Сергей Леонидович Ясинский
Зоопарк сеньора Тарбаса
– Добрый вечер, Ларариэль. – со вздохом ответили из вольера. – Тебе не спится?
– Милый Рофтус, я же тысячу раз говорила, что для тебя я просто Лара! И как тут возможно заснуть? Крохотун сегодня в ударе! Да и Анварес, тот, что днём притворяется крокозюплем, ему почти не уступает. Завидую твоей способности не обращать ни на что вокруг внимания. Я, кстати, тебя не разбудила, ты ведь, кажется, дремал? – невинно поинтересовалась фея.
– Я не спал. Так, размышлял, вспоминал…
– Ты тоже думаешь о своей прежней жизни?
– Да, – обычно колючий взгляд манула вдруг затуманился и сделался мечтательным, – когда-то такими вот ночами я с удовольствием гулял по тихим, густо заросшим камышом прудам и небольшим заводям. В свете месяца я охотился на нежную форель и зеркальных карпов. Хорошее было время.
– Я тебя понимаю. – Маленькая фигурка в подвесном светильнике радостно засветилась. – В такие ночи мы с сёстрами играли в догонялки и водили хороводы в вековых дубравах. Иногда мы даже летали на озёра и устраивали балы, танцуя на лепестках ночных кувшинок почти до самого рассвета. Это было невероятно весело! Может быть, мы даже видели там тебя или твоих братьев.
– Это вряд ли. – Взгляд Рофтуса снова стал колючим. – Раньше мы жили в степях, и нас было много. А потом пришли люди, которым нравились наши шкурки, и тем, кто уцелел, пришлось уходить. Нам повезло найти край, где была рыба, но рыбакам тоже нравится форель…
Рофтус надолго замолчал. Не зная, как продолжить разговор, Ларариэль вспомнила о другой их соседке.
– Интересно, а как наша Нэсси жила в своём море до того, как её изловили?
– Ты снова путаешь, Нэсса жила не в море, а в большом горном озере – она ведь рассказывала. Оно ещё в тех краях как-то смешно называется – то ли лок, то ли лох. Про Круг морей это всё Тарбас придумал, потому что внешнее море где-то очень далеко, и все хотят там побывать.
– О, я бы тоже хотела! – встрепенулась Лара, – Здорово было бы увидеть какие-то новые диковинные места!
– Увидим, – хмуро ответил манул, – когда наш балаган поедет в ту сторону.
Ночь сменилась новым жарким днём. Снова зоопарк работал до позднего вечера. Лейденберг оказался щедр на зрителей. Сеньору Тарбасу накануне шла карта в «Четырёх тузах», и он направился в эту гостеприимную обитель, собираясь перед отъездом хорошенько обчистить местных дуралеев. Манул сидел в своём вольере и тоскливо глядел в лунную ночь. Внезапно он насторожил уши – какой-то неясный звук донёсся до него, словно меж повозок и шатров на секунду заблудился лёгкий бриз. Но ветра не было. Из стоявшей поодаль деревянной бочки плеснуло: «Эй!». Колючие жёлтые глаза ощупали пространство и остановились. Манул недоверчиво уставился на источник звука. Бочка сверху была накрыта крышкой с проверченной для доступа воздуха круглой дыркой. Сверху крышку придавливал внушительных размеров тяжёлый железный брусок. Похоже, что кто-то из охранников в спешке или по невнимательности положил сегодня этот брусок не по центру крышки, а близко к краю. Правда, манул заметил и другую странность. Одна из зрителей – девчушка со смешными косичками – приходила в городок на колёсах два дня подряд. Она побывала на последнем представлении, и в конце, отстав от группы, долго крутилась около этой бочки. Крышка начала приподниматься с одной стороны, а брусок медленно, сантиметр за сантиметром, начал сдвигаться в сторону. Минута, и он свесился за край крышки, а затем с глухим стуком упал на мостовую. И всё затихло. Паузу взяла, казалось, даже сама ночь.
– Эй! – снова раздалось из бочки. По спине манула пробежал, вздыбив шерсть, колючий холодок.
Звёзды подсвечивали ночной небосвод. Молодой месяц с любопытством поглядывал на городскую площадь. По-прежнему было тихо. Но кое-что изменилось. В подвешенном над одной из повозок старом светильнике за закопченным стеклом проснулась и очень тускло, чтобы никого не разбудить, засветилась фея. Этого света всё же хватало, чтобы, присмотревшись, можно было разглядеть, что рядом с деревянной бочкой, тесно прижавшись к полоскам стали, опоясывающей просмоленные доски, тоже кто-то сидит. Манул в своём вольере слегка прядал круглыми ушами. Его жёлтые глаза неотрывно следили за пространством около бочки. Трое сидели. Трое молчали. Но где-то на неразличимом для обычных людей уровне восприятия, подслушиваемые лишь звёздами, эти трое говорили без умолку.
– Нужно уходить. Другого такого случая может и не быть, – донеслось от бочки.
