Сергей Лукьяненко
Форсайт
Серия «Книги Сергея Лукьяненко»
© С. Лукьяненко, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2023
Форсайт
Глава первая
Больше всего в форсайте бесит ясность сознания и полнота ощущений.
Я был в комнате. Маленькой и темной от глухих плотных занавесей на окне. Пахло одновременно плесенью и пылью. Угадывались очертания шкафа, широкой кровати с бугрящимися одеялами, двух тумбочек, стула, заваленного скомканной одеждой.
Я тяжело дышал, стоя у дверей, вслушиваясь в тишину.
А тишина была мертвая, гробовая.
Меня зовут Никита, мне двадцать пять лет, я занимаюсь ценными бумагами, я абсолютно здоров. Так было, когда я несколько часов назад ложился спать.
Сейчас все несколько иначе, поскольку у меня форсайт.
Пошарив по стене, я нащупал выключатель, как можно мягче щелкнул клавишей. Свет не зажегся. При всей нелепости поступка он имел смысл: порой лампочки начинают светиться.
Не в этот раз.
Я тихо обошел кровать. Левая нога привычно ныла у щиколотки, я когда-то потянул связки. Слегка раздвинул шторы. Посмотрел наружу сквозь мутный лист тонкого пластика.
Улица была пуста, если не считать автомобилей, большей частью припаркованных вдоль обочин, иногда застывших посреди проезжей части. Некоторые проржавели в хлам, два были расплющены в цветные железные блины. Несколько машин стояли на удивление чистенькие и новенькие, словно только что приехали из салона.
Только боковые зеркала на всех были расколочены вдребезги.
Людей, конечно, не видно.
Над городом тяжелым куполом висели серо-багровые облака. Свет шел от них, нездоровый мрачный свет Мира После.
Я отпустил штору, оставив щель, и повернулся к кровати.
Там, как я и ожидал, лежали двое. Мужчина и, судя по длинным волосам, женщина. Тела давно мумифицировались, ссохлись, превратились в темных восковых кукол. На тумбочке стояла пустая бутылка из-под вина с осадком на дне, два грязных бокала и упаковка каких-то таблеток, которые пара запила вином, прежде чем обняться и навсегда уснуть.
Я нагнулся над стулом и принялся аккуратно рыться в одежде.
Подобные форсайты уже случались, и я знал, что ничего ценного там не найду. Я просто собирался с духом. Была одна хитрость, на которую не все решаются, но я уже кое-чему научился.
Шкаф!
Это может быть опасно, поэтому многие туда даже не заглядывают. А ведь зря. Зачем рыться в одежде, которую люди сняли, прежде чем покончить с собой, потом открывать тумбочки, где нашлась лишь упаковка презервативов, какие-то подсохшие крема и детектив Дарьи Донцовой, когда в комнате стоит огромный шкаф?
Допустим, мне не нужна одежда, но чистое белье, носки… мало ли что может оказаться в шкафу?
Оружие, там может быть оружие.
Или еда.
Или бутылка алкоголя.
Некоторые люди хранят хорошее спиртное в платяном шкафу. Я в этом абсолютно убежден. Там стоит большая деревянная коробка. А в ней – какой-нибудь редкий старый виски. И еще коньяк. И канистра со спиртом. Крепкий алкоголь – это ведь не только и не столько для того, чтобы напиться. Он годится для самых разных целей.
Я закончил проверять тумбочки. Спрятал в карман упаковку презервативов, это тоже многофункциональная вещь, почти как спирт. И посмотрел на шкаф.
К сожалению, имелись серьезные причины не открывать его…
Ну же!
Главное – первый шаг.
Я напрягся. Сделал шаг, через силу, как будто в воде. Через мгновение сопротивление отпустило, тело покорилось и стало слушаться. Я подошел к шкафу. Помедлил. И потянул на себя дверцу.
В полутьме блеснуло большое зеркало на задней стороне двери. Не просто шкаф, а шифоньер, опасения оправдались! К счастью, я был готов и сразу же отвел глаза, мельком успев заметить свое небритое исхудавшее лицо и одежду серо-зеленой камуфляжной расцветки.
Искушение внимательно себя разглядеть было велико, но некоторым искушениям не стоит поддаваться.
Я стал быстро выдвигать ящики, выбрасывая из них на пол одежду. Женские трусики и маечки, полотенца, свитера, пачка денег, шкатулка с драгоценностями – все было безжалостно выброшено.
А вот пошли и мужские ящики.
Из одного я достал упаковку новых носков и вскрытый пакет трусов. Мельком глянул размер и тоже отложил вместе с носками. Быстро перебрал рубашки и взял одну, слегка ношенную, но из хорошего плотного хлопка.
Потом заглянул в низ шифоньера.
Там действительно стояла картонная коробка с коньяком «Мартель».
Надо же!
Я снял с плеч тощий рюкзак, сложил туда чистое белье, рубашку и бутылку, достав ее из коробки. Снова набросил рюкзак на плечи.
И увидел, самым краем глаза, как в зеркале что-то мелькнуло.
Что-то большое, неуклюжее, мерцающее, словно подсвеченное фонариком.
Не повезло…
Оборачиваться я даже не пытался. Вместо этого выдернул из ножен на поясе здоровенный нож из темного металла и несколькими ударами вслепую разбил зеркало, после чего захлопнул дверцу шифоньера.
Прислонился к шкафу, качая головой. Стукнул по дверце кулаком, злясь на самого себя. Хрустнул осколок зеркала, застрявший в двери.
Разумеется, в форсайте имелась причина не заглядывать в шифоньеры.
Нож в ножны. К дверям. Через прихожую (зеркало у дверей было кем-то разбито до меня). В открытую дверь, в подъезд, вниз. Пятый этаж – я знал, хоть и не помнил, как поднимался.
Ненавижу форсайты! Самым мерзким был третий, но и этот набирал обороты.
Я вышел из подъезда в красно-серый сумрак. Было прохладно, но при этом как-то неожиданно сперто, словно воздух на улице застоялся. Быстро оглядевшись, я пошел к перекрестку. Там, вдали, виднелась большая красная буква «М» – не светящаяся, конечно, но безошибочно узнаваемая.
Собираюсь спуститься в метро? Или просто пройду мимо?
Не факт, что я это узнаю.
Но попробовать стоило.
Я прошел вдоль двух высоких многоэтажных домов (увы, ни номеров, ни табличек с названием улицы на них не было). Стекла, конечно, выбиты, кое-где окна заколотили фанерой, затянули пленкой или вставили полупрозрачные пластиковые листы. Под самой крышей вызывающе отсвечивали красным несколько окон с рифленым стеклом. Большая ценность, насколько я понимаю.
У крайнего подъезда я увидел табуретку, на ней сидела девочка-подросток в ослепительно-белом платье до колен и лакированных великоватых босоножках (на всякий случай я отвел от них взгляд). Перед ней на асфальте стоял стакан из мутного стекла с горящим огарком свечи внутри. Девочка молча и сосредоточенно провожала меня взглядом. Лицо у нее было неестественно спокойным, волосы уложены, кажется, даже губы и глаза слегка подкрашены.
Как ей не холодно-то?
Я прошел мимо. В Мире После не особо принято с кем-то общаться. Теперь впереди был сквер – деревья с голыми, мертвыми, будто зимой, ветками, редкие павильоны.
«М» приближалась. Хоть бы название станции увидеть или получше рассмотреть павильон метро!
Потом позади бухнуло.
Я обернулся, уже зная, что увижу.
На полпути между мной и подъездом, где сидела девочка, в облаке пыли стоял зверь.
Больше всего он походил на волка размером с лошадь. Мех на шее и загривке топорщился пышной гривой – так в старину в Европе рисовали львов.
Глаза зверя мерцали красным. Он медленно поворачивал голову – то ко мне, то к девочке на табуретке. Пыль медленно оседала.
Сейчас зверь примет решение и прыжками умчится к подъезду. Девочка беззащитнее, чем я, и, наверное, должна быть вкуснее. Хищники всегда предпочтут напасть на слабую добычу.
А я побегу вперед и постараюсь нырнуть в метро…
Волк тряхнул гривой. И пошел в мою сторону. Вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее, молча и неотвратимо.
Черт!
Не стоило все же лезть в шкаф!
Я побежал, стараясь не замечать боли в ноге. Быстро, отчаянно, понимая, что не успею добраться до метро, а если и успею, там не укрыться. Кроме меня и странной девочки, никого на улице не было. Я бежал вдоль разбитых витрин одноэтажного павильона, обшитого серым металлическим сайдингом, раньше тут размещались какие-то магазины. Местами витрины были заколочены досками и фанерой, местами зияли пустотой, но прятаться там было самоубийством. Словно залезть в кормушку и закричать: «Кушать подано!»
Волк прыгнул, сократив дистанцию наполовину, я понял, что он играет и способен догнать меня в один миг.
Зачем я полез в шифоньер? За бельем и выпивкой?
Хоть бы переоделся и выпил, умер бы в чистых трусах и пьяным!
В разбитых витринах вдруг возник человеческий силуэт. Я увидел парня лет двадцати, плотного, высокого, в круглых очках, в яркой футболке и джинсах. В руках у парня была здоровенная дура, некоторыми по недоразумению называемая автоматом – пулемет Ferfrans HVLAR. Такая темно-серая хреновина, вся какая-то решетчатая, будто из конструктора собранная, а внизу под ней торчит тяжеленный круглый магазин.
Увидеть в родных московских пейзажах творение американских оружейников было так неожиданно, а появление молодого здоровяка с десятикилограммовым пулеметом в руках так внезапно, что я запнулся и упал.
В тот же миг юноша начал стрелять.
Не в меня.
Я знал, что HVLAR имеет хитрую систему погашения отдачи, благодаря которой из него реально можно стрелять даже с одной руки. И все-таки это выглядело удивительно.
Большая часть пуль, конечно, прошла мимо, в основном у меня над головой. Но и волку-переростку досталось. Он впервые издал звук, смесь рычания и визга, крутанулся на месте, задев меня по бедру хвостом. Удар был будто дубиной!
Парень захохотал и перестал стрелять.
Зря.
Волк собрался, сжался пружиной – и прыгнул, сбивая стрелка с ног. В последний миг тот успел снова нажать на спуск, выстрелы глухо застучали из-под придавившей парня туши, волк издал глухой рык, задергался, распластался на стрелке.
Я поднялся, достал нож. Постоял, глядя на неподвижное тело юноши, придавленное неподвижным зверем. Из-под туши торчал оружейный ствол. Тоже неподвижный, разумеется, из него только легкий дымок шел. На землю обильно текло красное, в багровом сумраке выглядящее черным.
Плохо.
Осторожно подойдя, я потянул пулемет, стоя так, чтобы меня не задело, если спуск зацепится и оружие выстрелит.
Только когда пулемет оказался у меня в руках, я почувствовал себя чуть спокойнее. С трудом, но все-таки сообразил, как перевести «хвлар» на одиночную стрельбу. Прицелился в голову зверя и выстрелил в упор.
Брызнуло темной кровью, белыми осколками кости и чем-то блестящим, не то металлическим, не то стеклянным. Волк не шевелился.
Я едва смог стащить его голову с лица парня. Впрочем, спешить нужды не было, шею тварь разорвала начисто, до позвоночника.
Но все-таки я выволок его из-под волка. Он был весь в крови, окончательно и бесповоротно мертвый. Зверь не только разодрал лицо и горло, он еще перекусил ему правую руку по локоть, та так и осталась висеть, не то вцепившись в шерсть, не то запутавшись в ней пальцами.
Как ни странно, очки стрелка не разбились, только слетели в грязь. Я с любопытством повертел их. Антибликовые линзы, понятно, иные носить самоубийство. Достал ведь где-то… Я положил очки ему на грудь.
Где же ты добыл такую пушку, паренек? И чего хотел – спасти меня? Или просто сдали нервы?
Я осторожно обшарил тело, стараясь не слишком выпачкаться и невольно отметив, как профессионально проверяю карманы.
И, к своему удивлению, нашел мобильный телефон с небликующей защитной пленкой на экране. Он даже оказался заряжен. Индикатор сети, конечно, ничего не показывал, вход запаролен, я был вознагражден лишь заставкой с фотографией какой-то немолодой женщины. Мать? Я помахал телефоном перед искромсанным и окровавленным лицом парня, но телефон отказался узнавать хозяина в таком состоянии. Я уже собрался положить телефон парню на грудь и уйти, но передумал и вынул его из чехла.
На обороте корпуса обнаружилась гравировка: «Верните за вознаграждение». И номер телефона.
Не Бог весть что, но я постарался запомнить.
Встал, взял пулемет поудобнее. Все-таки он был тяжеленный как сволочь, даже если у него слабая отдача, много с таким не побегаешь.
Но я сейчас бегать не собирался. Надо было проверить павильон, откуда появился парень. Возможно, там есть патроны. А может, и еще что-то…
И тут форсайт кончился. Неожиданно рано.
Открыв глаза, я втянул воздух. Ощущение – словно минуту не дышал. Так всегда бывает.
Все тело покрывал липкий холодный пот, руки чуть тряслись. Это тоже дело обычное. Медленно спустив ноги с кровати, я нашарил тапочки, взял с тумбочки мобильник. Шесть утра.
Пожалуй, ложиться досыпать уже поздно.
Открыв список номеров, я вбил в него тот, который только что увидел на телефоне погибшего парня. Звонить сейчас было бы свинством. Впрочем, звонить в любом случае глупо.
Но все-таки хотелось сохранить номер. Нечасто удается протянуть мостик из форсайта в реальность.
Подойдя к окну, я скрутил вверх рулонную штору. Приоткрыл окно, впуская холодный воздух.
Москва как Москва. Обычная зимняя Москва, обычный старый спальный район Соколиной горы. Небо серое, но без багрового свечения. Слегка сыплет снежок. Отъехала от соседнего дома машина, неторопливо и тихо. Во многих окнах уже зажегся свет.
Никакого апокалипсиса.
Пока никакого.
– Задолбало… – сказал я с чувством и пошел мыться.
Кафельная плитка над ванной кое-где отстала, и щели жадно впитывали брызги воды из душа. Плевать. Квартира съемная, сейчас мало кто покупает квартиры, ремонт тоже делать не спешат. Строители, впрочем, не бедствуют, работы у них много.
Зеркало над раковиной было перевернуто к стене. Выбрасывать я его не стал, само по себе оно не опасно.
Я стоял под щедро выкрученной струей воды и вспоминал свое отражение в форсайте. Мое отражение, никаких сомнений. Обросший, небритый, с серыми тенями под глазами, но это был я. Возраст не понять. То ли двадцать пять, как сейчас, то ли сорок. Есть в жизни мужчины такой период, когда он почти не меняется. У женщин он тоже имеется, только длится дольше.
Частота форсайтов, как всем известно, зависит от интенсивности происходящих в них событий. Первый мой форсайт был выматывающим и долгим, контролировать события я не умел, пять или шесть часов брел по туннелю метро, но ровно ничего интересного не случилось. Повторился форсайт лишь через два месяца.
Сегодня произошло столько всего, что новый форсайт впору было ждать следующей ночью.
Выйдя из душа, я понюхал полотенце и решил, что еще раз вытереться им можно. Натянул трусы, брызнул дезодорантом подмышки и прошел на кухню. Там было зябко, в окно сифонило, но одеваться не хотелось. Включил телевизор, стоящий на холодильнике, разбил на сковородку пару яиц, заварил чай.
В новостях было все то же, что год, два или пять назад. Шли горячие, холодные, торговые, гибридные и психологические войны. Большие страны ругались, упрекали друг друга в коварстве и непорядочности, малые пыжились и надували щеки, Китай сообщал о спокойствии и успехах в Поднебесной. Что-то дорожало, а что-то дешевело, торжественно открыли новую станцию метро, с космодрома «Восточный» запустили спутник…
Вот только лица у дикторов были неискренние, будто они думали о чем-то своем.
– В Москве открылась Всероссийская конференция по проблеме форсайта, – сообщила диктор, чуть оживившись. – Наш специальный корреспондент…
Я снял с огня сковородку, поставил перед собой на деревянную разделочную доску и сделал звук погромче.
Корреспондент, совсем молодой и бойкий, вел репортаж не то из Академии наук, не то из МГУ, я пропустил это мимо сознания. Бородатый, аскетичного вида футуролог, обозначенный как «научный руководитель Федерального центра по изучению форсайта», снисходительно смотрел на журналиста, явно получая удовольствие от интервью. Не такой уж старый, лет сорока. Небось, со связями, раз на такую сладкую должность пристроился.
– Всех наших зрителей интересует, что такое форсайт? – спросил корреспондент. – Особенно тех, кто его испытывает, конечно же. У науки есть ответы?
– У науки очень много ответов, – сказал футуролог неспешно. – Но есть факты, а есть догадки. Каковы факты?
– Да-да, каковы? – не удержался журналист.
– Уже почти год, точнее, одиннадцать с половиной месяцев, около пяти процентов людей на Земле периодически видят кошмарные сны, – начал футуролог. – Сны разнятся по содержанию, но имеют несомненный общий момент – постапокалиптическое будущее. Находясь в форсайте, человек воспринимает происходящее как очень яркий, предельно реалистичный сон.
Усмехнувшись, я глотнул чая.
Да-да, форсайт похож на реалистичный сон. А огонек зажигалки похож на пламя газовой горелки.
Наберут же идиотов по блату на государственные хлеба…
– Так что же это? Ведь форсайт – это от английского foresight, «предвиденье»? Людям снятся грядущие катаклизмы?
– В моей профессии принято говорить о будущем, – снисходительно улыбнулся футуролог. – Но я вас уверяю, тут речи о предвидении не идет.
– Почему?
– Люди, переживающие форсайт, ощущают себя приблизительно в своем настоящем возрасте. Значит, если бы речь шла о ядерной войне или иной глобальной катастрофе, то мир не успел бы измениться кардинально. Облака, разрушения – возможно. Но чудовищные животные?
– Мутация? – предположил журналист.
– О, это так быстро не происходит. – Футуролог покачал головой. – У нас есть целая группа биологов, они вчера делали интересный доклад…
Я вытер тарелку куском хлеба, отправил его в рот и налил еще чая. Футуролог явно готов был говорить хоть час, но журналиста поджимало время. С требовательной интонацией он опять ткнул микрофон под нос ученого.
– Так что же такое форсайт? Бояться нам или нет?
– Бояться не надо! Форсайт, по наиболее обоснованному мнению, является феноменом психики, вызванным ростом международной напряженности и стрессом современных горожан.
Я громко расхохотался. А футуролог продолжал:
– Даже в Средние века случались психические эпидемии, которые охватывали всю Европу! Люди начинали видеть повсюду ведьм, заниматься самобичеванием. Вспомним эпидемию пляски Святого Вита в Германии, тарантизм в Испании, кликушество в России. А мы живем в мире архетипов, в мире быстрого обмена информацией, поэтому нет ничего удивительного в выравнивании кошмаров, обретении ими неких общих черт и признаков…
– Бояться – не надо! – торжественно сказал журналист в камеру. – А вот задуматься, правильно ли мы живем, – стоит!
– Балбес, – сказал я с чувством.
Мне стало понятно, что ни футуролог, ни журналист сами форсайта никогда не испытывали.
– А вот изучение этого удивительного феномена дело важное, – продолжал журналист. – Конференция выплачивает значительные суммы за документированный рассказ о пережитом форсайте. Мейл и телефоны вы видите на своих экранах…
– Уже бегу, – пообещал я, отводя взгляд.
Чем бы ни был форсайт, но большинство людей считает, что это сон из будущего. Значит, те, кто его видят, в будущем существуют.
А остальные – нет.
Что не способствует симпатии к испытывающим форсайты.
Выключив телевизор, я пошел одеваться.
Может быть, катаклизм, снящийся пяти процентам людей, должен случиться завтра. А может быть, через десять лет.
Это никак не отменяет необходимости есть, одеваться, платить за квартиру.
Я знал немало людей, чья жизнь радикально изменилась с приходом форсайта. Некоторые бросали работу, уходили в религию, в запои, в бесконечные сексуальные похождения, уезжали в другие страны или в российскую глубинку. Другие, напротив, начинали готовиться – занимались спортом, читали пособия по выживанию, покупали оружие и ходили в тиры, избавлялись от всего блестящего и отражающего в домах.
Самое странное, что это никак не зависело от того, испытывает человек форсайт или нет. Одни готовились к уже увиденному мрачному будущему, другие надеялись, что их судьба изменится. Какие-то основания к этому были, время от времени кто-то заявлял, что неожиданно начал видеть форсайт после того, как переехал из Москвы в глухую сибирскую деревушку, или после того, как прошел курс стрелковой подготовки. Вот только правда это или нет, закономерность или случайность, сказать никто не мог. По моему мнению, все это было вранье. Каждый, кто объявлял, что у него начались форсайты после переезда в какую-нибудь «Общину будущего», покупки «легендарного ножа против монстров» или прохождения «тренинга для выживания После», на самом деле зарабатывал на этом деньги.
Я относил себя к той золотой середине, которая старалась избегать резких действий. Расстался с подругой, с которой прожил два года, но чувства уже угасали, и форсайт послужил последним толчком. Мы даже задумывались о том, чтобы родить ребенка – возможно, это бы придало что-то новое нашим отношениям. Но заводить детей в ожидании апокалипсиса? Мы перестали обсуждать эту тему, она развеялась сама собой. А вслед за нею и отношения.
Тем более что у подруги форсайты не начались.
Я стал заниматься дзюдо, регулярно ходить в бассейн и качаться дома, но иллюзий по поводу своих бойцовских качеств не строил. Изучал разные виды оружия и навыки выживания. Получил охотничий билет и купил приличную двустволку, время от времени выезжал на стрельбище и честно отстреливал полсотни патронов. Но то, что я видел во время форсайта, не слишком-то позволяло надеяться на огнестрельное оружие.
Работу я тоже не бросил.
С девяти утра до половины первого я просидел перед компьютером. Индексы, цены, курсы валют. Есть, конечно, всяческие нейросети, которые отслеживают показатели и дают свои прогнозы, но все давно уже убедились, что без участия человека результат получается средний. Так что моя работа оставалась востребованной. Венчурный аналитик в крепком, но не слишком уж большом венчурном фонде – не лучшая профессия, если впереди конец света. Верно?
Впрочем, если судить по финансовому рынку, никакого конца света не предвиделось. Большие деньги игнорировали сны, даже массовые и кошмарные.
В половине первого компьютер засбоил и ушел в сэйф-мод. Дело обычное, обновления к системе в последний год выпускали второпях и сырыми. Пока компьютер перегружался, я откинулся в кресле и посидел, глядя в потолок. Перегородки из зеркального стекла, делившие рабочий зал на клетушки, раздражали. До собственного кабинета я еще не дорос и, вполне вероятно, дорасти не успею.
Я вспоминал Мир После, где зеркала были смертельно опасны.
Если все пойдет как обычно, то этой ночью форсайт продолжится – слишком уж высок накал эмоций.
Достав телефон, я открыл контакты, посмотрел на номер, обозначенный предельно просто: «ХЗ».
Искушение было слишком велико.
Я нажал вызов.
Гудок… второй… третий…
И ломающийся тонкий голос:
– Алло?
Я вздрогнул. Тот, кого я видел в форсайте, был не старше двадцати. Тот, кто ответил на вызов, вряд ли достиг пятнадцати.
Стоило сообразить, что сейчас владелец телефона на несколько лет моложе.
Значит, до событий, которые я видел, примерно пять-шесть лет.
– Борис? – спросил я наугад.
– Нет, это Миша, – ответили настороженно.
– Извините, номером ошибся, – пробормотал я.
– Это вы? – внезапно спросил подросток.
Я замолчал. Меня вдруг пробил озноб.
– Это вы… были… у метро? – тщательно подбирая слова, продолжил Миша.
– У меня машина, я на метро не езжу, – зачем-то соврал я. – Говорю же, номер спутал!
Подросток помолчал. Потом поинтересовался:
– А чего трубку не бросаете?
Я молчал.
– Что там со мной дальше было?
Я нажал отбой. Положил трубку на стол.
Блин, надо было сразу связь прервать…
Телефон зазвонил.
Я сбросил вызов.
Черт.
Черт, черт, черт!
Телефон больше не звонил. Я смотрел на него, кусая губы.
Впрочем, разве что-то случилось?
Скорее всего, пацан побоится перезванивать.
Ну если даже и перезвонит? Что с того? Через несколько лет в мире произойдет непонятная катастрофа, города будут разрушены, небо затянут светящиеся красные облака, чудовищные звери примутся рыскать по улицам. Хорошо, допустим, что так все и будет.
Но я никого не убивал, даже в Мире После. И не подставлял.
Юноша с пулеметом сам сглупил.
Минут пять я просидел, слушая, как коллеги потихоньку встают и выходят на обед.
Потом и сам отправился за ними.
Я перекусил в кафешке рядом с офисным зданием. Взял порцию блинов с мясом, гороховый супчик и зеленый чай.
Короткий дурацкий разговор медленно отпускал.
Ничего не случилось.
Застегнув куртку на пуговицы, я пренебрег молнией: до входа в офис идти было меньше минуты. Вышел из кафешки и быстрым шагом двинулся к стеклянным дверям. В башню делового центра стекались возвращающиеся с обеда сотрудники и посетители; в отдалении, под козырьком, мрачно курили немногочисленные работники, отвергшие ЗОЖ.
У входа топтался пухлый мальчишка лет четырнадцати, в круглых очках с толстыми стеклами. На мальчишке было длинное черное пальто до колен и грязные берцы, шапку он не носил.
В отличие от голоса, внешность была узнаваема.
Сердце тревожно зачастило. Я отвел взгляд от пацана и ускорил шаги.
– Я Миша. Я вас узнал, – сказал мальчишка вслед. – Вы совсем не изменились.
Я выдохнул. Остановился. Помедлил и подошел к пацану, чью смерть наблюдал этой ночью. Спросил:
– Чего ты хочешь?
– Вы Никита. Работаете тут. Я вас по номеру телефона пробил… – начал пацан.
– Догадался, не дурак. Чего ты хочешь?
– Расскажите, что там дальше было?
Вздохнув, я посмотрел на часы.
– Пошли в кафе. У тебя пятнадцать минут, потом я должен быть на работе.
– Когда-нибудь я вам жизнь спасу, – дерзко напомнил мальчик.
Я не нашелся, что ответить. Это было правдой.
