Сергей Ост
И был вечер, и было утро
– Смутно, – признался Карлос Брухо. – Сколько мне тогда было, лет тринадцать?
– Четырнадцать, – уточнил Хуан Брухо. – Штаты тогда пытались что-то предпринять, как-то вычистить формулу из сети. Но было поздно. Её получили все заинтересованные страны. А с учётом того, что произвести количество метазарядов, достаточное для гарантированного уничтожения любого противника, можно было в считанные дни, и, считай, на коленке, все конфликты сами собой прекратились. Потому что технология транспространственного заброса, которую выкрали хакеры из базы данных Пентагона, на тот момент уже также была доступна всякому желающему.
– Вспомнил, да! Они тогда развернули свой авианосец, и на всех парах драпали подальше от наших территориальных вод.
– Точно, – с улыбкой кивнул Хуан Брухо. – Это случилось после того, как я написал на своей странице в соцсети, что если радары засекут включение прицела транспространственного заброса, который направлен на нашу территорию, мы немедленно активируем ответный заброс. Мне кажется, последний вооруженный конфликт заморозили через неделю после того инцидента. Во всём мире наступил полный паритет, и крошечная страна, имени которой никто не помнил, военной мощью стала ничем не уступать многомиллиардным экономикам. Государствам осталось только переругиваться между собой на расстоянии.
– Нам это сыграло на руку тогда, – сказал Карлос Брухо. – Теперь никому и в голову не придёт устраивать у нас цветную революцию или играть мускулами возле границы.
– Проблема в том, – сказал Хуан Брухо, – что это справедливо и в обратную сторону. И теперь я ничего не могу поделать с тем, что они глумятся над моей честью и добрым именем. Раньше в ответ на это я мог закрыть глаза на трафик зелья, которое доставляли через нашу территорию. Или шантажировать их тем, что передам партию оружия какой-нибудь группировке, которая вызывает у них изжогу. Сегодня эти прекрасно работавшие инструменты бесполезны. Были, конечно, горячие головы, которые попытались решить свои разногласия по старинке. Но я думаю, воронки, полные золы, чадящие на месте их столиц, ещё не скоро станут пригодными для обитания. Поэтому никто больше не рискует. Конец истории, скука и уныние, а уныние, как известно, смертный грех.
– Я всё-таки не могу понять, к чему ты ведёшь, папа, – сказал Карлос Брухо.
В этот момент в кабинет явился сеньор Сантьяго, в чёрной рясе, перетянутой поясом, похожим на верёвку, в капюшоне, накинутом сверху на его бритый череп, с подносом, на котором лежал тонкий белый планшет и какие-то серебристые полусферы, которые Карлос Брухо вначале принял за печенье в фольге. Сеньор Сантьяго почтительно опустил поднос перед Хуаном Брухо и отошёл в сторону.
– Садись с нами, старый друг, – пригласил его диктатор. – Ты не посторонний.
– За шахматным столом место только для двоих, – улыбнулся сеньор Сантьяго, но, несмотря на собственное возражение, сел, отодвинувшись, чуть поодаль.
– Это верно, – сказал Хуан Брухо. – Но если философски рассудить, то игрок всегда один – Господь. А мы лишь рука, которая переставляет фигуры.
Сеньор Сантьяго одобрительно похлопал в ладоши.
– Сын, – посерьёзнел Хуан Брухо. – Скажи мне откровенно. Не пытаясь угодить или досадить. Ты думал о том, чтобы занять моё место? Я не в том смысле, чтобы свергнуть меня, – поправился он. – А в том, чтобы продолжить моё дело, когда я уйду?
Карлос Брухо долго искал подвох в словах отца, но не смог его обнаружить.
