Сергей Лукьяненко
Порог

– Алексу предложи, он у нас сладкоежка.

– Идея, – согласился Тедди и спрятал конфету.

Глава четвертая

С точки зрения Уолра, пытливого исследователя Халл‐3, люди были слишком уж привержены традициям и слишком уж пренебрегали прогрессом.

Взять, к примеру, их космические корабли. Веретенообразная форма сама по себе приемлема, Халл‐3 не использовал лишь шарообразные формы, поскольку они были основными у Халл. Так что заостренный цилиндр, даже если ему не нужно входить в атмосферу планеты, вполне годится.

Но зачем делать жилые палубы вдоль цилиндрического корпуса? Ведь вектор искусственной гравитации можно повернуть как угодно. Было бы так логично разместить десятки палуб поперек, одну над другой, чтобы верх и низ обрели протяженность. И не только с точки зрения Халл‐3, в культуре людей эта идея тоже присутствовала. Их здания тянулись к небу и врастали в почву – Уолр всецело одобрял такую концепцию. Но для космических кораблей люди зачем-то приняли традицию своего морского флота. Корабли Человечества не зря звались кораблями – они плыли по безбрежному океану космоса, и палубы делили их вдоль, а не поперек. Прискорбная приверженность устаревшему!

Зато обилие свободного пространства и мебель в помещениях Уолр понимал. Приматы эволюционировали в лесах, они привыкли к большому пространству, но заполненному стволами, ветвями и прочей гадостью. Нельзя требовать от них слишком многого. Самому Уолру, в силу его редкой профессии, приходилось пользоваться искусственно индуцированной клаустрофобией, так что он относился к обилию пустоты вокруг с юмором.

Юмор – вообще главное в жизни. Все Халл‐3 разделяли эту точку зрения и потому с сочувствием относились к своим прародителям-Халл.

По коридорам космопорта Уолр шел быстро, вежливо раскланиваясь со встречными, а перед дамами приподнимая шляпу и изящно приседая в полупоклоне – тросточку приходилось приподнимать, чтобы она не билась о пол. Дам это вводило в ступор, они начинали пахнуть острее, и Уолр с трудом сдерживал хихиканье. Впрочем, вряд ли случайный человек смог бы понять, что басовитое урчание – это сдавленный смех.

Но перед гермошлюзом Уолр извлек из кармана черные очки-консервы, нацепил на морду и вытянул тросточку перед собой. Обстукивая пол (звук мгновенно обрисовал Уолру помещение), Уолр двинулся по узкому пластиковому коридору. Стенки обогревались плохо, от них шла прохлада. В зоне перехода гравитации Уолр на мгновение опустился на четыре лапы и, следуя указанию светящейся на стене стрелки, ловко шагнул «на стену».

Его, конечно же, встречали. Уолр не страдал излишним самомнением, его вполне удовлетворил бы любой член команды, но к шлюзу пришли командир и старший помощник. От обоих слегка пахло алкоголем, пеной для бритья и внутренним напряжением. Причем если от старшего помощника запах тревоги был легким, нормальным для любого человека, встречающегося с Халл‐3, то командир волновался не на шутку. Неужели ксенофоб? Но вряд ли люди назначат ксенофоба командиром корабля, который везет чужих. Уолр принюхался тщательнее. Нет, все в порядке. Тревога командира застарелая, не связанная с его приходом. Это даже не тревога… это именно что напряжение, ожидание чего-то плохого, но не обязательно возможного.

Шлюз был стандартным, то есть приспособленным к проходу максимального количества существ в минимальное время. В стене были шкафчики со скафандрами, но само пространство шлюза ничем не было загромождено. Только два человека и Уолр. Дверь внутрь корабля была гостеприимно открыта, за ней тянулся основной осевой коридор, по которому сейчас кто-то неспешно приближался.

– Кто здесь? – жалобно спросил Уолр, протягивая вперед правую лапу и постукивая тросточкой, зажатой в левой. – Я Уолр, ученый с Халл-три, исследователь гуманоидных цивилизаций. Это научное судно «Твен»? Здесь так… так пусто…

Командир шагнул вперед, протянул руку и осторожно пожал лапу Уолра в районе запястья.

– Уолр ми гейч ас ала, ча ми гэд фэйлтичадх аир бьолрд ан рэннсачайдхх ветте «Твен», – сказал командир на резковатом, но правильном звуковом ксено. – Ас эуррам ас’анн дхайне бхатс ггэд адхла кадх аннс аннед агн. Ас э накну айм хен асслимх айн аггус нал ларбха ас кугалла-ах-ам биадх агад. Тчан фнак ту ан гранлэччд а-рирамх.^[1]

Уолр умел проигрывать. Вздохнув – этот звук вышел у него почти человеческим, Уолр стянул темные очки.

– Мы можем говорить на земном языке, – сказал он. – Я неплохо знаю внешний английский.

– Уррам дхомб мар неч гейч ас ала, – сказал командир. – Мое имя Валентин Горчаков, я капитан второго ранга российского космического агентства и командую этим кораблем. «Твен» оборудован для пребывания всех рас Соглашения, и мы имеем три каюты для ксеносов. Я распорядился приготовить одну из них по стандарту Халл-три. Если необходимо, мы можем включить фоновый звук по всему кораблю для удобства вашей ориентации в пространстве. К сожалению, мы не сможем ничего сделать с размерами общих помещений и наличием в них пустот.^[2]

– В этом нет необходимости, командир, – ответил Уолр. – Я обладаю искусственно индуцированной клаустрофобией, и поэтому свободное пространство вокруг кажется мне восхитительным.

Втянув когти, он пожал руку старшему помощнику. Тот представился:

– Матиас Хофмайстер. Капитан третьего ранга, старший помощник на «Твене». Какие-то проблемы с глазами, академик Уолр? Наш врач пока не на борту, но мы можем вызвать специалистов из порта.

– Нет-нет, с глазами все в порядке. – Уолр дружелюбно взмахнул лапой и насмешливо заурчал. – Я модифицировал их еще в ранней юности, и они видят прекрасно, ничуть не хуже человеческих. Улучшение зрения очень популярно у нашего народа.

– Но эти очки…

– О, я лишь хотел пошутить! – добродушно откликнулся Уолр. – Мы не так часто встречаемся, это большое упущение. Но есть стереотипы восприятия. Я подумал, что когда на человеческий корабль входит большой волосатый крот – с острой розовой мордочкой, крепкими когтями, в просторных штанах и шляпе-котелке…

Люди молчали, глядя на него.

– Тросточка и черные очки! – подсказал Уолр. – Я очень люблю вашу мультипликацию. История про девочку, которая дружила с различными ксеносами. С рептилоидами, с грызунами, с орнитоидами, с кротиком…

– Дюймовочка, – сказал вполголоса Матиас. – Господи, вы что, видели мультик про Дюймовочку?

– Конечно! – воскликнул Уолр. – Для меня это был один из основных доводов к тому, чтобы заняться изучением гуманоидов. Если уж в давние времена, находясь еще на первом-втором уровне развития, люди мечтали о дружбе с иными цивилизациями? Как можно не ответить на этот позыв? И эта трогательная история любви юной человеческой девушки и пожилого крота! Ах, я становлюсь сентиментальным, говоря об этом!

– Но Дюймовочка и крот… – начал Матиас.

– Нежно любили друг друга, однако Дюймовочка была вынуждена покинуть крота, чтобы участвовать в спасении орнитоида, – быстро сказал командир. – Позвольте проводить вас в каюту, Уолр. А ваш багаж?

– О, его доставят через пару часов, – вздохнул Уолр. – У меня там небольшой запас живых личинок для праздничных завтраков, а вы же знаете, карантинные офицеры – такие формалисты!

Он огорченно взмахнул лапой и повернул голову к стоящему в глубине шлюза юному человеку в кадетской форме, словно бы только его заметив.

– Приветствую, молодая особь! Ваш совместный отпрыск, командир и старший помощник?

– Нет, всего лишь кадет, проходящий обучение, – ответил Валентин. – У вас есть вопросы, кадет?

– Никак нет, сэр! – Кадет попытался улизнуть, но Уолр не собирался упускать такой чудесный повод для шутки.

– Постой, молодая особь! Я знаю, что все гуманоидные детеныши обожают быстрые углеводы. Хочешь конфетку?

Он запустил лапу в карман штанов и вытащил припасенную на такой случай конфету.

– А вот мне мама не велела брать конфетки у незнакомцев, – пробормотал себе под нос Матиас. Уолр отметил, что такая манера говорить, ни к кому не обращаясь, была свойственна старшему помощнику.

– Чистейший упаренный жучиный сок! – сообщил Уолр, протягивая конфету юноше. Тот заколебался, но под пристальным взглядом командира взял конфету и даже поблагодарил на ксено:

– Дьолч чи…

Произношение, кстати, у него было лучше, чем у командира.

– А теперь помогите кадету Лючии, юноша, – сказал Валентин. – Скажите, что к ужину будет Халл-третий.

– Но исключительно в качестве гостя, если вы не против! – добродушно сказал Уолр. – И я с удовольствием отведаю земную пищу, если в нее не входит укроп и прочие продукты из красного списка для моей расы.

Кадет поспешил исчезнуть, а командир со старпомом провели Уолра к его каюте. В общем-то он знал планировку корветов «писательской серии», но отказываться не стал. Каждая минута, проведенная в общении с людьми, – замечательный опыт.

Каюты ксеносов располагались за каютами экипажа, ближе к лабораторному отсеку. Свою Уолр узнал сразу – в отличие от всех остальных, чьи двери вели в коридор, его ждал люк в полу.

– Я только приведу себя в порядок и приду к ужину, – пообещал Уолр. – Испытываю безграничную признательность за ваше гостеприимство!

Люк сдвинулся, открывая слой мягкой, податливой почвы.

– Вы не против? – спросил Уолр. Не дожидаясь ответа, расстегнул пояс и остался без штанов, свернул их и положил вместе с тростью на полочку в стене над люком. Эта полочка на самом деле очень тронула Уолра – люди намекали на обычай носить одежду, но старались сделать это максимально деликатно.

Впрочем, топорщившаяся по всему телу шерсть и особенности анатомии Халл оставляли Уолру мало шансов нарушить человеческие приличия.

– Будем ждать вас с нетерпением, – сказал командир.

– Я хочу это видеть, – опять прошептал себе под нос Матиас.

Уолр согнулся с грацией, неожиданной для его массивного тела, и нырнул в землю. Мелкая вибрация, пошедшая по его телу, отозвалась в ногах людей даже через палубу.

Несколько мгновений на поверхности были видны ноги и хвост, потом исчезли и они. Остались только круги на земле.

– Шикарно вошел, – сказал Матиас. – Десять баллов из десяти.

Люк сдвинулся, оставляя Уолра в заполненном рыхлой землей пространстве каюты.

Командир и старпом переглянулись.

– Я знаю, что Халл-три любят шутить, но я бы не сказал, что это близкий нам юмор, – заметил Матиас.

– Почему же? С конфетой из жучиного сока вышло замечательно, – признал командир. – Да и с очками было довольно стильно.

В двух метрах под ними нежащийся в объятиях рыхлого грунта Уолр зашелся в лающем смехе. Люди всегда недооценивали остроту слуха его расы.

* * *

С точки зрения любой из рас Соглашения первый звездный корабль дуальной цивилизации Невара был примитивен. Как известно, существует множество способов путешествовать во Вселенной быстрее скорости света. Самый экзотический и действительно мгновенный, но при этом и самый опасный – перемещение Ракс. Куда более медленный, но в полной мере отвечающий самому смыслу слова «полет» – движение через складки пространства, используемые Халл. Живые корабли Феол уходят в плоскость и проползают (в буквальном смысле слова) свой путь в двумерном пространстве. Ауран, которым посчастливилось жить в тесном звездном скоплении, используют метод вырождения расстояния, который, с точки зрения людей, вообще больше философская концепция, чем научная теория. В любом случае этот метод позволяет перемещаться очень быстро, но лишь на относительно небольшие расстояния, так что по-настоящему дальнее путешествие для Ауран – утомительная череда сдвигов в пространстве. Люди использовали для перемещения «кротовьи норы», что было восхитительно милым и смешным, с точки зрения Уолра.

Звездолет, который строили люди и кисы Невара, был оснащен варп-двигателем, использующим эффект пузыря Алькубьерре, как это называют на Земле. (Русские, впрочем, уверяют, что первым эту технологию еще в двадцатом веке предложил ученый-ядерщик по фамилии Козерюк, но в историю вошел именно мексиканский физик.)

Говоря проще – корабль с этим приводом сжимал пространство перед собой и расширял сзади, в результате чего и передвигался быстрее скорости света.

Ученые Невара, два десятка лет назад совершившие это удивительное открытие, не знали того, что «пузырь Алькубьерре» в той или иной форме изобрели все цивилизации пятого уровня. Ауран отказались от использования этого принципа после теоретических исследований, Феол и люди провели по одному полету, Халл – целых три (собственно говоря, третий полет и стал причиной исчезновения цивилизации Халл‐2 и возникновения цивилизации Халл‐3, после чего обе части разделенной расы использование этого принципа запретили). Ракс не вдавались в детали, сообщив лишь, что в результате экспериментов и наблюдений сочли этот способ передвижения слишком опасным и они не советуют никому его использовать.

Учитывая, что неудачное перемещение Ракс могло теоретически привести к исчезновению нынешней Вселенной и возникновению новой, совершенно другой, к их мнению следовало прислушаться.

Однако как человеческие, так и кошачьи ученые Невара пока относились к открытию варп-двигателя с большим оптимизмом. По их авторитетному мнению, удаление корабля от звездной системы на расстояние, равное двухкратному радиусу орбиты внешней, замерзшей и необитаемой планеты, позволяло использовать варп-двигатель без всяких негативных последствий. Находящаяся всего в восьми световых годах звезда Соргос (если придерживаться земных мер расстояния и названий) давно уже была признана ими пригодной для колонизации. У Соргоса имелась планета в «зеленой зоне», атмосфера планеты содержала кислород и водяной пар. Соргос хоть и излучал в радиодиапазоне аномально сильно, но по спектру видимого излучения соответствовал Невару. В общем – прекрасная звездная система для первого полета, изучения и последующей колонизации.

Станция «Кольцо» была создана специально для постройки межзвездного корабля, пока еще не получившего собственного имени. Она вращалась вокруг Ласковой – третьей обитаемой планеты, расположенной между более близкой к звезде планетой людей и более удаленной планетой фелиноидов. По какой-то удивительной случайности эта планета, одинаково комфортная и для людей, и для кис, не породила животную жизнь. Зато с растительностью на ней все было прекрасно.

Межзвездные корабли не избалованы иллюминаторами. Зато на станциях их делают – прежде всего ради психологического комфорта экипажа. Анге стояла у одного из самых больших, в человеческий рост, и смотрела на Ласковую. Зелень материков, густая синь океанов, белизна облаков… Наверное, все обитаемые планеты похожи друг на друга. Через полгода экспедиция узнает, как выглядит мир Соргоса.

К сожалению, Анге узнает это только через полтора года, когда корабль вернется.

Промашка с упавшим в волновод хомутиком осталась никому не известной. Криди не соврал и никому не рассказал о случившемся. Ей не хватило баллов. Пять лучших инженеров, участвовавших в сборке корабля, должны были войти в экипаж. Анге стала шестой.

Просто не повезло.

Вино в узком бокале нагрелось и стало невкусным. Станция медленно вращалась, создавая заменяющую гравитацию центробежную силу. Как и многие другие цивилизации, обитатели системы Невар придумали сверхсветовые перелеты раньше, чем полноценную искусственную гравитацию. Экипажу корабля придется жить и работать в таком же вращающемся «бублике» – и в невесомости центрального корпуса.

Анге сделала глоток и подумала, что не хочет возвращаться домой. Ее никто не ждал. Сестры у Анге не было, вообще никогда не было – боль незабываемая, горе непреходящее, но с этим Анге жила всю жизнь и смирилась. Младшие братья жили своей жизнью, сторонясь одинокой сестры. Родители давно развелись и с детьми вообще не контактировали. Мужчина, с которым у нее (несмотря на все печальные личные обстоятельства) почти сложилась семья, сразу предупредил, что не собирается ждать на планете, пока она работает над постройкой корабля. Это было восемь лет назад, и, насколько Анге знала, он уже давно жил в браке и воспитывал дочерей.

Может быть, эмигрировать на Ласковую? Это была планета кис, но на ней имелось несколько небольших человеческих поселений. Кисы не были против. Кисы любили людей, может быть, даже больше, чем люди друг друга.

Анге допила вино, прислушалась. Веселые голоса доносились отовсюду. Режим герметичности отсеков стоял на минимальном уровне, все работы на станции закончились, и бо́льшая часть внутренних люков была открыта.

Банкет по случаю сдачи корабля не был официальным, но что он состоится, все знали еще год назад. И готовились, разумеется, – завозили деликатесы, протаскивали через контроль алкоголь, шили праздничную одежду. Кисы к одежде относились с иронией, но в культуре людей Невара она занимала видное место.

Анге опустила взгляд, посмотрела на свое длинное в пол платье – она заказала его в дорогом ателье, даже однажды вырвалась на планету, чтобы снять мерки вживую. Платье было красивым. Слишком красивым для женщины, которую не взяли в экипаж.

– Анге, я принес вина.

Криди, изящный и бесшумный будто призрак, подошел к ней из темноты. Давно ли он в отсеке? Анге решила, что это не важно. Она стояла, смотрела на планету и пила вино. Ничего постыдного.

– Спасибо, Криди.

По случаю банкета киса тоже нарядился. На нем были обтягивающие ярко-оранжевые штаны, серая жилетка, белый бант на хвосте и золотистые браслеты на лапах. Кисы не придавали цветам и фасонам одежды никакого значения, но вот ее обилие прямо-таки кричало: «Я отдыхаю, расслабляюсь, я не буду работать, сражаться и даже заниматься сексом».

Приняв из лапы кисы бокал, Анге указала на Ласковую.

– До чего же красивая планета. Я хочу туда поехать. В людскую колонию.

– Хорошая идея, – одобрил Криди. Он грыз остро пахнущий корешок нуки, что заменяла кисам и алкоголь, и курение, и вдыхание серого пепла. – Сразу после полета? Или к старости?

– Криди, я не прошла, – сказала Анге. Неужели он еще не смотрел списки?

– Ты лучший инженер из людей, – сказал Криди. – Несмотря на некоторую неловкость движений.

Анге усмехнулась:

– Возможно. Но я непарная, Криди. Ты же знаешь, суеверия и предрассудки никогда не уходят до конца. Они лишь прячутся в глубине разума. Удивительно, что мне вообще позволили работать на станции.

– Люди меня порой удивляют, – вздохнул Криди. – Эта ваша коллективность… Но ты в экипаже, Анге.

Женщина недоуменно посмотрела на него.

– Тнак отказался от должности, – объяснил Криди. – Он решил, что хочет заняться научной работой на планете. Так что освободилось одно место… обратились ко мне, и я объяснил, что прочие инженеры-кисы недостаточно квалифицированны. Им пришлось согласиться, что это место может занять одиночка-человек.

– Тнак отказался? – Анге была поражена. Тнак был хорошим инженером. И еще он жил мечтой о полете к звездам.

Криди кивнул, жмурясь и глядя на планету.

– Это… это твоя работа? – вдруг поняла Анге. – Но как…

– Моя работа – собрать хорошую инженерную команду, – жестко сказал Криди. – Мы все знаем, что ты лучший специалист, чем Тнак.

– Но почему он отказался?

– Я его убедил, – сказал Криди. Протянул корешок между острых клыков, прожевал мякоть. – Была одна история, о которой мало кто знал… и мы с Тнаком решили, что лучше никому и не знать. Он принесет больше пользы в команде разработчиков, строя второй корабль.

– Ты его шантажировал! – воскликнула Анге.

– Можно сказать и так, – беззаботно ответил Криди. – Что плохого в шантаже, если он идет на пользу всем?

– Но, Криди… я ведь тоже допустила…

– Ты перепутала полярность плазменного инжектора? – спросил Криди. – А когда система выдала сигнал ошибки, сочла его случайным и перепрограммировала датчик?

Анге ахнула, закрыв лицо руками. У нее было хорошее воображение, и она представила себе то, что случилось бы с кораблем и станцией во время первого теста двигателя.

– Все ошибаются, – мрачно сказал Криди. – Ошибки бывают простительные и непростительные.

– Ты же сам говорил, что не случившееся – не важно, – напомнила Анге.

– Не важно, поэтому Тнак жив, а не летает в вакууме без скафандра или не управляет буровой установкой в шахте на астероиде. Но ошибка непростительная, и потому он не должен иметь возможности ее повторить. К тому же ты со своей ошибкой сразу пришла ко мне, а его ошибку я обнаружил сам.

– Ты прав, – признала Анге. – Но тогда его надо было отстранить сразу.

– Нет. Я подозревал, что мне внезапно потребуется отказавшийся от полета одинокий инженер. – Криди подмигнул ей. – Не переживай, девочка. Ты принесешь больше пользы, чем самоуверенный старый кот. И он отделался очень легко. Все хорошо… ну… ну что ты…

Анге, уткнувшись ему в плечо, рыдала. Криди вздохнул, обнял ее одной лапой. Сказал печально:

– Жаль. Жаль, что ты не киска. Это было бы так романтично и закончилось бы таким страстным спариванием…

Анге против воли рассмеялась. Тема секса между людьми и кисами была табуирована лишь у людей – и лишь по причине того, что такого секса не могло быть. Физиология людей и кис в этом вопросе разительно отличалась. Но Анге сама была живым воплощением нарушенных условностей – и потому готова была шутить и о межвидовом сексе.

– Мне тоже жаль, Криди. Я бы отдалась тебе с таким восторгом, будто это мой первый и последний раз. Я бы даже мяукала.

Криди захохотал, хлопая ее по плечу.

– Пошли к остальным, девочка. А то я так заведусь, что попробую совершить невозможное.

– А вдруг? – игриво спросила Анге, вытирая слезы.

Криди страстно заурчал. Потом посерьезнел, взял ее за руку и повел к люку, к голосам и веселью, человеческому и кошачьему. Эффект Кориолиса немедленно отозвался на движение неприятным ощущением качки.

Анге еще раз оглянулась на зеленый шар планеты. И поблагодарила те удивительные законы природы, по которым у них, людей, есть такие братья и сестры по разуму, как кисы.

* * *

С работой было плохо.

Любая война, как это ни цинично, благо для экономики. Вначале к ней готовятся. Ученые наконец-то получают деньги для удовлетворения своего любопытства, изобретают массу вещей, из которых для убийства пригодна лишь часть. Потом заводы и фабрики выпускают оружие, рабочим и инженерам платят за сверхурочный труд, селяне заготавливают продукты, военные проводят учения, журналисты и писатели пишут патриотические тексты, актеры снимают фильмы и ставят спектакли. Все при деле.

Потом начинается война. Солдаты с двух сторон убивают друг друга, рушат дома и фабрики, жгут посевы. Уцелевшие заводы работают круглосуточно, производя все новые и новые боевые машины, амуницию, припасы.

Наконец война каким-то образом заканчивается. Иногда кто-то побеждает, иногда враги заключают перемирие, поступившись частью амбиций или добившись символических успехов. Армии сокращают, выжившие возвращаются домой – и начинают восстанавливать разрушенное, отстраивать города, обрабатывать землю. С работой проблем нет. Если ты выжил – ты уже победил, даже если твоя сторона проиграла. Ты делаешь карьеру, зарабатываешь деньги, женщины согласны для тебя на все – ведь мужчин осталось мало.

Война – это плохо для людей, но хорошо для экономики.

Сейчас война, самая большая и страшная война в истории, не случилась. Несколько пограничных стычек и несколько сотен жертв – не в счет. Над Соргосом распустились Крылья и принесли мир.

Умом Ян понимал, что это замечательно. В этот раз жертв было бы очень, очень много. Про ядерное оружие были разные мнения, некоторые считали, что это просто очень мощные бомбы, но Ян прекрасно понимал, что ядерная война отличается от обычной кардинально. Он видел учебные фильмы, он говорил с командиром части по особым БЧ и понимал – цивилизация стоит на краю. Если у них и правда больше сотни зарядов, и у противника тоже…

Но радость от неслучившейся войны не отменяла того, что на рынке труда был переизбыток. Военной техники было построено много, но никто пока не собирался ни строить новую, ни демонтировать старую. Исследования космического пространства, по сути, свернули – военным хватало запущенных спутников фоторазведки, проект создания орбитальной станции отложили в долгий ящик. Бывший ракетчик сейчас никому не был нужен. Люди готовы были копытом землю рыть ради любой работы.

Яну еще, можно сказать, повезло. Он начал работать в местном училище – преподавал физику детям, едва сменившим младшую, родительскую, семью на среднюю, семью подростков-школяров. В общем-то Яну понравилось работать с детьми – многие обладали пытливым умом, некоторые всерьез интересовались физикой, и даже самые тупые были достаточно хорошо воспитаны, чтобы тихо сидеть на уроках, разглядывая комиксы или, если ионосфера позволяла, слушая через наушники станции с музыкальными турнирами.

Но это было не его. Яну не нравился ни график работы, ни строгость школьных правил, ни оплата его труда. Он с трудом смог позволить себе снять комнату в местных общежитиях для холостяков и вести самый непритязательный быт.

Жизнь скрашивала лишь Адиан – женщина, с которой он познакомился в день прибытия в городок. Она была необычной даже по меркам нынешнего времени, с его крушением всех устоев и правил. Вначале Ян думал, что она находится в поисках материнской семьи – на это намекала и вольность поведения, и отсутствие сережек в ушах. Конечно, в ее возрасте странно быть одинокой, но такое случалось – из средней, подростковой, семьи люди вырастали, не могли больше выносить гогочущий табун гиперактивных подростков, а достойные партнеры для создания материнской семьи никак не встречались на пути.

Но все оказалось еще удивительнее.

Адиан вообще никогда не входила в среднюю семью. Она дольше обычного задержалась в родительской, занимаясь самообразованием, потом поступила в университет – ситуация не то чтобы невозможная или запрещенная, но чрезвычайно редкая. Она изучала социологию, историю, потом сосредоточилась на футурологии, а в итоге стала довольно известным политологом. Ян даже припомнил несколько ее статей, которые читал в свое время. Как ни странно, никакой выгоды из своей известности Адиан получить не стремилась. Даже когда ее пригласили войти в один из правительственных кабинетов, она отказалась под совершенно надуманным предлогом.

– Понимаешь, Ян, – рассказывала она как-то, сидя на крохотной кухне за тарелкой свежего салата, – любая работа на постоянной основе искажает независимость эксперта. Особенно – работа на правительство. На тебя давят желание хорошей карьеры, симпатия или антипатия к начальству, патриотические чувства, соображения «государственной выгоды».

Ян фыркнул. Адиан подозрительно спросила:

– Ты не смеешься надо мной?

– Нет, – ответил Ян. – Просто улыбаюсь. Мне нравится на тебя смотреть.

– Особенно когда я сижу голышом на твоей кухне, – усмехнулась Адиан. – Так вот, я не хочу связывать свою мысль работой на власть. Карьеристы ходят табунами, найдется достаточно тех, кто будет говорить удобные власти вещи.

– Но независимому политологу… – Ян замялся. – Довольно трудно…

– Добиться благосостояния, создать материнскую семью… – невозмутимо закончила Адиан. – Но я не хочу благосостояния и семьи. У меня есть все, необходимое для жизни. Включая тебя.

– И ты не хочешь спокойного будущего?

Адиан отставила пустую миску. Спокойно сказала:

– У нас нет будущего, солдат. Ты же сам это понимаешь, верно?

– Ты имеешь в виду нас с тобой или нашу страну? – уточнил Ян.

– Весь наш вид. И нас, и Черных. И все эти карликовые государства, которые маневрируют между двумя империями.

– Почему? – спросил Ян. Он не был удивлен, он сам склонялся к такому мнению.

– Это что-то в природе разума, Ян. – Адиан вздохнула, пристально посмотрела на него. – Видимо, по мере развития науки неизбежно наступает момент, когда разумная жизнь уничтожает сама себя. Ученые гадают, есть ли жизнь на других планетах, у других звезд. Дети мечтают, что когда-нибудь мы построим ракеты, способные туда долететь, – или к нам прилетят инопланетяне. А я уверена, что жизнь есть везде, космос полон ею. Вот только стоит жизни обрести разум – и она кончает самоубийством. Поэтому мы никуда не полетим. И к нам никто не прилетит. Мы обречены. Поэтому я не хочу иметь детей, и мне не нужны материальные блага.

– Но Всевышний…

– Выдумка, – отрезала Адиан. – Ну не уподобляйся же ты простонародью! Бог – лишь выдумка из темных веков, когда наши предки бегали по саванне, трясясь и улепетывая при рычании хищников. Бога нет, Ангела его – тоже нет. А Крылья – природный феномен, вроде небесного сияния.

Ян молчал.

– Я тебя расстроила? – спросила Адиан огорченно.

– Нет. Но я видел Крылья. – Ян помолчал. – Они были прекрасны. Они не походили на небесное сияние. Они были… рукотворны. В них была какая-то разумная логика. Научная.

– Муравьиные соты тоже выглядят логично и научно, – вздохнула Адиан. Встала, присела на колени Яну. – Не переживай. Я зря тебя огорчила. Видишь – не гожусь для семьи!

Ян зарылся лицом в гриву ее волос. Поднял – и отнес к постели.