Сергей Николаевич Огольцов
Степанакерт-Сага
(7) Час Потехи
– Ну, и сколько ты получишь за эту статью?– спросила Сатэник.
– Три тысячи,– был мой немедленный ответ.
(Финансы не та сфера, где стоит каламбурничать или – упаси Боже! – впадать в задумчивость, беседуя с женой.)
– А сколько ты потратишь на "сбор информации" для неё?
– Ну… не больше двух тысяч,– уже с оттяжкой, доложил я.
– Так стоит ли?..
Очень логичный вопрос. Лето на исходе, пора сворачивать мою "сезонную подработку" в газете.
Сделано немало. В том числе шесть очерков для цикла "Степанкерт летом". Так стоит ли писать седьмой?
Если уж совсем начистоту, так я б его и бесплатно написал (только не говорите об этом редактору), чтобы исполнить обещание данное дорогим моему сердцу степанакертцам – что подарю им зеркала-фрагменты, куда могли б смотреться во всякую пору летнего дня.
Без седьмого (вечерне-ночного), заключительного фрагмента ущербным остался бы цикл. Как же не посмотреться на сон грядущий, после долгого дня?
После долгого дня наступает вечер, приходит пора отдохнуть и отвлечься от всего, что было за день.
У каждого своя излюбленная и наезженная программа отдохновения, но на сей раз давайте заглянем туда, где рады каждому. В бары и прочие заведения "индустрии развлечений" вечернего Степанакерта.
В силу ряда причин, едва ли не единственная возможность для арцахцев зажить нормальной—по стандартам развитых стран—жизнью, это превращение своей страны в "рай для туристов".
И на то есть солидные козыри:
– бесподобные красоты горной местности – раз (свежего человека они буквально завораживают);
– отсутствие всякой промышленности – два (пара дымящихся труб могут поставить крест на самых радужных туристских перспективах);
– несгибаемое карабахское упорство в достижении поставленных целей – три.
До недавних пор Степанакерт пленял приезжих только лишь своей роскошной зеленью. Но в последние несколько месяцев у них появилась возможность расширить ассортимент хвалебных отзывов – основательно покрасивел архитектурный облик города.
Но как обстоят дела в индустрии развлечений? Готова ли она к приему валютоносных туристов?
Вот из таких вопросов и родилась идея, что для заключительного очерка необходимо "прошвырнуться" по увеселительным заведениям вечернего Степанакерта.
Но нельзя объять необъятное! В результате консультаций со знающими людьми был выработан четкий маршрут-план:
– ресторан ЦИЦЕРНАК14,
– дискотека Дворца Молодежи,
– кафе под танцплощадкой в парке,
– казино на Кольцевой,
– зал БИНГО напротив Базара.
Приложением к плану стало мое твердое решение, что при сборе информации эта самая индустрия не выдоит у меня более двух тысяч драм. Не дам и всё тут.
Самым трудным было дождаться часа назначенного для выступления в поход за информацией. Но вот он пробил – 22:00. Я ступил за порог в беззвёздную тьму облачной летней ночи, растроганный чуть встревоженным напутствием Сатэник: "будь осторожен!"
Милая, это ж не в джунгли и не в открытый космос. В Степанакерте все друг другу родственники. Из встречных, каждый второй приходится тебе троюродным сестрой-братом, а каждый третий – родня твоему бачьянагу15. Доля риска лишь в том, что могут не распознать в темноте и пройдут не поприветствовав.
ЦИЦЕРНАК встречает глубокомысленной тишиной. Обрамленный редкими кустиками круглый бассейн в центре зала. Шеренга дверей в стене закольцованной вокруг бассейна. И – ни души…
Правда, в двух-трёх номерах виднеется электрический свет через квадратики матового стекла врезанные поверх дверей .
Щёлкнув выключателем расположенным рядом с ручкой ближайшей двери, захожу в кабинет.
Комната два на три метра, стол с приборами на шесть персон, стены с обоями, короткая тюлевая занавеска вдоль прорезанного во всю длину окошка под потолком. Стулья в санаторно-курортном стиле эпохи застоя—коричневый дерматин на никелированных трубко-ножках. Рядом с ручкой двери кнопка звонка вызова.
Вскоре после нажатия кнопки, дверь открыла женщина в красном фартуке в черный горошек и так же скоро принесла заказанный стакан чая.
Чифиристая горечь горячего чая навеяла философическое настроение и я вдруг задумался: а зачем люди вообще ходят по этим барам-ресторанам? Кушать-пить? Слушать музыку? Всё это могут поиметь и дома, с намного меньшими затратами.
И приходит неопровержимо простой ответ. Главный стимул к посещению публичных мест развлечения – стремление показать себя. Вот так я ем, так веселюсь, так одеваюсь… Смотрите и восхищайтесь!
И те же самые туристы с большей охотой едут не туда, где есть что посмотреть, а туда, где на них глазеют как на экзотику.
Так что платим мы не за утехи, а за зрителей наших утех. Дома не перед кем красоваться. Там нас знают как облупленных, очки не вотрёшь.
И ЦИЦЕРНАК с его отдельными кабинетами тоже вполне вписывается в эту теорию. Просто он для любителей, так сказать, камерного стиля, которые предпочитают оказывать впечатление на ограниченное число зрителей. В конце концов, одна официантка – тоже зритель.
Однако вызвав её повторным звонком, всех этих теорий ей не излагаю, а спрашиваю что с меня. Она сходила на консультацию, а по возвращении объявила, с ослепительной улыбкой: ни-че-го!
Ай, да ЦИЦЕРНАК! Здесь готовы к приему туристов любой масти.
Дискотека Дворца Молодежи имеет всё что надо для заведения её типа.
Глухой подвальный коридор ведет в прямоугольную спортзал-пещеру, где неустанно молотят по слуху сорвавшиеся с цепи децибелы рок-рэпных ритмов, а в глаза брызжут разноцветные снопы света из фар вертушки над танцевальным отсеком.
Прочие две трети пространства – под круглыми белыми столиками из пластмассы и такими же стульями. На столах тесные батареи пивных бутылок. Общение между завсегдатаями сведено к минимуму – трудно перекрикивать грохот музыки.
Все смотрят на показывающих себя танцоров. Есть на что посмотреть!
Молодые люди воочию доказывают, что уже целиком осознали назначение различных частей и членов своего созревшего тела и зазывно демонстрируют виртуозную технику владения моторно-двигательным аппаратом упомянутых частей, членов и остальных конечностей. (Да за такие пляски впору награждать званием "мастер спорта"!)
Иногда от стойки у входа, через полумрак рассекаемый взблесками фар, пробирается женщина в белом фартуке и с подносом – собрать с покинутых столов опустошенную стеклотару…
А на официантке под парковой танцплощадкой элегантно облегающее черное платье до пола. В углу полукруглого зала негромкая компания за парой сдвинутых столов.
Моё тут появление появление стало для них манной небесной. (Зритель! Есть перед кем!..)
Для начала моложавый лысый предводитель вывел свою партнершу в центр зала – пообнимать её в томном блюзе у пол-метрового фонтанчика-брызгунчика в выложенной галькой ямке посреди пола.
А приметив, что зритель заказал чашку кофе и поудобнее устроился в белом кресле с подлокотниками, компания вышла из-за стола в полном составе и показала класс в ансамблевом исполнении быстрых танцев.
Когда в кафе зашли и сели ещё две раздельные пары, я покинул его с чувством выполненного долга: теперь свободно обойдутся без меня – пускай показываются друг другу.
Незапланированный ЗЕЛЕНЫЙ БАР случайно подвернулся по пути, но стал ещё одним блестящим подтверждением теории самопоказа. За белыми пластмассовыми столиками на площадке между тротуаром и проезжей частью центральной улицы нет свободных мест. А во внутреннем помещении бара, где столы из натурального полированного дерева и краснодеревные же мягкие стулья в стройном готическом стиле, и свечи на столах, и цветной телевизор, и… посетителей ровно трое.
Почему? Доказывайте что хотите, но факт остается фактом – через затемнённые стекла бара прохожему не увидать, что вы тут.
Уже заполночь прошёл я вдоль фасадов зданий примыкающих к Кольцевой.
Сонная тишь. Лишь где-то на высоком балконе сухое постукивание зерни о доску нардов. Слухи об имеющемся здесь казино оказались явно преждевременными…
В запасе оставалось игорное заведение БИНГО в бывшем доме быта напротив Базара, где метровыми буквами написано, что они работают до двух ночи.
Я спустился к Электросети, куда не дошли ещё асфальтирование и освещение улиц. По крутой, вдрызг раздолбанной трубопрокладками улице Тиграна Меца поднялся до миссии Красного Креста и вышел на благоустроенный прибазарный асфальт.
Увы, дом быта не подавал признаков азартной жизни. Ни огонька внутри, ни звука. Уличные фонари молча льют свой свет на вывеску с режимом работы "… до двух ночи".
Вдруг от углового отсека, где прежде была сапожная мастерская, а нынче—судя по близлежащей груде белого кубика—приватизирующая перестройка, раздаются мужские голоса.
Различив прозвучавшее слово "бинго", подхожу и стучу в кусок жести на решетке временной двери. Захожу.
Двое мужчин ложились спать. Один подымается со своей койки мне навстречу. Задирая голову на его двухметровый рост, интересуюсь насчёт заведения БИНГО.
Были, но в двенадцать закрылись – нет клиентов. Играют пока вручную, но машину уже привезли, скоро установят.
– А ты меня не узнал, что ли? – спрашивает здоровяк.
В свете фонарей, что проникает сюда поверх составленных в виде временной стенки щитов, всматриваюсь в усатое лицо.
– Нет, не припомню.
– Да я ж у вас в доме был. Когда ты жил на квартире напротив "Маяка". Сергей я – сын тётки твоей тещи.
Ну извини, родственник, не признал. Извини и спокойной ночи.
Спокойной ночи и вам, дорогие прочие родичи и сограждане. Отдыхайте после долгого летнего дня.
В Степанакерте всё спокойно.
Часть вторая:
За городской чертой
Из Писем А.Плаксину
(типа предисловия ко второй части Саги)
Здравствуй, друг мой Александр.
Благодарю за письмо твоё бесподобное – с годами писуны выкристаллизовывают свой стиль, так что нынешнюю твою эпистолу получилось прочесть не проворачивая листок по всем румбам розы ветров, и без выворачиванья наизнанку, чтоб дочитать что ты понавставлял, в обратном направлении, в просветах между строчками, когда хоть и скрипишь, но читаешь, потому как интересно ж, плюс стиль берущий за щитовидку и вытискающий «г-гы!» сквозь любые горестно-усерьёзненные темы насчёт «куда-куда они да удалились…»
Ну удалились и лях с ними, на смену всегда заявится ещё кто-то, не мамай, так латышский стрелок – никогда так не было, чтоб никак не было, проверено на личной практике, когда меня угораздило схватиться за провод с двумястами и ещё двадцатью вольтами – до сих пор тёплое воспоминание как марьяжило меня потоком тока.
Примечаешь? У меня уже как у рулевого на викинговой ладье – взгляд больше устремлен вспять, чем в грядущее.
Так вот, среди вороха воспоминаний есть у меня одно про дiвчину, рокiв, мабуть, 16-ти, увиданную мною в селе Курень бахмацкого района, которая тягла за собою коханого лет 25-ти, а её бабка сыпала вслед прокльоны на «сучку нерозписану», но она воплей тех не слыхала и меня в упор не видела – я понял это заглянув в её глаза, где всё плавилось как плазма, а хлопец податливо волокся следом, но в лице бедняги уже угадывалась тоскливая подавленность её иссушающим зноем.
Сейчас её поколению уже стукнуло далеко за 40, и мне представляется весьма возможным её благопристойное негодование на соседку-шалаву 20 годов, что подрабатывает минетами в громыхающих уборных пригородной электрички.
В общем, твоя попытка раздела на «тоды» и «нынче» меня не убедила – бывает только то, что было и будет. Вопрос не в морали, а в темпераменте.
Правда, мне непонятно зачем одна из моих конотопских внучек спит с любовником где попадя, ведь коль уж папа мой пошёл в приймы к моей сватье (их прадед к их вдовой бабушке), то в опустелой хате на ул. Декабристов места предостаточно.
Но вернёмся в нынешнее время, ведя отсчёт с момента нашей с тобой прошлой встречи. Ту котёнку, что мы с тобой продержали целый день в твоей сеймовской усадьбе, я провез в Карабах по поддельным ветеринарским документам на имя Принцессы (беспаспортных животных в самолёт не пускают, но в интернете есть картинки как эта "ксива" выглядит) и таковой она пребывает поныне, истребляя мышву и пташек во дворе и вокруг него. А когда вплотную встречает нашего дворового пса Пушка, то круто горбит спину и раздувается всем своим чёрным мехом, хотя он на неё ноль внимания.
За отчётный период наш сын пошел служить в местную армию, где был обучен на разведчика-сержанта, но затем разжалован за побег от неуставных отношений и переведён в другую часть.
Старшая дочь в конце декабря вышла замуж за капрала греческой армии и через неделю поедет в ту же Грецию, откуда он ежедневно шлёт ей СМСы на своём родном языке. Но если ты такой влюблённый, что тебе стоит изучить армянский?.
Младшая пристрастилась к компьютеру и читает оттуда всяческие стихи, а потом свои выстраивает – надеюсь, обойдется без последствий.
Жена ждёт не дождется когда меня трахнет возрастной климакс, но мне и это похуй. Ведь удалось же пережить расставание с игрой на гитаре и упражнениями йогой; даже книжки перестал читать, и ничего – выжил.
На трудовом фронте – вообще лафа. В августе пришёл я в университет получать часы на предстоящий год и увидел, что больше там не выдержу – взял и написал заявление на увольнение по собственному и, представь себе! – держать не стали.
Два месяца амбалил грузчиком на торговых складах – цемент, арматура и прочие прелести, но сейчас работаю завскладом на молочном заводе: физически нагрузка меньше, но ответственности больше, и это выматывает.
Ещё раз тебе спасибо за письмо. Передавай привет от меня Нине, Алле и Юре и всем прочим твоим и моим. Наши ж всё-таки.
Извини, писать дальше некогда – работаю с 9 до 22.20 – составляю материальные отчёты за декабрь, январь и через пару дней за февраль тоже – надо показать, что копейки сходятся с копейками и никуда не закатились.
Да тут ещё террористка доченька пристаёт, чтобы выслушал её очередное творение.
Так что – до свиданья, а вместо пост-скриптума привязываю статью написанную мною два года назад для ереванской газеты ТРЕТЬЯ ВЛАСТЬ, редактор которой у меня её попросил, но потом забыл не только заплатить, а и вообще кто я есть и где мой дом. Наверно, так лучше для всех.
Будь здоров, друг
Всегда твой`
Сергей
26/2/2010
Ящик Водки за Семь Миллионов Долларов
Мороз свирепствует в Степанакерте.
За 20 с лишним лет своей бытности в Карабахе не упомню такой зимы.
Случались годы, когда водопроводные трубы замерзали на неделю-другую, но чтоб так всерьёз и надолго! Да ещё и канализация впридачу!
И не только в частном секторе, но даже в казённых домах.
Представители деликатных прослоек общества уж перестали при встрече спрашивать:
– Как у вас с водою? – понимают, что такой вопрос из области ниже пояса.
А с наступлением темноты наваливается такой холод, что мысли замерзают в голове и на попытку шевельнуть мозгами откликаются сухим нестройным звяком:
«…цыц, а? Цыцц!..»
В такую стужу тянет к теплу даже и в воспоминаниях…
* * *
Посреди прошлого лета, когда самолет рейса Ереван-Киев вылетел из Звартноца, сосед справа спросил меня:
– В Киев летите?
Пойди-ка попробуй не ответить "да" на такой умудрённый вопрос.
От аэропорта в Борисполе до самого Киева езды минут 30 – через лес, через пригороды и через мост над океаническим течением Днепра.
Большая белая баржа подходила к мосту справа, против течения, с чётко различимым именем НИКОПОЛЬ на изгибе борта.
"Во!"– удивился я,– "место рождения моей матери."
Ни разу в своей прежней жизни не видал я чего-то крупнее рыбачьей лодки или шустрого катерка на колоссальной шири Днепра, когда проносили меня над ним электрички или автобусы.
Ближе к полночи сошёл я с поезда на конотопском вокзале.
Конотоп – крупная узловая станция и райцентр в сумской области, населением около ста тысяч. Часть населения – мои родители в их домике на окраине.
Дверь открыл отец, узнал меня в свете лампочки на веранде, а когда мы прошли в кухню вопросил:
– А ты знаешь, что мать твоя померла? В сентябре год уж будет.
Догадывался, конечно, когда перестали приходить её письма, но всё отгонял догадки: мало ли, может просто хворает. Вон и сегодня отмахнулся от намёка прямым текстом на носу у той белой баржи …
* * *
Под вогнутым куполом синего неба завис слепящий ком солнца, изливая июльский жар на буйную зелень бурьяна поверх чащобы впритык теснящихся оградок и на безлюдную кладбищенскую дорогу, по которой истомлённо бредут три мужика – отец, брат мой да я.
Разговор у нас тоже не бойкий, отец толкует, что мест для захоронения тут больше нет, покойников нынче вывозят за городскую черту на противоположной окраине.
Правда, есть лазейка – можно повторно загружать могилы, у которых истёк срок давности – 20 лет. Кладбищенский сторож делает на этом бизнес – вынюхивает бесхозные и продает места упокоения.
А могилке его (отцовой) тёщи уже давно за 30, к тому же в одном секторе где и дочь её, жена его, мать наша.
Мы с братом эту тему не поддерживаем – 83 года не возраст для бывшего моряка-черноморца.
Брат даёт экскурсоводное пояснения мраморному мемориалу, что распростёрся на площади достаточной под десять могильных участков: на вертикальной полированной плите портрет (в полный рост и натуральную величину) невысокого мужчины с неясным лицом, в обнимку с берёзкой или может калиной, на мраморе не понять.
Халёза, который несколько лет правил бандитским миром Питера, а наведываясь в Конотоп, врывался в дежурку вокзальной милиции и ставил их на место, чтоб понимали кто тут, сука, пахан.
В одну из побывок, как выходил из своего лимузина у материнской хаты, искрошили его в лоскуты из автомата Калашникова. Должно питерские заказали.
Следующая достопримечательность ещё просторнее, и здесь уже не картинка, а бюст типа тех, под которыми нас в детстве принимали в пионеры.
Володай был местным крутым и его скромнее прибрали. На свадьбе у родственницы подсыпали чего-то, отвезли без сознания в госпиталь, а через пару дней, когда могучий организм начал выходить из комы, повторили дозу и вот он тут – в виде задумчивого изваяния.
– Красиво живут,– подытожил мой брат,– но недолго.
Я не стал придираться, что красота дело вкуса.
* * *
Через пару дней старший из моих зятьёв рассказал мне про живого крутого воротилу.
Двоечник был и раздолбай, кликуха Утюг, но, как подрос и оперился, пофартило ему при пост-советских переделах – оказался в нужное время в нужном месте и теперь он банкир в Москве, врубаешься?.
А если ты банкир, таблица умножения тебе уже и на хрен не нужна. Короче – банкует там.
Ну, приезжает раз к мамане, а та жалуется – курочек не можна на улицу выпускать, такое движение, нема спасу, так и давлят.
А как не давить, коли хата её на дороге, что выходит из города и заворачивает на Жолдаки; дачники, конечно ж, ездят.
Так Утюг что удумал: прямо в поле, метров за 300 до поворота, строит школу по самым продвинутым технологиям, на пригорочке.
5 миллионов долларов вбухал, материалы всё привозные, компьютеры там и все дела.
Городским властям пришлось проложить дополнительный асфальт от конечной трамвая, лучшая школа в городе, как никак.
Так теперь на Жолдаки все по тому асфальту ездят, зачем лишние триста метров бензин жечь?.
В общем, у маминых курей совсем дачная жизнь пошла – магистраль от ихней улицы чуть не за полкилометра переместилась.
Но дело тем не кончилось. В Москве ещё один крутой есть из конотопских, и тоже из двоечников в банкиры вышел.
Клявик была его кликуха, из загребельского хулиганья.
Дак они, конечно, там с Утюгом, в Москве той, дружбаны.
Ну короче, он с ним поспорил на ящик водки, что построит в городе школу ещё лучше.
Сейчас уже ведут отделочные работы.
Так там, короче, вообще хоромы. Конечно, что лучше выйдет – 7 миллионов выложил.
А прикинь – за что? За ящик водки. Вот же ж дурогоны!.
* * *
Ещё неделю спустя, под конец отпуска, я сидел в лодке уносимой неслышным течением Сейма вдоль зачарованных берегов, утопающих в летней зелени, а та сливалась со своим отражением в речной глади, вперемешку с белыми пятнами от облаков в небесной сини вокруг жаркого шара солнца, и плоскодонку неспешно кружило и разворачивало то к обрывистому правому, то к пологому левому берегу с деловитыми компашками рыбаков, что прочёсывают сетками мелководье, и с млеющими парами любовников меж кустов ивняка; а ведь только вчера приезжал сюда и я с приятелями, для ночёвки у костра под гитару, а вот уже целая жизнь прошла, и тогда я ещё не видел всей этой красоты, до того некогда было за неотложными желаниями и стремленьями; а теперь спешить больше некуда и нет никаких желаний – полная безмятежность, но окончательному счастью мешает томящее чувство обиды, что так скоро всё промелькнуло и ничего не успел понять и толком разобраться в этой жизни; вот и сейчас наверняка знаю всего лишь одно: как только плоскодонка уткнётся в любой из берегов, возьму в руки весло и начну грести вспять – к далёкому уже повороту, за который уплыл железнодорожный мост над рекою, и там заверну в протоку к лодочной станции, чтобы вернуть лодку владельцу, Вовану Чалому, который хоть и не вышел в крутые, но всё ж обзавёлся толстой золотой цепкой на шею и хрипло горлопанит меж домиками дачного товарищества "Присеймовье", для назидания и примера следующему поколению.
* * *
Ну а в чём, спрашивается, мораль этой статейки?
А тут её и близко нет. Абсолютно аморальная писанина. Просто вздумалось поделиться соображением, что даже в форс-мажорную холодрыгу теплеет на душе при мысли: нет, не вывелись ещё среди хомо сапиенсов особи, способные выложить семь миллионов долларов за ящик водки, которую уже и пить-то не хочется.
15-17.01.2008
