Сергей Малицкий
Трепет. Камни Митуту. Книга третья
Глава шестая. Эбаббар
Через день после первой ночевки на сеновале Лава узнала, что через Кирум они не пойдут, потому как Светлая Пустошь выползла через границы, в Кируме если не паника, то почти осада, а добираться до Эбаббара баркой, каждую из которых сопровождает отдельный дозор, так уж лучше сразу отправляться в ардуусские темницы. Лава было заикнулась, что неплохо бы обдумать третий шаг, прежде чем делать второй. Что она вообще забыла в Эбаббаре, не лучше ли отправиться к какой-нибудь родне да переждать там до тех пор, пока… Пока что? – напрямую спросил ее Литус. Пока король Ардууса умрет? Или же состарится и умрет его юный отпрыск? Или пока воинства Эрсетлатари пересекут Сухоту, вышибут крепостные ворота в Алке и Бэдгалдингире да осадят Ардуус? Тогда-то уж точно королю Пурусу будет не до племянницы-беглянки. Или есть родственники, у которых Лава могла бы укрыться? Девчонка тут же скисла, но и родственников в голове пересыпала. Из Тотумов в живых остались только дети Пустулы, которая нашла семейное счастье в объятиях Милитума Валора, брата покойного короля Тимора и городского воеводы Ардууса, да Кама и Игнис. Но где скитались или отыскали укрытия последние, да и живы ли они до сих пор, точно так же, как и ее подруга Фламма, Лава не знала, а Дивинус, герцог Лаписа, и его сестра, отчаяннейшая Процелла, оставались в маленьком королевстве или теперь уже герцогстве, где укрыться было еще сложнее, чем в Ардуусе. Нет, конечно же, Процелла, которая, по слухам, занималась переселенцами из Эрсет и Дакиты, нашла бы для Лавы хижину в дальней горной деревне, но так ли уж та ее доля была бы лучше вот этого бегства? Да и добраться до Лаписа тоже было непросто. Без Литуса Лава бы на это не решилась, а бастард короля или опять же герцога Эбаббара явно собирался отправиться в родной город, а не в Лапис. Кто еще у нее оставался? Фосса, старшая сестра Болуса? Может быть, и да. Близких отношений с ней у Лавы никогда не было, но и гадостей от нее Лава тоже никогда не видела. По слухам, Фосса оказалась хорошей женой для принца Бэдгалдингира. Двоих детей ему, во всяком случае, родила, но оставила их под присмотром старого Тигнума, свекра и короля Бэдгалдингира, а сама все дни вместе с мужем Тутусом проводила на строительстве и обустройстве новой столицы Аббуту. Да уж, не самое лучше место для укрытия. Кто еще? Лаурус? Пожалуй. Но где он и что с ним? Тоже ведь исчез уже лет как шесть? Или в этом суть правления короля Пуруса? Всякий, кто хочет остаться в живых, должен бежать от него как можно дальше? Скольких несчастных инквизиторы казнили в прошлом месяце? Не меньше двух сотен? А если счесть тех, что казнены у внешних ворот да по деревням? Ни одного лекаря, ни одной знахарки в округе не осталось. Да и маги, что были отражены орденами присматривать за башнями, теперь стоят в дозорах у городских ворот и рта боятся открыть.
– Что молчишь? – спросил девчонку Литус, когда пауза затянулась.
– Некуда мне идти, – призналась она. – Там, где меня приняли бы, мне не укрыться. Да и не нужно беду за собой на добрых людей тянуть. А там, где укрыться можно, туда я дороги не знаю. Конечно, если есть такое укрытие.
– О каком укрытии говоришь? – сдвинул брови Литус.
– Там, где укрываются Кама, Фламма, Игнис, Лаурус, – перечислила Лава.
– Если они еще живы, – помрачнел Литус. – Впрочем, к одному из них я тебя пристроить могу.
– К кому же? – оживилась Лава.
– К Лаурусу, – сказал Литус. – К братцу твоему двоюродному, сыну простого стражника и твоей родной тетушки. И думаю, что ты не прогадаешь. У него уж во всяком случае будешь в безопасности.
– А где он? – оживилась Лава.
– В одном месте, – неопределенно буркнул Литус. – Но ты особо не беспокойся. Нам с тобой по пути. Эбаббар не минуем. А чуть позже сдам тебя твоему братцу. В хорошее место, можешь не сомневаться.
Послушалась Лава Литуса. Хотя и не вполне поняла, отчего глаза у того заблестели да голос задрожал, когда он об укрытии Лауруса обмолвился. Однако вскоре ей стало не до догадок. Уже через неделю после бегства из Ардууса Лава, взглянув в зеркало, попадись оно ей в руки, не то что себя бы не узнала, она бы решила, что не зеркало перед ней, а окно, в которое заглядывает неизвестный ей вымотанный долгой дорогой мальчишка. На третий день пути, когда уже в темноте беглецы добрались до большого атерского села, раскинувшегося возле крепости Манус, памятного Лаве тем, что именно здесь она сломала нос мерзавцу Болусу, Литус оставил ее в снятой каморке наедине с двумя лоханями теплой воды, черепушкой мыльного раствора и жестяным корытом, после чего забрал ее теплый пелиссон, шапку, сапоги и ушел, заперев комнату снаружи. Отложив безрадостные мысли о собственной дальнейшей судьбе, Лава немедленно разделась, налила в корыто воды, намылилась и, блаженно вытянув ноги, решила, что если подобное развлечение она будет иметь хотя бы раз в неделю, ее жизнь окажется не так плоха, какой представлялась ей в последние дни. Теплая вода и почти забытое ощущение чистоты разморили девчонку, поэтому она открыла глаза только тогда, когда в дверях зашевелился ключ. Однако ни ее визг, ни вытаращенные глаза, ни поза скорчившейся над гнездом наседки не произвели на вошедшего с холщовым мешком и еще одной лоханью воды Литуса никакого впечатления. Он молча набросил на спину Лавы льняную тряпку и присел напротив.
– Значит, так. До Эбаббара еще пара недель пути, но перебегать от постоялого двора до постоялого двора мы долго не сможем. Аббуту, конечно, пока еще не слишком заселена, а вот в Махру народца хватает. И лазутчиков Ардууса тоже. Поэтому теперь ты вовсе мне не жена, а мальчик. Если быть точнее, – Литус начал доставать из мешка какие-то свертки, – то ты мальчишка Теребра из Самсума, приставленный учеником к бродячему наемнику родителями, которые нашли неплохой способ от тебя избавиться.
– Как мальчишка? – обескураженно прошептала Лава.
– Вот так, – развел руками Литус, выудил из одного свертка ножницы и зловеще ими пощелкал. – Обычный мальчишка среднего роста с короткими черными волосами, слегка курносым и слегка конопатым лицом, не двадцати трех лет, а лет так семнадцати, я думаю. С немаленькой, но и не слишком большой грудью, чтобы она выдавала в нем девушку. Бедра, конечно, у тебя никак не мальчишеские, но одеждой мы их прикроем. Так же, как грудь.
Бедра? Грудь?
Лава готова была разрыдаться, но даже прикрыть лицо было нечем, руки заняты льняной тряпицей, которой она загораживалась от спокойного и как будто чуть-чуть насмешливого взгляда Литуса. Волосы? Почему черные?
– Покрасим сейчас, – наклонился к ней Литус, раздалось щелканье ножниц, и Лава с ужасом поняла, что уже начала лишаться своих светлых густых волос. Только теперь она окончательно поняла, что ее прошлая жизнь, в которой она была озабочена всего лишь двумя вещами – поиском хорошего учителя фехтования и избавлением от наставлений матери и ухаживаний Болуса, закончилась навсегда. Слезы хлынули из ее глаз, и она уже не сопротивлялась ни когда Литус оставил на ее затылке волосы такой длины, что и ухватиться было не за что, ни когда мазал ее голову каким-то вонючим составом, ни даже когда смывал этот состав и даже шутил, что уши у Лавы вовсе не оттопыренные и его планы окликать своего ученика прозвищем Лопоухий придется отменить. Она была так расстроена, что вовсе забыла о льняной тряпице, когда Литус поставил ее на ноги, окатил водой с головы до ног, завернул в одеяло, а потом разложил перед ней мальчишеское исподнее, теплые порты, войлочные, подшитые кожей сапоги, рубаху, овчинный гарнаш и еще что-то, что теперь должно было стать ее одеждой. Только одно она и смогла сказать, когда все-таки натянула на себя исподнее и сунула мокрый от слез нос в слежавшуюся от времени и бедности подушку.
– Теребра – женское имя.
– Не волнуйся, – ответил Литус, который натянул поперек каморки бечеву, набросил на нее второе одеяло и как раз за ним пытался воспользоваться остатками воды и мыльного раствора. – Я сбивал с твоего ярлыка отметку о браке и случайно сбил часть имени. Ты Тереб.
– Тереб, – пробормотала, уже засыпая, Лава. – Язык сломаешь, какое имя.
Утром Литус выглядел встревоженным. Но на вопрос Лавы он только махнул рукой куда-то в сторону Бэдгалдингира и сказал, что случилась в той стороне какая-то беда, но кроме тревоги и чего-то, напоминающего удушье, он предъявить не может. Да и то уже прошло. Лава едва ли не со слезами взъерошила короткие волосы, но чуть позже слегка приободрилась. Оказалось, что у парочки наставник – ученик имеются уже и лошади, если, конечно, лошадью можно было назвать доставшегося Лаве повидавшего разное мула. Впрочем, и кобыла Литуса тоже не страдала от молодости и излишней прыти. Точно так же не сверкала новизной упряжь, одежда, да и оружие. Лава с удивлением обнаружила, что не так давно сверкающий металлом меч на ее поясе потускнел, сам пояс лишился глянца, а на голову ей приходится натягивать не теплую шапку с ушами, а нечто войлочное и кем-то уже ношенное.
– Ничего, – успокоил ее Литус. – Запомни, странники, вроде нас, страдают не от отсутствия блеска, а от пустоты в животе. А уж от этого я тебя постараюсь уберечь.
– В каком это смысле? – насторожилась Лава и, может быть, впервые дождалась усмешки от Литуса.
– Не в том, о котором ты подумала. Хотя и это мы с тобой можем со временем обсудить.
Лава зарделась румянцем, а Литус протянул ей тугой сверток и, помедлив, все-таки сказал:
– Мальчишка получился что надо. Но промолчать я не могу. Должен отметить, что ты очень красива. Как девушка. Очень. Дух захватывает.
Она не сразу поняла его слова, поэтому и второй волной румянца залилась позже, когда их крохотный отряд выбрался из поселка и двинулся к переправе через Азу. Но сразу же спросила о свертке.
– А это что?
– Твои волосы, – ответил ей Литус. – Твои роскошные волосы. Ты можешь их, конечно, сжечь, но, если хочешь, я научу тебя паре заклинаний… Поверь мне, хозяин таких волос может с ними сотворить кое-что особенное. И еще. Не рассчитывай на то, что мы будем притворяться наставником и его учеником. Я и в самом деле буду твоим наставником. И если ты искала учителя, поздравляю, ты его нашла. Хотя бы до укрытия Лауруса точно.
– А ты разве что-нибудь умеешь? – хмыкнула в спину Литусу Лава.
– А вот заодно и узнаешь, – оглянулся он. – Я, конечно, не учился у Йора, а находил себе наставников примерно так же, как ты, но уж поверь мне, потратил на это дело лет на десять-пятнадцать больше тебя. Вот эту разницу я и попытаюсь тебе втолковать. И заодно научиться чему-то у тебя, если ты меня хоть в чем-то перещеголяла.
«Непременно, – с непонятной злостью прошипела сама себе под нос Лава и тут же спросила себя: – Зачем?»
Зачем ей теперь нужно это умение? Чтобы выжить? А не проще ли прятаться за широкую спину Литуса? А зачем это умение было нужно ей раньше? Ведь турниры не проводились в Ардуусе уже шесть лет. Да и если проводились бы? Повторять судьбу Камы не имело никакого смысла. Или ей захотелось повторить судьбу Фламмы? Да, она изрядную часть своей жизни отдала фехтованию и целительству, но принесло ли ей это пользу? И где она теперь, ее рыжеволосая подружка-сестра?
– Смотри, – окликнул спутницу Литус. – Сонливость нерадивых учеников – обычное дело, но по сторонам ты все-таки посматривай.
Лава встрепенулась. Дорога, которая была ей уже знакома, переменилась. Вместо наскоро сооруженных изб по ее правую сторону торчали сторожевые вышки и небольшие остроги, на стенах которых маялись дозорные. А по левую сторону вместо некогда лежавшего тут елового леса тянулась выжженная до горизонта плешь.
– Что это? – не поняла Кама.
– Светлая Пустошь, – объяснил Литус. – Нет, отсюда она еще не видна. Так, туман клубится, приглядись. Видишь? Но твой отец приказал выжечь лес до ее пределов. На пять лиг. Точнее, почти на десять, но теперь она в пяти лигах. И если будет ползти с такой скоростью, то доберется к весне до Аббуту, а к следующей осени и до Ардууса.
– И доберется? – испугалась Лава.
– Не знаю, – пожал плечами Литус. – Мне тут шептали, что она ускоряется с каждым днем. Некоторые ждут ее в Ардуусе чуть ли не в середине зимы. Но я думаю, что скоро нас будет волновать совсем другое.
– Что же? – не поняла Лава.
– Война, – обронил Литус и замолчал.
В следующий раз Литус заговорил не скоро. Лава успела замерзнуть на холодном ветру, да так, что, обернувшись, Литус придержал лошадь и собственноручно перешнуровал ее гарнаш, обмотав тонкую шею поверх воротника толстым шарфом. Лава лишь успела подивиться на выросший за шесть лет на высоком левом берегу Азу – Аббуту, хотя и старый город, раскинувшийся на низком правом берегу реки, тоже полнился жизнью. Река уже начинала покрываться по берегам льдом, но паром еще ходил, и Литус не только без малейшего напряжения миновал ардуусский дозор, в котором были и инквизитор, и парочка воинов со стертыми лицами, вдруг напомнивших Лаве убийц ее родителей, но и даже принялся рассказывать какие-то веселые истории, вынуждая охранников оглашать речные просторы хохотом.
Когда охрана осталась позади, уже въезжая в ворота нижнего города, Литус обернулся к Лаве и заметил:
– Я вел себя неправильно. Но только из-за тебя.
– Из-за меня? – широко открыла она глаза.
– Из-за тебя, – кивнул он. – Ты была слишком напряжена. И мне пришлось тянуть внимание охраны на себя. И я боюсь, что получилось у меня не слишком хорошо.
– Почему же? – не согласилась Лава. – Они хохотали на всю округу.
– Кроме двоих, – покачал головой Литус. – Тех, кто напомнили тебе убийц твоих родителей. Так напомнили, что ты потянулась к мечу и стиснула его рукоять. Даже выдвинула его на палец из ножен. И они это заметили. Впрочем, ты и теперь стискиваешь его в руке.
Тут только Лава заметила, что и в самом деле стискивает рукоять меча. Она испуганно задвинула его в ножны и судорожно выдохнула.
– Да, дорогой Тереб, – в свою очередь вздохнул Литус, – с тобой еще придется повозиться. Ну, ничего, начнем уже нынешним вечером.
– Вечером? – принялась крутить головой Лава, окидывая взглядом узкие улочки, по которым петлял отряд из двух всадников. – Разве мы не заедем позавтракать в один из трактиров?
– Не в этот раз, – огорчил спутницу Литус. – Сейчас мы выйдем из города через северные ворота, пройдем десяток лиг по тракту в сторону Обстинара и, не доходя пары лиг до большого села, в котором скрещиваются дороги на Обстинар, Валу, Тимор и Касаду, уйдем к Светлой Пустоши. Она перебирается через Азу в этом месте.
– Зачем нам к Светлой Пустоши? – испуганно спросила Лава. – Я слышала, там попадаются разбойники, которые возят в поганое место мертвецов!
– Их давно уже нет, – успокоил Лаву Литус. – Хотя место поганым не перестало быть и мертвецов оно, я думаю, приняло бы с радостью. Но ты не волнуйся, в Пустошь я тебя не поведу. Я там уже был. Мне просто нужно, чтобы те, кто пойдут за нами, не догнали нас слишком быстро. А если догонят, чтобы я мог расправиться с ними, не заботясь о ненужных зрителях.
– Что ты делал в Светлой Пустоши? – спросила Лава, когда они уже выехали из северных ворот Аббуту.
– Я выбирался из нее, – ответил Литус.
– И что ты там видел? – затаила дыхание Лава.
– Страшное, – ответил Литус.
То, что с мечтами о теплом трактире или постоялом дворе придется распрощаться надолго, Лава поняла уже тем же вечером, и последующие две недели только укрепили ее в этой уверенности. Нет, Литус не заставлял ее ночевать в заснеженном поле, всякий раз находился или овин, или сарай, или, на крайний случай, стог сена. Пару раз он договаривался в нахоритских деревнях, что им за невеликую плату постелят на полу и накормят их лошадей, но воспоминания о теплой воде подернулись сладкой дымкой и растаяли почти без следа. Зато уж, по крайней мере, Светлая Пустошь ничем не дала о себе знать, кроме такой же выжженной равнины, да и погони за ними не случилось. Или Литус оказался слишком осторожным, или возможные преследователи не разгадали выбранный им путь. Зато те два дня, в которые кровом оказались нахоритские избы, были единственными, когда Лаве не пришлось получать у Литуса уроки фехтования, стойкости и упорства.
– Каша! – качал поначалу головой Литус, попытавшись провести с Лавой несколько схваток. – Каша и в голове, и в теле. И пусть каша наваристая, с мясом, с маслом, но все равно – каша. И не в том дело, что ты мало знаешь, знаешь ты как раз много, и умеешь немало, но все это свалено в тебя кучей, да еще и перемешано, и перепутано. Такое ощущение, что дом построен начиная с крыши!
– Однако построен, – огрызалась Лава. – И крыша не протекает.
– Не протекает, – усмехался Литус. – Зато двери устроены не на первом этаже, а на втором, и, открыв любую из них, ты рискуешь сломать шею.
– И все-таки дом не только построен, но в нем даже два этажа! – продолжила яркое сравнение Лава. – С какого этажа надо начинать перестройку?
– С фундамента, – твердо сказал Литус и первый урок начал как раз у стога, в уютную пещерку в котором Лава забралась уже в темноте, взмыленная и уже нисколько не озабоченная своим возможным запахом и чем-то подобным. Во всяком случае, ей было чем занять голову. Хотя бы тем, что в одном она убедилась точно – ее словно обучили неизвестному языку, добились того, чтобы она бойко произносила незнакомые слова, но не потрудились объяснить, что эти слова обозначают. Как раз разъяснением и занялся Литус, предупредив, правда, что Лава сможет считать себя хотя бы средним мастером только тогда, когда эти объяснения забудет или вовсе выкинет из головы.
– Как это? – не поняла Лава, потирая заработанные после очередного занятия синяки.
– Как в языке, – объяснил Литус. – Тебя учат говорить на незнакомом языке. Объясняют смысл слов, затверживают с тобой фразы, поправляют то, как ты произносишь непривычные звуки, но ты поднимешься в искусстве толмачества на первую ступень только тогда, когда перестанешь переводить в голове каждую фразу с родного языка на чужой. Когда начнешь думать на чужом языке.
– Как же мне начать думать на чужом языке, имея в виду фехтование? – не поняла Лава.
– В фехтовании как раз думать не надо, – опять начал говорить непонятные слова Литус. – Нужно научиться дышать, видеть и слышать.
«Интересно, – подумала тогда Лава, – а что же я делала до сих пор? Не дышала, не видела и не слышала?»
– Что ты будешь делать, когда найдешь того, кто выковал эту чешуйку? – спросила Литуса Лава, когда долгий и утомительный путь стал как будто привычным, легкий морозец уже казался оттепелью, а за течением Азу, к которой вновь вышли путники, показались башни Эбаббара.
– Найду того, кто заказал ему ее, – ответил Литус.
– А потом? – спросила Лава.
– Убью его, – сказал Литус.
– А потом? – не отставала Лава.
– Не думал об этом, – признался Литус, – но я ищу его уже давно и, надеюсь, скоро найду. А тебе зачем?
– Да вот думаю, – призналась Лава, – успеешь ли ты сделать из меня хотя бы сносного фехтовальщика, если найдешь нужного кузнеца в Эбаббаре?
– Сносного вряд ли, а хорошего вполне, – твердо пообещал Литус. – Я же не переучиваю тебя? Я упорядочиваю.
Упорядочивание отложилось на два дня. Парома у Эбаббара не было, а приличная барка нашлась в нахоритской деревне едва ли не на полпути к Турше, да и та была вытащена на берег и приготовлена к зиме. Но монеты сделали свое дело, и на третий день Литус и Лава сошли на Эбаббарскую пристань. Правда, предварительно натерли лица соком какой-то едкой травы, что сделало узколицего Литуса широкомордым здоровяком, а уж что сделало с Лавой, та могла только догадываться, ощупывая странно вспухшее лицо пальцами и ловя тайные усмешки спутника.
– Не понимаю, – стала она вполголоса возмущаться, поднимаясь вслед за Литусом вверх по безлюдной в это время года одной из эбаббарских улиц. – Какой смысл был мазать лицо мне? Неужели кто-то может узнать дочь Кастора Арундо в черноволосом мальчишке? У меня нет знакомых в Эбаббаре!
– Могут появиться, – объяснил ей Литус. – Так пусть они, если им придет в голову такая блажь, ищут круглолицых знакомцев, а не нас с тобой.
– Ты собираешься здесь… натворить дел? – осторожно поинтересовалась Лава.
– Не исключаю такого поворота, – кивнул Литус. – Но уж лошадей нам продать придется точно. И лучше это сделать, пока полнота не сошла с наших лиц. То есть или сегодня, или завтра.
– Обязательно? – с грустью потрепала своего мула по морде Лава.
– Да, – кивнул Литус. – Там, куда мы направимся вскоре, лошади нам не пригодятся. Да и не та это скотинка, о которой следовало бы жалеть.
– А куда мы… – начала Лава, но тут же замолчала, потому что Литус прижал палец к губам. Мимо них, цокая копытами по заледеневшей мостовой, промчался эскорт из двух десятков всадников. Мечи у них были в ножнах, но у каждого имелось в руке копье, как будто вымазанное уже подсохшей гнилью.
– Сигнум Белуа, – прошептал Литус, когда эскорт удалился. – И его воины. Кажется, расширение Светлой Пустоши не принесло облегчения в его жизнь.
– Я не узнала его, – покачала головой Лава.
– Не узнал, – поправил ее Литус. – Даже когда нас никто не слышит, говори о себе как о Теребе. Тогда в нужный момент ты не оговоришься и не подвергнешь нас опасности. Поняла?
– Понял, – угрюмо кивнула Лава.
– Хорошо, – кивнул Литус. – Мы пришли, кстати.
Она с недоверием присмотрелась к высокой ограде, за которой поднимались несколько зданий и откуда доносился звон молотов и запах гари.
– Это трактир? Постоялый двор?
– Вынужден тебя огорчить, – проговорил Литус, заводя лошадь в открывшиеся ворота. – Это цех кузнецов Эбаббара. Они, конечно, не сравнятся с мастерством кузнецов Лаписа или Дакки, но, поверь мне, не только оружие может служить предметом гордости мастера. Во всяком случае, кузнецы Ардууса обмолвились, что самую тонкую работу надо заказывать здесь. Оставляй мула у охранника и ни о чем не думай. Тут не обманут. Если есть люди чести, то это не только воины, но и настоящие мастера. Тем более что мешки у нас за спинами.
Литус бросил поводья лошади охраннику, которым оказался одетый в безразмерный тулуп юнец, перебросился с ним парой фраз и двинулся вдоль улицы, которую составляли каменные здания, явно не предназначенные для спокойного и тихого проживания. То там, то здесь гремели молоты и молотки, иногда из ворот выскакивали подмастерья в фартуках, чтобы сунуть какую-нибудь железку с шипением в грязный сугроб, но лишнего народца между мастерскими не наблюдалось, а когда Литус свернул к двухэтажным домам, возле которых было чуть тише, обледенелая улица и вовсе обезлюдела.
– И трактира здесь нет точно? – почти в отчаянии простонала Лава.
– Посмотрим, – задумался Литус. – Если наш разговор будет удачным, тогда считай, что нет. А если неудачным, то мне потребуется время, чтобы все обдумать. Трактир для этого – не самое плохое место.
– Энки всеблагой, – пробормотала Лава, кусая губы. – Если бы я знала, что когда-нибудь ради ведра теплой воды буду призывать неудачу на свою голову… – И тут же поправилась: – Нет, если бы я знал, что когда-нибудь…
Домик, в приоткрытые ворота которого вошел Литус, ничем не выделялся. Пожалуй, он даже был ниже соседних. И никакие кованые или литые украшения не покрывали его стены, не окружали узором окна, не завивались скобами на полотне дубовой двери. Но и сама дверь, и посыпанный песком лед у входа, и ровные стекла в окнах на втором этаже – все говорило об основательности и серьезности хозяина строения.
Литус постучал в дверь, а когда где-то вверху раздался раздраженный голос, повысил голос и сам:
– Мастер Фарб мне нужен! Я по рекомендации!
За дверью заскрипели ступени, затем загремел запор, дверь приоткрылась, и Лава увидела седого калама. Длинные волосы его перехватывала лента, а одежду и порты прикрывал кожаный фартук. В руке его был молот.
– Я мастер Фарб, – процедил мужчина. – Что надо?
– В Ардуусе говорят, что лучше мастера Фарба в Эбаббаре нет, – поклонился старику Литус. – У меня есть заказ для тебя.
– А денег хватит? – ухмыльнулся кузнец.
– Должно хватить, – оживился Литус. – Вещица нужна маленькая, но тонкой работы.
– Оружия, особенно кинжалов или ножей, не делаю, – раздраженно бросил кузнец. – Это вам в Лапис или еще лучше за горы. В Униглаг. Если доберетесь, конечно. А если еще что поменьше или потоньше, так это к ювелирам. А ювелиры хорошие не в Эбаббаре, а в Самсуме.
– А разве ювелиры работают с железом? – удивился Литус.
– Смотря с каким железом и смотря что работать, – буркнул Фарб. – Чего хотели-то?
– Нужен доспех, – сдвинул брови Литус. – Да не простой, а с магией.
– Это тебе с колдуном надо приходить, – зевнул мастер. – Я без колдуна и близко не возьмусь. Инквизиция в Эбаббаре, конечно, не та, что в Ардуусе, но тоже радостей больших не сулит.
– Так нет у меня знакомых колдунов в Эбаббаре, – огорчился Литус.
– А ты говори, чего надо, – ухмыльнулся мастер. – Что за доспех? Какой отворот нужен в нем? А то вдруг еще не возьмусь? Или цену загну поперек твоей мочи? Понравится заказ, сам не надорвешься ценой, подскажу, к кому обратиться. У меня знакомства есть и в Ордене Воды, и в Ордене Солнца. Что надо-то?
– Кольчуга, – принялся объяснять Литус. – Но не из колец, а как бы из чешуи. Я видел такую. Легкая и прочная. А насчет магии спросил, потому что странная эта кольчуга. Так вроде и прочна, и легка, а если воин в такой кольчуге падает, то не успеешь приглядеться, она исчезает. И остается только на шее вот такой лепесток. Чешуйка, одно слово.
Фарб стоял неподвижно, закрыв глаза. Только молот в его руке чуть подрагивал. И Лава уставилась на этот молот, поэтому не сразу заметила, что лицо Фарба изменилось и вместо спокойной, чуть насмешливой физиономии на Литуса смотрит страшное чудовище с огненными прорезями вместо глаз и точно такая кольчуга, что ему описывал Литус, топорщится у Фарба в прорезе куртки. Зато она заметила, что рука с молотом выбросилась вперед так стремительно, словно пружина самострела толкнула ее, и тут же смяла, сокрушила Литуса, отлетевшего в сторону. Но в тот долгий миг, когда ужас и отчаяние только начали захлестывать племянницу короля Ардууса, в ее руке неведомо каким образом оказался меч и, огибая, ускользая, минуя следующий выпад чудовища, сверкнул, пронзая ему горло.
– Вот так, – закашлялся, потирая грудь, сидящий на заледенелых камнях Литус. – Видишь, как получается? В секунду отработала все мои старания. К тому же как бы ни на год вперед. Может, мне не оставлять тебя у Лауруса?
– Ты как? – захлебнулась слезами, бросилась к спутнику Лава.
– Бывало и хуже, – с трудом выдохнул Литус. – Может быть, и в самом деле задуматься о доспехе? Другое плохо, с трактиром не срастается пока. Хотел продать лошадей, а придется оставить их просто так. Выйдем через второй двор. Но мастерскую этого странного мастера придется осмотреть. Затем пробежаться до пристани и купить места в любой барке. В городе оставаться опасно.
