Сергей Платонов
Провалы во внешней политике России. От Венского конгресса до Минских соглашений
Часть первая
Истоки
Корни и крона
Как я уже отмечал, первая и последующие наши встречи проходили в Ассоциации российских дипломатов на Смоленской-Сенной площади рядом с МИДом. Соседство которого как бы осеняло и питало наши беседы. Диалог, который на самом деле больше походил на его монолог, я начал с прямого, то есть без политесов, вопроса:
– Как часто возраст и состояние здоровья позволят нам встречаться?
– Именно из-за этих факторов не стоит откладывать. Предлагаю приступить немедленно и встречаться каждый день. И еще… Я должен сказать для большей ясности в наших отношениях об одном обстоятельстве. Кроме Министерства иностранных дел мне пришлось послужить в Комитете государственной безопасности. И в Киевском КГБ тоже.
Я принял сказанное к сведению и с азартом исследователя, так скоро «добывшего» существенную новость о собеседнике, и задал вопрос-заготовку:
– Еще в Горячем Ключе вы сказали, что в вашем роду мужчины издавна предпочитали заниматься дипломатией. Кто положил начало династии?
– Я отвечу на ваш вопрос, но начнем с того, как наши предки относились к профессии дипломата. Так вот, среди ста двадцати девяти великих деятелей на памятнике 1000-летию Руси (1862 год) в Великом Новгороде увековечены имена шести дипломатов: Афанасия Ордин-Нащокина, Артамона Матвеева, Бориса Шереметева, Александра Безбородко, Виктора Кочубея, Александра Грибоедова (писатель-дипломат). Отсюда вывод: с дальних времен в России профессия дипломата была почитаемой и заметной.
Первый и второй персонажи жили и служили России в XVII – начале XVIII века. Их славные деяния уже покрыты патиной древности. Потому и подробному разбору нами, недостойными, не подлежат. Приравняем присутствие их имен на великом памятнике к зачислению в сонм святых. Отметим только, что они возглавляли внешние дела при великих правителях – царе Алексее Михайловиче и императоре Петре Первом. И еще вспомним, что Артамон Матвеев положил начало успешной московской политике по воссоединению с Малороссией, а Борис Шереметев, будучи ближайшим сподвижником Петра Великого, как полководец руководил войсками в Крымских и Азовских походах, в Северной войне, а затем вместе с Василием Голицыным в качестве главы дипломатической миссии вел переговоры и заключил «Вечный мир» с Польшей. И действительно вечный – следующая война с поляками началась через сто лет.
– Простите, что перебиваю, вопрос по ходу: почему памятник 1000-летия Руси предки наши поставили в Великом Новгороде, а не в Киеве? Сколько помню, изначально Киевской Русью мы себя называли, а Киев – «матерью городов русских».
– Вы, как и многие, путаете время образования государства с крещением. Между этими датами более века. Официальное начало государственности связано с Новгородской землей, а крещение – с киевским князем Владимиром. Так что памятник поставлен там, где надо.
Отвечаю на вопрос об истоках нашего рода. Свое начало мы ведем от Александра Безбородко. Того самого, что отмечен предками на памятнике в числе героев российской истории. Он первенствовал в Коллегии иностранных дел Российской империи при дворе Екатерины Великой. Начинал писарем в Малороссийской коллегии в Глухове, а завершил в званиях канцлера и светлейшего князя. Все прежние главы дипломатии происходили из родовитых великорусских семей. И только он – из казацкой старшины. Вот такой взлет! Виктор Кочубей – племянник Безбородко. Видимо, без дядиной протекции не обошлось. О них мы еще поговорим.
– Еще вопрос в связи с памятником. Представим, что наши современники решили бы добавить к этому славному списку деятелей, живших позже. Кого бы из дипломатов вы включили в их число?
– Точно Чичерина, Молотова, Вышинского и, возможно, Громыко.
– За что Чичерина?
– Под его умелым руководством дипломатам молодой Советской России в короткий срок удалось прорвать политическую и торговую блокаду. Сначала на азиатском, а потом и европейском направлениях: договоры с Афганистаном, Ираном и Турцией; договор в Рапалло с Германией; блестящее руководство советскими делегациями на Генуэзской и Лозаннской мирных конференциях. Хотя на его же счету и подписание похабного Брест-Литовского сепаратного мирного договора. В связи с этим замечу, что во внешних делах не делать ошибок невозможно в принципе. Так, председателем правительства Булганиным и министром Шепиловым была подписана Декларация о принципах отношений с Японией в 1956 году. В ней мы опрометчиво обещали передать японцам часть Курильских островов. Так что история мировой дипломатии не знает безупречных правителей и министров иностранных дел. Дело в балансе успехов и неудач.
– А князь Горчаков?
– Скорее нет, чем да. Дело, как я сказал, в балансе.
– Но почему? Его так почитают в МИДе России. Посмотрите речь министра Примакова на юбилейном заседании в честь 200-летнего юбилея со дня рождения князя. Там такие дифирамбы! А с Вышинским вы не хватили через край? Мало кто с вами согласится. И еще – вы даже не упомянули о таких фигурах недавнего прошлого и современности, как министры Шеварднадзе, Козырев, Иванов, ныне действующий Лавров. О них что, нечего сказать? Или тот же посол-долгожитель Добрынин?
– Это непростая тема на грани классики о «светочах» и «злодеях». Те же Горчаков и Вышинский – очень показательные фигуры в качестве исторической пары антагонистов. Вспоминается краткая, но емкая характеристика молодого князя из архивов III отделения императорской канцелярии: «Горчаков не без способностей, но не любит Россию». И действительно, он часто бывал как бы отстраненным от чисто российских интересов и проблем и все больше уповал на мнение «концерта» западных держав. Нередко казалось, что Европа в целом и особенно французы с немцами были ему ближе. Не случайно в начале карьеры он во всем поддерживал Пруссию, а потом Германию. На пике карьеры стал, по выражению Бисмарка, совсем французистым. Последние пять лет он жил в Ницце и Баден-Бадене, где и умер. В целом он больше нарцисс и созерцатель, чем деятель. Горчаков не был силен в конкретных переговорах, тяготился дипломатической рутиной и потому тщеславно жаждал конференций и конгрессов, где можно блеснуть. Хотя активно и, по его собственному признанию, бездарно участвовал в работе только одного – Берлинского 1878 года конгресса по итогам Русско-турецкой войны, когда из-за почтенного возраста и болезней вынужден был предпочитать упорным практическим действиям громкие фразы и дипломатический флер. Будучи после этого конгресса фактически отстраненным от дел, он еще три года цеплялся за должность министра. Но Горчаков, по мнению поборников европейских ценностей и правозащитной ереси, велик!
Антипод князю – Вышинский, умнейший и преданный интересам СССР ученый-юрист и дипломат-государственник, выдающийся трудоголик, прекрасный оратор, активный участник двух самых успешных международных конференций (Ялтинская и Потсдамская), творец Нюрнбергского трибунала, один из создателей ООН, умерший в расцвете карьеры на посту, – наоборот, «не того». И в стратегическом плане крупных ошибок за ним не водилось. Но его имя стерто со страниц истории потомками тех, против кого он боролся, защищая интересы страны и простых людей.
– Очень интересно и неожиданно. Мы сможем более подробно поговорить об этих двух деятелях?
– Постараюсь. Думаю, еще не раз вспомним о них. А вот еще интересная пара – Шеварднадзе и Козырев. Один – полный профан, другой – профессионал. Но и при одном и другом здание МИДа на Смоленке называли московским филиалом Государственного департамента США. Видимо, не зря после ухода с поста министра Шеварднадзе сбежал в Грузию, а Козырев уехал на жительство в США и продолжает вредить стране издалека. Эта парочка тоже достойна отдельного разговора.
И все же… Не ведаю, как скоро продолжатся наши встречи. Знаете, возраст, болезни и все такое… Поэтому давайте сразу о моем самом наболевшем. Какой самый главный недостаток нашей внешней политики, знаете? Нет? Так вот, кроется он в нашем российском характере и называется излишней открытостью и доверчивостью, которые для дипломатии противопоказаны по определению. Мы очень часто пытаемся в международных делах быть добренькими, справедливыми, идем на уступки и ждем этого же в ответ. Но получаем одни удары. Нужны примеры? Да возьмите хотя бы историю наших отношений с Францией, США, Германией, Болгарией или с Грузией. То же самое с Польшей или последние два десятилетия с Украиной. Так происходит не одно столетие.
Совещание по безопасности в Хельсинки в 1975 году, проведенное по нашей инициативе, – из этого же ряда. Именно после него нас стали мордовать по теме прав человека. К ослаблению нашей безопасности привели и все попытки сближения с Европой и США за счет наших уступок по выводу войск с Кубы, из Европы, Монголии и Афганистана, уничтожения арсенала ракет малой и средней дальности. Кто нам мог помешать оставить часть Западной и Северной групп войск в виде военных баз в Германии, Польше и Прибалтике как условие вывода контингента? Да никто. Потом удивляемся, что в Европе растет поколение, считающее, что Гитлера победили американцы. И тому есть основания. Причем наглядные.
Представьте молодого немца, который, проходя, проезжая мимо военной базы США где-нибудь в Баварии, спрашивает: почему они здесь? И слышит в ответ: они освободили нас от фашистов. А наших баз он не увидит. Мы ушли. Мы добренькие – пожалели немцев, чтобы они не страдали от разделения на ГДР и ФРГ. Поэтому о нас не спросят и забудут. И уже забывают. Вот так банально! А в итоге через десяток лет получим новый поход немцев на Восток!
Также бездумно мы отказались от наследия революции с уникальной социалистической идеологией и в результате потеряли столько союзников на всех континентах. А ведь в Китае, Вьетнаме, на Кубе и в ряде других стран до сей поры компартии у власти. Сколько усилий и средств мы вкладывали в формирование дружественных нам режимов, и все напрасно. К этому нас довели политики и дипломаты типа Горбачева, Шеварднадзе, Ельцина, Козырева и им подобные, не знающие, что такое историческая память и ответственность перед прошлыми и грядущими поколениями. Они в лучшем случае добивались нулевого результата. Только за итоги Крымской и Потсдамской конференций 1945 года не стыдно. Но это заслуга деятелей другого типа – Сталина, Молотова и Вышинского.
Вот такие коврижки, хотя есть и те, кто утверждает, что мягкость нашей внешней политики, если считать в долгой перспективе, есть одновременно и наша сила. Как в старину говорили: «Сила в правде». Но наши противники все больше действуют из принципа «Сила есть – ума не надо». И только по выгоде. Уверен, к этой теме мы вернемся еще не раз.
– Может, мы во внешней политике частим с инициативами, то есть слишком активны и не можем их переварить? Как говорится, довести до ума.
– По-разному, когда активны, когда пассивны. Тут много причин. Корень в косности МИДа. Мы слишком держимся за форму и упускаем суть процесса. Нам очень нравится, когда нам говорят приятные слова. И за это мы готовы давать кредиты, оружие. Причем без реальной отдачи. Мы привыкли не руководить процессом, а участвовать в нем. То есть когда нас привлекают, подключают. Но при этом скрытно, иногда открыто отказывают в реальном сотрудничестве. И мы это проглатываем. Мол, мы же не мелочные, а большие и добрые. Такая ситуация по Корее, Ирану, израильско-арабскому конфликту, когда нас взяли в «квартет», а потом, использовав, тихо отодвинули в сторону. По Украине – проявили инициативу с Минским соглашением по перемирию, а потом оказались в крайних, да еще и под санкциями.
– Из вашего монолога следует, что в истории нашей внешней политики светлых страниц до обидного мало. Так?
– Не совсем так, были светлые и даже золотые страницы. Вспомните Великое посольство в Европу Петра Великого, когда он добивался и получил от влиятельных правителей карт-бланш на ослабление не в меру возросшей Швеции и с блеском решил эту задачу в ходе Северной войны, венцом которой была Полтавская битва. То же самое и с Турцией. Или время золотого века Елизаветы и Екатерины II, когда в основном демонстрацией военной силы в ходе кратких, но успешных баталий и дипломатическими маневрами России удалось возвыситься так, что очень многие государства искали с нами дружбы. А времена Венского и последующих конгрессов после разгрома Наполеона, когда наш Александр I в течение десяти лет фактически правил Европой. Или времена русско-турецкого противоборства, завершившиеся освобождением балканских христиан, а также прорыв внешней блокады молодой советской дипломатией, а потом блестящие результаты на конференциях в Тегеране, в Крыму и Потсдаме. Венец такого списка – создание ООН, политика мирного сосуществования вплоть до Совещания в Хельсинки. И конечно, немало страниц дипломатии Путина. Не все, но многие. Например, создание таких организаций, как ЕАЭС, ШОС и БРИКС. В них вошли настоящие и будущие мировые лидеры, которые составляют костяк грядущей действительно общемировой цивилизации, идущей на смену дряхлеющей евроатлантической системе. Замечу, что в агонии она уже делает и еще будет делать немало глупостей. И потому меня напрягает наша пассивность по развитию деятельности БРИКС. И то, что мы никак не расстаемся, хотя бы и мысленно, с чуждой нам группой стран G-7.
Впрочем, продолжим рассказ о династии. Первым и самым известным дипломатом в нашем роду был уже упомянутый мной Безбородко Александр Андреевич.
– Неужели это тот, который на склоне лет сказал своим молодым коллегам: «Не знаю, как будет при вас, а в наше время ни одна пушка в Европе без соизволения России выстрелить не могла»? Так, я не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь… и насчет «европейских пушек» верно. Его слова. Служил он при Екатерине II и Павле I. Был очень даровитым. Повторюсь, сначала состоял секретарем при генерал-губернаторе Малороссии Румянцеве, потом при самой императрице. Руководил императорской канцелярией по подготовке проектов законов и указов, а в сорок лет возглавил дипломатическую службу России. Император Павел присвоил ему титул светлейшего князя и звание канцлера (по Табели о рангах равное военному «фельдмаршал»). Это он от имени России возглавлял делегацию на переговорах с Турцией и подписал Ясский мирный договор (1791), по которому она окончательно признала провозглашенное нами в 1783 году присоединение Крыма к России и обязалась более не нападать на территорию севернее реки Кубань. После этого и началось освоение Крыма и Прикубанья.
Из семейных разговоров и архивных источников мне известно, что Александр Андреевич много размышлял об искусстве внешней политики, ее тайнах и считал, что стремление в буквальном смысле управлять международными делами с целью сохранения однажды завоеванных позиций или сложившихся отношений (статус-кво) вообще очень пагубно. Да и невозможно. Это не поместье, не фабрика и тем более не армия. Хотя международные отношения – это более или менее постоянный набор подобных историй и их повтор. Но личный фактор и время на все накладывают свой неповторимый отпечаток. То есть дело в лицах – правителей, министров, послов. В их сочетании, или, вернее, комбинации. В их страстях. И особенностях времени. Такое суждение безуспешно пытались опровергнуть на практике многие наши и зарубежные правители и дипломаты. Именно таким образом пытались действовать австриец Меттерних, наши императоры Александр I, Александр II и главы МИДа Нессельроде и Горчаков в Центральной Европе и на Балканах. Позже, хотя и успешнее, – советский министр Громыко. Бывали исключения. Железный канцлер Германии Бисмарк относился к внешней политике как фельдфебель к роте на плацу и в кратком периоде весьма преуспел в своих действиях. Однако в долгосрочной перспективе это привело Германию к развязыванию двух мировых войн с целью превращения в плац всего мирового пространства. То, что мы считаем новым, уже бывало в прошлом. И будет в будущем. К сожалению, войны тоже. Люди и человечество, по сути, не меняются. С течением времени меняется только антураж и обстоятельства, по-крупному все то же: Жизнь – это рождение, а далее опасное путешествие между Добром и Злом до самого смертного часа.
Также Безбородко считал полезными только такие союзы, которые заключаются не против кого-то, а для развития отношений между его участниками. Стремление управлять внешней политикой единолично или с помощью стран-союзников ведет к монополии одного государства на ведение международных дел и всегда оканчивается попыткой установить региональное или мировое господство. Естественно, единственным доступным средством – силовым путем. Либо грубым военным захватом, либо, как в современной жизни, «мягкой силой», например, путем размещения военных баз на территории других государств через навязывание кабальных соглашений, либо сочетанием первого и второго способов – как это делают после Второй мировой США. Нормально сотрудничать мешает непрерывная политическая и экономическая конкуренция между государствами. Здесь требуется разумная умеренность или золотая середина, которой обладают редкие политики. Среди наших такими были Екатерина II, Иосиф Сталин, из иностранных – прежде всего американец Франклин Рузвельт. Начиная с середины XX века таким качеством удивительно безупречно обладают коммунистические руководители Китая. Причем практически все, начиная с председателя Мао. У них не грех и поучиться.
– Простите, перебью. Кто из деятелей современной России так же разумны? А потом возвратимся к родословной.
– В сегодняшней России – разумно, осторожно действует наш президент Путин. Хотя и сверхосторожность нередка. Тяжела шапка Мономаха. Недавно прочитал его оценку в мемуарах одной близкой к дипломатии американки. Я сделал выписку. Вот, послушайте.
«С советскими лидерами у меня встреч не было, – вспоминает дама, – но в начале 90-х в Санкт-Петербурге я встретилась с будущим президентом Путиным, у нас была очень интересная беседа. У меня вызвало уважение то, как организованно, безлично и по-доброму он выведывал информацию, которая ему была необходима, чтобы оценить, может ли он дать разрешение на мой проект. После часового опроса разрешение он дать не смог. Особенно меня впечатлило, что он сказал правду: на тот момент проект не соответствовал закону и он не мог его завизировать. Другие советские бюрократы в аналогичных ситуациях не волновались, законно то, что их просят, или нет. Для Путина это был идеальный вариант попросить взятку, но, очевидно, у него такого намерения не было. Потом, на улице, я сказала своему другу и переводчику: «Это был первый советский чиновник, который не попросил у нас ничего ценного».
Сегодня, на мой взгляд, – продолжает американка, – президент Путин – все тот же прямолинейный человек, которым он был, пока не стал всемирно известным. Я слежу за его действиями, как ястреб, и изучаю его речи. Он очень предсказуемый человек, за действиями которого, по-видимому, есть благородная стратегия. В Мюнхене он единственный из мировых политиков, говоря о политике США, назвал вещи своими именами. Он избегает войны, находит яркие решения, вроде помощи в уничтожении сирийского биологического (химического. – С. П.) оружия. И он говорит правду, так, как ее видит. Не случайно американские журналы «Тайм» и «Форбс» дважды выбирали его самым влиятельным человеком в мире. Я бы его самым влиятельным не назвала, но самым осторожным, умным и дальновидным на сегодняшний день – да. Он очень похож на других россиян, с кем я познакомилась за двадцать – тридцать лет. Им можно доверять, они искренние, работящие, если верят в свое дело, отличные семьянины. И у них особая любовь к искусству, истории и культуре, что меня восхищает».
Очень лестные оценки. Добавлю от себя, что Европа и Америка – это протестантская и католическая тяга к накопительству и потребительству, а Россия – это православные умеренность и бескорыстие. Например, американцы и европейцы могут часами стоять в безумных очередях на распродажах товаров. Наши православные тоже часами стоят в огромных очередях в храмы, чтобы прикоснуться к святыням. Эти принципы, привычки и традиции отражают фундаментальное различие двух общественных укладов и культурных кодов. И еще – мы рассматриваем международное право как автоматический регулятор внешней политики, американцы – как право сильного, хотя тщательно это маскируют путем создания разного рода временных коалиций. К сожалению, они ближе к истине. Действительно, международное право еще больше чем внутреннее опирается на силу. Причем, как уже отмечалось, на военную. А мы все еще продолжаем верить в добрые намерения «партнеров».
И еще о противоречивости «родимых пятен» русского человека, влияющих на наши дела. Во-первых, это способность организовать работу в самых трудных условиях (например, беспримерная эвакуация заводов в 1941 году) и ленная расслабленность в условиях комфортных (застой в брежневскую эпоху); во-вторых, умение удовлетворять интересы других людей и народов (входить в их положение) и отсутствие претензий на их подчинение; в-третьих, все та же доверчивость – самая русская черта характера. В этом смысле Путин очень русский человек. Он как-то признался, что вплоть до 2007 года очень доверял «друзьям» американцам и британцам. Пока они не натравили на нас безумного грузинского лидера Саакашвили. Видите, меня и тут занесло в современность. Так естественно и постоянно она давит на наше сознание.
– Совсем недавно я слышал схожую оценку Путина от нашего весьма почтенного деятеля. Он назвал поведение Путина во внешней политике как «умную осторожность». Знатоки древней истории такой стиль именуют «фабианским» по имени известного своими победами и тактическими маневрами древнеримского полководца Фабия. Но возвратимся к Безбородко – этой действительно легендарной личности. О нем как дипломате написано вагон и маленькая тележка. Но есть и пробелы, например, о личной жизни почти ничего нет. Была ли у него частная жизнь? Известно, что он не был женат и не оставил потомства. Поэтому расскажите, от кого тогда ваш род, и особенно подробно о тех, кто ближе к нашему времени и кого вы знали лично. Еще есть желание, чтобы вы рассказали о своей дипломатической карьере. И как случилось, что вы успели послужить и в МИДе, и в Комитете государственной безопасности. Мне кажется, что это не очень совместимо и могло повлиять на авторитет дипслужбы. Разве не говорится в верительной грамоте послов, что правительство посылающей страны просит верить всему, что сообщает посол? А тут такая неправда с первого шага! И были ли еще подобные случаи в дипломатической практике нашей и других стран? Или ситуация с вами – это исключение? Может быть, подробнее расскажете о вашем сыне?
– Хорошо, продолжу рассказ о родословной. Потом поговорим о второй части вопроса. Итак, продолжился наш род сыном сестры Безбородко графом Виктором Кочубеем. По отцу его прадедом был известный полковник Василий Кочубей, которого предатель Мазепа казнил за верность императору Петру Великому. Прах Кочубея покоится в Киево-Печерской лавре рядом с прахом Столыпина. Теперь в пробандеровской Украине Мазепа стал национальным героем, и я боюсь за их могилы. Вся надежда только на монастырскую братию.
Я уже отметил, что россияне имя Виктора Кочубея тоже поместили на памятнике 1000-летия. Отец его рано умер, и воспитывался он дядей. Это и был Безбородко. Учился Виктор азам грамоты сначала дома, затем в частном пансионе. Образование получил в Женеве. Потом служил в дипломатических миссиях в Стокгольме, Лондоне, посланником в Константинополе. Но однажды блестящая карьера дала сбой. За отказ взять в жены Анну Лопухину, фаворитку Павла I, оказался в опале. Но правление Павла, как известно, было насильственно прервано в результате дворцового заговора и потому продлилось недолго. При Александре I молодой граф Кочубей опять попал в любимчики, был членом Негласного комитета и Госсовета, министром. Неоднократно выполнял ответственные задачи на поприще дипломатии. Пока Николай I не поручил ему возглавить правительство. Под руководством Кочубея комиссия Михаила Сперанского выполнила работу по подготовке первого Свода законов России. За это Виктор Павлович и получил титулы князя и канцлера. «Мой девиз во внешней политике, – неустанно повторял он, – таков: все должны искать дружбы с Россией, как при матушке Екатерине». Умер скоропостижно в 1834 году, оставив жену, княжну Марию Васильчикову, с дочерью и четырьмя сыновьями. Никто из них не стал дипломатом. Но правнук Виктора Павловича сначала подался в революционеры и даже был соратником Ленина, а потом по инициативе Сталина направляется на дипломатическую службу. Это был мой отец.
– Можете рассказать о его встречах с Лениным и Сталиным?
– Много не знаю, но кое-что смогу. И тот и другой бывали у отца в Вене, когда он там жил как политэмигрант.
