Сергей Лукьяненко
Форсайт
Глава четвертая
Когда ты в форсайте, то не владеешь памятью себя из будущего. Но какие-то базовые вещи, на уровне инстинктов, остаются. Тот я, из Мира После, знал, что отзываться нельзя – точно так же, как нельзя сейчас включать свет или убегать.
Но во мне все вопило: «Ответь, зажги фонарь, спасайся бегством!»
Это ведь самые простые инстинкты, самые древние. Если с тобой заговорили – попытайся договориться. Если не знаешь, в чем опасность, посмотри. Если бороться невозможно – убегай.
Я вцепился зубами в запястье, чтобы не закричать. Лежал, покрываясь холодным липким потом.
– Помогите, пожалуйста… помогите…
Если бы решетка периодически не начинала трястись с такой силой, будто ее слон бивнями поддевал, я бы не выдержал, отозвался.
– Тут так темно и страшно… – продолжал жаловаться голос. – Так одиноко…
Еще один рывок решетки. Выдержит или нет?
Скрежет. Но не чисто металлический, а словно исполинские челюсти пытаются грызть железо. Противный, скрипящий скрежет…
Потом все затихло.
Тварь, едва не вырвавшая решетку, ушла?
В форсайтах я встречал четыре вида монстров.
Во-первых, летающие твари. Они обычно кружат где-то в облаках, порой выныривая вниз, но никогда не спускаясь к улицам. На вид они странные, хотя толком я их не разглядел. Широкие неровные крылья, словно покрытые не перьями, а чешуей или кожей, короткое и раздвоенное на конце тело. В общем, что-то крылатое и размером с человека.
Повторюсь, вниз они не спускались, поэтому я не знал, опасны ли они и на кого реально похожи.
Во-вторых, в темное время суток по улицам, обычно вдоль стен домов, шныряли мелкие твари, похожие на крыс размером с фокстерьера. Морды у них были тупые, пасти зубастые, но небольшие, тело покрывала короткая шерсть, темно-серая или черная. Агрессивности они не проявляли, в стаи не сбивались, хотя я подозревал, что если уснуть на открытом месте, могут и попробовать сожрать. А так скорее падальщики, неприятные, но осторожные.
В-третьих, тут водились серпарды. Их в форсайте видели многие, название было на слуху. Я встречал их один раз – парочку здоровенных, размером с барса, кошек. По пропорциям, форме головы, раскраске – обычные дворовые кошки. Можно было бы предположить, что в Мире После они каким-то образом укрупнились… вот только у серпардов была неестественно длинная шея. Не торчащая вверх, как у жирафа, а вытянутая вперед гибкая шея почти метровой длины. Иногда серпарды поднимали ее вверх, оглядываясь, становясь почти вровень с человеческим ростом, но большей частью держали шею наклоненной примерно на сорок пять градусов, будто мелкие пушистые диплодоки. По-моему, это очень неудобно, опасно и не имеет особого смысла, но что тут имеет смысл?
Серпарды посмотрели на меня недобро, но прошли мимо. Я считал их умеренно опасными.
А вот варгов я видел трижды (включая вчерашний форсайт), и они, несомненно, были самыми агрессивными.
Один раз гигантский волк промчался по улице, преследуя человека. Я наблюдал за погоней из окна. Не знаю, чем все закончилось, криков я не слышал, но вообще-то варг был крайне целеустремленным.
Второй раз варг возник на детской площадке, где расположился какой-то стихийный рынок. Это само по себе редкость, люди в Мире После не склонны собираться вместе, а все необходимое добывают большей частью мародерством в магазинах и пустых квартирах. Но все-таки товарные отношения пережили и апокалипсис. Форсайт застал меня внимательно разглядывающим разложенные на пластиковой скатерти вещицы… ну вот не придумать иного слова для этого хлама: колченогие пластиковые солдатики, перегоревшие лампочки накаливания, вилки (у каждой аккуратно отломлен один из зубцов), начатые пузырьки с лекарствами (причем этикетки были старательно оторваны), расплющенные золотые и серебряные украшения (в некоторых чудом сохранились какие-то камешки). В общем, торговка, стоящая над всем этим богатством, продавала или обменивала никому не нужное барахло!
Я даже не стал проявлять инициативу, позволил себе из будущего перебирать и рассматривать вещи. Что ему тут нужно, зачем? Может, торговка заинтересовала? Да ну нафиг, немолодая, некрасивая, с гнилыми зубами и синяком под глазом…
Всего на «рынке» было человек десять «продавцов» и столько же «покупателей». Люди почти не разговаривали. Иногда доносилось негромкое: «Сколько?.. Новое?.. Меняем?..» Что странно, в ответ обычно ничего не произносили, лишь кивали или мотали головой. Не любят тут общаться.
И тут появился варг. Я услышал хлопок, почувствовал дуновение воздуха, какой-то странный едкий запах… Люди вокруг замерли, оцепенели.
Повернув голову, я увидел варга: здоровенное тело, пышная грива, огромная, тяжелая волчья голова. На миг наши взгляды встретились, и я подумал, что сейчас обделаюсь, настолько мне стало страшно.
Потом взгляд варга обежал собравшихся. Казалось, монстр мысленно произносил считалку: «Буду… резать… буду… бить… все… равно… тебе… водить…»
И прыгнул.
Среди тех, кто рассматривал «товары», стоял парнишка, совсем еще мальчик. Варг сбил его и с клацающим, чавкающим звуком перекусил шею. Постоял, придерживая лапой конвульсивно дергающееся тело. Прыгнул снова. Теперь он выбрал молодую девушку за прилавком, повалил, точно так же разорвал шею, ухитрившись не задеть разложенные на желтом газетном листе пакетики и коробочки.
Все продолжали стоять.
Варг подтащил тело девушки к мертвому пареньку. Замер, разглядывая их.
И только тут люди стали расходиться. Не разбегаться, а именно расходиться, не забывая разложенные вещи, быстро, но тщательно собирая их в сумки. Словно точно знали, больше жертв не будет.
Ушел и я. Старик, тащивший рядом со мной баул, бормотал себе под нос:
– В зеркала смотрели… молодежь… в зеркала смотрели… молодежь…
Так я впервые узнал, что в зеркала смотреть нельзя. И понял, почему в городах разбиты все стекла (хотя мне кажется, со стеклами – это уже чересчур).
Четыре вида монстров, из которых однозначно опасными были лишь варги. Я раньше называл их волками, но мне понравилось Мишино определение.
Кто из этих тварей мог ломиться в окно, издавая шелестящие звуки?
На мой взгляд, никто.
Я пролежал так минут, наверное, пять или десять, слушая тишину.
Видимо, тварь ушла.
Думаю, что тот я, из будущего, просто закрыл бы глаза и уснул.
Но я, дурак, так не мог.
Я сел, подтянув ноги. Надел и застегнул берцы. В одной руке сжал нож. В другой фонарик.
И включил луч, посветив на окно.
Да.
Лучше бы я этого не делал.
Пластиковая пленка посредине окна была порвана, а прутья решетки частично разогнуты. Как раз настолько, чтобы внутрь комнаты смогла просунуться голова, плечи и руки девочки.
Я ее уже видел вчера – она сидела у подъезда перед свечкой в стакане. На ней было то же самое белое платье, сейчас задравшееся к плечам – видимо, когда она забралась в квартиру, а потом пыталась выбраться обратно.
Впрочем, ничего неприличного от этого не случилось. Ниже пояса тело девочки переходило в толстую чешуйчатую трубу, извивающуюся плавными медленными волнами. Словно ее до половины проглотила гигантская змея… а потом они со змеей срослись воедино.
Глаза девочки смотрели совершенно слепо, не мигая. Она медленно приоткрывала рот и бесшумно втягивала воздух, высовывая при этом язык. Выглядело это так, словно она нюхает, но не носом, а ртом.
– Кто тут? – произнесла девочка нежным голосом. – Я ничего не вижу…
Я вдруг подумал, что чудовище не заберется внутрь. И дело даже не в том, что толстому змеиному телу мешает решетка.
Пока я не заговорю – она не может влезть. Как вампир без приглашения.
Я сел, привалился спиной к углу между шкафом и стеной. Опустил лучик фонарика, чтобы видеть силуэт, но не светить прямо на монстра.
И приготовился ждать до утра.
Но ждать пришлось не больше десяти минут.
Никогда еще возвращение из форсайта меня так не радовало. Девочка-змея не казалась реальной непосредственной опасностью, но это было настолько противоестественно и омерзительно…
Я лежал и смотрел в потолок.
Мерзопакостная таблетка.
Хотя, скорее всего, форсайт случился бы и так.
Глянув на стрелки наручных часов (с полгода назад я начал носить простую и надежную механику), я увидел, что уже половина девятого. Как я понял, тут встают поздно, но всякое желание спать исчезло.
Григорян обязан сегодня что-то рассказать или объяснить. Иначе я сотрудничать не стану. К счастью, тут не та ситуация, когда меня можно принудить к этому силой.
…Интересно, а отец бы стал сотрудничать? Да наверняка. Он был такой, идейный. Интересы страны, интересы человечества, моральные нормы… Как мать однажды в сердцах сказала: «Ему надо было в СССР родиться, сразу после революции».
Я не такой. Но в общем-то пока от меня требуют сущую ерунду, а обещают много чего. И на работу можно не ходить.
С другой стороны, так всегда и начинается, с мелочей.
А потом прозвучит просьба что-нибудь сделать. Маленькое, но важное. Потом еще. И еще.
Но коготок у меня уже увяз, любопытство погубило кошку… кота в моем случае.
Я встал и пошел в ванную.
На улице стало холоднее.
Я застегнул куртку до подбородка. Покрутил головой, ориентируясь.
Ага. Вот там, за припудренными снегом соснами, двухэтажное здание – столовая и медчасть.
Хлопнула соседняя дверь домика, я повернулся.
На пороге стояла девчонка лет двадцати. Миленькая, черноволосая и темноглазая. В короткой, едва прикрывающей трусики розовой ночнушке. Без штанов и босиком. Она зевнула, задумчиво посмотрела на меня, сказала:
– Привет.
– Привет, – ответил я, стараясь смотреть ей в лицо. Ноги у нее замечательные, такие не грех и демонстрировать, но как-то было неловко.
– Холодно, как в форсайте, – сказала девчонка.
– Точно, – поддержал я.
Она неожиданно улыбнулась.
– Тоже «зимний»? Ура. Подожди, я сейчас.
Дверь закрылась.
Я помялся у своей двери, привалился спиной к стене. Привычка из форсайта.
Девушка снова вышла, уже одетая. В джинсах, коротенькой легкой курточке и высоких ботинках.
– Меня Лена зовут, – сообщила она. – Можно, возьмусь за руку? У меня ботинки скользкие.
– Я Никита. Берись, у меня не скользкие.
Она как-то очень легко и уверенно ухватилась за мою руку, и мы пошли к столовой.
– Дверь можно не закрывать, – сообщила она. – Тут все свои, сам понимаешь. Тебя ночью привезли?
– Да. Слышала?
– Нет, я была в форсайте. Капсулу выпил?
– Выпил.
– Пей, – одобрила она. – Работают… Обычно ночью не привозят, это дядюшка уже на нервах был… – Она запнулась и закончила: – Нам пары не хватало.
– Дядюшка?
Лена поморщилась.
– Артур Давидович. Я сказала, что он на моего дядюшку похож, он ответил: «Можешь так и звать». Ну и прижилось. Я тут одна из первых.
– Вас десять?
– Ты же с кем-то? Значит, двенадцать. Артур Давидович считает, что так лучше всего будет, три группы по четыре человека – летняя, зимняя и осенняя. Летняя и осенняя уже есть, а в нашей только двое, я и Сашка. Да, Сашка – это девочка, Александра. Ей сейчас пятнадцать, а в Мире После – девятнадцать.
Я поморщился, вспомнив девочку-змею из форсайта. Ей, пожалуй, тоже было лет пятнадцать-шестнадцать.
– Ага. Значит, Событие – через четыре года, – сказал я.
Лена засмеялась. Смех у нее был хороший, не обидный.
– Ты совсем ничего не знаешь! Событие через месяц-два. Точную дату так и не узнали, а может, узнали, но нам не говорят.
– Да, туплю, – согласился я. – Даже там уже почти год прошел. Ну, у меня, во всяком случае.
– У всех, – поправила Лена. – Год прошел, только сезоны не меняются. Кто-то попал в лето, кто-то в зиму, кто-то в осень.
– Знаю, – сказал я. – Время идет, но куда попал, там и остался. Интересно, а те, кто сейчас попадает – у них что? Может быть, весна? Никогда не слышал про форсайты в весну.
– Так ты не в курсе? Давай, я тебе вкратце объясню?
Мы остановились у стеклянных дверей столовой. В маленьком фойе за стойкой сидели несколько человек, поглядывали на нас, но не выходили.
– Форсайты начались год назад, – начала Лена. – В течение месяца всех, кто способен испытывать форсайты, испытали. Все попали в одно из трех времен года… условных, конечно, времен. И в них остались, новых случаев нет. Может быть, форсайты возникают у младенцев, которые за этот год родились, никто не знает. Младенцы рассказать не могут. Новых взрослых людей с форсайтами не появляется.
– Зато старые исчезают.
– Верно. Дядюшка сказал? Он со всеми лично беседует. Постепенно люди в Мире После гибнут, тогда форсайты прекращаются.
Она помолчала и добавила:
– Такими темпами скоро Земля станет безлюдной… Пора завтракать, Никита.
Мы поздоровались с женщиной в фойе и двумя охранниками, дежурившими там же, разделись в гардеробе, где не было гардеробщицы, двинулись в сторону столовой. На дверях висело объявление: «В 19.30 общее собрание в Красном зале, настоятельная просьба не опаздывать!».
Лена хмыкнула, глянув на листок, и мы прошли в просторную столовую. Там уже были люди.
– Наши в этом зале, – сказала Лена, – персонал во втором обслуживается.
– Есть разница? – спросил я.
– Ага. Ты можешь взять мне бокал шампанского, – она усмехнулась. – Персоналу запрещено.
Мы действительно взяли по бокалу и налили игристого вина из стоящей в ведерке со льдом бутыли. Мы явно были не первыми, кто начал утро с шампанского.
– А у вас прямо-таки чад кутежа, – не выдержал я.
– Как говорит дядюшка – «все, что помогает вам не сойти с ума, полезно», – сообщила Лена. – Пошли знакомиться!
За ближайшим столиком сидел мрачный мужчина с девочкой-подростком. Казалось, будто они только что ругались, прекратив лишь с нашим появлением.
Девочка оказалась той самой Сашей, с которой Лена общалась в Мире После. На меня она посмотрела с любопытством, но тут же застенчиво отвела взгляд, с Леной поздоровалась дружелюбно, даже пробормотала что-то насчет «ночью было круто, я от тебя тащусь».
Если не знать, что она говорит о совместном форсайте, прозвучало бы двусмысленно. Кажется, девочке тоже пришла в голову эта мысль, у нее порозовели уши, и она принялась ковыряться в тарелке с овсянкой, будто надеясь найти там что-то неожиданное.
Ее отца (несовершеннолетние тут действительно жили с родителями) звали Николаем, был он еще более неразговорчив и показался мне человеком очень простым и пребывающем в полном ужасе от происходящего.
– На Колю можешь внимания не обращать, – шепотом сказала Лена, когда мы отошли. – С ним говорить не о чем.
Чуть в стороне от отца с дочкой четверо мужчин сидели за одним столом.
– «Летние», – сообщила Лена. – У них хорошая команда.
Наверное, это было неудивительно: двое «летних» явно были братьями-погодками или двойняшками. Очень похожие мужчины моих примерно лет, одного звали Петр, другого Павел, что в целом логично. Третьим был Алан, восточной внешности паренек лет двадцати с небольшим, а четвертым – бородатый, крепкий мужик лет под пятьдесят, которого все звали Михалычем.
Здороваясь с «летними», я подумал, что Михалыч, пожалуй, самый возрастной из всех нас. Наверное, молодым было легче выжить в Событии.
И еще меня смущало то, что лицо Михалыча казалось смутно знакомым.
Когда мы отошли от стола, Лена шепотом спросила:
– Узнал? Михалыча?
– Нет.
– Актер! Ну, не самый знаменитый, конечно. «Оборотни Севера», «Дом на Тверской», «Последняя застава»… Не видел?
Я покачал головой.
– Хороший актер, – сказала Лена. – А вот «осенние».
«Осенние» оказались тремя пацанами, от четырнадцати до семнадцати, и женщиной средних лет, которая командовала ими, словно родными детьми. Витя, Рома, Женя, Алевтина – я даже не стал пытаться запомнить, кого из мальчишек как зовут. Их родители либо уже позавтракали, либо еще не поднялись.
Мы прошли к раздаче, я взял омлет и сосиски, Лена йогурт и хлопья. Питание было на уровне, лежали и бутерброды с красной икрой, и куча всяких нарезок: сыры, колбасы, копченая рыба. Чай черный, чай зеленый, огромная кофемашина, выпечка, фрукты…
– Сядем отдельно, – решила Лена. – Я над тобой беру шефство!
Я не стал спорить. Она мне нравилась, да и разобраться в происходящем хотелось быстрее.
Мы уселись в сторонке, у стеклянной стены, выходящей на заснеженные сосны. От стены тянуло прохладой.
– Что твоему «дядюшке» от нас надо? – спросил я, отправляя в рот кусок омлета.
– Рассказываем про форсайты. Стараемся держаться поближе друг к другу. – Лена пожала плечами. – Он говорит, что ему нужны три группы по четыре человека, с тобой и твоим напарником как раз выходит нужное число… Ты с кем там встретился?
– Миша. Подросток, бутуз такой… А в Мире После – молодой мужик, скорее накачанный, чем толстый. С пулеметом ходит.
– Ого!
Лена выскребла остатки йогурта из баночки, искоса глянула на меня.
– Вы встретились здесь, у нас?
– Ну да.
– А потом там?
– Да.
– Этот Миша – он был из нашего времени или оттуда?
– По-всякому. И наш, и оттуда.
– Он тебя не узнал?
Я кивнул.
– Точно. И что это значит?
– Те мы, которые там, не помнят, что мы уже знакомы. Так что если не в форсайте – то словно с чужим человеком разговариваешь.
– Почему так?
Лена подняла вверх указательный палец.
– Во! Правильный вопрос! Григорян считает, что иной вариант просто невозможен. Если бы мы в Мире После помнили прошлое, то это создавало бы временной парадокс. Мы бы действовали, исходя из своих знаний, и не допускали бы опасных ситуаций.
– Все равно не понимаю, – признался я.
– Будущее зыбко, – пояснила Лена. – Мы видим его таким, каким бы оно стало без форсайтов. Но каждый форсайт слегка меняет будущее, так что мы в будущем воспринимаем только некую основную линию событий.
Я помотал головой.
– Квантовая запутанность, – продолжала Лена. – Неопределенность времени. Ну что ты от меня хочешь, я не физик! Григорян и сам не понимает, я думаю. Прими как факт – те «мы» не помнят, что испытывали форсайты.
– Может им… нам… память всем отшибло? – предположил я.
– Есть и такая гипотеза, – согласилась Лена. – Слушай, ты куришь?
– Нет.
– Совсем? Может вайп, электронные?
– Да нет же. Это вредно.
Лена рассмеялась.
– Ну да, да… До События примерно месяц, но курить все еще вредно.
– Чего все-таки от нас хотят? – спросил я. – Рассказывать о форсайтах? Вздор, есть миллионы людей, которые днем и ночью готовы рассказывать. Ты же явно знаешь!
– Предполагаю, – Лена чуть понизила голос. – Смотри, нас собирают группами – четыре человека, которые знают друг друга. Три доступных временных пласта.
– Мы – три команды, – сказал я. – Три команды из прошлого, которые заброшены в будущее и могут…
Я поскреб пальцем подбородок. Надо было побриться утром…
– А что мы можем? Спасти тот мир? Не смешно. Там погибло девяносто пять процентов населения, мы-то что сделаем. Значит, надо помочь нашему миру?
Лена кивнула.
– Информация, – продолжал я. – В будущем мы заняты выживанием. Мы вообще не помним о форсайтах, что странно, конечно. Еще и народ там неразговорчивый. Но если найден способ каждую ночь забрасывать наше сознание туда – мы можем действовать, можем узнать… точную дату События? Да ерунда, наверняка ее знают. Причину? Что стало с миром?
– Логичнее всего, – сказала Лена. – Дядюшка дожидался еще одной пары, теперь все в сборе. Наверняка речь пойдет именно о нашем задании.
Мне вдруг стало смешно.
– Наши всегда придумают, как забросить разведчика. Даже если в будущее после апокалипсиса.
– Не любишь шпионов? – прищурилась Лена.
– Шпионов не люблю, они чужие. А разведчиков уважаю. – Сам не знаю почему, я вдруг добавил: – У меня отец был разведчик.
– Серьезно? – Лена округлила глаза. – Настоящий? Как Джеймс Бонд?
– Круче, – мрачно ответил я. – Бонд выдуманный, а папа был настоящий.
– Разве об этом можно рассказывать? – заговорщицки зашептала Лена. – Или он на пенсии?
– Ты хотела сказать «в отставке»? Нет. Он погиб.
Лена замолчала.
Потом сказала:
– Извини.
– Да ничего. И сразу скажу про себя: я не разведчик, не военный, не спецагент. Я матфак закончил, занимаюсь инвестициями. Про отца только пару лет назад узнал.
– Ясно, – она с любопытством смотрела на меня. – Придется делиться в ответ. Мне девятнадцать, живу с мамой, папа… папа живет с другой семьей. Поступала, не прошла, куда хотела, работала на кассе в супермаркете, работала няней в семье, снова поступала и не поступила… стала усиленно готовиться, а тут вдруг бац… – она замолчала.
– На кого поступала?
– Дизайнер, – Лена вздохнула. – Выбор девушки, которая ничего не может выбрать. Либо дизайнер, либо учитель, либо доктор. На учителя не хочу.
– А почему не на врача тогда? – не удержался я.
Лена подалась ко мне и шепотом сказала:
– Брезгливая очень и крови боюсь, жуть!
Я понимающе кивнул.
– Да шучу, – она вздохнула. – Ничего уже не боюсь, ничем не брезгую.
Это было понятно. Форсайты быстро отучают бояться грязи и крови.
– И что тут принято делать после завтрака? – спросил я.
– А тебе не сказали? – удивилась Лена.
Я покачал головой.
– Меня же ночью привезли, под утро почти.
– Тренировки.
– Бег, плавание, рукопашный бой? – скептически поинтересовался я.
– В основном стрельба и выживание.
Я заметил, что Лена смотрит на кого-то за моей спиной.
Повернулся
У столика стоял мужик лет сорока, в камуфляже без знаков различия.
– Никита?
Я кивнул.
Мужчина был невысокий, но крепкий, лицо жесткое, взгляд цепкий и не слишком добрый.
В общем, он смотрел на меня как… как на досадную помеху.
– Я Иван. Твой инструктор по оружию.
Глянув на недоеденную сосиску, я кивнул и встал.
– Никита. В вашем распоряжении.
Кажется, взгляд у него чуть-чуть потеплел.
– Доешь. Через три минуты жду тебя у дверей.
Он кивнул Лене и, чуть прихрамывая, пошел к выходу.
– Крутой спец, – сказала мне Лена негромко. – Пожалуй, лучший. Тебя ускоренно будут прокачивать.
– Времени-то мало. – Я пальцами забросил в рот выпачканную кетчупом сосиску. – Спасибо, Лен. За обедом увидимся?
– Вечером на собрании – точно, – она кивнула. – Удачи, Никита.
Я уже отошел от стола, когда Лена добавила вслед:
– Понадобится.
Набросив куртку, я вышел из здания. Иван, в бушлате такого же защитного цвета, стоял у дверей и курил, начисто игнорируя запрещающую надпись.
– Точен, это хорошо, – сказал он. – Идем. И застегнись. Кашли и сопли нам не нужны.
Я застегнулся и молча пошел за ним. Минуты три мы шли среди заснеженных елей. Иван все так же прихрамывал.
– Разрешите спросить? – не выдержал я.
– Служил? – вопросом ответил он.
– Нет, просто смышленый.
– И слова умеешь выбирать, – задумчиво сказал Иван. – Спрашивай.
– У вас травма ноги?
– Протезы. На обеих. С какой целью интересуешься?
– У меня нога повреждена, вроде вывиха что-то, не здесь, а там…
– Понял. Обсудишь завтра, с врачом. Мой опыт не поможет.
Я кивнул.
Мы дошли до отдельно стоявшего двухэтажного здания. Не похоже, что тут был корпус пансионата, скорее, хозблок. С торца на первом этаже проемы окон были заложены кирпичом, на всех остальных стояли грубые решетки.
За металлической дверью с висевшей над ней камерой нам навстречу поднялся охранник, причем с автоматом, но при виде Ивана он молча разблокировал электронный замок – даже стучать не пришлось. То ли мой спутник пользовался нешуточным авторитетом, то ли на территории Центра к правилам относились проще.
Раздевшись, мы прошли полутемным коридором и оказались в длинном зале. Судя по грубым следам ремонта, зал получили путем сноса стен в десятке или больше комнат. Кое-где посреди зала торчали бетонные колонны, грубо обшитые гипсокартоном. В конце зала вся стена была заколочена продырявленной фанерой, перед которой стояли мишени. Метрах в пяти – огневой рубеж со стойкой. Над ним под потолком торчало несколько железных труб с вентиляторами, которые Иван немедленно запустил. Загудело, и я почувствовал тягу. Если все так серьезно, то стрелять придется много.
– Ага, – сказал я.
И посмотрел на длинные столы, идущие вдоль остальных стен.
Там было оружие.
Самое разное.
Первой лежала столетняя мелкашка «ТОЗ‑8». Да ладно, это серьезно, что ли?
– Ты должен уметь стрелять из всего, – сказал Иван, внимательно следивший за мной. – Что найдешь, что подвернется под руку.
– Я из многого умею, – не удержался я от похвальбы. – Меня вот… патроны удивили.
Рядом с мелкашкой и впрямь лежала вскрытая картонная коробочка с патронами. И рядом с остальным оружием тоже имелись боеприпасы.
Иван поморщился.
– Сам беспорядка не люблю. Но время дорого. Станешь у рубежа, будешь стрелять, а я буду подавать оружие.
Я прошел вдоль столов.
Охотничьи ружья, наши и не наши. «Калашниковы» разных модификаций. Автоматы, штурмовые винтовки, снайперские винтовки. Пистолеты и револьверы. Пулеметы.
– Обалдеть, – сказал я. – Богато живете.
– Снабжают хорошо, – согласился Иван и впервые едва заметно улыбнулся. – Что просишь, то дают. Если будет время, тебя свозят на полигон, поучат техникой управлять.
– Не встречал там техники на ходу, – признался я. Подошел к концу одного из столов, уставился на HVLAR. Потрогал, взял в руки.
– Неужели доводилось иметь с таким дело? – спросил Иван.
Я вдруг понял, что, как только потянулся к оружию, он оказался рядом.
Не сомневаюсь, готов меня вырубить за долю секунды, если сочтет, что это нужно.
– Там – доводилось, – ответил я. – И, знаете, не «с таким». Мне кажется, что «с этим самым».
