже от него вышел на дозорный миноносец[29].
Несмотря на то, что передачу вражеского разведчика прервали в самом начале, она все же была услышана другими дозорными судами во вражеской цепи. Эфир буквально закипел телеграммами, передававшимися дальше на север. Нашу эскадру обнаружили.
На всех кораблях, по приказу командующего, начали поднимать пары во всех котлах и объявили боевую тревогу. Освещение выключили полностью, выбросив туманные буи. Около пяти с «Громобоя» сообщили, что у него за кормой, слева направо, проскочили на большом ходу четыре крейсера, опознать которые не удалось из-за дымки. Но нас они, похоже, не видели.
Начинало светать. Видимость постепенно улучшалась, но туман не рассеивался, а лежал над водой сплошным покрывалом с редкими просветами. Миноносцы в этой дымке тонули почти совершенно, и их можно было разглядеть лишь с 15–20 кабельтовых, в то время как мачты и верхушки труб больших кораблей возвышались над ней и были заметны миль с четырех-пяти. Но юго-западный ветер гнал и полосы сплошного тумана, скрывавшие временами все вокруг. С норда шла крупная зыбь. Волнение было не меньше 4–5 баллов, и нашим миноносцам приходилось не сладко.
В 06:28 с того же «Бравого», державшегося на траверзе «Николая», обнаружили справа по борту в 25–30 кабельтовых мачты неизвестного корабля, догонявшего эскадру на сходящемся курсе. Стараясь остаться незамеченным, миноносец довернул чуть влево, сообщив о контакте.
Немедленно с флагмана последовал приказ Иессену взять на шесть румбов вправо и, увеличив ход до полного, догнать и атаковать обнаруженный корабль с юго-востока, «Мономаху» поотстать от эсминцев и, повернув вправо, следовать со вторым отрядом крейсеров. «Уралу» было приказано забивать эфир максимальной искрой и подойти на левый траверз «Суворова». Одновременно к Добротворскому послали миноносец с сообщением об обнаруженном разведчике и приказом усилить наблюдение, особенно на флангах, растянув цепь его крейсеров до 4 миль в ширину.
Неизвестный корабль, между тем, приблизился к линии дозоров уже почти на 2 мили и был обнаружен также с «Бодрого», с которого его опознали как крейсер третьего ранга «Идзуми» в 3000 тонн водоизмещения.
Чтобы избежать обнаружения, наши миноносцы приблизились к главным силам уже на 8–10 кабельтовых, уйдя больше чем на милю влево с дозорной линии и держась на пределе видимости от японца.
С броненосцев японский крейсер пока не был виден, скрываясь в тумане где-то справа, но все башни на эскадре уже были развернуты на правый борт и водили жалами орудий по горизонту в поисках цели. Со всех кораблей бинокли и зрительные трубы вглядывались в туман, но ничего не могли рассмотреть, кроме скачущих на волнах наших миноносцев.
Нас, похоже, пока не видели. По крайней мере, «японец» ничем это не выдавал и шел прежним курсом, не меняя скорости, о чем постоянно докладывали семафором с миноносцев.
Вдруг откуда-то справа из тумана докатился грохот залпов и почти сразу за ними разрывы снарядов, гораздо громче и ближе. Затем частая отдаленная стрельба и близкий, должно быть ответный, нестройный залп, почти потонувший в разрывах.
В 06:39 наши миноносцы резко шарахнулись к колонне броненосцев, а за ними из дымки выскочил вражеский крейсер, окруженный всплесками со всех сторон и уже имевший пожар в корме.
Сейчас «японец» оказался прямо на траверзе «Николая I», всего в 20–22 кабельтовых в полосе хорошей видимости. Видимо, пытаясь уклониться от атаки крейсеров Иессена, он вышел прямо на середину русской колонны.
Обнаружив у себя по курсу наши главные силы, «Идзуми» взял резко вправо, чтобы снова нырнуть в туман, но был тут же накрыт залпом с «Николая» и получил минимум два прямых попадания тяжелыми снарядами. В этот момент расстояние до него по дальномеру было 15 кабельтовых, почти прямая наводка.
Старый крейсер, практически не имевший никакой брони, кроме тонкой стальной «бронепалубы», сразу густо запарил из второй трубы и вентиляционных труб и стал быстро терять ход.
В ту же секунду все русские корабли окутались дымами выстрелов, стреляя даже через головы своих миноносцев, спешащих поскорее убраться с линии огня. Вся наша колонна с бешеным азартом лупила из всех калибров, выпуская с каждым снарядом так долго копившиеся страх, обиду и невыносимо тягостное ожидание боя и смерти, изматывающее нервы постоянное ощущение опасности. При этом ни о какой корректировке просто не могло быть и речи. Попадали, естественно, далеко не все, но и того, что ложилось в цель, хватало с избытком, благо дистанция была небольшая.
Вражеский крейсер почти целиком скрылся за всплесками от близких недолетов. За стеной поднятой воды сверкали тусклые разрывы прямых попаданий, рухнула срубленная снарядом грот-мачта, и почти сразу повалилась сбитая первая труба, тут же получившая еще одно или два попадания вдогонку и кувырком полетевшая за борт. Что-то здорово рвануло у кормового мостика, и пожар на корме вспыхнул еще ярче. «Идзуми» весь заволокло дымом от разрывов наших снарядов и взрывающихся собственных боеприпасов, уже поднятых на палубу для боя.
Оказавшись под ураганным перекрестным огнем, он замолчал уже через две минуты, превратившись в горящую развалину. После приказа с «Суворова»: «Не кидать снарядов!», задробили стрельбу и наши корабли, с палуб которых с изумлением разглядывали то, что они сотворили за считаные мгновения. Одно дело бить по щитам, и совсем другое, видеть, как твои снаряды рвут борта вражеского корабля. Все орудия и надстройки японца были разбиты или снесены за борт. Над раскуроченной палубой остались торчать лишь обломки ходового мостика, фок-мачта со сбитой стеньгой и многократно пробитая вторая дымовая труба, из которой все еще вырывались клубы белого пара. На месте первой трубы, прямо из палубы, к небу вставал столб жирного черного дыма из топок котлов носовой кочегарки. Пожар на корме добрался уже до ростр и озарялся разрывами детонировавших от жары снарядов, приготовленных для стрельбы. Причем его никто даже не пытался тушить. Борта покрылись множеством пробоин. «Идзуми» на глазах садился носом и заваливался на левый борт.
Людей сначала не было видно, но спустя минуту экипаж показался на палубе и тут же начал прыгать за борт. Казалось даже странным, что после такого их еще осталось так много[30].
«Урал» прекратил ставить помехи, а «Белый Орел» получил приказ подобрать спасшихся и передать уцелевших офицеров на флагман.
Из тумана, позади тонущего крейсера, показались корабли Иессена и «Мономах», спешившие занять положенные им места. Незамедлительно на фалах головного русского броненосца взвился сигнал: «Крейсера молодцы! Хорошо сделано!» И сразу следующий: «Всем судам в главной колонне, повторно изучить инструкции по пристрелке! Истерику прекратить!»
В почти полной тишине корабли российского тихоокеанского флота проходили мимо гибнущего «Идзуми», первого японского крейсера, потопленного артиллерией. Около 7 часов он перевернулся вверх килем через левый борт и быстро затонул, носом вперед, высоко задрав корму с переложенным право на борт рулем.
И тут же по всем палубам русских кораблей раскатилось громогласное «ура-а-а!». Все поздравляли друг друга с почином. Высочайшее нервное напряжение последних дней сменилось ощущением уверенности в себе и своих силах изменить все здесь и сейчас. Каждый чувствовал, что теперь все будет по-другому, не как раньше. Теперь МЫ пришли!!
Глава 2
Уже совсем рассвело, и по приказу адмирала фланговые дозоры отодвинули на 3 мили дальность гарантированного чтения сигналов при такой видимости. Через связного «Безупречного» передали на крейсера разведки приказ отодвинуться еще на 2 мили вперед и строжайший запрет на использование радио для передачи сообщений без крайней необходимости.
Японский радиообмен становился все интенсивнее. Минерам иногда удавалось определить направление на вражеский передатчик, оказывавшийся порой за кормой у эскадры. Эскадру окружали, искали, но пока не видели. Совершенно точно, что «Идзуми» не успел ничего передать, так как помехи начали ставить заблаговременно, Но все время прерывать японские передачи было тоже нельзя. Рано или поздно им удастся определить пеленг на источник помех, что раскроет местонахождение эскадры. Оставалось надеяться на зоркость сигнальщиков да на удачу.
В 08:00 на русских кораблях подняли стеньговые флаги, по случаю высокоторжественного дня коронования их императорских величеств. Командам было разрешено завтракать посменно и выдана винная порция. Радовались удачному началу дня, свежей волне, затруднявшей действия японским малым миноносцам, которыми, скорее всего, были густо напичканы прибрежные шхеры Корейского побережья, а также неважной видимости, наверняка вынудившей Того усилить дозорные линии за счет сил флота.
Для усиления разведки решено было отправить первый минный отряд к бронепалубным крейсерам, развернув их попарно на флангах завесы, а в дозоре на траверзах броненосцев оставить второй отряд эсминцев и «князей».
Едва успели исполнить это распоряжение, как вставшие на левом фланге крейсеров «Блестящий» и «Буйный» обнаружили из своих «вороньих гнезд» на мачтах подозрительные дымы, приближающиеся с севера, вскоре опознанные как четыре крейсера на южном курсе. Их ход был определен в 10 узлов, и сейчас они находились прямо на траверзе крайнего левого в разведывательном отряде «Буйного». На часах было 09:30.
Получив доклад об обнаруженных дымах, Добротворский тут же передал это на эскадру, а после предварительной идентификации обнаруженных кораблей немедленно начал действовать. Считая, что его отряд еще не виден противнику, он приказал всем подчиненным ему кораблям резко взять вправо, ложась на восточный курс, и дать максимальный ход, чтобы пропустить японцев к нашим главным силам. Затем планировалось развернуться и отрезать японцам пути отхода на восток и север.
Разгоняя свои крейсера на новом курсе и собирая их из цепи в плотный строй, Добротворский сообщил адмиралу о своих намерениях и получил добро. Пока «Блестящий» и «Буйный» продолжали наблюдение за противником, два эсминца первого отряда, бывшие на правом фланге разведки, старались держаться за крейсерами, забиравшими понемногу к норду, но на волне теряли скорость и отстали.
После получения доклада от Добротворского Рожественский решил напасть на обнаруженные крейсера всеми своими силами, сразу после того, как они станут видны с броненосцев. Дозорным эсминцам и «Уралу» с левого борта было приказано перейти на другую сторону колонны и держаться вне перелетов, а замыкающим броненосным крейсерам и «Дмитрию Донскому» лечь на норд-вест и, идя на максимально возможной скорости, отрезать японцам путь на запад. Броненосная колонна готовилась дать самый полный ход, чтобы атаковать японцев в лоб, как только будет приказ. Все распоряжения выполнялись незамедлительно и без лишней суеты. Крейсера начали охват, а броненосцы пока шли тем же курсом, начав набирать скорость, как только наблюдатели с верхушек мачт увидели дымы с левого борта.
В 09:58 сигнальщики с мостика «Суворова» разглядели чуть впереди своего траверза сначала мачты, а потом и едва различимые в тумане силуэты вражеских кораблей, до которых было примерно 55 кабельтовых.
Передатчик на «Урале» начал забивать все радиопередачи, а броненосцы круто повернули «вправо все вдруг», грузно кренясь на циркуляции.
Тяжелые корабли теряли скорость от резкой перекладки руля, но, едва ложась на новый курс, начинали снова разгоняться, давая максимальные обороты на винты и набирая потерянные узлы. Эскадра шла в атаку в полной тишине, в строе уступа, со стеньговыми флагами на мачтах. На флагманских кораблях отрядов развевались адмиральские флаги, и это все еще кроме боевых андреевских стягов на каждом корабле. Зрелище было завораживающе величественным и грозным.
Японцы, видимо, обнаружили нас чуть раньше, к тому же их легкие крейсера были гораздо маневреннее. Так что, когда вся колонна броненосных отрядов легла на курс атаки, они поначалу даже начали удаляться, повернув почти строго на запад и добавив хода. Поворачивая вправо «все вдруг», они показали нам свой борт и были надежно опознаны как старые крейсера типа «Мацусима» и бывший китайский броненосец «Чен-Иен», заметно менее поворотливый и довольно тихоходный, зато несший четыре 12-дюймовые крупповские пушки в двух башнях.
Передав через связные миноносцы на крейсера Иессена и Добротворского курс и скорость японцев, адмирал потребовал от первого броненосного отряда дать самый полный ход, чтобы быстрее сократить дистанцию. Тяжелые русские корабли набирали скорость, но слишком медленно. Лишь через десять минут они, кажется, начали их догонять. Вскоре справа, в клочьях тумана, показались наши бронепалубные крейсера, шедшие на сходящемся с нами курсе на полном ходу и быстро нас обгонявшие.
В 09:10 от «Суворова» до ближайшего японского крейсера было уже 47 кабельтовых, и он начал пристрелку из правой носовой шестидюймовой башни, добившись накрытия с пятого залпа. Получив данные для стрельбы, открыли огонь из всех калибров все наши броненосцы, стреляя носовыми залпами и распределив цели между отрядами. С «Суворовых» действовали носовые башни главного калибра и первая и вторая шестидюймовые башни левого борта, а с «Осляби» – первая башня, погонное орудие и первый и второй левобортные казематы. Так что каждый новый броненосец действовал двумя тяжелыми и четырьмя шестидюймовыми орудиями. Второй и третий отряды могли стрелять только строго в нос и начали отставать, будучи не в силах держать такой ход.
Довольно быстро под плотным обстрелом оказались все четыре японских крейсера. Несмотря на неважную видимость и туман, мешавший башенным наводчикам видеть цель, артиллерийским офицерам из их высоко расположенных на мачтах рубок все было прекрасно видно. При такой корректировке, нащупав дистанцию, накрытия уже не прекращались. Снаряды ложились хорошо, но были ли попадания, видно не было. Все корабли стреляли, используя «центральную наводку орудий».
В 10:16 противник начал разворачиваться на норд, видимо, уткнувшись в наши броненосные крейсера, а может, под впечатлением от нашего огня. Этот маневр сбил пристрелку, но японцы, только начавшие набирать ход, потеряли скорость в развороте.
Ложась на новый курс, все японские корабли открывали огонь левым бортом по крейсерам, а правым начав отвечать по броненосцам. Но из-за довольно большого расстояния и свежей погоды этот огонь был очень не точным.
Как раз в этот момент залп с «Орла» накрыл «Ицукусиму». Тяжелый снаряд, видимо, угодил в машинное отделение, так как крейсер окутался клубами пара и начал быстро сбавлять ход, покатившись вправо и подставив борт шедшему следом и запоздавшему с поворотом «Чен-Иену». Чтобы избежать столкновения, старый китаец вынужден был взять круто влево, пройдя перед носом своего поврежденного флагмана, выйдя из общего строя и сильно отстав от двух остальных крейсеров. На какое-то время оба японца створились для наших броненосцев, при этом было отмечено удачное попадание с «Наварина» в «Чен-Иен», вызвавшее сильный пожар в его правой башне, которая более уже не стреляла.
Рожественский приказал сосредоточить огонь второго и третьего броненосных отрядов на этих отставших кораблях, а первому отряду броненосцев и Иессену бить по двум оставшимся. Наши корабли уверенно догоняли противника, делая 15–16 узлов. Наши крейсера справа и слева, идя на 18–20 узлах, уже изрядно обогнали свои главные силы и вышли на траверз японцам. Причем «Россия» с «Громобоем» смогли приблизиться на 30 кабельтовых и продолжали сокращать дистанцию. Клещи вокруг японского отряда сжимались все туже, и у них уже не было шансов из них выскочить.
Наши отряды броненосцев и броненосных крейсеров теперь видели друг друга и распределили цели, чтобы иметь возможность различать свои и чужие всплески. Второй отряд крейсеров обстреливал ставший теперь головным «Хасидатэ», а броненосцы – «Мацусиму», при этом перелеты по «Мацусиме» ложились рядом с «Хасидатэ», иногда давая попадания. Вскоре «Суворов» полностью переключился на головной крейсер. Броненосцы оказались в очень выгодной позиции и держали японцев под убийственным продольным огнем, из-под которого им некуда было выскочить. Уточнив дистанцию поочередными залпами одной шестидюймовой башни, тут же давали полный залп, переходя на беглый огонь. Как только цель выходила из-под накрытий, все повторялось сначала.
В 10:20 с «Дмитрия Донского», шедшего впереди крейсеров Иесена, передали семафором, что видят у себя прямо по курсу в 40 кабельтовых еще три крейсера, отходящие на север. За ними маячат еще несколько дымов, предположительно на том же курсе.
Командующий приказал Добротворскому, чьи крейсера показались справа, довернуть к северу на три румба и догнать вновь обнаруженный отряд, забивая эфир максимальной искрой.
Подбитый первым «Ицукусима», болтавшийся на волнах лишь под беспокоящим обстрелом нескольких орудий средних калибров и с энтузиазмом лупивший левым бортом по «Ослябе» из всего что было, вскоре оказался от наших новейших броненосцев в 25–30 кабельтовых и вошел в сектора обстрела кормовых башен и казематов первого отряда. По нему немедленно открыли огонь с «Осляби», бывшей к нему ближе всех, начав пристрелку. Уже с третьего залпа добились накрытия и перешли на беглый огонь кормовыми орудиями со всего первого отряда в максимальном темпе.
Японские крейсера изрядно качало на волне, сильно затрудняя наводку орудий и сбивая скорость, в то время как наши, особенно «Россия» и «Громобой», этого волнения почти не чувствовали и уверенно нагоняли противника, ведя не частый, но очень точный огонь. В 10:22 удачное попадание с «Громобоя», похоже, вывело из строя руль на «Хасидатэ». Он завилял на курсе, шарахаясь то влево, то вправо, пытаясь, видимо, управляться машинами, потерял скорость и начал получать одно попадание за другим, будучи не в силах выйти из-под накрытий. Русские снаряды часто прошивали его корпус насквозь, круша все внутри, проламывая тонкую стальную броню, разбивая котлы. Он запарил и почти совсем остановился, чуть выкатившись влево, и был тут же накрыт залпом с «Суворова», плотно легшим в корму. Быстро сокращавшееся расстояние и почти полная потеря хода, сделавшие ненужной корректировку огня, позволили нашим кораблям развить максимальный темп стрельбы. Более трех десятков скорострельных орудий средних калибров засыпали японца снарядами с короткой дистанции. К этому еще добавлялись солидные восьмидюймовые и 305-миллиметровые довески и град трехдюймовых снарядов. За считаные минуты «Хасидатэ» был полностью разрушен. Его артиллерия замолчала, он остановился и начал быстро оседать кормой в море.
