Сергей Минутин
Никто мне ничего не обещал. Дневниковые записи последнего офицера Советского Союза
Поговаривали, что это страх. Просто, будучи мальцом, маленький Миша оказался на оккупированной немцами территории. Ему доверяли ощипывать гусей, а для скорости давали подзатыльников и пинков. Он стал услужлив и боязлив. А кто бы не стал? Тем более, что обе родственные партии КПСС и НСДАП, руководившие государственными машинами «коммунизма» и «фашизма», давали пинки и подзатыльники совершенно идентично. Вопрос, зачем, зная всё это из своего босоного детства, лезть во власть?
Народ начинал злится и на армию. От людей в погонах ждали действий, направленных на наведение порядка. Власть во избежании этих действий начала замену офицеров: азербайджанцев из Азербайджана переводили на Украину, а с Украины украинцев в Азербайджан, и так во всех республиках. Командующий округом генерал Громов издал приказ, разрешающий носить в служебное время гражданскую одежду вне воинских частей и призывающий командование развозить офицеров в крупных городах домой на автобусах, дабы не провоцировать население. Военную форму становилось носить опасно. В общем-то, офицеры форму снимали без сожаления. Здесь наметилось коренное отличие «белой» армии от «красной» в период краха.
На Украине больше всех были напуганы евреи. Их томило ожидание и вопрос, когда же Михаил Сергеевич откроет границы и даст право на свободный выезд из СССР, о чём давно ходили слухи. Они хотели успеть до «погромов». РУХ вывешивал плакаты с перечислением окладов партийного аппарата и призывами к народу не поддаваться на провокации, которые этот аппарат готовит.
Начался XVIII съезд ЦК КПСС. Речи всё те же. Ура КПСС! Ура обновлению рядов! Но рядом шахтёрские забастовки. За шесть лет перестройки страна дошла до политических забастовок. Шахтёры, следуя примеру Аннушки Карениной, дружно легли на рельсы. Появились новые партии. Даже в маленьких украинских городках стали проходить митинги, проводимые РУХом и недавно созданной республиканской партией. Призывы были более чем скромны: переизбрать депутатов в местные советы, сделать жизнь местной партхозноменклатуры прозрачной и одинаковой со всем остальным народом. Для сбора народа на митинги сначала выпускали хор. Поют украинцы прекрасно. Конечно, народ собирается послушать украинские песни. По мере сбора толпы на сцену выходит оратор и начинает втюхивать «светлые» мысли.
Сергей писал в своём дневнике: «А Россия, по-моему, начинает хулиганить. Там ребятишки посмышлёней. По всем телеканалам поёт Маша Распутина. Хороша, бестия. Бодрит. В полку бардак. Грызусь с командиром. Полтора месяца назад мне присвоили звание капитана. Погоны не меняю, жду, когда их мне вручит лично командир и перед всем строем. А то эти «верхи» заболтали уже и армию, и все её традиции, оставив одну – мздоимство. Ничего, дождусь. Состояние странное. Спасибо, Михаил Сергеевич, ибо нет тыла – нет проблем. Нет проблем – легче служба. Украли всё, новое взять негде. В округе списали и увезли из части куда – то даже чугунные котлы для варки пищи в полевых условиях. Наверное, на чью-нибудь дачу варить корм для свиней.
Все начальники служб в основном ведут нудные и длинные разговоры. У них тоже всё украли. У начвеща унесли последний биллиардный стол, у инженера – последние лопаты, у начхима – все ОЗК, у начальника службы вооружений не осталось ни капли зелёной краски, у начфиза забрали штангу и т. д. Начальник инженерной службы, Саша Абраменков обратил внимание на две вещи: во-первых, дети перестали играть в детские игры. Они даже не знают такие игры, как прятки, догонялки, битки, лапта, фантики и прочее. Во-вторых, львиная доля мирового культурного наследия и человеческой цивилизации, известной нам, принадлежит русским и немцам, где-то рядом бродят англичане. С другой стороны, и немцы, и русские в ХХ веке варварски уничтожали свою культуру. Но мы этим занялись в ХХ веке во второй раз.
Потом пошли в баню, парились и пили коньяк. Евреи как обычно «подкалывали» хохлов. В этот раз победили евреи.
Миша Глейзер начал издалека задирать Колоднейчука:
– Уже помылся?
– Помылся, – расслабленно отвечает Колоднейчук.
– А всё тело помыл – то? – продолжил расспросы Миша.
– Всё, – не замечая подвоха отвечает Колоднейчук.
– А я никогда всё тело не мою, на другую баню оставляю, – заканчивает расспросы Миша.
Все хохочут. Конечно, эти ребята друг друга стоят. Лучше всех это известно памятнику Котовскому. Евреи у него шашку отпиливают, хохлы приваривают на место, и так из года в год.
Главным и самым нужным атрибутом армейской жизни для Сергея стала фуражка. Он их завёл две. Одна постоянно висела в кабинете и означала, что он где-то в штабе, в другой он ходил в город, в баню, в кино. Словом, служил. Вторую фуражку он тоже не любил носить на голове. Однажды его остановил и пристал с расспросами замкомандира полка п/п-к Бокарев, которого Сергей считал большим умницей и с которым устраивал стихотворные баталии.
– Серёжа, ты почему носишь фуражку под мышкой?
– На мозги давит, думать не даёт, – ответил Сергей.
– Никому не говори, что ты умный, – сделал заключение Бокарев.
Соседний полк, видимо, в целях взбодрить офицеров решил провести учение. Засидевшиеся без дела танкисты устроили на танках гонки по колхозным полям. Прокатились они и по подсобному хозяйству Сергея. Этому факту он был чрезвычайно рад. Дело было весной, семена ещё «оклемаются» и взойдут. А пока появился хороший рычаг для возмещения убытков. Так Сергей познакомился с комбатом танкового батальона. Он стал постоянным «банным» спутником Сергея. Они оба радовались возможности смыться из части для решения важных, судебных дел. Комбат был боевой. Он воевал сначала во Вьетнаме, потом в Палестине, был очень невысокого мнения и об американцах, и о палестинцах, и о евреях. Американцы его достали тем, что начиная нести потери в живой силе они переставали воевать. Им было не жалко технику, но солдат они берегли. Это резко контрастировало с нашей концепцией войны. Было обидно. О евреях у него тоже было весьма резкое суждение. Он был уверен, что именно советские евреи вооружали армию Израиля, что именно они втихаря собирали деньги и отправляли их на закупку вооружений… Евреи ломили напролом, но грамотно. За шесть дней укатали всех арабов. К арабам комбат относился с нисхождением, ибо не был уверен в том, что они хоть когда-то воевали. А если нет опыта войн, то чего от них ждать.
Сергею было чрезвычайно интересно с ним общаться. Про поле, потравленное танками, они вообще забыли. Сергея не интересовала война, его интересовал быт банановых стран. Михаил с большим юмором, сидя на самом верху парной, рассказывал, что во Вьетнаме самым большим удовольствием было опустить свои яйца в таз с холодной водой. А в Палестине он где-то подхватил лихорадку и теперь его постоянно трясёт. Но самое скверное в том, что он согревается только в бане. А на улице, даже в 30 градусную жару, ему было холодно в кителе. Так они дружили. Процесс шёл, бюрократия работала, а бюрократия в СССР все вопросы рассматривает долго. В этом её качестве Сергей и комбат ощутили несомненную пользу. Так прошло лето.
Сергей писал в дневнике: «Завтра приезжает жена. Надо сдать бутылки и купить цветов. Где-то я просмотрел свою любовь. А всё Андрюша Рец: «Офицер должен жениться или на враче, или на учительнице, но лучше на враче, это всё равно, что приобрести и машину «Волгу», и взять десять тысяч приданого». Уговорил, зараза. А тут такая инфляция. Но уже никому ничего не вернёшь.
С этого места Серёжа сильно обижался на всех евреев. Других причин не любить евреев у него не было. Совет-то вроде правильный был, но требовал разъяснения. Не на враче, а на медсестре, а если на учительнице, то начальных классов. Чтобы жена не задирала планку на высоту, которую муж не сможет перепрыгнуть. Чтобы никакой другой мечты, кроме как стать генеральшей, у неё не было. Одним словом, совет не помог, Серёжа обиделся на Андрюшу, а много лет спустя вместе с обидой на него разобиделся и на всех евреев. С женой развёлся.
А в дневнике он писал: «Опять поменялся командир полка. Это хорошо не кончится. Совсем не обязательно оканчивать военную академию, чтобы видеть ужасающие последствия такого кадрового бардака. Хочешь разрушить армию, создай неопределённость положения среди её офицеров, лиши их перспективы. Присылай им новых командиров. Новый полководец, изобразил из себя демократа. К нам попал чуть ли не прямо из Военной академии стран Варшавского договора. Оказывается, для своих и такие есть. А мы и не знали.
Этот демократ, видимо, на тамошний манер, зря что ли учили, всех построил и стал задавать дурные вопросы: «На что жалуетесь?». Я, конечно, пожаловался на то, что в нашем гвардейском полку уже второй месяц командир, а теперь это он, не может вручить мне погоны капитана. В обед вручили. Пошли обмывать погоны, звание обмыли уже давно. Завтра будем шлифовать то, что обмыли давно и обмываем сегодня.
А что ещё остаётся? Отсутствие службы, как и её чрезмерное присутствие ведёт к снижению боеготовности, но её отсутствие – особенно. Ничем не занятые офицеры начинают либо пить, либо ныть. Говорят, что гениальные полководцы это прекрасно понимали. И занимали своих офицеров либо балами с дамами, если воевать было не с кем. Это позволяло держать и форму, и лоск не «засаленных» погон. Либо занимали офицеров службой, если было с кем воевать. Тогда офицеры были чуть пьяны, до синевы выбриты и бесконечно преданы Родине.
А сегодня, лишенные всего, мы предались пьянству и анализу. Это опасно, особенно второе. Офицеры, склонные к анализу, особенно на стыке времён становятся разведчиками либо прошлого, либо будущего. Но в любом случае они становятся бесчувственными циниками.
Молодым офицерам перестали давать жильё. Часто меняющиеся командиры хотят получать многокомнатные квартиры непременно в центре города. Городская власть идёт на это, но даёт одну квартиру вместо 5-6. А «полководцам» всё равно. Имперский бордель катится к чёрту. Грабь, пока можно. А им можно.
Но эти сволочи стали вбивать клин между молодыми и старыми. Молодых офицеров подселяют в коммуналки к пенсионерам. Мол, старики помрут скоро, всё будет ваше. Вот сволочи. Стравливают всех, как на петушиных боях.
Жёны «скрипят» и ругаются у всех. Их лишили товаров народного потребления. Образовался ничем не заполненный вакуум. Этот вакуум вместо того, чтобы всосать офицеров в домашнее хозяйство, наоборот, вытолкнул их. Странное дело, службы не стало почти никакой, но большинство офицеров проводят в части и субботы, и воскресенья. Армия разрушается с огромной быстротой. К счастью, на тыле это не сказывается никак. Жрать офицеры и солдаты, внезапно став тунеядцами, по-прежнему хотят. Но остальные подразделения деградируют очень быстро. Их лишили рутинных обязанностей, нудных, каждодневных, но цементирующих армию. Не стало даже утренних построений всего полка. Народ бродит абсолютно ничем не занятый. Все бы давно разбежались, но деньги ещё платят.
Закрутил роман с актрисами. В город приехал русский театр из Эстонии «У виадука» на гастроли. Пошёл. Посмотрел. Спектакль «Ромул Великий». Сцена застолья. Перед «Ромулом Великим» чашка с муляжами куриных яиц и всё. Зал прямо так и чувствовал голод артиста, играющего римского цезаря Ромула. Видимо, у Рима тоже остались застарелые проблемы. Да и где им, этим артистам, взять продукты, если их теперь выдают по «купонам». Актрисы какие-то тощие. Пытаются показывать стриптиз, но после украинских то женщин с их стратегическим запасом сала и на теле, и в погребах… Стало жалко, особенно самую молодую. Она весь спектакль показывала своё тощие тело, раскрывая полы туники. Запомнился синяк на ноге, сильно выше колена. Но какие глаза… Решил подкормить и ещё раз посмотреть на синяк, но вблизи.
Вечером, после спектакля, заявился в гостиницу в лётной форме, оставшейся в наследство с прежнего места службы, ящиком продуктов из воинской части и коньяком. Когда собирал этот ящик, думал, что гром и молния испепелят меня прямо у стеллажа, но Бог простил. Видимо, артисты из Эстонии так оголодали, что Господь на моё воровство закрыл глаза. Может быть, он откроет их на воровство моих прапорщиков. Хотя, чёрт их знает, может быть, они всё, что воруют, отправляют голодающим Поволжья.
От моего прихода все обалдели. Мужички, даже стали выказывать некоторую ревность. Но когда обнаружились выпивка и закуска, отношения быстро наладились. Это же русский театр из Эстонии, а не наоборот. Какие тут женщины, какая тут ревность, когда зовут пить «горилку»».
Сергея начали расспрашивать о лётных буднях. О лётчиках Сергей знал мало, так как в «общаге» по прежнему месту службы жили в основном штурмана, и единственный друг у Сергея тоже был штурман. О лётчиках он отзывался иронично: «Лётчики, на пиз-у налётчики». Этим афоризмом лётная тема себя и исчерпала.
Попав к артистам, Сергей стремился доказать, что и он артист, хоть и на другой должности. Он начал петь песню: «И вот расстилается город Берлин//, Он снова проверил расчёты//, И вдруг замечает, что снизу под ним// Немецкие бьют пулемёты//. Удар и машина объята огнём//, И штурман с сиденья свалился//, Но крепкое сердце работало в нём//, Он встал, за гашетки схватился».
Сергей зафиксировал в дневнике: «Наташа, Светлана, Галя. Всех, кто набежал «послушать», не помню. Начали галдеть: «Мы на диете. Мы мясо не едим». Я им тоже ответил: «И мы не едим, пока не пьём». И началось и длилось две недели. Вечером спектакль. «Ромул Великий» хоть стал похож на человека, округлился, и начал уплетать яйца с салом, прямо на сцене. Интересно, было ли в Риме сало? А ночью гулянки при луне?».
Артисты явно ожили. Такие спектакли, как «Мудромер», «Азалия», а особенно «Утешитель вдов» прошли с оглушительным успехом. А ночные концерты в гостинице приводили всех проживающих в «умиление», особенно когда Ромул Великий, он же Римский цезарь, вместе с Сергеем пел песню, которую в разных вариантах знает вся Россия: «И дорогая не узнает//, Какой танкиста был конец». Про «конец» они пели особенно выразительно. Потом пели про моряков: «На палубу вышел, спасенья уж нет//,В глазах его всё помутилось//, Увидел в дали ослепительный свет//, Упал, сердце больше не билось». Затем о лётчиках: «Увидел составы с горючим вдали и бомбы как град полетели».
Гостиничные кастелянши терпели жалобы постояльцев. У них с Сергеем были взаимовыгодные отношения – единство армии и народа.
Красавицы уехали, поклонники остались.
А в это время его родная страна решила победить инфляцию по одному возможному варианту: изъять все деньги у населения. Народ начал давиться, даже по ночам, в очередях в обменные пункты. Меняли 50 и 100 рублёвые банкноты. Нищие радовались. Остальные почти рыдали. Начался 1991 год.
Сергей писал: «Похоже, что нашему обществу светлое будущее не угрожает. Аппарат сжирает всё, народу ни хрена не остаётся. В будущее смотрю с тоской. Народ вгоняют в какие-то отношения, называемые рыночными. Всех хотят сделать прапорщиками, то есть преступниками».
СССР еле дышит. Для народа придумали развлечение в виде референдума. Ну-ну. Понятно, что нервозность в народе растёт, что пар надо выпускать (в своё время и у «красноармейской будёновки» были дырки на уровне ушей). Но весь народ скопом можно только угробить.
Подал документы на поступление в военную академию. Надо успеть, пока ещё армия едина. Начальник штаба приказывает их забрать, мол, ещё молод. На всякий случай написал мне выговор. Как же, заберу! Пошёл к кадровику, взял у него пачку служебных карточек, на всех написал свою фамилию и всем раздал, начиная с командира и кончая всеми замами со словами: «У нас по городу ходит женщина метрового роста, с горбом и усами. Это трагедия, но эта женщина всегда весёлая. Можете писать мне выговоры хоть каждый день. Я вас покину всё равно». Я понимаю, что это, ребята, называется бардак. Я даже понимаю, что способствую этому бардаку. Но когда у атамана нет «золотого запасу», казаки либо сбиваются в шайку и идут грабить соседей, либо расходятся до поумнения атамана и растрясают накопившийся жир. Я выбираю второе.
Купил десятилитровую бутыль коньяку, разлил его в бутылки. Завтра еду в округ, узнавать, когда следует убыть в академию. Боюсь, что местные отцы-командиры спрячут от меня и номер приказа, и моё предписание.
Так и вышло, в академии я должен был быть ещё вчера. Быстро сматываю удочки.
Вот он Питер. Ай – яй! Питер – это не Киев.
Меня долго по свету носило,
Занесло, наконец, в Петербург,
В Петербурге тоскливо и сыро,
Петербург – это город одях!
Пётр Первый столицу здесь строил,
Иностранцев сюда зазывал,
И пока они жили тут, мысль «фосфорила»,
А теперь – это город одях.
Вторая столица в жутком состоянии. В магазины длинные очереди. Бедные петербуржцы. Ленинградом этот серый город никто не называет. Украина – Родина. И Россия – Родина.
Повезло, успел. Прибыл прямо в день сдачи первого экзамена. До меня тут ребята уже насиделись. Знакомые всё лица. Злятся, думают, что я шибко блатной, раз приехал в последний день. Они, бедолаги, тут уже неделю лагерь разворачивают, кровати таскают, матрасы выбивают… Ну, извините. Я вот водки привёз.
Первый экзамен сдал. Сдали все, но радости нет ни у кого. Если я в академию рвался, то почти все, приехавшие из групп советских войск, были присланы в неё насильно. Они в полном «сраче» подсчитывают, сколько и чего там без них сопрут. Вывод войск идёт полным ходом. Они открыто возмущаются, что им поставили положительные оценки, и рвутся обратно.
Все экзамены сданы. Все ждут мандатную комиссию. По лагерю ходит какой-то слух о государственном перевороте. Живём тут, комаров кормим, а что в стране происходит, совсем не знаем. Объявили общее построение. Стоим, ждём. Вышел начальник академии. Сообщил, что все поступили, и мандатной комиссии не будет. Затем сурово сказал, что в стране создано ГКЧП. Слухи подтвердились.
Стоящий рядом со мной начальник продовольственной службы из псковской дивизии ВДВ могучим басом мне на ухо прошептал: «Наши уже в воздухе». Я отшутился: «А наши уже давно прилетели». Он юмора не понял.
Заметно оживились офицеры из группы советских войск в Германии. Они просто чуть ли не прыгали от радости. Все экзамены они упорно «заваливали», а им упорно ставили положительные оценки. А теперь у них есть все шансы стать «героями», то есть вернуться в свои части для продолжения грабежа материальных средств. Тут же, на месте, они стали писать рапорта на тему «Родина в опасности, и в это трудное для Родины время их место в войсках». Пристаю с вопросом к Славке: «Славик, ты уже поступил, три года слушателем. Объясни». Объясняет: «Понимаешь, Серёжа, рядом с нашей частью немецкая свалка автомобилей. У них, загнивающих, износ автопок рышек допускается до 7 мм, а у нас до 2, но в принципе до полного «облысения». То есть, там у меня целая свалка новых покрышек. На одном контейнере покрышек, отправленном в Россию, я зарабатываю больше, чем за все предыдущие годы службы. Это только на покрышках». Да, кого на что учили. Десантник уже всеми мыслями в воздухе, а тыловик на свалке с покрышками. Наверное, это правильно. Рапорта, как ни странно, подписали, хотя и предупредили, что о дальнейшем карьерном росте можно забыть.
Я опять пристал к Славику: «Покрышки кончатся, а дальше?». Славик, видимо от радости, пустился в объяснения: «Происхождение спасёт. Оно у меня рабоче-крестьянское. Происхождение, брат, – это великая сила. Здесь ни закон, ни уставы не работают. Если происхождением не вышел, то можешь рассчитывать только на доверие тех, кто вышел. Рост – на доверии, продвижение – на доверии. Хотя, конечно, важно угадать, кому служить. Не переживай, те, кто сегодня в ГСВГ, не пропадут. Они там тренируются, а здесь начнут полномасштабный грабёж. И я со своим происхождением вместе с ними. Я просто покупаю доверие. Причём, заметь, ценой каких жертв. От академии отказался». Мне показалось, что Славик готов «взрыднуть».
Все мы по отношению друг у другу – твари, хоть и твари божьи. Код офицера «Честь имею» умер в армии вместе со смертью кода священника «Аминь».
Отправили патрулировать улицы. Всё спокойно. Видимо, в этот раз крейсер «Аврора» палить не будет. Не видно желающих кровь проливать, хотя «бомжеватых» мужичков много, но, судя по выправке, это наши.
Демократы ГКЧП победили. Как оказалось, и биться было, особо, не с кем. «ГКЧПисты», видимо, насидевшись при Михаил Сергеиче без спиртного, дорвались. Три дня пили, потом сдались.
Ребятишки, спросили бы меня, что вам надо делать? Я с вашим вождём в одном доме жил. Для меня вы всё «просрали», когда «отмазали» нашего начальника политотдела от заслуженного наказания. По вашим историческим решениям так выходило, что весь офицерский корпус моего родного полка, давший миру двух космонавтов, должен был сначала напиться «вдрызг», затем подраться, а потом выстроиться в медвытрезвитель за орденами, медалями и повышением по службе. Кто же вам после этого поверит? Вы выглядите так же, как и белогвардейские банды времён гражданской войны. У них тоже везде были свои люди, даже в ВЧК, но они всё «просрали».
Местный мэр Собчак на вершине счастья. Под суматоху начал звать представителей царской крови вступать в права наследства питерским имуществом. Народ ропщет и не хочет вновь уплотнятся до коммуналок. Это минус, но, народ явно отдохнул от телевидения и это плюс. Почти три дня его никто не донимал разного рода «дурью». Господи, а сколько её ещё будет. Питерцы сделали заявку на престолонаследие, а это безудержное местничество, семейственность. А потом опять Александр Невский или Иван Грозный придут из Москвы и спалят всю эту «приблуду» на хрен».
Люблю Россию. Замечательная страна. Душевная. То князь русский – «москаль проклятый» выйдет к диким племенам с мечом. Обопрётся на него и начнёт эти дикие племена жизни учить. Тут заслушаешься. От покорных слушателей задремлет князь, и тут как тут появляется вечный жид – «новгородец-питерец». А он, в свою очередь, рассыпает перед дикими племенами золотые монеты. Тут засмотришься. И здесь абсолютно ни при чём ни русские, ни евреи. Они – то как раз подтягивают дикие племена к общей грамотности и ликвидируют их дремучую безграмотность. Ильич этот процесс так и называл «ликвидация безграмотности» и ликвидировал самых «отстающих». А Хрущёв, посетив США, вдруг обнаружил, что на примере СССР весь Запад у себя социализм уже построил. И потянулись в страны развитого социализма все детишки высшей партийной номенклатуры, включая и детишек самого Хрущёва. Они то, как Хрущёв и обещал начали жить при коммунизме, только в другом месте. Так что же вы хотите от диких племён? Они хотят самостоятельности. Они же не слепые, видят, что одно «дикое» племя создало себе государство Финляндию, другое – Болгарию, третье – Англию, четвёртое – США и т. д. И все брали своё начало в России. Если бы не русская эмиграция, то французы так бы до сих пор и вычёсывали вшей деревянными палочками. Племена хотят свободы и самостоятельности. Но вот с этого места в России начинается кошмар, а у всего остального мира – ликование. Начинают уезжать из России русские и увозить с собой идеи и порядок, следом утекают и евреи. Они увозят все те монеты, которые показывали. Ни те, ни другие ни в чём не виноваты, а если и виноваты, то только в том, что всегда стремятся ликвидировать чужую безграмотность.
Вообще-то, государство – это очень интересный феномен, придуманный кем-то для человека. Кто-то дал это понятие человеку для различения им порядка и хаоса. Благополучие государства зиждется только на том, как далеко продвинулось человечество по пути эволюции. Если в государстве хаос, значит его населяет и народ мало что знающий о порядке. Россия объединила разные народы, самые разные. К счастью, России, как государства, в ней периодически появляется Государственник, который из хаоса выстраивает порядок. Обычно это человек с европейской кровью, но сильно улучшенной русской кровью, в которой полным полно восточной мудрости и коварства. Такому человеку найти опору среди своих чрезвычайно тяжело. Свои на огромной территории грабят друг друга, выясняют, кто «круче». Государственник оглядится вокруг и увидит, что внутренней созидающей силы нет. Одни уроды, причём самых разных национальностей. А раз нет внутренней созидающей силы, значит надо искать силу внешнюю. Тот Государственник, который привёл на Русь монгол, был не так уж и не прав. Почти 300 лет был порядок. Русь спокойно торговала. Налог составлял лишь 10 %, до этого свои князья сдирали всё с тех, кто попадал под руку. Хотя в это же время и западные короли и вассалы обирали свои народы не менее жестоко.
Но огромное пространство и богатства Руси и с монголами сыграло злую шутку. Они тоже стали дробиться на отдельные ханства, дробя и армию. А ханы в свою очередь стали сеять хаос точно так же, как и русские князья до их «ига».
Государственникам пришлось искать новую силу. Такой силой стали московские князья, делавшие упор на казачество, т. е., на армию. Великий князь Александр Невский был одним из таких государственников. Потом был Иван Грозный – большая умница. Даже Пётр Первый, ярый западник, положивший начало оголтелому разврату и воровству чиновничества, своё восхождение начинал с «потешных» полков.
В Питере прижились оба петровских начинания: и разврат, и военные. Пропорции сохранились до наших времён: много и того, и другого».
Военный аспект Питера Сергея мало интересовал. А вот к питерским женщинам он был очень даже неравнодушен. Портовый город, вечно пасмурная погода, красота, хоть и сильно обветшавших, но великих зданий, делали всех женщин загадочными и недоступными. Но при первом же подходе и фиксации, оказывалось, что они все страшно недоласканные. А в этом городе всё располагало к длительным вечерам вдвоём, возле тёплого камина, за бутылочкой коньяка или рома.
Сергей через любимых женщин влюбился и в Питер. Сергей обнаружил, что до Питера он о женщинах не знал ничего. Да, у него была первая любовь «до глубины души», но она не коснулась тела. Потом была вторая, и третья, но эти женщины выматывали и душу, и тело. Они чего-то хотели, чего то просили, были чем-то недовольны. Они больше «охотились» за ним и ублажали какие-то свои мысли, чем любили. В Питере Сергей нашёл совершенно других женщин. Им, кроме него самого, ничего более нужно не было.
Это открытие так поразило его, что на него навалилось тяжким грузом вся его никчёмная жизнь до такой степени, что он впервые в жизни в объятиях женщины разрыдался, как ребёнок. Это были не просто слёзы. Это были реки слёз. Он ревел и бормотал: «Почему это именно сейчас и именно со мной».
Те вершины, до которых поднимался Сергей с питерскими женщинами, многим его однояйцовым коллегам даже не снились. Только два любящих сердца могут слиться в экстазе. Всё остальное, как говаривал герой из фильма, «брехня». Бог браков не придумывал, но любовь он дал. Он даже определил места для любви. И Питер стал для Сергея таким местом. Многие книги классиков открылись для него другими гранями. Он интуитивно понял, что о той любви, которую испытал он, знали М.Булгаков и В.Орлов. Именно они привели человечество к мирскому пониманию таких понятий, как Бог – Отец и Богиня – Мать. Одно целое, неделимое, вечное. Тосковал о такой любви Ф.Достоевский. Догадывались, но так и не достигли понимания Л.Толстой, Э.Золя, Н.Гоголь, Куприн и многие другие. Да почти все великие писатели догадывались. Если бы они не догадывались, они бы просто ничего не написали. Иронизировали на тему любви (как люди могут иронизировать над Богами?) А.Чехов, Г.Байрон и, конечно, А.Пушкин. Александр Сергеевич знал о нашем мире всё, поэтому Богом считал себя – «старика», а Богиней – «старуху», вечно из-за своих капризов, сидящую у разбитого корыта.
Учёба в академии пролетела быстро. Выбор округов для дальнейшей службы в распадающемся СССР значительно сузился. Сергей не предпринимал никаких мер по их выбору. Его «сослали» в Забайкальский военный округ.
Оказавшись на задворках России, Сергей разве что не выл волком на луну. Его охватила такая тоска при виде бескрайних степей, заваленных мусором, брошенных военных городков, домов без окон и дверей, что он «разразился» длинным трактатом, который назвал «Даурия как отражение власти».
В нём он писал: «Родина. Какая она? Для каждого своя. Забайкалье, 18 июня, 1891 года. Цесаревич Николай, будущий Царь – Николай II путешествуя по Дальнему Востоку, был проездом в Чите, где и позавтракал с казаками. В 1894 году цесаревич становится царем. Благодарное казачество в порыве святой радости и умиления от его восшествия на престол устанавливает на месте завтрака чугунную плиту с указанием числа, года и рода занятия».
Плита эта и поныне хранится в Читинском музее боевой славы, расположенном в Доме офицеров, и первой встречает каждого посетителя. Может быть, сама эта чугунная плита и была выдержана в стиле Гоголя или Салтыкова-Щедрина, но казаки народ хитрый и свободный, зря стараться не станут, поэтому уже через год после вступления Николая II на престол начинается строительство Китайской военной железной дороги. Железную дорогу прокладывали быстро. Как грибы вдоль неё появлялись разъезды. Наиболее важные из них: торговые, военные, перегрузочные, сырьевые – разрастались до поселков и получали названия.
Так в 1905 году один из железнодорожных разъездов получил название «Даурия». Поселок этот становится одним из самых важных военных поселений на всей КВЖД. До революции 1917 года в нем дислоцировались первый Аргунский и второй Аргунский казачьи полки, занимавшиеся охраной границы с Монголией, Китаем, и выполняли таможенные функции. Непосредственно военный городок по приглашению русского царя строили австрийцы с 1905 по 1912 гг. Ими были построены госпиталь, офицерский клуб, церковь и несколько казарм из красного кирпича. С ростом военного городка рос и гражданский поселок, бурно развивалась торговля. Народ ехал туда в основном на заработки или на государеву службу. Ехали ненадолго, а часто получалось, на всю жизнь: Забайкалье крепко удерживает всех, кто туда приезжает.
Трактат получился длинный, скучный, нудный и совершенно не похожий на «лебединую песню» военной службы. Сергей писал: «Человек смертен, но отношение к смерти у живых разное. В те годы и в том месте оно заслуживало уважения. Кладбище разместили на самой высокой сопке так, чтобы видно оно было отовсюду, и поселок с этой сопки был виден весь. Сочетание жизни и смерти, радости и грусти, а, главное, вечности. Хоронили русских, австрийцев, бурят на одном кладбище, ставили им добротные бетонные памятники.
