Анатолий Фиолетов Серебряный век. Стихотворения
Полная версия:
Анатолий Фиолетов Серебряный век. Стихотворения
- + Увеличить шрифт
- - Уменьшить шрифт
«Все тот же сон, живой и давний…»
Все тот же сон, живой и давний,Стоит и не отходит прочь:Окно закрыто плотной ставней,За ставней – стынущая ночь.Трещат углы, тепла лежанка,Вдали пролает сонный пес…Я встал сегодня спозаранкуИ мирно мирный день пронес.Беззлобный день так свято долог!Все – кроткий блеск, и снег, и ширь!Читать тут можно только ПрологИли Давыдову Псалтирь.И зной печной в каморке белой,И звон ночной издалека,И при лампаде на горелойТакая белая рука!Размаривает и покоит,Любовь цветет проста, пышна,А вьюга в поле люто воет, Вьюны сажая у окна.Занесена пургой пушистой,Живи, любовь, не умирай!Настал для нас огнисто-льдистый,Морозно-жаркий, русский рай!Ах, только б снег, да взор любимый,Да краски нежные икон!Желанный, неискоренимый,Души моей давнишний сон!Август 1915«Не губернаторша сидела с офицером…»
Не губернаторша сидела с офицером,Не государыня внимала ординарцу,На золоченом, закрученном стулеСидела Богородица и шила.А перед ней стоял Михал-Архангел.О шпору шпора золотом звенела,У палисада конь стучал копытом,А на пригорке полотно белилось.Архангелу Владычица сказала:«Уж, право, я, Михайлушка, не знаю,Что и подумать. Неудобно слуху.Ненареченной быть страна не может.Одними литерами не спастися.Прожить нельзя без веры и надеждыИ без царя, ниспосланного Богом.Я женщина. Жалею и злодея.Но этих за людей я не считаю.Ведь сами от себя они отверглисьИ от души бессмертной отказались.Тебе предам их. Действуй справедливо».Умолкла, от шитья не отрываясь.Но слезы не блеснули на ресницах,И сумрачен стоял Михал-Архангел,А на броне пожаром солнце рдело.«Ну, с Богом!» – Богородица сказала,Потом в окошко тихо посмотрелаИ молвила: «Пройдет еще неделя,И станет полотно белее снега».Ноябрь 1924Максимилиан Волошин
(1877–1932)
Когда время останавливается
1Тесен мой мир. Он замкнулся в кольцо.Вечность лишь изредка блещет зарницами.Время порывисто дует в лицо.Годы несутся огромными птицами.Клочья тумана – вблизи… вдалеке…Быстро текут очертанья.Лампу Психеи несу я в руке –Синее пламя познанья.В безднах скрывается новое дно.Формы и мысли смесились.Все мы уж умерли где-то давно…Все мы ещё не родились.15 июня 1904St. Cloud2Быть заключённым в темнице мгновенья,Мчаться в потоке струящихся дней.В прошлом разомкнуты древние звенья,В будущем смутные лики теней.Гаснуть словами в обманных догадках,Дымом кадильным стелиться вдали.Разум запутался в траурных складках,Мантия мрака на безднах земли.Тени Невидимых жутко громадны,Неосязаемо близки впотьмах.Память – неверная нить Ариадны –Рвётся в дрожащих руках.Время свергается в вечном паденье,С временем падаю в пропасти я.Сорваны цепи, оборваны звенья,Смерть и Рожденье – вся нить бытия.Июль 19053И день и ночь шумит угрюмо,И день и ночь на берегуЯ бесконечность стерегуСредь свиста, грохота и шума.Когда ж зеркальность тишиныСулит обманную беспечность,Сквозит двойная бесконечностьИз отражённой глубины.19034Валерию Брюсову
По ночам, когда в туманеЗвёзды в небе время ткут,Я ловлю разрывы тканиВ вечном кружеве минут.Я ловлю в мгновенья эти,Как свивается покровСо всего, что в формах, в цвете,Со всего, что в звуке слов.Да, я помню мир иной –Полустёртый, непохожий,В вашем мире я – прохожий,Близкий всем, всему чужой.Ряд случайных сочетанийМировых путей и силВ этот мир замкнутых гранейВлил меня и воплотил.Как ядро, к ноге прикованШар земной. Свершая путь,Я не смею, зачарован,Вниз на звёзды заглянуть.Что одни зовут звериным,Что одни зовут людским –Мне, который был единым,Стать отдельным и мужским!Вечность с жгучей пустотоюНеразгаданных чудесСкрыта близкой синевоюПримиряющих небес.Мне так радостно и новоВсё обычное для вас –Я люблю обманность словаИ прозрачность ваших глаз.Ваши детские понятьяСмерти, зла, любви, грехов –Мир души, одетый в платьеИз священных лживых слов.Гармонично и поблёклоВ них мерцает мир вещей,Как узорчатые стёклаВ мгле готических церквей…В вечных поисках истоковЯ люблю в себе следитьЖутких мыслей и пороковНас связующую нить.Когда ж уйду я в вечность снова?И мне раскроется она,Так ослепительно ясна,Так беспощадна, так суроваИ звёздным ужасом полна!1903КоктебельИз цикла «Киммерийская весна»
1Моя земля хранит покойКак лик иконы измождённый.Здесь каждый след сожжён тоской,Здесь каждый холм – порыв стеснённый.Я вновь пришёл – к твоим ногамСложить дары своей печали,Бродить по горьким берегамИ вопрошать морские дали.Всё так же пуст Эвксинский понтИ так же рдян закат суровый,И виден тот же горизонт,Текучий, гулкий и лиловый.9 февраля 19102Седым и низким облаком дол повит…Чернильно-сини кручи лиловых гор.Горелый, ржавый, бурый цвет трав.Полосы йода и пятна жёлчи.В морщине горной, в складках тиснёных кожТускнеет сизый блеск чешуи морской.Скрипят деревья. Вихрь траву рвёт,Треплет кусты и разносит брызги.Февральский вечер сизой тоской повит.Нагорной степью мой путь уходит вдаль.Жгутами струй сечёт глаза дождь.Северный ветер гудит в провалах.19103К излогам гор душа влекома…Яры, увалы, ширь полей…Всё так печально, так знакомо…Сухие прутья тополей,Из камней низкая ограда,Быльём поросшая межа,Нагие лозы виноградаНа тёмных глыбах плантажа,Лучи дождя и крики птичьи,И воды тусклые вдали,И это горькое величьеВесенней вспаханной земли…12 февраля 19104День молочно-сизый расцвёл и замер;Побелело море; целуя отмель,Всхлипывают волны; роняют брызгиКрылья тумана.Обнимает сердце покорность. Тихо…Мысли замирают. В саду маслинаПростирает ветви к слепому небуЖестом рабыни.20 февраля 19105Солнце! Твой родникВ недрах бьёт по тёмным жилам…Воззывающий свой ликОбрати к земным могилам!Солнце! Из землиРуки чёрные простёрты…Воды снежные стекли,Тали в поле ветром стёрты.Солнце! ПрикажиВиться лозам винограда.Завязь почек развяжиВластью пристального взгляда!14 февраля 19106Звучит в горах, весну встречая,Ручьёв прерывистая речь;По сланцам стебли молочаяВстают рядами белых свеч.А на полянах влажно-мшистыхСредь сгнивших за зиму листовГлухие заросли безлистыхЛилово-дымчатых кустов.И ветви тянутся к просторам,Молясь Введению Весны,Как семисвечник, на которомОгни ещё не зажжены.16 февраля 19107Облака клубятся в безднах зелёныхЛучезарных пустынь восхода,И сбегают тени с гор обнажённыхЦвета роз и мёда.И звенит и блещет белый стеклярусЗа Киик-Атламой костистой,Плещет в синем ветре дымчатый парус,Млеет след струистый.Отливают волны розовым глянцем,Влажные выгибая гребни,Индевеет берег солью и сланцем,И алеют щебни.Скрыты горы синью пятен и линий –Переливами перламутра…Точно кисть лиловых бледных глициний,Расцветает утро.21 февраля 19108Над синевой зубчатых чащ,Над буро-глинистыми лбамиИюньских ливней тёмный плащКлубится дымными столбами.Весёлым дождевым вином,Водами, пьяными, как сусло,И пенно-илистым руномВскипают жаждущие русла.Под быстрым градом тонких льдинСтучат на крышах черепицы,И ветки сизые маслинВ испуге бьют крылом, как птицы.Дождь, вихрь и град – сечёт, бьёт, льётИ треплет космы винограда,И рвётся под бичами водКричащая Гамадриада…И пресных вод в песке морскомВстал дыбом вал, ярясь и споря,И жёлтым ширится пятномВ прозрачной прозелени моря.13 июня 19139Сквозь облак тяжёлые свитки,Сквозь ливней косые столбыЛучей золотистые слиткиНа горные падают лбы.Пройди по лесистым предгорьям,По бледным полынным лугамК широким моим плоскогорьям,К гудящим волной берегам,Где в дикой и пенной порфире,Ложась на песок голубой,Всё шире, всё шире, всё ширеРазвёртывается прибой.18 ноября 191910Опять бреду я босоногий;По ветру лоснится ковыль;Что может быть нежней, чем пыльСтепной разъезженной дороги?..На бурый стелется ковёрПолдневный пламень, сух и ясен,Хрусталь предгорий так прекрасен,Так бледны дали серых гор!Солёный ветер в пальцах вьётся…Ах, жажду счастья, хмель отравНе утолит ни горечь трав,Ни соль овечьего колодца…16 октября 191911Твоей тоской душа томима,Земля утерянных богов!Дул свежий ветр… Мы плыли мимоОднообразных берегов.Ныряли чайки в хлябь морскую,Клубились тучи. Я смотрел,Как солнце мечет в зыбь стальнуюАлмазные потоки стрел,Как с черноморскою волнойАзова илистые водыУпорно месит ветр крутойИ, вестник близкой непогоды,Развёртывает свитки туч,Срывает пену, вихрит смерчи,И дальних ливней тёмный лучПовис над берегами Керчи.191212Заката алого заржавели лучиПо склонам рыжих гор… и облачнойгалерыПогасли паруса. Без края и без мерыРастёт ночная тень. Остановись. Молчи.Каменья зноем дня во мраке горячи.Луга полынные нагорий тускло-серы. И низко над холмом дрожащий серпВенеры, Как пламя воздухом колеблемой свечи…191313Ветер с неба хлопья облак вытер,Синим светом светит водоём,Жёлтою жемчужиной ЮпитерНад седым возносится холмом.Искры света в диске наклонённом –Спутники стремительно бегут,А заливы в зеркале зелёномПламена созвездий берегут.А вблизи струя звенит о камень,А внизу полёт звенит цикад,И гудит в душе певучий пламеньВ синеве сияющих лампад.Кто сказал: «Змеёю препояшуИ пошлю»?.. Ликуя и скорбя,Возношу к верховным солнцам чашу,Переполненную светами, – себя…20 июня 191714КАРАДАГ1Преградой волнам и ветрамСтена размытого вулкана,Как воздымающийся храм,Встаёт из сизого тумана.По зыбям меркнущих равнин,Томимым неуёмной дрожью,Направь ладью к её подножьюПустынным вечером – один.И над живыми зеркаламиВозникнет тёмная гора,Как разметавшееся пламяОкаменелого костра.Из недр изверженным порывом,Трагическим и горделивым,Взметнулись вихри древних сил –Так в буре складок, в свисте крыл,В водоворотах снов и бреда,Прорвавшись сквозь упор веков,Клубится мрамор всех ветров –Самофракийская Победа!14 июня 19182Над чёрно-золотым стекломСтруистым бередя весломУзоры зыбкого молчанья,Беззвучно оплыви кругомСторожевые изваянья,Войди под стрельчатый намёт,И пусть душа твоя поймётБезвыходность слепых усилийТитанов, скованных в гробу,И бред распятых шестикрылийОкаменелых Керубу.Спустись в базальтовые гроты,Вглядись в провалы и пустоты,Похожие на вход в Аид…Прислушайся, как шелеститВ них голос моря – безысходней,Чем плач теней… И над кормойСклонись, тревожный и немой,Перед богами преисподней…… Потом плыви скорее прочь.Ты завтра вспомнишь только ночь,Столпы базальтовых гигантов,Однообразный голос водИ радугами бриллиантовПереливающийся свод.17 июня 1918Два демона
Т. Г. Трапезникову
1Я дух механики. Я веществаВо тьме блюду слепые равновесья,Я полюс сфер – небес и поднебесья,Я гений числ. Я счётчик. Я глава.Мне важны формулы, а не слова.Я всюду и нигде. Но кликни – здесь я!В сердцах машин клокочет злоба бесья.Я князь земли! Мне знаки и права!Я слуг свобод. Создатель педагогик.Я – инженер, теолог, физик, логик.Я призрак истин сплавил в стройный бред.Я в соке конопли. Я в зёрнах мака.Я тот, кто кинул шарики планетВ огромную рулетку Зодиака!19112На дно миров пловцом спустился я –Мятежный дух, ослушник высшей воли.Луч радости на семицветность болиВо мне разложен влагой бытия.Во мне звучит всех духов лития,Но семь цветов разъяты в каждой долеОдной симфонии. Не оттого лиОтливами горю я, как змея?Я свят грехом. Я смертью жив. В темницеСвободен я. Бессилием – могуч.Лишённый крыл, в паренье равен птице.Клюй, коршун, печень! Бей, кровавый ключ!Весь хор светил – един в моей цевнице,Как в радуге – един распятый луч.6 февраля 1915, ПарижЕлена Гуро
(1877–1913)
Ветер
Радость летает на крыльях,И вот весна,Верит редактору поэт;Ну – беда!Лучше бы верил воробьямВ незамерзшей луже.На небе облака полоса –Уже – уже…Лучше бы верил в чудеса.Или в крендели рыжие и веселые,Прутики в стеклянном небе голые.И что сохнет под ветром торцовполотно.Съехала льдина с грохотом.Рассуждения прервала хохотом.Воробьи пищат в весеннемОпрокинутом глазу. – Высоко.1910Слова любви и тепла
У кота от лени и тепла разошлись ушки.Разъехались бархатныеушки.А кот раски-ис…На болоте качались беловатики.Жил былБотик-животикВоркотикДуратикКотик пушатик.Пушончик,Беловатик,Кошуратик –Потасик…1910«А теплыми словами потому касаюсь жизни, что как же иначе касаться раненого?..»
А теплыми словами потому касаюсь жизни, чтокак же иначе касаться раненого? Мнекажется, всем существам так холодно, так холодно.Видите ли, у меня нет детей, – вот, может,почему я так нестерпимо люблю все живое.Мне иногда кажется, что я мать всему.1910Вдруг весеннее
Земля дышала ивами в близкое небо;под застенчивый шум капель оттаивала она.Было, что над ней возвысились,может быть и обидели ее, –а она верила в чудеса.Верила в свое высокое окошко:маленькое небо меж темных ветвей,никогда не обманула, – ни в чем не виновна,и вот она спит и дышит…и тепло.1912Июнь
Глубока, глубока синева.Лес полон тепла.И хвоя повисла упоеннаяИ чуть звенитот сна.Глубока, глубока хвоя.Полна тепла,И счастья,И упоения,И восторга.1913Александр Блок
(1880–1921)
Фабрика
В соседнем доме окна жолты.По вечерам – по вечерамСкрипят задумчивые болты,Подходят люди к воротам.И глухо заперты ворота,А на стене – а на стенеНедвижный кто-то, черный кто-тоЛюдей считает в тишине.Я слышу всё с моей вершины:Он медным голосом зоветСогнуть измученные спиныВнизу собравшийся народ.Они войдут и разбредутся,Навалят на спины кули.И в жолтых окнах засмеются,Что этих нищих провели.24 ноябре 1903«Девушка пела в церковном хоре…»
Девушка пела в церковном хореО всех усталых в чужом краю,О всех кораблях, ушедших в море,О всех, забывших радость свою.Так пел её голос, летящий в купол,И луч сиял на белом плече,И каждый из мрака смотрел и слушал,Как белое платье пело в луче.И всем казалось, что радость будет,Что в тихой заводи все корабли,Что на чужбине усталые людиСветлую жизнь себе обрели.И голос был сладок, и луч был тонок,И только высоко, у царских врат,Причастный тайнам, – плакал ребёнокО том, что никто не придёт назад.Август 1905Незнакомка
По вечерам над ресторанамиГорячий воздух дик и глух,И правит окриками пьянымиВесенний и тлетворный дух.Вдали, над пылью переулочной,Над скукой загородных дач,Чуть золотится крендель булочной,И раздаётся детский плач.И каждый вечер, за шлагбаумами,Заламывая котелки,Среди канав гуляют с дамамиИспытанные остряки.Над озером скрипят уключины,И раздаётся женский визг,А в небе, ко всему приученный,Бессмысленно кривится диск.И каждый вечер друг единственныйВ моём стакане отраженИ влагой терпкой и таинственной,Как я, смирён и оглушён.А рядом у соседних столиковЛакеи сонные торчат,И пьяницы с глазами кроликов«In vino veritas!»[2] кричат.И каждый вечер, в час назначенный(Иль это только снится мне?),Девичий стан, шелками схваченный,В туманном движется окне.И медленно, пройдя меж пьяными,Всегда без спутников, одна,Дыша духами и туманами,Она садится у окна.И веют древними поверьямиЕё упругие шелка,И шляпа с траурными перьями,И в кольцах узкая рука.И странной близостью закованный,Смотрю за тёмную вуаль,И вижу берег очарованныйИ очарованную даль.Глухие тайны мне поручены,Мне чьё-то солнце вручено,И все души моей излучиныПронзило терпкое вино.И перья страуса склонённыеВ моём качаются мозгу,И очи синие бездонныеЦветут на дальнем берегу.В моей душе лежит сокровище,И ключ поручен только мне!Ты право, пьяное чудовище!Я знаю: истина в вине.24 апреля 1906. Озерки«Ты отошла, и я в пустыне…»
Ты отошла, и я в пустынеК песку горячему приник.Но слова гордого отнынеНе может вымолвить язык.О том, что было, не жалея,Твою я понял высоту:Да. Ты – родная ГалилеяМне – невоскресшему Христу.И пусть другой тебя ласкает,Пусть множит дикую молву:Сын Человеческий не знает,Где приклонить ему главу.30 мая 1907Россия
Опять, как в годы золотые,Три стертых треплются шлеи,И вязнут спицы росписныеВ расхлябанные колеи…Россия, нищая Россия,Мне избы серые твои,Твои мне песни ветровые, –Как слёзы первые любви!Тебя жалеть я не умеюИ крест свой бережно несу…Какому хочешь чародеюОтдай разбойную красу!Пускай заманит и обманет, –Не пропадёшь, не сгинешь ты,И лишь забота затуманитТвои прекрасные черты…Ну что ж? Одной заботой боле –Одной слезой река шумней,А ты всё та же – лес, да поле,Да плат узорный до бровей…И невозможное возможно,Дорога долгая легка,Когда блеснёт в дали дорожнойМгновенный взор из-под платка,Когда звенит тоской острожнойГлухая песня ямщика!..18 октября 1908«О доблестях, о подвигах, о славе…»
О доблестях, о подвигах, о славеЯ забывал на горестной земле,Когда твоё лицо в простой оправеПередо мной сияло на столе.Но час настал, и ты ушла из дому.Я бросил в ночь заветное кольцо.Ты отдала свою судьбу другому,И я забыл прекрасное лицо.Летели дни, крутясь проклятым роем…Вино и страсть терзали жизнь мою…И вспомнил я тебя пред аналоем,И звал тебя, как молодость свою…Я звал тебя, но ты не оглянулась,Я слёзы лил, но ты не снизошла.Ты в синий плащ печально завернулась,В сырую ночь ты и́з дому ушла.Не знаю, где приют своей гордынеТы, милая, ты, нежная, нашла…Я крепко сплю, мне снится плащ твойсиний,В котором ты в сырую ночь ушла…Уж не мечтать о нежности, о славе,Всё миновалось, молодость прошла!Твоё лицо в его простой оправеСвоей рукой убрал я со стола.30 декабря 1908«Ночь, улица, фонарь, аптека…»
Ночь, улица, фонарь, аптека,Бессмысленный и тусклый свет.Живи ещё хоть четверть века –Всё будет так. Исхода нет.Умрёшь – начнёшь опять сначалаИ повторится всё, как встарь:Ночь, ледяная рябь канала,Аптека, улица, фонарь.10 октября 1912Равенна
Всё, что минутно, всё, что бренно,Похоронила ты в веках.Ты, как младенец, спишь, Равенна,У сонной вечности в руках.Рабы сквозь римские воротаУже не ввозят мозаи́к.И догорает позолотаВ стенах прохладных базилик.От медленных лобзаний влагиНежнее грубый свод гробниц,Где зеленеют саркофагиСвятых монахов и цариц.Безмолвны гробовые залы,Тенист и хладен их порог,Чтоб черный взор блаженной Галлы,Проснувшись, камня не прожег.Военной брани и обидыЗабыт и стерт кровавый след,Чтобы воскресший глас ПлакидыНе пел страстей протекших лет.Далёко отступило море,И розы оцепили вал,Чтоб спящий в гробе ТеодорихО буре жизни не мечтал.А виноградные пустыни,Дома и люди – всё гроба.Лишь медь торжественной латыниПоет на плитах, как труба.Лишь в пристальном и тихом взореРавеннских девушек, порой,Печаль о невозвратном мореПроходит робкой чередой.Лишь по ночам, склонясь к долинам,Ведя векам грядущим счет,Тень Данта с профилем орлинымО Новой Жизни мне поет.Май – июнь 1909«Благословляю всё, что было…»
Благословляю всё, что было,Я лучшей доли не искал.О, сердце, сколько ты любило!О, разум, сколько ты пылал!Пускай и счастие и мукиСвой горький положили след,Но в страстной буре, в долгой скуке –Я не утратил прежний свет.И ты, кого терзал я новым,Прости меня. Нам быть – вдвоём.Всё то, чего не скажешь словом,Узнал я в облике твоём.Глядят внимательные очи,И сердце бьёт, волнуясь, в грудь,В холодном мраке снежной ночиСвой верный продолжая путь.15 января 1912«Миры летят. Года летят. Пустая…»
Миры летят. Года летят. ПустаяВселенная глядит в нас мраком глаз.А ты, душа, усталая, глухая,О счастии твердишь, – который раз?Что́ счастие? Вечерние прохладыВ темнеющем саду, в лесной глуши?Иль мрачные, порочные усладыВина, страстей, погибели души?Что́ счастие? Короткий миг и тесный,Забвенье, сон и отдых от забот…Очнешься – вновь безумный, неизвестныйИ за́ сердце хватающий полёт…Вздохнул, глядишь – опасность миновала…Но в этот самый миг – опять толчок!Запущенный куда-то, как попало,Летит, жужжит, торопится волчок!И, уцепясь за край скользящий, острый,И слушая всегда жужжащий звон, –Не сходим ли с ума мы в смене пёстройПридуманных причин, пространств,времен?..Когда ж конец? Назойливому звукуНе станет сил без отдыха внимать…Как страшно всё! Как дико! –Дай мне руку,Товарищ, друг! Забудемся опять.2 июля 1912«Мы забыты, одни на земле…»
Мы забыты, одни на земле.Посидим же тихонько в тепле.В этом комнатном, теплом углуПоглядим на октябрьскую мглу.За окном, как тогда, огоньки.Милый друг, мы с тобой старики.Всё, что было и бурь и невзгод,Позади. Что ж ты смотришь вперёд?Смотришь, точно ты хочешь прочестьТам какую-то новую весть?Точно ангела бурного ждёшь?Всё прошло. Ничего не вернёшь.Только стены, да книги, да дни.Милый друг мой, привычны они.Ничего я не жду, не ропщу,Ни о чем, что прошло, не грущу.Только, вот, принялась ты опятьСветлый бисер на нитки низать,Как когда-то, ты помнишь тогда…О, какие то были года!Но, когда ты моложе была,И шелка ты поярче брала,И ходила рука побыстрей…Так возьми ж и теперь попестрей,Чтобы шёлк, что вдеваешь в иглу,Побеждал пестротой эту мглу.19 октября 1913«Я – Гамлет. Холодеет кровь…»
Я – Гамлет. Холодеет кровь,Когда плетёт коварство сети,И в сердце – первая любовьЖива – к единственной на свете.Тебя, Офелию мою,Увёл далёко жизни холод,И гибну, принц, в родном краю,Клинком отравленным заколот.6 февраля 1914Соловьиный сад
1Я ломаю слоистые скалыВ час отлива на илистом дне,И таскает осел мой усталыйИх куски на мохнатой спине.Донесем до железной дороги,Сложим в кучу, – и к морю опятьНас ведут волосатые ноги,И осел начинает кричать.И кричит, и трубит он, – отрадно,Что идет налегке хоть назад.А у самой дороги – прохладныйИ тенистый раскинулся сад.По ограде высокой и длиннойЛишних роз к нам свисают цветы.Не смолкает напев соловьиный,Что-то шепчут ручьи и листы.Крик осла моего раздаетсяКаждый раз у садовых ворот,А в саду кто-то тихо смеется,И потом – отойдет и поет.И, вникая в напев беспокойный,Я гляжу, понукая осла,Как на берег скалистый и знойныйОпускается синяя мгла.2Знойный день догорает бесследно,Сумрак ночи ползет сквозь кусты;И осел удивляется, бедный:«Что, хозяин, раздумался ты?»Или разум от зноя мутится,Замечтался ли в сумраке я?Только все неотступнее снитсяЖизнь другая – моя, не моя…И чего в этой хижине теснойЯ, бедняк обездоленный, жду,Повторяя напев неизвестный,В соловьином звенящий саду?Не доносятся жизни проклятьяВ этот сад, обнесенный стеной,В синем сумраке белое платьеЗа решеткой мелькает резной.Каждый вечер в закатном туманеПрохожу мимо этих ворот,И она меня, легкая, манитИ круженьем, и пеньем зовет.И в призывном круженье и пеньеЯ забытое что-то ловлю,И любить начинаю томленье,Недоступность ограды люблю.3Отдыхает осел утомленный,Брошен лом на песке под скалой,А хозяин блуждает влюбленныйЗа ночною, за знойною мглой.И знакомый, пустой, каменистый,Но сегодня – таинственный путьВновь приводит к ограде тенистой,Убегающей в синюю муть.И томление все безысходней,И идут за часами часы,И колючие розы сегодняОпустились под тягой росы.Наказанье ли ждет, иль награда,Если я уклонюсь от пути?Как бы в дверь соловьиного садаПостучаться, и можно ль войти?А уж прошлое кажется странным,И руке не вернуться к труду:Сердце знает, что гостем желаннымБуду я в соловьином саду…4Правду сердце мое говорило,И ограда была не страшна.Не стучал я – сама отворилаНеприступные двери она.Вдоль прохладной дороги, меж лилий,Однозвучно запели ручьи,Сладкой песнью меня оглушили,Взяли душу мою соловьи.Чуждый край незнакомого счастьяМне открыли объятия те,И звенели, спадая, запястьяГромче, чем в моей нищей мечте.Опьяненный вином золотистым,Золотым опаленный огнем,Я забыл о пути каменистом,О товарище бедном моем.5Пусть укрыла от дольнего горяУтонувшая в розах стена, –Заглушить рокотание моряСоловьиная песнь не вольна!И вступившая в пенье тревогаРокот волн до меня донесла…Вдруг – виденье: большая дорогаИ усталая поступь осла…И во мгле благовонной и знойнойОбвиваясь горячей рукой,Повторяет она беспокойно:«Что с тобою, возлюбленный мой?»Но, вперяясь во мглу сиротливо,Надышаться блаженством спеша,Отдаленного шума приливаУж не может не слышать душа.6Я проснулся на мглистом рассветеНеизвестно которого дня.Спит она, улыбаясь, как дети, –Ей пригрезился сон про меня.Как под утренним сумраком чарымЛик, прозрачный от страсти, красив!..По далеким и мерным ударамЯ узнал, что подходит прилив.Я окно распахнул голубое,И почудилось, будто возникЗа далеким рычаньем прибояПризывающий жалобный крик.Крик осла был протяжен и долог,Проникал в мою душу, как стон,И тихонько задернул я полог,Чтоб продлить очарованный сон.И, спускаясь по ка́мням ограды,Я нарушил цветов забытье.Их шипы, точно руки из сада,Уцепились за платье мое.7Путь знакомый и прежде недлинныйВ это утро кремнист и тяжел.Я вступаю на берег пустынный,Где остался мой дом и осел.Или я заблудился в тумане?Или кто-нибудь шутит со мной?Нет, я помню камней очертанье,Тощий куст и скалу над водой…Где же дом? – И скользящей ногоюСпотыкаюсь о брошенный лом,Тяжкий, ржавый, под черной скалоюЗатянувшийся мокрым песком…Размахнувшись движеньем знакомым(Или все еще это во сне?),Я ударил заржавленным ломомПо слоистому камню на дне…И оттуда, где серые спрутыПокачнулись в лазурной щели,Закарабкался краб всполохнутыйИ присел на песчаной мели.Я подвинулся, – он приподнялся,Широко разевая клешни,Но сейчас же с другим повстречался,Подрались и пропали они…А с тропинки, протоптанной мною,Там, где хижина прежде была,Стал спускаться рабочий с киркою,Погоняя чужого осла.6 января 1914 – 14 октября 1915