bannerbannerbanner
Карантин

Сергей Малицкий
Карантин

Полная версия

00

Жизнь дала трещину в четырнадцать часов двадцать две минуты. Накатила тревога, в спину дохнуло холодом, зазвенело, заныло в висках, пальцы словно окаменели. Точно так же, как и месяц назад, по дороге к тестю. Тогда Павел вырулил к обочине, в ответ на недоуменный взгляд Томки пожал плечами, а через секунду в трех сотнях метров на встречку выкатила фура и, разворачиваясь поперек узкой двухполоски, собрала под себя три легковушки. Сейчас он был не за рулем и выскочил из-под автоподъемника мгновенно.

– Ты что? – не понял Димка-напарник.

– Заскрипело что-то, – буркнул Павел, скинул перчатки и потянулся за мобильником.

– Да что там могло заскрипеть? – полез под машину приятель. – Тут давно сгнило все!

Через открытые ворота мастерской шелестел августовский ветер, шумела близкая автотрасса. Белела малярным скотчем приготовленная к покраске «двадцать первая». Замерла под тентом в дальнем углу доставленная заказчиком «Победа». Там же лежал на тележке волговский движок. Впрочем, с движком еще были вопросы – заказчик хотел загнать под капот машины какого-нибудь «японца».

Томка не отвечала. Такого быть не могло. Она отвечала всегда. Павел набрал домашний, но и оттуда не услышал ничего, кроме ее голоса на автоответчике.

– Чего там? – Димка оставил на лапе подъемника ключ и с недоумением уставился на приятеля.

Дмитрий Дюков был полной противоположностью Павла. Волосы имел светлые, глаза голубые, нрав легкий и беззаботный, брюшка еще не наел, но цель такую себе явно поставил. С какой стороны ни посмотри – легкомысленный и добродушный гуляка, любимец женщин и детей. Сам Димка не отрицал ни того ни другого, но гулякой уж точно был не легкомысленным. Под яркой упаковкой счастливого балбеса скрывался редкий знаток автомобилей и всего к ним относящегося, а также трудяга и отличный мастер по кузовному ремонту. В ответ на вопросы о его холостой жизни Димка вздыхал и кивал на Павла, намекая, что приятель сломал ему жизнь. Ни одна Димкина знакомая не могла сравниться с Томкой, он сам ее и приметил, – так ведь не удержал, как ни старался! Что она только нашла в его напарнике? Да, высокий, но худой, даром что плечи широки. Нос слишком длинный, лицо узкое, глаза собачьи, брови домиком, губы скобкой концами вверх, не поймешь – то ли пошутить хочет, то ли уже насмехается над тобой. Смерть мужеского полу не с косой, а с монтировкой, бездетный аист, Пьеро с космами черных волос, без колпака – выбирай, не ошибешься. «Дело не во внешности», – бурчал Павел. «А в чем?» – оживлялся Димка. «В фамилии, – кривил тонкие губы его приятель. – Ну что за фамилия для девушки – Дюкова? То ли дело – Шермер. Почти Шарман». – «Ага. Фанфан-Тюльпан! – возмущался Димка. – Так ведь твоя фамилия не на лбу у тебя написана!» – «Разве? – удивлялся Павел и шел к зеркалу, сдвигал со лба непослушную прядь, вылезшую из тугого хвоста. – С утра же писал. Стерлась?»

– Что случилось? – стянул перчатки Димка.

– Не знаю, – бросил Павел и вновь прижал трубку к уху.

Телефон взял Костя-весельчак и тут же принялся тарахтеть:

– Привет, Пашка! Ты что, забыл про меня? Я тебе когда еще закидывал вопросик? Повторяю для глухих: у моего тестя в сарайчике томится «четыреста первый» «москвичонок». Сколько обойдется привести его в порядок? Ну там прилизать, подварить, заклепать, движочек помощнее под капот впихнуть. Климат-контроль. Дисковые тормоза. Подвесочку понадежнее. Чтобы вышло, как у Ремарка. Помнишь колымагу под названием «Карл – призрак шоссе»? Да! Еще и согласовать все с ментами.

– Костя, у тебя нет таких денег, – приготовился к словесному недержанию Томкиного начальника Павел.

– Каких денег, друг? – не понял Костя. – Ты о какой валюте говоришь? Можешь озвучить цифры? Если не в рублях, так хоть в метрах, в килограммах, в штуках. Скажи хоть что-нибудь! Проясни! Или мне с Дюковым через твою голову договариваться? Какова цена вопроса?

– Хватит на новый «мерседес» и на гараж к нему, – вздохнул Павел. – Еще и останется. Томку позови.

– Какой марки «мерседес»? – заинтересовался Костя. – Нет. Ты в самом деле хочешь сказать, что мои глаза мне врут и в сарайчике у моего тестя стоит «мерседес»? Хочешь, я тебе его продам?

– Костя! – повысил голос Павел. – Тамару позови!

– С превеликим удовольствием! – отозвался весельчак. – Только скажи, откуда мне ее позвать. Она сегодня не вышла.

– То есть? – не понял Павел. – Что значит «не вышла»?

– То и значит, – хмыкнул Костя. – Просто не вышла. Звякнула с утра, сказала, что задержится. Да так и не вышла. Пришлось Людку вызывать – я, что ли, буду с ее подопечными прыгать? Я уж и звонил ей, но она не берет трубку. Хотел тебе позвонить, но…

– Прости.

Павел нажал отбой, бросил телефон Димке, начал расстегивать комбинезон.

– Набери-ка тестя. Он в списке вторым.

Приятель догнал его, когда Павел уже подходил к «импрезе», которая притулилась в тени Димкиного «туарега». Отдал телефон:

– Абонент временно недоступен. Что случилось-то? Что-то с Томкой?

Павел не успел ответить. Стены собранной из рифленого железа мастерской начали вспучиваться у него на глазах, и, когда громыхнул взрыв, он уже летел вместе с приятелем на асфальт.

01

Димка их и познакомил. Привел год назад красавицу-незнакомку в спортзал, который Павел, как всегда, покидал последним. Дюков держался в метре от девчонки, не ближе, что ясно давало понять – разгрызть орешек пока что ему не удалось. Он еще долго потом нудил, что такую надо было ломать сразу, бесполезно ждать, когда она сама обратит на тебя внимание. Павел не прислушивался к его стонам – знал, что рано или поздно Дюков заткнется. Павел вообще не любил разговоров «о бабах», хотя в ответ на Димкины откровения частенько посмеивался. Как-то само собой вышло, что к почти тридцати годам у него образовалось немало подружек, с некоторыми из них он мог непринужденно сменить дружеские отношения на более близкие, чтобы потом вновь обратиться в доброго приятеля, хотя и чувствовал, что в каждой из них копится обида. Даже начал подумывать, с кем из подруг связать жизнь, но тут он впервые забыл обо всех. Застыл с вытаращенными глазами.

Неотразимый Дмитрий Дюков дал осечку не просто так. Томка сама определяла, кого ей любить, а на кого посматривать с доброй усмешкой, как на подбежавшего вильнуть хвостиком пуделька. И сломать ее было нельзя – сам скорее сломаешься. Впрочем, не пришлось и пытаться: она первой обратила внимание на приятеля незадачливого ухажера. Остановилась, чтобы задать какой-то вопрос, но, едва Павел сдвинул на затылок маску, замерла, поймала пальцами подбородок, удивленно подняла брови, наклонила голову к плечу и осветилась улыбкой. Высокая, спортивная, с растрепанными темными волосами. Красивая. Вроде бы ничего особенного, а глаз не оторвать. Отведешь взгляд в сторону – и тут же торопишься вернуться: поймать линию подбородка, губ, бровей, блеск глаз, путаницу прядей, увериться, что не видение только что мелькнуло перед тобой.

– Вот… – Димка пожал плечами, подергал себя за кончик носа, взъерошил белобрысую шевелюру, прокашлялся, мотнул головой в сторону гостьи: – Тамара. Зашел тут к Костику в фитнес-центр – давно не был, – слово за слово, он и сболтнул насчет твоих развлечений. Она там у него матрон гоняет. Которым уже и липосакция не поможет. Тома, это – Павлик. Мой деловой партнер. Мы с ним работаем вместе. Впрочем, не принципиально. Она насчет страйка, Паш. Хочет поиграть в войну.

– Многие хотят, – медленно проговорил Павел, освободив непослушные вихры из-под сдвинутой на затылок фехтовальной маски.

Он сам потом удивлялся, как сумел остаться спокойным, хотя все внутри у него зашлось – словно кипятком плеснуло в распахнутые ребра.

– Не переодевайся.

Голос у Томки оказался под стать ее внешности. Бархатным, как позже определил Димка. Необычным, с легким акцентом.

– Не переодевайся, – повторила она, потерла щеки, словно набежавший румянец обжигал их, сдернула с крючка нагрудник. – Мальчики, которые хохочут в душевой, не обидятся, если я воспользуюсь чужой амуницией?

– Они не из обидчивых, – словно передразнивая гостью, наклонил голову Павел. – Чего хочешь?

– Ой, многого! – улыбнулась Тома. – Но это потом. Пока – проверить тебя на прочность. На дорожке, но вживую, без электричества. Работаем до пояса. До хорошего контакта. Что вы тут скрещиваете?

– Что угодно. – Павел почувствовал странный холод, побежавший по спине. – Это любительский клуб. Сабли, рапиры, шпаги.

– Тогда шпаги – они чуть тяжелее.

Она взяла маску, подошла к стойке с оружием, вытянула трехгранный клинок, хмыкнула, пощупав насадку:

– Баловство.

– Тома! – забеспокоился Димка. – Имей в виду, Пашка из лучших. Хоть на шпагах, хоть на мечах, хоть на ножах. Это тебе не два притопа, три прихлопа, как в вашем фитнес-центре. Он еще и историческое фехтование в институте вел, и кэндо занимался в детстве. Я ничего не путаю? Паш, занимался ведь?

– Дима, отвянь, – попросил Павел и в первый раз назвал ее по имени. – Значит, Тома? Перчатки?

– Зачем? – Она взмахнула несколько раз шпагой, словно приноравливалась к ее весу и рукояти, надела маску. – Ты же не будешь меня калечить?

– Не должен. – Он двинулся к противоположному концу дорожки. – Хотя все правила я нарушаю по-любому. Сам себе удивляюсь.

– Ну мы же не в аптеке? – Румянец все еще красовался у нее на щеках. – Или таки да? Димка сказал, что ты относишься к редкому отряду благожелательных зануд.

– Реже не бывает, – согласился Павел. – Отряд зануд, класс млекопитающих. Вид – Шермер обыкновенный. Дюков, как всегда, точен.

– Алло! – подал голос Дюков. – Я пока еще здесь!

– Фамилия у тебя красивая, – не повела в сторону Димки даже глазом Томка. – Отец был из французов?

– Из немцев, – прищурился Павел. – И не отец, а дед по матери. Из обрусевших немцев. С петровских времен.

 

– А отец? – не отставала девчонка. – Или у вас в роду властвовал матриархат?

– Училась? – хмыкнул Павел, оценив выполнение девчонкой салюта.

– Было, – встала она в правостороннюю стойку. – Отец как-то пристроил в секцию, чтобы не пропала глупая и молодая. Не думала, что пригодится… А ты умеешь не отвечать на вопросы.

– Познакомишь с отцом? – согнул колени Павел.

– Будет повод? – заинтересовалась Томка. – Тогда и ты.

– Эй! – повысил голос Димка. – О чем это вы договариваетесь?

– Молодость уходит, Дима. Пора устраивать личную жизнь, – ответила Томка и тут же сделала выпад.

Она сражалась неумело, но интересно. Павел сразу понял, что девчонка и в самом деле не в первый раз оказалась в фехтовальном зале, но вряд ли увлекалась шпагой по-настоящему. И все-таки в ее движениях было что-то едва различимое, но особенное – не просто талант, умноженный на хорошую физическую подготовку. Она сражалась так, словно когда-то родилась с саблей или мечом в руке. И не менее десятка ее предков рождались с саблями или мечами в руках. Или эти мечи и сабли висели у них в жилищах, и они хватались за них при первой возможности.

Нет, Томка не показала ничего особенного, да и не сражалась всерьез, скорее играла, неумело выполняла обычные приемы и вдруг, словно случайно, закручивала редкие и сложные. Играла, как играют молодые щенки, прихватывая зубами друг друга, не боясь сделать больно. Павел только защищался. Отбивал ее выпады, парировал уколы, но не пытался уколоть сам, хотя такие возможности она ему предоставляла. Или намекала на их возможность. Провоцировала она его напрасно: Павел никогда не раскрывал умения полностью. Даже в схватках со старыми знакомыми фехтовал скупо, сдержанно, чего уж говорить о незнакомцах. Выкладывался ровно настолько, чтобы не уступить, не более того. Точно так же и в жизни. Сколько себя помнил, всегда держал дистанцию, и если даже с кем-то разговаривал откровенно, выкладывал едва ли десятую часть из того, что знал, а чаще всего предпочитал держать язык за зубами даже в ответ на откровенность. А чем отличалась схватка от разговора? Разве только тем, что в ней не удавалось отмолчаться вовсе: приходилось отвечать на стальные Томкины возгласы хотя бы короткими репликами.

Когда прошло минут пять и всякий новичок давно бы уже сбил дыхание, она уколола его в бедро. Или он позволил ей уколоть себя в бедро. Вышедшие к этому времени из душевой друзья Павла встретили ее укол аплодисментами.

– Работаем до пояса? – сдвинул маску Павел.

– Никогда никому не верь, – ответила она и, сдувая капли пота, повисшие на носу, повторила: – Никогда никому не верь, – и еще раз выговорила медленно и отчетливо: – Ни-ког-да ни-ко-му не верь.

И тут же улыбнулась.

– В схватке никогда никому не верь. Ведь это не страйкбол? Абсолютная честность нужна только там. Я правильно поняла? Да и то, не стреляй эти ваши пукалки шариками…

Через неделю Томка сжимала в руках австрийскую универсальную винтовку и в команде из восьми человек подбиралась к занятой «противником» высотке. Жора-гигант, командир отряда со смешным названием «Планктон», который принял незнакомку в игру с кислой миной, вечером показал Павлу большой палец. Девчонка за весь день не задала ни одного вопроса, вообще не сказала ни единого слова и не только не заныла, когда группе пришлось переползать через болото, но еще и сумела не отстать от умудренных военной забавой крепких мужиков. К тому же она не сбивала дыхания и двигалась бесшумно. Что же касалось внезапной атаки на позицию соперников, именно она не только обнаружила дозорного, но и неслышно подобралась к тому и смогла удерживать здорового парня с зажатым ртом не меньше минуты, которой хватило, чтобы противник был застигнут врасплох.

– Ну? – спросила Томка Павла, когда едва ли не каждый из новых знакомцев с восхищением похлопал ее по плечу. – Не пожалел?

– А сама? – Он аккуратно упаковал в чехол любимый дробовик.

– Ноготь сломала, – смешно надула она губы. – Здоровый бугай оказался, хотя я вроде его правильно зажала – как батя учил, за шею. Едва не задушила!

– Ага. – Павел сдержанно улыбнулся. – Ему теперь вся команда завидует. Такая дивчина грудью к спине прижималась! Говорит, всякий бы без движения замер!

– Но ты же – не всякий? – Она в мгновение стала серьезной, хотя уже привычно залилась румянцем. – Когда следующая войнушка?

– Через месяц. – Он застегнул молнию. – Удовольствия нельзя частить.

– Это касается всех удовольствий? – Томка стянула с лица защитные очки. – Что мне придумать, чтобы увидеть тебя раньше?

– Ну существуют разные способы… – Павел все еще не мог понять, что его удерживало от того, чтобы обнять ладно сложенную воительницу, на которой даже камуфляж казался модельным одеянием. – К примеру, ты могла бы пригнать в нашу с Димкой мастерскую свою машину.

– У меня нет машины. – Она смотрела на него строго, словно хотела поручить ему что-то важное.

– Тогда ничего не придумывай. – Павел постарался убрать с лица всегдашнюю ухмылку, хотя и знал, что это у него не получится. – Просто поехали ко мне.

Она была родом из Латвии. Точнее, в Латвии родилась ее мать. Отец-сибиряк, который когда-то окончил Вильнюсское радиотехническое, мотался по воинским частям по всему Союзу, слепил офицерскую семью, заполучил дочь, потерял где-то в вечных переездах жену и на излете службы уже значительно позднее кончины огромного государства все-таки сумел перебраться с Дальнего Востока под Москву. Томка так и звала его – майор. На самом деле майора звали Виктором Антоновичем Соленым, но Павел тоже, с легкой руки Томки, стал звать его майором. Правда, встретиться ему удалось с тестем не сразу. Тот работал инспектором газнадзора и редко бывал дома, мотался по командировкам. Томка проехалась по этому его свойству в первый же день, заявив, что семья у них будет неполная: у Павла, оказывается, ни отца, ни матери, у нее только отец, да и тот дома не бывает. Трудное детство ожидает маленьких Палычей – без дедушек и бабушек придется обходиться.

– Ты сейчас о каких Палычах говоришь? – спросил Павел, доставая из кармана ключи.

Она шагнула в открытую дверь, сунула ноги в тапки, огляделась.

– О твоих детях. И, надеюсь, и моих. А ты молодец.

– В чем же на этот раз? – Павел закрыл за собой дверь.

– Почему на этот раз? – Она остановилась в центре его единственной комнаты – небольшого зала, объединяющего и коридор, и кухню. – Я хвалю тебя впервые. Фехтовал ты слишком скованно, не легко. Боялся раскрыться, а уколоть, не раскрываясь, невозможно. Ну так мне показалось, на мой… дилетантский взгляд. На страйке тоже больше за мной следил, чем за противником. Машину водишь осторожно. Частенько оглядываешься. Прислушиваешься к чему-то. Ты вообще очень осторожный человек, Шермер. Осторожный и сдержанный. Но это не так плохо: моей несдержанности на обоих хватит. Зато здесь… очень хорошо и легко. Твоя берлога говорит о тебе больше, чем ты готов рассказать сам. Оглянись.

Томка стояла посредине его жилища, уже привычно пощипывая подбородок, и улыбалась. Румянилась и пьянела от собственной развязности и легкости. Чуть кривила губы, чуть поднимала брови, чуть суживала глаза. Ровно настолько, чтобы он это заметил. Павел так бы и подумал, если бы не ее пальцы. Они дрожали, медленно расстегивая кнопки ладного камуфляжа. Да и глаза словно избегали его взгляда.

Павел огляделся. Попробовал взглянуть на собственный интерьер ее глазами. Высокий потолок. Пара больших окон. Огромная кровать между ними, или, как говорил с завистью Димка, окончательный брачный постамент. Стенные и книжные шкафы, прикрытые зеркалами и стеклом. Закуток с компьютером. Диван, кресла, подушки на полу. Уютная кухонная зона. Светильники. Несколько странных картин, купленных по случаю. Изображенные на них шуты словно играли в «замри – отомри».

– Отомри, – как всегда, прошептал Павел. Или подумал.

– Здесь хорошо. – Она бросила на кресло куртку. – И я вижу, что баб ты сюда не водишь. Спасибо. Ой! Глупость сказала! Глупею на глазах! Это от счастья. Которая из двух дверей в ванную? Левая?

– Правая. – Он по-прежнему стоял у дверей. – Хотя до ремонта было наоборот. Захотелось ванную с окном. Слева – гардеробная.

– Там найдется место для пары платьев?

Павел не ответил. Томка растерянно улыбнулась, выпятила нижнюю губу, подула на раскрасневшееся лицо, взъерошила волосы.

– Чистое полотенце – там. – Он не узнал своего голоса. – В ванной. Третья дверца слева.

– Не бойся, – попробовала она ему подмигнуть. – Где же эта фраза? Я же ее учила! А! Вот! Если ты захочешь со мной расстаться, я исчезну быстрее, чем ты поймешь, что именно ты этого захотел. Ну как? Классно сказала?

02

– Опля! – прохрипел Димка, вытаращив глаза и отплевываясь от пыли. – Вот это кода!

– Как бы не увертюра, – судорожно прошептал Павел, тут же встряхнулся, припал на руки, быстро осмотрел днища обеих машин, смахнул мусор с головы и плеч. – Или преамбула, как говорит Дед… Телефон с тобой?

– Вот! – дрожащей рукой полез в карман Димка. – Как учили в шпионских фильмах, никаких барсеток и сумочек – ключи, документы и средства связи всегда под рукой. Черт возьми! Мы ж с тобой заново родились, Шермер! Что же это так долбануло? В ушах звенит. Смотри-ка! Черт меня раздери!

Из носа Дюкова потекла кровь. Раскуроченный сервис одевался клубами дыма, сквозь которые проглядывали языки пламени. Небольшой, но успешный бизнес стремительно обращался в ничто.

– Значит, так. – Павел огляделся, всмотрелся в притормаживающие на трассе машины, потер виски, попытался собраться. – Звони в пожарную, в милицию. Ни слова лишнего никому: вышли на улицу – оно и взорвалось. Деду и Бабичу позвоню сам. Хоть и не платили никому, а уважение оказывали. Должны помочь. Клиентов пока не дергай. Родным не звони. Нечего зря волновать. Да и какие у тебя тут родные? Все равно не звони, пусть до них и полшарика. Лучше вообще не делай лишних звонков, о последних клиентах менты все одно выспросят, а о старых забудь. И подумай, подумай, кто мог нам так удружить. Вот, кстати, и причина уехать за океан. К мамочке и папочке. Звали, говоришь?

– Как это – уехать? – Димка растерянно захлопал глазами, размазал кровь по щекам. – С бизнесом все? Я еще за квартиру не расплатился! Да и за эти три колымаги отвалить придется.

– Посмотрим, что с бизнесом. – Павел стянул резинку с хвоста, сел за руль. – Наш с тобой бизнес в головах и в руках. А они пока целы. Выпутаемся. Страховка есть, клиентов не обидим. Теперь бы только разобраться… Да, в страховую компанию тоже позвони. А я свяжусь с тобой чуть позже. Надо кое-что выяснить. Срочно выяснить. И «фолькс» свой отгони, сейчас тут пекло будет. В пристройке баллоны – повезет, если не рванут.

– А ты куда? – закашлялся от поваливших клубов дыма Димка, выдирая из кармана ключи от «туарега».

– Что-то с Тамарой, – хлопнул дверью машины Павел.

Пятничная трасса в направлении Москвы была загружена, но не забита, зато навстречу Павлу полз плотный поток. Безотказная, ухоженная машинка шла быстро, хотя не летела. Срабатывала не осторожность, которой иногда попрекала мужа Томка, а здравый смысл. Павел имел правило – все делать быстро, но никогда не спешить. Машинально высматривая в привычных местах дорожную службу, он пытался обдумать ситуацию. Неприятностей пока было две: Томка не отвечала на звонки, и трудно поднятый бизнес закончился, да закончился не просто так, а с риском для его и Димкиной жизни. И все-таки почему-то главным казался не странный взрыв, а молчание Томки. Ощущение было необъяснимым, но отчетливым. Павел обгонял попутные машины и перебирал в памяти все произошедшие давно или недавно события, вспоминал все, что оставило хотя бы неприметные занозы в памяти. Он был уверен, что именно в четырнадцать часов двадцать две минуты случилось что-то непоправимое, а не минутой позже, и все последующие события будут связаны с тремя двойками и Томкой. И пока он не выяснит, отчего молчит жена, он не узнает и не поймет ничего. Прибавив скорости, Павел вновь набрал телефон Томки, послушал длинные гудки, затем вызвал Дюкова:

– Что там?

– Ничего, – прокричал сквозь рев пожарных машин напарник. – Быстро приехали. И тушить есть чем. Сейчас заливать будут, но, похоже, придется все начинать с нуля. Хорошо, если хоть каркас нашего сарайчика сохранится. Покрасочная камера накрылась, подъемники, полуавтоматы – все с концами. Баллоны откатили – хорошо, что мы их в пристройке хранили, – а все остальное…

– Я не об этом. – Павел притормозил, кивнув заверещавшему антирадару. – Что с причиной?

– Слушай… – Шум в телефоне несколько стих, – видимо, Дюков отошел в сторону. – Тут прибыли специальные ребятки. Собираются меня опрашивать. До тебя тоже доберутся. Насчет взрыва интересуются. Тем более что тут в магазинчике придорожном, ну в забегаловке, да в ближней пятиэтажке кое-где стекла вылетели. Так что говорить-то? Взрыв-то, судя по всему, был в дальнем углу, где «Победа» стояла. С той стороны вообще стенку разворотило. Они же сейчас потребуют координаты клиента. Да всех клиентов!

 

– Вот всех троих и обзвони, – стиснул зубы Павел. – Предупреди. Хотя «Победа» была чистая. Один кузов. Мы же вместе ее осматривали. Да и движок тоже. Некуда там было взрывчатку заложить.

– Не торопись, Пашка, – раздраженно засмеялся Дюков. – Если набить движок тротилом, граната будет еще та. Ты когда его осматривал?

– Неделю назад, – задумался Павел. – Только, кроме нас с тобой, никто в мастерскую попасть не мог. За всю неделю были два клиента, но стояли за воротами. Сашок дедовский фильтр менял, да у тебя в машине штук пять девчонок визжали во вторник, требовали везти их на речку. Кто из них? Еще Томка вчера вечером ждала меня. Ты глаз с нее не спускал – не заметил фугаса в руках? Дюков, мастерская на охрану сдается, если ты помнишь.

– А в обед? – забеспокоился Дюков. – Десять минут до ресторанчика, полчаса там, десять минут обратно. Мы же никогда не сдавали ее на охрану в обед!

– Вот и скажи об этом, – процедил Павел. – Скажи об этом… специальным ребяткам. Но если следов взлома на замках нет и если не пропадали и не попадали в чужие руки ключи, тогда это сделал кто-то из нас.

– Ты правда так думаешь? – после паузы чужим голосом спросил Димка.

– Иди к черту, Дюков, – выругался Павел. – Вот если бы я в подсобке женское белье нашел, точно бы на тебя подумал.

– Это ты иди к черту, Шермер, – с облегчением выдохнул Димка. – Я не ношу женского белья.

Дед ответил на звонок сразу. Поздоровался, молча выслушал короткий рассказ. Павел явственно представил бульдожьи складки на щеках, выступающие скулы, короткую рыжую челку над упрямым лбом, бледные губы, холодные глаза. Дед никогда не отвечал сразу, смотрел несколько секунд на подбородок собеседника и словно отсчитывал про себя – раз, два, три… – а потом медленно говорил. Точно и по делу. Хотя Павел слышал, что уголовный авторитет Илья Георгиевич Губарев по кличке Дед, ныне хозяин районного хладокомбината и друг мэра, способен ответить мгновенно. Правда, не словом, а ударом ножа. Или ударом кулака в случае мелкой провинности невольного собеседника. Но его собеседники боялись не удара ножа или кулака, а того, что Дед будет смотреть не на подбородок, а в глаза. Дед не часто посещал мастерскую, обычно присылал водилу на восстановленном Шермером и Дюковым огромном «американце», но, когда приезжал, разговаривал с Павлом, только смотря ему в глаза.

– Что хочешь узнать? – спросил он наконец.

– Кто? – коротко ответил Шермер. – Понимаешь, Георгиевич, врагов у меня нет, но я не обольщаюсь по этому поводу. Тут ведь всего два варианта: или есть враг, о котором я пока не знаю, или я попал вместе с напарником под каток. Ну как муравей. Ползет он себе по асфальту, врагов не имеет, но попадает под каток – и привет вечности.

– Ерунда, – после паузы отрезал Дед. – Я, конечно, поспрашиваю, но ты и сам понимаешь, что ерунда. Враг, о котором ты не знаешь, еще не враг, а каток – не лодка, бесшумно не плавает, его издалека слышно. Ты вокруг себя пошарь, парень. И ищи две загогулинки. Одну – что поострее, вторую – что поценнее. А потом попробуй их соединить. Все и прояснится. Я всегда так делаю.

– У меня ничего ценного нет, – задумался Павел. – Мастерская? Теперь ее нет. Земля под ней? В аренде. До Москвы неблизко, свободных участков рядом – навалом, почти все с коммуникациями. Квартира? Не те времена. Да и не та у меня квартира…

– Не там ищешь, – закряхтел Дед. – А Тамарка твоя? Поверь мне, парень, таких баб больше нет. Если бы не ее гонор да не то, что она приросла к тебе, как приклепанная, давно бы ее у тебя увели. Купили бы. И пытались, поверь мне. Только вот она не продается, как оказалось.

– Кто пытался? – похолодел Павел.

– Да хоть бы и я, – загукал смешками Дед. – Не волнуйся, все цивильно обставил! Увидел как-то ее в твоей железке, зацепила! Так зацепила, что в глазах потемнело. Ну что же, навел справки, разыскал, пришел в этот фитнес-центр, половину свою записать, да так в лицо девке и выложил: все сделаю, в Европу увезу, спортзал этот выкуплю и подарю, все, что захочет, организую, если моей станет. Не ерзай попусту, тому уж скоро год, как минуло. Я ж не знал, что у вас все серьезно. Да если бы и знал… Кто успел, тот и съел, как говорится. Ладно. Вы ж тогда еще и расписаны не были? Я и пальцем ее не тронул, а тронул бы, боюсь, шею бы она мне свернула. Или еще чего похуже. Она ведь может, поверь мне. Пообещала, кстати, если я до тебя дотронусь. Порчу навести пообещала! И навела бы. Привет ей передавай, но имей в виду: если твой бриллиант до сих пор не украли, не значит, что ни у кого на него слюна не течет.

– Она не отвечает на звонки, – сквозь зубы процедил Павел. – С утра уже, кажется. Как раз еду домой.

– Так, значит? – протянул Дед. – Преамбула интересная, ничего не скажешь… А при чем тут мастерская? Думаешь, кто-то решил, что у нищего легче девку увести? Конечно, если тебя не знать, можно представить, что бросит тебя Тамарка, останься ты без штанов… Так ведь не бросит… Или кто-то умный занять тебя решил, чтобы ты на поиски женушки не отвлекался?

– Не знаю, – раздельно произнес Павел. – Ладно, с ценной загогулиной определились, что с острой? Ничего не кололось пока.

– Вот и укололо, – задумался Дед. – Обдумай все. Не спеши никуда, остановись, замри, подыши. В своем прошлом не найдешь – в ее прошлом ищи. Или в своем… настоящем. Мне, кстати, Димка твой не нравится. Какой-то он… сладкий. Хотя вроде бы мужик…

– Ага, – кивнул Павел. – Он и взорвал мастерскую, чтобы с ипотекой повиснуть и без копейки остаться. Уложит чемоданчик – и без гроша отправится к маме и папе.

– Я бы в тот чемоданчик заглянул, – задумался Дед. – Хотя как раз этот вариант пропажи твоей Томки не объясняет. Слабоват он против нее. Я даже думаю, что она потому и приросла к тебе, что конкурентов у тебя нет. Или и вправду влюбилась?

– Спасибо, Георгиевич, – грустно усмехнулся Павел, – только сейчас меня твои слова не согреют.

– Так я и не лечу тебя, парень, – хмыкнул Дед. – Думаю вслух. Ты не спеши панику поднимать. Найдется твоя Томка. Такие, как она, просто так не пропадают. А уж мастерская… Не гони, ты, когда затевал все, вообще с нуля начинал. А теперь немало народу в тебя вложиться захочет. Да хоть и я. На хороших условиях. А если что, переходи ко мне, сделаю тебя главным инженером.

– Какой из меня главный инженер? – натянуто рассмеялся Павел.

– Отличный, – строго ответил Дед. – У тебя лицо… правильное. Внушительное лицо. Ответственное. Со значением. Это главное… для главного инженера.

– Спасибо, Георгиевич, – сказал Павел и поставил пробивающегося Бабича на удержание. – По-любому спасибо.

– Не за что, – отключился Дед.

– Ну, – раздался в трубке знакомый, с визгливыми интонациями голос начальника милиции. – Докладывай. Что, куда, откуда, зачем? Чего сорвался-то?

– Беда не ходит одна, Игорь Анатольевич, – объяснил Павел. – Кажется, женушка моя пропала.

– Смотри-ка, – нервно хохотнул Бабич. – Ну, при всем моем к тебе сочувствии, женушку твою московская милиция будет искать, а вот твой взрыв на моей земле первый за последние лет шесть. И это даже с учетом бытовых случаев. А уж по мощности… Так что ты там с женушкой выясняй все – и ко мне, следователь Мартынов из прокуратуры будет делом заниматься. Конечно, если на твоих руинах спецы чего серьезного не обнаружат. Мне тут намекнули, что по первым прикидкам серьезно поболее килограмма в этом, как его, тротиловом эквиваленте выходит. Кому ты дорогу перешел, Шермер?

– Да вот, Игорь Анатольевич, сам гадаю. – Павел сбавил скорость, пересекая МКАД. – Но угроз не было. Ни угроз, ни предупреждений. Вы же меня знаете, Игорь Анатольевич, у меня врагов нет.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23 
Рейтинг@Mail.ru