С первых же месяцев царствования император Николай поставил на очередь вопрос о реформах. Обсуждение этого вопроса совершалось в закрытых комитетах, в которые призывались люди александровской эпохи по преимуществу. Первый такой секретный комитет был учрежден 6 декабря 1826 года для разбора бумаг, оставшихся в кабинете Александра I, и для улучшения разных отраслей государственного устройства и управления. Председателем его был сотрудник Александра граф В.П. Кочубей, а главным деятелем – знаменитый Сперанский. В занятиях секретного комитета крестьянское дело стало, можно сказать, на первый план. Кроме различных проектов, касающихся улучшения управления, комитет к 1830 году выработал общий Закон о состояниях (то есть о сословиях), в котором проектировал ряд улучшений для крестьян. Вводился «лучший порядок в управлении крестьян казенных», с которыми надеялись впоследствии слить и крестьян помещичьих. Закон о состояниях был одобрен Государственным советом, но публикация его была отложена из-за политических событий 1830 года, по-видимому смутивших императора Николая. Впоследствии же были осуществлены лишь отдельные меры, входившие в состав этого закона и вообще в проекты комитета 6 декабря 1826 года. Так, в связи с идеями этого комитета находилось учрежденное в 1837 году министерство государственных имуществ, созданное при участии графа П.Д. Киселева в видах улучшения быта казенных крестьян. С 1826 года шесть раз учреждал император Николай комитеты по крестьянскому делу. Многие стороны крестьянского быта впервые были освещены для правительства в работах этих комитетов. Необходимость законодательной борьбы с злоупотреблениями крепостным правом была вполне осознана; выяснилась желательность и полного освобождения крестьян. Но в сложном деле были такие затруднения для правительства, которых оно в то время преодолеть не умело (одним из них была неизбежность нарушить право собственности дворян при отчуждении от них населенных земель). Поэтому правительство решилось открыть путь к переходному состоянию и на этом остановилось. В 1842 году проведен был закон об обязанных крестьянах. Он давал возможность самим помещикам ликвидировать крепостные отношения: они освобождали крестьян, снабжали их землею и за нее получали с крестьян определенные повинности или оброк; освобожденные таким порядком крестьяне и назывались обязанными. При обсуждении этого закона в Государственном совете император Николай, определяя свое отношение к крепостному праву, сказал, что крепостное право есть зло, но что «прикасаться к оному теперь было бы злом еще более гибельным». На этом он и остановился, предоставив дело освобождения крестьян своему наследнику. Робость же в разрешении кардинального вопроса русской общественности, естественно, повела к полной остановке на пути намеченных преобразований: во вторую половину царствования императора Николая I мы уже не видим желания что-либо преобразовывать. Напротив, по многим причинам деятельность правительства принимает характер мелочно-охранительный.
Вне вопроса о «состояниях», то есть сословиях, в первую половину царствования императора Николая сделано было немало нового и полезного. В области кодификации достигнут был – впервые со времени Петровской реформы – солидный успех: создан был кодекс. Дело было поручено Сперанскому, который при Александре I вел кодификационные работы. Избрав теперь по желанию императора Николая исторический путь определения законодательных норм, Сперанский со своими помощниками (Второе отделение собственной его величества канцелярии) собрал в одном издании все ему известные правительственные распоряжения со времени Уложения 1649 года до 1825 года. Получился громадный (около сорока пяти – пятидесяти томов) сборник расположенного в хронологическом порядке материала под заглавием: «Полное собрание законов Российской империи» (1830).
Из этого собрания были извлечены законоположения, не утратившие своей силы и имевшие еще применение в действовавшей практике. Эти законоположения были расположены в системе и составили, в пятнадцати томах, Свод законов Российской империи, действующий и по сие время. Громадная работа была исполнена Сперанским чрезвычайно быстро (1833) и с большим успехом; она составляет одну из самых прочных заслуг его перед государством.
В сфере финансовой при императоре Николае I было достигнуто упорядочение нашей денежной системы через девальвацию (узаконение пониженного курса рубля), произведенную министром финансов графом Канкриным. Со времени императрицы Екатерины II Россия наводнялась бумажными деньгами, ассигнациями, выпускать которые не стеснялись отчасти под давлением финансовой нужды, отчасти под влиянием ошибочных финансовых теорий. Ко времени Отечественной войны курс бумажного рубля упал до двадцати трех копеек и ниже, то есть за один серебряный рубль предлагали более четырех рублей ассигнациями. Мы видели, что благодаря Сперанскому установился с 1810 года правильный взгляд на значение бумажных денег как государственного долга и принимались меры к ограничению количества ассигнаций, обращавшихся в стране. Но все-таки их было более полумиллиарда, и курс на них поднимался слабо и подвергался непрерывному колебанию. Истинным злом для народного рынка был так называемый простонародный лаж, произвольная оценка денежных знаков при торговых сделках. Крестьянин, продавая на рынке, например, сено, получал за него ассигнациями по три рубля тридцать пять копеек за серебряный рубль; а покупая себе тут же на рынке, например, сукно, платил за него в лавке ассигнациями по три рубля шестьдесят копеек за серебряный рубль; иначе говоря, получив ассигнационный рубль за тридцать копеек, он должен был отдать его за двадцать восемь копеек. Казна же держала на ассигнации свой курс и при приеме от того же крестьянина казенных платежей считала ассигнационный рубль в двадцать девять примерно копеек. Таким образом, в один и тот же день, в одном и том же месте приходилось считаться с трояким курсом бумажных денег. Рядом мероприятий Канкрину удалось сладить со злом. Он притянул в государственное казначейство большой металлический запас, между прочим, посредством выпуска столь популярных теперь «серий», приносивших владельцам доход, и депозитных билетов, соединявших в себе удобства бумажных денег с достоинствами металлических, иначе говоря, обеспеченных свободным разменом рубль за рубль. Образовав запас, Канкрин затем достиг точного определения монетной единицы: такою был принят серебряный рубль в четыре золотника двадцать одну долю чистого серебра. В отношении к этой монетной единице и был затем определен постоянный и обязательный курс ассигнации – по три рубля пятьдесят копеек за серебряный рубль (1843). Канкрину удалось утвердить у нас металлическое денежное обращение и постепенно освободить страну от ассигнаций, заменив их новыми кредитными билетами, выпускаемыми по определенным правилам взамен временных депозиток.
К изложенным мероприятиям, очень крупным и введенным умело и энергично, надлежит прибавить ряд частных мер, проведенных правительством императора Николая I в различных областях управления в ущерб административному влиянию местного дворянства. Были открываемы учебные заведения – от университетов (в Киеве) до специальных школ. Были улучшаемы пути сообщения и сооружены первые железные дороги в России (Николаевская). Правительство много строило, потому что сам император Николай любил архитектурное и инженерное дело.
Знакомясь с правительственной деятельностью изучаемой эпохи, мы приходим к заключению, что первые десятилетия царствования императора Николая I были временем бодрой работы, поступательный характер которой по сравнению с концом предшествующего царствования очевиден. Однако позднейший наблюдатель с удивлением убеждается, что эта бодрая деятельность не привлекала к себе ни участия, ни сочувствования лучших интеллигентных сил тогдашнего общества и не создала императору Николаю I той популярности, которою пользовался в свои лучшие годы его предшественник Александр. Одну из причин этого явления можно видеть в том, что само правительство императора Николая I желало действовать независимо от общества и стремилось ограничить круг своих советников и сотрудников сферою бюрократии. На это мы уже указывали. Другая же причина сложнее. Она коренится в обстоятельствах, создавших попытку декабристов и репрессию 1825-1826 годов. Как мы видели, умственное движение, породившее заговор декабристов, имело и другие ветви. Когда одни устремились в практику, другие предались умозрению; когда одни мечтали о немедленной перемене жизненных условий, другие ограничивались критикою этих условий с точки зрения абсолютного знания и определением идеальных основ русской общественности. Настроение различных кружков было различно, и далеко не вся интеллигенция сочувствовала бурным планам декабристов. Но разгром декабристов болезненно отразился не на одном их круге, а на всей той среде, которая образовала свои взгляды и симпатии под влиянием западноевропейских идей. Единство культурного корня живо чувствовалось не только всеми ветвями данного умственного направления, но даже и самим правительством, подозрение последнего направлялось далее пределов уличенной среды, а страх пред этим подозрением и отчуждение от карающей силы охватывали не только причастных к 14 декабря, но и непричастных к нему сторонников западной культуры и последователей европейской философии. Поэтому как бы хорошо ни зарекомендовала себя новая власть, как бы ни была она далека от уничтоженной ею аракчеевщины, она все-таки оставалась для людей данного направления карающей силой. А между тем именно эти люди и стояли во главе умственного движения той эпохи. Когда они сгруппировались в два известных нам лагеря – западников и славянофилов, – оказалось, что оба эти лагеря одинаково чужды правительственному кругу, одинаково далеки от его взглядов и работ и одинаково для него подозрительны. Неудивительно, что в таком положении очутились западники. Мы знаем, как, преклоняясь пред западною культурою, они судили русскую действительность с высоты европейской философии и политических теорий; они, конечно, находили ее отсталой и подлежащей беспощадной реформе. Труднее понять, как оказались в оппозиции славянофилы. Не один раз правительство императора Николая I (устами министра народного просвещения графа С.С. Уварова) объявляло свой лозунг: православие, самодержавие, народность. Эти же слова могли быть и лозунгом славянофилов, ибо указывали на те основы самобытного русского порядка, церковного, политического и общественного, выяснение которых составляло задачу славянофилов. Но славянофилы понимали эти задачи иначе, чем представители официальной народности. Для последних слова «православие» и «самодержавие» означали тот порядок, который существовал в современности; славянофилы же идеал православия и самодержавия видели в московской эпохе, где церковь им казалась независимой от государства носительницей соборного начала, а государство представлялось земским, в котором принадлежала, по словам К. Аксакова, «правительству сила власти, земле – сила мнения». Современный же им строй славянофилы почитали извращенным благодаря господству бюрократизма в сфере церковной и государственной жизни. Что же касается термина «народность», то официально он означал лишь ту совокупность черт господствующего в государстве русского племени, на которой держался данный государственный порядок; славянофилы же искали черт народного духа во всем славянстве и полагали, что государственный строй, созданный Петром Великим, «угашает народный дух», а не выражает его. Поэтому ко всем тем, кого славянофилы подозревали в служении официальной народности, они относились враждебно; от официальных же сфер они держались очень далеко, вызывая на себя не только подозрения, но и гонение.
Таким образом установилось своеобразное отчуждение между властью и теми общественными группами, которые по широте своего образования и по сознательности патриотического чувства могли бы быть наиболее полезны для власти. Обе силы – и правительственная, и общественная – сторонились одна от другой в чувствах взаимного недоверия и непонимания и обе терпели от рокового недоразумения. Лучшие представители общественной мысли, имена которых мы теперь произносим с уважением (Хомяков, Киреевские, Аксаковы, Белинский, Герцен, Грановский, историк Соловьев), были подозреваемы и стеснены в своей литературной деятельности и личной жизни, чувствовали себя гонимыми и роптали (а Герцен даже эмигрировал). Лишенные доверия власти, они не могли принести той пользы отечеству, на какую были способны. А власть, уединив себя от общества, должна была с течением времени испытать все неудобства такого положения. Пока в распоряжении императора Николая I находились люди предшествующего царствования (Сперанский, Кочубей, Киселев), дело шло бодро и живо. Когда же они сошли со сцены, на смену им не являлось лиц, им равных по широте кругозора и теоретической подготовке. Общество таило в себе достаточное число способных людей, и в эпоху реформ императора Александра II они вышли наружу. Но при императоре Николае I к обществу не обращались и от него не брали ничего; канцелярии же давали только исполнителей-формалистов, далеких от действительной жизни. К концу царствования императора Николая I система бюрократизма, отчуждавшая власть от общества, привела к господству именно канцелярского формализма, совершенно лишенного той бодрости и готовности к реформам, какую мы видели в начале этого царствования.
Внешняя политика императора Николая I имела своим исходным пунктом принцип легитимизма, лежавший в основе Священного союза. Сталкиваясь с обстоятельствами, волновавшими тогда юго-восток Европы, принцип легитимизма подвергался серьезному испытанию: приходилось, наблюдая брожение балканских христиан (славян и греков), поддерживать «законную» власть фанатических мусульман над гонимыми «подданными» – христианами и притом православными, единоверными России. Император Александр так и поступал: он «покинул дело Греции, потому что усмотрел в войне греков революционный признак времени». Император Николай не мог сохранить такую прямолинейность и, жертвуя своим руководящим принципом, стал за христиан против турок. Результатом была Турецкая война 1828-1829 годов, в которой русские войска перешли Дунай и Балканы. В Адрианополе был заключен (в сентябре 1829 года) мир, по которому Россия получила некоторые устья Дуная и добилась освобождения Греции и льгот для Сербии, Молдавии и Валахии. Но когда в 1830 году произошла революция во Франции и Бельгии и разразилось Польское восстание, принявшее вид упорной войны с Россией, император Николай возвратился к старому принципу и сделал борьбу с революционным духом времени своею главною задачею. В 1833 году между Россией, Австрией и Пруссией состоялось в этом смысле соглашение, повлекшее за собою непрестанное вмешательство России в дела Европы с целью «поддерживать власть везде, где она существует, подкреплять ее там, где она слабеет, и защищать ее там, где открыто на нее нападают». Право вмешательства, которое император Николай чувствовал за собою по отношению ко всем государствам и нациям, привело его к тому, что он считал нужным даже открытою силою подавить в 1849 году венгерское восстание против законного правительства. Русская армия сделала очень серьезную венгерскую кампанию в интересах чуждой и даже враждебной нам австрийской власти. Неуклонность русского вмешательства во внутреннюю жизнь разных стран и в деятельность разных правительств стала, разумеется, тяготить тех, кого император Николай думал благодетельствовать, и потому при возникших между Россией и Турцией недоразумениях против России очень легко составилась коалиция, имевшая целью уничтожить тяготившее Европу преобладание России. Так произошла знаменитая Восточная война, в которой император Николай увидал против себя, можно сказать, всю Европу – не только тех, кто поднял против него оружие, но и тех, кто якобы соблюдал нейтралитет (Австрия и Пруссия). Начавшись на Дунае и Кавказе, война была перенесена в Крым, где союзники (Франция, Англия, Турция, Сардиния) желали захватить Севастополь, служивший базою для русского флота. Геройская защита Севастополя (триста пятьдесят дней) затянула войну и позволила русским достичь успеха. 27 августа 1855 года был покинут Севастополь после взятия Малахова кургана французами, а 16 ноября 1855 года сдался русским Карс. В начале 1856 года были начаты в Париже переговоры о мире, законченные Парижским трактатом 18 марта 1856 года. По этому трактату Россия потеряла владения на устьях Дуная (возвращены в 1878 году), а Черное море было объявлено нейтральным (право иметь флот на Черном море Россия возвратила себе в 1871 году). Международная роль России совершенно изменилась, и принцип легитимизма заменился чисто национальным направлением политики.
Парижский мир был заключен уже преемником императора Николая – Александром II. Он вступил во власть в такое время, когда система его предшественника обнаружила свою несостоятельность. Внешняя политика Николая I привела к разрыву со всей Европою и к потере былого преобладания. Внутренняя политика, перешедшая понемногу в мелочную реакцию, устранила общество от власти, сообщила последней узкобюрократический характер и содействовала росту злоупотреблений и неисправностей во всех сферах казенного хозяйства и канцелярской администрации. Восточная война вскрыла эти злоупотребления и неисправности, показала нашу отсталость и несостоятельность. Оказалось, что бюрократический режим, призванный на смену дворянскому режиму императором Николаем I, не дал благополучия стране и подлежал отмене. Настоятельная необходимость реформ была сознана всеми.
Реформы императора Александра II были ответом на потребность жизни и составили эпоху в нашей истории. В 1861 году состоялось освобождение крестьян с земельным наделом, помещики получали денежное вознаграждение за отошедший надел. За крестьянскою реформою последовали ею вызванные реформы суда и местного управления и самоуправления. К участию в суде и местном управлении призвано было все общество, и администрация перестала быть только канцелярской или только дворянской: она получила общеземские черты.
Когда преобразования Петра Великого окончательно определили новый государственный и общественный порядок, Российская империя получила вид типичного для той эпохи полицейского государства, послужившего формою для просвещенного абсолютизма Петра. Во имя общего благополучия государство тогда отрицало личную предприимчивость и общественную самодеятельность, установив особое крепостное право государства на жизнь и труд всех сословий одинаково. Не было ни сословного права, ни сословных льгот, были только сословные службы и сословные повинности. Ими определялось положение в государстве общественных групп и отдельных лиц. Мы знаем, какие обстоятельства в XVIII веке содействовали разложению петровского порядка и раскрепостили шляхетство, обратив в 1785 году крепостное право на крестьян в сословное право помещиков на их подданных. Изменение в государственном положении сословий повело к установлению шляхетского режима в стране, превращавшего Россию в односословную монархию. Только что был намечен историей этот новый режим, как против него началась (с императора Павла) правительственная реакция. Она не имела вида системы до 1825 года, после же этого обратилась в систему, направленную к тому, чтобы создать у нас бюрократическую власть. Восточная война показала неудачу такой попытки, и император Александр II обращается снова к общественным силам. Но теперь уже не шляхетский режим и не принцип сословного закрепления ставится в основу порядка. В новых учреждениях все общество – всесословно или бессословно – призывается к работе над общественным благоустройством.
В условиях нарождения этих всесословных учреждений 1860-х годов кроется начало нашей современности, то есть тот момент, когда для нас кончается история и начинается действительность, мучительно занятая поисками тех форм закономерного участия общества в управлении, которые могли бы удовлетворить и примирить историческую традицию и теоретические порывы к гражданской правде и социальному счастью.