Сергей Леонидович Ясинский
Холодная дорога
Мир в поле зрения Руслана почему-то пришёл в движение. В нём завертелись отливающий металлическим блеском флигель, оплавленная выбоина в бетонной стене, куда секунду назад врезалась комета, непроглядно-серое небо неприветливой планеты, Биклафи с бластером в вытянутой руке и снег. Много снега. Глубокого, почти бездонного и при этом такого близкого и совсем нехолодного снега, в который он с облегчением повалился.
***
В маленькой столовой было тепло и пахло свежим кофе. Руслан обнаружил себя полулежащим в пухлом обволакивающем кресле. Не медотсек – уже хорошо. На столике перед ним стоял бумажный стаканчик с ароматным напитком. Сбоку на стаканчике маячила всё та же эмблема корпорации «Заслон». Рядом, поблескивая кубиками льда, разместилось маленькое металлическое ведёрко, в зеркальной поверхности которого Смагин разглядел своё искажённое сплющенное отражение. Он был уже без комбинезона, и на коже лба выделялась чуть косо приклеенная белая полоска пластыря. Небольшой шрам от ожога – вот, пожалуй, и всё, что останется ему на память о сегодняшнем приключении. Даже не болит.
Руслан провёл ладонью по шее. Пальцы сразу же нащупали след от пневмоинжектора. «Наверное, обезболивающее»
Где-то внутри черепа ощущалось лёгкое покалывание – казалось, пробежавшая по коже волна мурашек сумела забраться прямо в мозг, или как будто там внутри восстанавливала чувствительность успевшая онеметь конечность. Щекотно. Смагин взял чашку и с удовольствием отхлебнул крепкий кофе.
Металлическая дверь тихонько отъехала в сторону, и появился Биклафи. Руслан хотел встать, но что-то в выражении лица напарника, в его отрывистых движениях заставило Смагина остаться в кресле.
Биклафи выглядел нервным и сосредоточенным. Он казался похожим на доктора, который не знает, как сообщить пациенту не слишком обнадёживающую новость.
– Как ты себя чувствуешь? – Биклафи, не мигая, смотрел Руслану в глаза.
– Кажется, неплохо. Я там снаружи вроде грохнулся в обморок. Сколько я был в отключке?
– Я оттащил тебя в медотсек, – немного помедлив, ответил Биклафи. – Небольшой ожог и сотрясение мозга. Ты, кстати, хорошо всё помнишь? Я так и не понял, отчего ты вырубился. Повреждения совсем незначительные. Разве что психоэмоциональный шок, и твой мозг сам решил перезагрузиться.
Мурашки в голове Руслана засуетились сильнее.
– Такое забудешь! Так я долго пробыл без сознания?
– Я ввёл тебе обезболивающее и снотворное. Так что ты проспал восемь часов.
– Ого! И ты позволил мне столько дрыхнуть без дела? Ты заботлив, как мама, – попробовал пошутить Руслан, но Биклафи не улыбнулся.
После долгой и какой-то тревожной паузы он наконец продолжил.
– Пока ты спал, я перезапустил автоматику станции, перевёз тебя сюда, а твоё место в медотсеке занял наш сегодняшний гость.
– Да ты вкалывал, как Золушка, – восхитился Руслан, пытаясь отвлечься от надоедливого копошения в голове. – Как прошёл перезапуск? Снова вылезла ошибка календаря? Что там йети? Ты уже наверняка кучу образцов из него успел настрогать?
– Ты прав, – Биклафи пережевывал слова, как застывшую кашу. – И ошибка была, и образцов куча.
Смагин вопросительно поглядел на напарника. Тот был явно чем-то обеспокоен, а беспокойство – вещь заразная.
– Погоди. А на черта ты усыпил меня аж на восемь часов? Сотрясение и небольшой ожог? Медицинский модуль определил бы это всё и залатал меня максимум за пятнадцать минут!
– Всё так и было. А после тебя я поместил в модуль нашего, – Биклафи сделал паузу, будто пытался подобрать более подходящее слово, – йети. Рус, мне не пришлось менять настроек. Модуль решил, что внутри находится человек!
Смагин уставился на своего напарника, а затем неуверенно улыбнулся.
– Ну и шуточки у тебя…
– Я ввёл тебе снотворное и занялся анализами, – не обращая внимания на реплику Смагина, чеканил Биклафи. – Медицинский модуль не ошибся. ДНК почти идентична человеческой. Разницу составляют порядка двухсот генов, которые встречаются у других видов животных.
– Ты хочешь сказать, что эта тварь имеет тот же набор хромосом, что и человек?!
– Я сделал анализы. Именно что кучу анализов, и это никакая не ошибка! Часть тех других генов удалось идентифицировать. Там целый микст! Есть, например, некоторые гены акул и гены голого землекопа.
– Я не понимаю, – Руслан потёр висок, – что это значит?
– Ты знаешь, что многие акулы – долгожители. Они живут дольше человека, а иногда и сотни лет. Они стареют очень медленно, потому что старение зависит от накопления в клетках повреждённых мутациями генов, а у акул есть десятки ферментов-репараз, которые восстанавливают повреждённую ДНК. Репаразы очищают геном от мутаций и препятствуют онкогенезу. А ещё у акул есть гены, отвечающие за темпы регенерации – они значительно ускоряют ангиогенез и васкуляризацию повреждённых тканей. Есть ген, регулирующий свёртываемость крови. А у голого землекопа гиалуроновая кислота для суставов синтезируется в течение всей жизни, и тоже не бывает онко. – Биклафи говорил безжалостно, веско. – И всё это, и не только, есть у того парня в медотсеке. Его ткани частично восстанавливались прямо там, пока я делал забор образцов. И знаешь, что самое интересное? – Биклафи замялся, как будто собрался сказать нечто стыдное. – Я сделал анализы крови тебе и себе. Часть этих генов есть и у нас.
Мурашки в голове обнаглели. Смагину мерещилось, что вдоль извилин его мозга, прямо между отростками нейронов очень быстро бегают маленькие деловитые насекомые.
– Знаешь, – слова стали вытекать из Биклафи медленно, как густой сироп, – я тут подумал по поводу всего этого. Что мы здесь делаем? Мейз бесперспективен для разработки. Для Корпуса и для «Заслона» здесь нет ничего полезного, зато Корпусу ведь пригодились бы первопроходцы, эмиссары, солдаты, которым не нужны спецкостюмы и оружие, которые очень быстро исцеляются почти от любых ран, которые живут и остаются пригодными к службе десятки или даже сотни лет. Совершенные люди.
