Сергей Лукьяненко
Непоседа
– Мы влипли… – пробормотала Аннет, усаживаясь Триксу на плечо. – Тут не может быть ответа, это чистая случайность!
Трикс посмотрел в немигающие драконьи глаза. И вдруг… вдруг ему показалось, что он видит в них вовсе не злость, а любопытство.
– Ему надо сделать точно так же. Если в обоих пергаментах было написано «отпустить», то его все равно не собирались есть, а только испугать. А если в обоих «съесть»… то как в первом случае.
– Допустим, – помедлив, сказал дракон. – Теперь твоя загадка.
– У одного короля было два экземпляра древней магической книги, последние, сохранившиеся в мире. К нему пришла делегация волшебников и сказала: «Ты все равно не владеешь магией. Продай нам одну из книг за тысячу золотых монет!» Король подумал, велел принести одну книгу… и что он после этого сделал?
Дракон размышлял. Потом кивнул:
– Полагаю, он дал волшебникам возможность полюбоваться ею, даже прочел несколько строк из заклинаний, чтобы возбудить интерес… Потом король потребовал куда большую сумму!
– Неправильно, – сказал Трикс. – Он взял эту книгу и сжег в камине, на глазах у волшебников.
Дракон нахмурился. А потом усмехнулся:
– Что ж, верное решение, хоть и трудное. Если осталась одна, последняя книга, то ее цена возрастет многократно… Хорошо, маленький волшебник! Слушай мою третью загадку. Один волшебник серьезно провинился перед драконами. Драконы привели его на суд и сказали: «Либо мы тебя съедим, либо отпустим! Вот два пергамента, на одном написано „съесть“, а на другом „отпустить“. Выбери сам свою судьбу!» Но волшебник случайно заметил, что оба пергамента пусты. Почему?
Трикс помолчал. Вздохнул. И ответил:
– Потому что жизнь и смерть не отдают на волю случая. Что бы ни было написано на пергаментах, «съесть», «отпустить» или вовсе ничего – от этого судьба волшебника не зависит. Все зависит от того, что решат драконы – или что они уже решили.
Дракон улыбнулся.
– Что ж, говори свою третью и последнюю загадку.
– К одному молодому волшебнику прилетел дракон и попросил его о помощи, – сказал Трикс. – Волшебник знал, что драконы суровы и опасны. Но ему сказали, что это – долг чести. Как следовало поступить молодому волшебнику?
Огромная морда дракона приблизилась к Триксу вплотную. Некоторое время дракон смотрел на него. Потом повернул голову к Элину и сказал:
– Признаю, ты выбрал хорошего человека. Хотя предупредить нас о своем решении было бы правильнее!
Неуловимо быстрым движение оранжевый дракон выпрямился во весь рост. И произнес:
– Трикс, я признаю тебя достойным дружбы с драконами. Мое тайное имя – Зуа Хамид Мируа.
– Ух, – прошептала Аннет и вцепилась Триксу в ухо. – Вот это да…
– Но ты зря проделал свой путь в Самаршан, – продолжил дракон. – Мой сын слишком юн и наивен. Никто из ваших волшебников не сможет сразиться с Прозрачным Богом. Даже мы, драконы… – Он помолчал. – Великий Визирь Аблухай сегодня утром призвал всех драконов явиться в Дахриан. Я не знаю, какова будет его воля. Возможно, он решится сразиться с Прозрачным Богом – и тогда нас ждет страшная битва. А если нет… что ж. Если нет, то Алхазаб станет Визирем и отправит нас в бой с твоим народом. Для тебя, конечно, лучше первый вариант.
– Я могу вам помочь! – искренне сказал Трикс.
– Нет. Ты ничем нам не поможешь, Трикс Солье, наследник герцога и ученик мага. Отдохни, соберись с силами и отправляйся домой. Завтра через оазис пройдет караван, который везет пряности в твою страну. Любой караванщик будет счастлив нанять мага для охраны и помощи в пути. Удачи тебе, маг!
– Папа, но я же старался! – воскликнул Элин. – Неужели мы даже не попытаемся…
– Не надо вмешивать слабых в войну сильных, – наставительно сказал Зуа. – В путь! До Дахриана целый день полета!
Элин смерил Трикса растерянным взглядом. Трикс столь же растерянно пожал плечами.
А драконы тем временем отправлялись в путь. Среди деревьев оазиса была расчищена (и, похоже, не без помощи пламени) широкая просека. Первым по ней побежал Зуа Хамид Мируа, смешно подпрыгивая на двух лапах и не решаясь расправить свои крылья, пока он не выбежал за пределы оазиса. Потом брат и сестра Элина. Потом его мать.
– Ты извини, что так получилось… – промямлил Элин и кинулся вслед за семьей.
Один за другим драконы взмывали в небо. Они сделали несколько кругов над оазисом, поджидая замешкавшегося Элина (Трикса накрыло тенью, будто от темных грозовых облаков), и устремились на восток. Прошла минута – и о драконах напоминал только легкий запах, витающий в воздухе.
– Аннет, ты чего-нибудь понимаешь? – спросил Трикс, снимая мантию и раскладывая на камне для просушки.
– Ну, во-первых, долг чести Щавеля уплачен, – практично рассудила Аннет. – Ты же прибыл на зов, не важно, что от твоих услуг отказались. Во-вторых, тебя не съели. На самом деле это даже во-первых! В-третьих, в Самаршане так или иначе намечается серьезная заварушка. И надо отсюда побыстрее сматываться.
– Но так не делается! – возмутился Трикс. – Это словно читаешь летопись про рыцаря, который отправился на сражение с великаном… а в ближайшем трактире ему говорят: «Великан слишком большой, ты с ним не справишься…», и рыцарь возвращается в свой замок. Такого не бывает!
– О, как раз такое бывает сплошь и рядом! – обрадовалась Аннет.
– Про такое в летописях не пишут.
– Конечно. А счастливы как раз те люди, про которых в летописях не пишут. Это они не погибли во время чумы, не сгорели во время пожаров, не совершили подвигов на войне, не провели полсотни лет в темнице и не пали пронзенные копьем на турнире. Утром они шли на работу, после работы выпивали с друзьями кружку пива, потом помогали сыну выстругать свистульку, а дочери заплетали косы, потом обсуждали с женой планы на выходной и ложились спать. Слушая рассказы сказителей о войнах и приключениях, они охали, качали головой и говорили: «Как хорошо, что все это случилось не со мной!» Жизнь их текла скучно, мирно и долго. И когда они умирали от старости, скорбели о них только многочисленные дети, внуки и правнуки.
– Ну какое же это счастье? – возмутился Трикс. – Вот отправиться одному на битву с целым стадом кентавров, как Грон Безрассудный, пасть под копытами и быть прославленным в веках – это счастье! Вместе с тридцатью друзьями три месяца оборонять горное ущелье от гномьего хирда, как Лоран Мечтательный – это подвиг, который запомнят на все поколения! Даже быть ловким вором, как Арен Клопен, со страшным риском и неподражаемым искусством похитить алмаз Великого Визиря, а на следующий день бездарно проиграть его в карты… вот об этом будут песни петь до тех пор, пока люди не разучатся воровать!
Аннет снисходительно посмотрела на Трикса.
– Любимый, ты иногда меня поражаешь своей наивностью. Ты сейчас путаешь счастье и славу. А ведь это совершенно разные вещи!
– Но ведь можно быть сразу и знаменитым, и счастливым! – пылко сказал Трикс.
– Можно, – подумав, признала Аннет. – Но поверь, быть просто счастливым куда проще и безопаснее.
Трикс досадливо махнул рукой. Ну какой смысл спорить с маленькой цветочной феей? Что она понимает в человеческой жизни?
– Как ты думаешь, далеко ли отсюда до Дахриана? – спросил он.
– Все-таки неймется? – сказала Аннет. – А представь, как волнуется Щавель? Как будут переживать твои родители? Что скажет Тиана, когда узнает, что тебя геройски посадили на кол?
Трикс заерзал.
– Ну, знаешь… если сразу ожидать худшего…
– Ты вначале отдохни, – ласково сказала Аннет. – Собери плоды, покушай. Вымойся в озере, от тебя несет драконьим потом. Поспи нормально в тенечке. Потом уже решай, что будем делать. А я, с твоего позволения, полетаю по оазису, подкреплюсь…
Фея унеслась вдаль. Трикс подумал и решил, что в ее словах есть резон. Пользуясь отсутствием Аннет (пусть она и фея, и волшебное существо, и фамилиар, но ведь ко всему еще и девчонка!), он разделся, искупался в озере и выстирал одежду. Штаны натянул мокрыми, все остальное развесил сушиться на кустах жасмина. Побродив немного по оазису, набрел на банановую рощицу, а потом еще и на несколько деревьев с незнакомыми, но явно съедобными плодами (во всяком случае, судя по следам, драконы ими лакомились).
Когда через пару часов Аннет разыскала Трикса, тот сладко спал на берегу, в тени красных олеандров. Фея явно была в хорошем настроении – она то и дело хихикала, летела по довольно замысловатой траектории и временами пыталась колдовать, что делала крайне редко. Возможно, ее поведение имело отношение к цветам, чьей пыльцой она лакомилась… однако поскольку мы не знаем этого точно, то не станем делать неосмотрительных выводов.
Может быть, ей просто напекло голову горячее южное солнце?
– Трикс… – Фея уселась мальчику на лоб и принялась колотить босыми пятками по векам. – Трикс, вставай, лежебока!
Трикс открыл глаза, поморщился и стряхнул фею, чем привел ее в еще больший восторг.
– Ты чего наелась? – спросил он.
– Нектара! – с вызовом ответила Аннет.
Трикс только вздохнул и пошел к озеру умываться.
– Наверное, ты права, – сказал он. – Я вот поспал и подумал, надо нам возвращаться…
– Ты что? – возмутилась фея. – Сразу сдался? А как же подвиги? Приключения? Слава?
Трикс удивленно посмотрел на нее.
– Но ты сама говорила…
– Мало ли, что я говорила! Ты пойми, нельзя отступать! – непоследовательно сообщила фея. – Если уж тебя позвали на помощь – надо помогать, невзирая на последствия. Это твой долг!
– Какой еще долг?
Фея наморщила лоб.
– Ци… цивили… цивилизационный. Бремя белого человека! Ты пришел в эти дикие жаркие края, чтобы принести свободу и счастье.
– Вообще-то я пришел, потому что меня позвали, – сказал Трикс. – Знаешь, я даже как-то подумал: вдруг этот Прозрачный Бог не такой уж и плохой? Может, он и не станет воевать?
– А ты спроси у караванщиков, – посоветовала Аннет.
– Каких еще караванщиков? – насторожился Трикс.
– На том конце оазиса… пять человек, двенадцать верблюдов… – Аннет зевнула и прилегла на песок.
Трикс только вздохнул и принялся одеваться.
Это был явно не тот караван, про который упоминал Зуа Хамид. Судя по грузу, шел он не во владения Маркеля, а в Дахриан. На грузовых верблюдах были навьючены тюки с льняными тканями, которые в Самаршане ценили, но производить не умели, деревянные короба с клеймами гномьих мастеров (гномы не раз пытались обосноваться в Самаршане, но рыть шахты в песке так и не научились), травяные плетенки, скрывающие в себе эльфийские диковины (эльфы в Самаршане тоже не селились, после того, как обнаружили, что эльф-лучник, сидящий на пальме, вызывает у окружающих не трепет и уважение, а гомерический хохот).
Вели караван смуглые самаршанцы – толстый бородатый купец в цветастых одеждах, его молодой бородатый помощник (скорее всего, по местной традиции, племянник – считалось, что чужой человек будет с молодым торговцем слишком строг, а родной отец избалует). Охранников было всего трое, но это были суровые воины пустыни, замотанные с ног до головы в белые некогда одежды – только поблескивали в узкой щели бурнуса настороженные черные глаза.
При появлении Трикса (магический посох, дабы не пугать мирных жителей, он нес под мышкой) караванщики насторожились. Охранники положили ладони на рукояти кривых сабель (говорят, что поначалу у местных кузнецов просто не получались прямые мечи, а потом они решили, что и кривая сабля неплохо рубит), юноша-подручный взялся за увесистую дубинку, сам же купец вышел вперед и оправил бороду.
– О, радость моих глаз, отрада моего сердца, чудный незнакомец, встреченный в диком месте… Ответь мне, не являешься ли ты могучим драконом, посредством великой магии обратившимся в человека?
– Нет, я вовсе не дракон, – смущенно сказал Трикс. – Я просто ма… юноша.
Ободренный караванщик подошел поближе и внимательно осмотрел Трикса.
– О, не являющийся драконом отрок… ты миловиден лицом и довольно жилист, но не производишь впечатление свирепого воина. Что же ты делаешь один посреди страшной пустыни, где тебя может схватить любой честный торговец и продать на невольничьем рынке за двадцать пять серебряных динаров?
– За двадцать, – поправил караванщика племянник.
Триксу это уточнение почему-то не понравилось.
– Я прилетел сюда со своим драконом, о честнейший из торговцев, – ответил он. – Для нас, волшебников, это излюбленный метод передвижения.
Во взгляде караванщика появилось сомнение.
– О, сильнейший из сильных… не смею подвергать твои слова сомнению, но обычно волшебники делают так… – Он развел руками. – Фьють – и перенеслись в другое место.
– Это если они… то есть мы, спешим, – сказал Трикс. – А чтобы насладиться красотами природы, мы путешествуем неспешно.
Купец оглянулся на бескрайнюю пустыню и почесал кончик уха.
– О, сколько мудрости в твоих словах… – со скепсисом произнес он.
Трикс заметил, что охранники стали неторопливо расходиться, окружая его кольцом. Ну, ладно, не кольцом, треугольником, но Триксу стало как-то не до геометрии.
Он достал из-под мышки магический посох и что было силы треснул им по песку.
Эффект был неожиданный. Как правило, посох преспешника при ударе о землю светится, искрит и издает шипящие звуки – в общем, эффект примерно такой, словно колотишь о землю тлеющей палкой и случайно попадаешь по змее. Но при соприкосновении с песком оазиса – то ли из-за непривычной поверхности, то ли из-за иного уровня магии в почве, то ли из-за долгого проживания в этом месте драконов – посох повел себя необычно.
Из земли струей ударил чистейший родник, посох в руках Трикса изогнулся и зашипел, а росшая рядом пальма покрылась цветами.
Охранники убрали руки с сабель и сделали вид, что прохаживаются, разминая затекшие ноги. Племянник караванщика принялся чистить верблюда. Караванщик выпучил глаза и произнес:
– О, наказание моих грехов… ты и впрямь великий маг!
Трикс, опасливо поглядывая на посох, кивнул.
– О, добрейший и снисходительнейший… – Купец помедлил. – Дозволено ли мне будет обращаться к тебе без междометия «о» в начале каждой фразы и цветастых эпитетов?
– Конечно, дозволено, – согласился Трикс.
– Спасибо большое, – кивнул караванщик и протянул Триксу руку. – Скрепим наши добрые отношения рукопожатием?
– Ну… давай… – Трикс обменялся с купцом рукопожатием.
– Не держишь ли ты на меня зла? – энергично тряся ладонь Трикса, спросил купец.
– За что?
– Как за что? За то, что мы собирались коварно напасть на тебя, связать, отвезти в Дахриан и продать на невольничьем рынке!
– А вы собирались так поступить? – поразился Трикс.
Во взгляде купца появилось искреннее уважение.
– Только сильный человек способен простить неуважение! – воскликнул он. – Но надо быть не просто сильным, а еще и мудрым человеком, чтобы сделать вид, будто вообще не заметил неуважения! Я – Васаб Куркум, скромный торговец из Дахриана. Окажи мне честь, будь гостем на моем привале, а если захочешь – спутником в дороге и хозяином в моем доме! Клянусь честью отца, что не замыслю против тебя дурного!
– Спасибо, – ответил смущенный Трикс. – С удовольствием…
– Эй, свирепые дети пустыни! – крикнул караванщик охранникам. – И ты, позор моего рода… Ставьте палатки, накрывайте стол. Сегодня будем пировать! Наш гость – великий волшебник!
Охранники засуетились. Купец тем временем смущенно посмотрел на бьющий под ногами родник и сказал:
– Только в сказках про такое читал, честное слово… Как это было бы полезно в пустыне… а дело в посохе или в тебе?
– Во мне. Посох без мага – что меч без рыцаря.
– Мудрые слова! – Васаб возвел глаза к небу. Потом дружески обнял Трикса за плечи и прошептал на ухо: – Не подумай, что я коварный злодей. Понимаешь, все дело в историко-культурно обусловленных особенностях нашего общества. Если бы я не попытался захватить тебя в рабство, меня стала бы презирать охрана и собственный племянник. На самом же деле я очень доброжелательный и даже отчасти сентиментальный человек. В Дахриане я содержу приют для старых верблюдов, отдаю положенную долю – пятнадцать процентов от доходов минус расходы – своей прибыли вдовам и сиротам. Вечерами сочиняю стихи и играю в нарды. Так что… не держи зла, могучий отрок.
– Да я ничего. – Трикс неловко высвободился из объятий купца и попробовал увести разговор в сторону. – А почему вы ко всем обращаетесь с этими «о» и цветастыми э… э…
– Эпитетами, – подсказал купец. – Понимаешь, в давние времена, когда наши народы попробовали перестать воевать и начать торговать, мы плоховато знали ваш язык. «О» служило для того, чтобы можно было подумать и составить в уме правильную фразу. А все эти красивые слова – так, для охмурения покупателя. На самом деле это уже давно не работает и не нужно. Но традиция осталась. А традиции мы чтим.
Трикс кивнул. Рядом с ними тем временем как по волшебству поднимались полотняные шатры, прямо на песке была расстелена скатерть, а племянник купца разводил костер. День клонился к вечеру.
– Три Колодца – дивное, но опасное место, – сказал купец, оглядываясь. – С драконами-то всегда можно поладить… одного верблюда всегда на этот случай водим. Куда они делись, кстати?
– Улетели в Дахриан.
Купец погрустнел, похоже, ему не нужно было объяснять нынешний политический расклад в Самаршане.
– Не будем о грустном… – сказал он. – Но мой племянник клянется, что видел в оазисе еще что-то. Крошечную пери, порхающую среди дурной травы и заливисто смеющуюся…
– А, эту… – засмеялся Трикс, отворачивая ворот мантии и демонстрируя Аннет. Фея спала, наполовину высунувшись из внутреннего кармана.
– Поймал? – с придыханием спросил купец. – Продашь?
– Нет.
– Я бы тоже не продал, – грустно сказал купец. – Что ж… пошли, выпьем немного зеленого чая, пока мой нерадивый племянник делает кебаб…
Трикс подумал, что быть подручным самаршанского караванщика – не такое уж и веселое дело.
3
Трапеза на Востоке – дело серьезное, требующее немало времени. Поэтому едят там обычно один раз, вечером, а в утреннее и дневное время перебиваются перекусами, чаем, сладостями и жевательным табаком, смешанным с известью, смолой и пряностями.
Но уж зато вечером любой самаршанец постарается провести за столом часов пять-шесть – даже если на столе этом будет одна черствая лепешка и кусок окаменевшего овечьего сыра.
За столом караванщика Васаба Куркума еды хватало. Были здесь и лепешки, и твердый сыр, и копченая козлятина – продукты незаменимые в странствии. Но помимо этого старательный племянник приготовил вкусный кебаб, сварил густой суп из бобов и пряностей, а к чаю высыпал на скатерть гору орехов, сухофруктов и разноцветного колотого сахара.
Был, разумеется, и кальян. Точнее – два кальяна. Один курили в сторонке, у зарослей дурман-травы, охранники. Другой, поочередно, Трикс и купец. Трикс и к положенной волшебнику трубке-то никак не мог привыкнуть, а уж кальян ему показался совсем странной затеей. Но из вежливости он старательно тянул теплый, пахнущий персиками воздух через заполненный водой сосуд и слушал печальные рассказы Васаба.
А купец, расслабившись от еды и дружбы с волшебником, принялся жаловаться на жизнь. Во-первых, ему не нравился нынешний Великий Визирь Аблухай, да продлятся дни его, который, покровительствуя искусству, превратил торговый город в какое-то сборище философов, фигляров и фокусников. Во-вторых, ему не нравился Прозрачный Бог Алхазаб, живи он тысячу лет, который не понимает, что воевать надо только в том случае, когда не идет торговля. А в-третьих, купец был уверен, что как бы ни повернулось дело в столице, но у него в любом случае отберут половину денег на военные нужды, другую половину на мирные, а третью половину, давно надежно зарытую в тайном месте, на непредвиденные расходы. Ну и еще, как положено, детей – начинающих, но успешных купцов заставят идти в кавалерию, а слуг заберут в пехоту.
В общем, поводы для грусти были нешуточные.
– Неужели ваш Алхазаб…
– Да продлятся его дни, – быстро вставил купец.
– …так силен?
Васаб вздохнул:
– Да будет тебе известно, мудрый не по годам отрок, что мы, самаршанцы, всегда считались искусными, хоть и неспешными колдунами. Конечно, наш язык, удивительно сочный и красочный, в котором даже для обозначения песка в пустыне есть сто сорок семь различных слов, не способствует быстрому колдовству. Но если колдуну-самаршанцу дать достаточно времени – он посрамит любого вашего мага… – Васаб запнулся и быстро поправился: – Исключая, конечно, присутствующих.
Трикс покивал. От Щавеля он как-то слышал, что самаршанцам сильно мешает в колдовстве излишняя цветастость речи. И если в бытовой магии это не так уж и страшно, то в военной – смерти подобно.
– Еще три года назад Алхазаб, да будут жены его неисчислимы…
Трикс, конечно, слышал, что у самаршанцев частенько бывает по две-три жены, а у богатых порой и больше. Отец, если ему доводилось повздорить с матерью, часто восклицал, не слишком умело подражая восточному акценту: «О счастье мне, что живу не в Самаршане, где благородному человеку стыдно иметь меньше трех жен!» Говорил он это с чувством, и Трикс с юных лет укрепился во мнении, что многоженство – тяжелая обязанность и повинность богатых самаршанцев.
Но в словах Васаба вовсе не чувствовалось сочувствия. Да и сам Трикс почему-то ощутил скорее смущенную зависть и непонятное волнение.
– О чем-то задумался, волшебник? – спросил купец.
– Я? Нет, нет. Внимательно слушаю!
– Так вот, три года назад Алхазаб, пусть у него все будет даже лучше, чем ему хочется, был презренным вождем маленького вороватого племени. От прочих вождей он отличался только интересом к старинным книгам, поскольку мнил себя потомком древнего рода мудрецов. Так это или нет – никому неведомо. Но три года назад во время песчаной бури Алхазаб затерялся в пустыне. Его не было целый месяц, и его родичи уже передрались за право командовать той шайкой оборванцев, которую Алхазаб называл своим родом. Когда внезапно пропавший Алхазаб вернулся, один из его командиров даже решил бросить ему вызов. Но Алхазаб только усмехнулся, сказал пару слов – и ослушник вспыхнул ярким пламенем. Он горел целый час, оглашая окрестности воплями боли и ужаса, пока кто-то из жалости к своим ушам не проткнул его мечом. Ну а сам Алхазаб сказал, что в пустыне ему открылась великая мудрость. Он обрел великую силу и теперь требует называть его Прозрачным Богом и повиноваться каждому слову. Те, кто посмел усомниться, погибли ужасной смертью, о которой я не рискнул бы рассказать, даже если бы знал. Одно за другим подчинял себе Алхазаб окрестные племена. Кто-то из вождей принимал бой и ветер пустыни заносил тела песком. Кто-то подчинялся – и Алхазаб делал его своим приближенным. До поры до времени Великий Визирь не обращал на это внимания. Но когда визирю донесли, что Алхазаб хочет сам стать Великим Визирем и завоевать весь мир, даже Аблухай задумался. Он вызвал своих лучших убийц и повелел им со всем уважением казнить Прозрачного Бога. Убийцы поклонились и отправились в путь. Вернулись они куда быстрее, чем добирались от столицы до Алхазаба – их принесли в лапах песчаные голуби.
– Голуби? – поразился Трикс. – Как голубь может принести человека?
– Может-может! – закивал Васаб. – Если человека разрезать на тысячу кусочков, то тысяча голубей сможет его принести. Но знаешь, что самое ужасное?
– Что? – шепотом спросил Трикс.
– Голуби были голодные и изможденные от дальней дороги. Но ни один из них не посмел клевать то, что нес в лапах!
– Что за страсти ты рассказываешь мальчику перед сном? – Сонная фея выбралась из потайного кармана и раздраженно уставилась на Васаба. – Как я не люблю все эти ваши восточные жестокости… в землю бы заживо закапывала за такое!
Как обычно после злоупотребления пыльцой, фея была не в духе.
– Прекрасная пери! – взмолился Васаб. – Я умолкаю, если на то твоя воля!
– Не надо умолкать, – мрачно сказал Трикс. – Неужели Алхазаб и впрямь так силен?
Васаб часто закивал.
– Если убийцы ему ничего не смогли сделать, так неужели ваши придворные волшебники сплоховали?
– Они колдовали три дня и три ночи, собравшись в главном зале башни колдунов! – понизив голос, сказал Васаб. – А потом раздался страшный хохот, идущий из ниоткуда, и в одно мгновение башня заполнилась болотной грязью. Некоторые колдуны выплыли, некоторые остались в башне навсегда. Но насылать на Прозрачного Бога проклятия уже никто не решался.
– Понятно, – сказал Трикс.
– Рассказать что-нибудь еще? – любезно спросил Васаб.
– Нет уж, хватит! – решительно ответила Аннет. – На этом ты прекратишь дозволенные речи, а Трикс отправится спать.
Трикс не стал спорить с феей, которая так решительно взялась командовать от его имени. Ему и впрямь хотелось спать, а еще его немного подташнивало – то ли от кальяна, то ли от историй Васаба, то ли от не слишком свежей баранины, пошедшей на кебаб.
Как волшебник, он получил в свое полное распоряжение лучший шатер, довольно мягкий тюфяк и очень удивившее его шерстяное одеяло. Зачем одеяло в пустыне?
Понял это Трикс только глубокой ночью, когда проснулся, стуча зубами от холода. Аннет, которая, когда он засыпал, еще коротала вечер у кальяна с Васабом, забилась ему под рубашку.
Кляня странный климат пустыни, Трикс закутался в одеяло и некоторое время лежал, слушая ночные звуки. Вдали печально выл шакал (во всяком случае, Трикс надеялся, что это шакал, а не кто-нибудь пострашнее). Стрекотали неведомые насекомые. Сухо шумели сухие листья на пальмах (пальмы почему-то сухие листья не сбрасывали, они оставались на стволе, обвисая, и покрывали его шелестящей чешуей). Громко храпел в своем шатре Васаб Куркум. Поскрипывал песок под ногами охранника, прохаживающегося вокруг лагеря. Вздыхали во сне верблюды.
Трикс представил себе узкие улочки Босгарда, где до сих пор небось празднуют начало нового года. Гоняет по улицам детвора, рассказывая взрослым поздравительные стишки и клянча за это сладости. На улицах продают горячее вино с пряностями. Жарят колбасы с приправой из можжевельника и гарниром из красной капусты. Сжигают старый хлам на площадях (обычай, всецело поддерживаемый и одобряемый ремесленными гильдиями). Если нападало много снега, то строят из него крепости и кидаются снежками…
Триксу стало грустно и жалко себя, а в юности – это лучшее средство для крепкого и здорового сна.
Утро наступило куда раньше, чем хотелось бы Триксу. Он проснулся оттого, что шатер, под которым он спал, подняли, перенесли в сторонку и стали сноровисто упаковывать. Солнце только-только готовилось подняться из-за горизонта, было прохладно, позевывающий племянник Васаба готовил завтрак на костре, сам купец, вздыхая, пил чай пиалу за пиалой.
Трикс ошарашенно уставился на разбирающих шатер охранников. Васаб, увидев его удивление, пояснил:
– Надо выйти в путь пораньше, могучий юный маг. К полудню придется остановиться, солнце будет слишком жестоко к путникам.
– Ну, что решил? – тихонько спросила Трикса фея.
– Скажи, Васаб, а правда ли, что путь в мою страну лежит через этот оазис? – поинтересовался Трикс.
– Правда, – кивнул Васаб. – Одна из караванных троп пролегает здесь. Ты передумал ехать в столицу?
Трикс молчал.
– Дахриан – красивый город, – вздохнул Васаб. – Но если ты хочешь вернуться… и почему-то желаешь проделать свой путь как обычный человек… Я думаю, днем через оазис пройдет один, а то и два или три каравана. Они с удовольствием наймут тебя в качестве боевого мага.
– Так много караванов? – приятно удивился Трикс.
– Конечно. Ведь все знают, что скоро наши страны сойдутся в страшной войне, после которой, быть может, песок пустыни засыплет Дахриан, а трава прорастет сквозь камни вашей безымянной столицы. Пока этого еще не случилось – самое время немножко заработать.
Трикс подумал, что образ мысли самаршанцев все-таки остается для него полнейшей загадкой.
– Я поеду с тобой, Васаб, – сказал он. – Как долго будет длиться путь?
– Если будет на то воля Высшего, – купец почтительно прикрыл голову ладонями, поскольку упоминать о Высшем Божестве с непокрытой головой считалось у самаршанцев неуважительным и потому опасным, – то завтра к вечеру. Или послезавтра к утру. На все воля Высшего, да совьет он нам такую крепкую веревку, чтобы мы поднялись из Теснины Страданий на Гору Блаженства ничуть не утомившись!
– Я поеду с вами, – вздохнул Трикс.
Через полчаса, умывшись в озере и позавтракав вчерашними лепешками с остатками вчерашнего кебаба, Трикс взгромоздился на верблюда (нельзя сказать, что это сильно понравилось верблюду или Триксу) и маленький караван двинулся в путь.
Солнце медленно вставало из-за горизонта. Теплело. Верблюды монотонно шагали между дюнами, Трикса раскачивало из стороны в сторону. Это сильно напоминало качку на палубе корабля.
– Не хочешь ли скоротать дорогу? – спросил Васаб.
– Как? – заинтересовался Трикс. – Песней?
– Песней? – поразился Васаб. – Нет, что ты. Песня сушит рот и горло, в пустыне не надо петь. Негромкое чтение стихов – вот что скрасит путь!
– Ну… начинай, – предложил Трикс.
Васаб откашлялся. И сказал:
– Я прочту тебе несколько врубай моего сочинения.
Стражники и племянник как-то незаметно поотстали от Куркума.
– Врубай? – удивился Трикс. – А что это?
– О! Это одна из вершин нашей поэзии! – обрадовался купец. – Не каждый может врубиться в мудрость, сокрытую в четырех коротких строчках… Вот, послушай…
Трикс кивнул и приготовился врубаться.
– Я напился вчера, хоть совсем не хотел,
И сегодня напьюсь, хоть пока не успел.
Что поделать! Я очень люблю напиваться,
Я и завтра напьюсь – ведь таков мой удел!
– Сильные стихи! – похвалил Трикс, которому вовсе не хотелось выглядеть неврубившимся. Ободренный Васаб кивнул: – Да, это из любимых… А вот еще:
Мы ничтожны пред небом, как будто червяк,
Не постигнуть Вселенскую мудрость никак!
Лишь Великий Визирь – он сильнее, чем небо,
Он мудрее Вселенной! Клянусь, это так!
Трикс задумался: – Ну… интересная мысль, конечно. Но как-то немножко приземлено. Васаб вздохнул и самокритично признал: – Да, философии чуть-чуть не хватает. Но это из обязательного. В начале каждого чтения врубай положено восхвалить Великого Визиря. Для иностранца, конечно, лучше врубайи с общечеловеческими ценностями. Вот, к примеру:
Дева юная, вновь ты явилась ко мне,
И слова о любви прошептала в огне…
Я проснулся – о ужас, жена моя рядом!
Лучше жизнь всю проспать и скончаться во сне!
– Это… интересно, – чуть смутился Трикс.
– Васаб знает, что нравится молодежи! – ухмыльнулся купец. – Васаб сам когда-то был молодым! Ну, теперь твоя очередь…
– У нас врубай не сочиняют, – признался Трикс. – У нас всякие другие стихи…
Охранники и племянник, заметив, что угроза прослушивания врубай миновала, приблизились.
