Некоторое время мы сидели в тишине. Я пребывал в состоянии шока. Анатолий Петрович учтиво молчал. Потом дверь дома открылась, на крыльцо вышли шаман и Юля. Бородач подошёл к калитке, открыл её и повернулся ко мне.
– Кажется, это за тобой, – он кивнул в сторону дороги.
На дороге стоял автобус с моими сослуживцами, которые, по всей видимости, тоже не вернулись с Донбасса живыми, а пока пребывают в счастливом неведении. Они приветливо улыбались мне, водитель хмурился, опасаясь опоздать.
Я подошёл к Юле и обнял её на прощание.
– Прощай… – прошептала она.
А я пошёл в сторону автобуса, попутно показав средний палец шаману, и крикнул Юле:
– Тимурка скоро вернётся, милая!
***
Мама назвала меня Тимуром, хоть отец и был против, ведь так звали её бывшего парня, погибшего не на своей войне…
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.
И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.
У. Шекспир