Сергей Леонидович Скурихин
Выжигатель
А немец их собирает, аж трясётся.
Так его и отправили с портфелем.
Мужики потом рассказали.
Офицер это был, служил по хозчасти.
Смеялись ещё потом надо мной – поймал, мол, мильёнщика!»
Когда я впервые увидел диалог Данилы Багрова с американцем в фильме, ставшем культовым, то сразу вспомнил этот дедов рассказ. Деньги сильней этого фашиста тоже не сделали, и правды за ним не было и быть не могло, одна лишь животная алчность.
***
Отлежав ночь на боковушке, я вышел на мокрый перрон вокзала. Как обычно, Москва встретила своей фирменной неприветливой суетливостью. У большого электронного табло я стал дожидаться коллег из других вагонов. Собравшись, мы организованно двинулись за вожаком – крупной женщиной лет сорока пяти из отдела кадров маргаринового завода.
Наш адрес находился где-то в центре, в метро мы больше шли по переходам, чем ехали. Выйдя на белый свет, я сразу узнал искомое здание по партийной растяжке на фасаде. Это был небольшой трёхэтажный дом старой постройки. Поначалу я даже усомнился в его способности вместить такое количество людей. Но, подойдя ближе, разглядел, что к дальней его части примыкает длинное крыло, уходящее вглубь квартала.
Пересчитавшись у входа, мы зашли. В уютном фойе нас встретила миловидная девушка и проводила к гардеробу. Далее мы по стрелочкам пошли в самый конец здания, тот самый, из которого вырастал длинный аппендикс. Начинался он большим тамбуром, пересечённым вдали линией столов. За столами сидели такие же миловидные девушки, как и та, что встретила нас на входе. А пространство перед ними заполняли люди – человек триста таких же участников, как и мы. Наша вожачка и бывалые тут же встретили знакомых. Загудел традиционный «пчелиный рой» – обмен эмоциями и информацией, которые быстро забудутся. Я стоял с приклеенной полуулыбкой и ждал своей очереди на регистрацию. С документами было всё в порядке, мне выдали бейдж на ленточке и программку.
Зал оказался достаточно большой, он был вытянут в пространстве первого и второго этажей. Рассаживаться нужно было строго по региональному признаку. Нашей делегации достались места во второй части зала. Расположившись с самого краю, я начал изучать программу съезда. Основные моменты и протокольные голосования были назначены на первый день, а на второй, менее официозный, запланировали ответы на актуальные вопросы с их широким коллегиальным обсуждением в лучших демократических традициях. Также на каждый день было запланировано по две кормёжки фуршетного типа и два кофе-брейка, а ужин первого дня, по заверениям организаторов, должен будет пройти в сопровождении приятного живого вокала. Сам банкетный зал располагался рядом с нашим и являлся его геометрической копией.
Белёсый был заявлен спикером на оба дня, и это меня обрадовало. Я мысленно стал считать увиденных охранников: один в фойе, трое – в зоне регистрации; в зале мелькало пять-шесть человек в тёмных костюмах. Итого – десять, но основные силы ещё подтянутся вместе с випами.
Люди продолжали заполнять зал, незанятой оставалась примерно четверть. Играла бравурная музычка – гимн партии – и некоторые даже в такт шевелили губами. Для себя я решил, что выйду через двадцать минут после начала, благо до двери полтора метра. Уходить буду периодически, возвращаясь к моментам голосования. Легенду придумал простую – расстройство желудочно-кишечного тракта от волнения и недостатка политической сознательности. Для убедительности я готов был даже пожертвовать первыми кофе-брейком и фуршетом. Врочем, есть совсем не хотелось, меня била мелкая весёлая дрожь. Тем временем зал заполнился, а на сцену вышли главные участники мероприятия.
Началось.
***
Приехал я налегке. Кроме документов, денег и телефона я взял с собой щётку с зубной пастой, две пары носков, трусы, вилку USB-адаптера со шнурком, выжигатель и коньяк. Последний я залил в маленькую плоскую пластмассовую фляжку, она легко помещалась в заднем кармане брюк и походила в нём на записную книжку. Алкоголь я захватил в самый последний момент, интуитивно повинуясь старой русской традиции выпить перед делом.
Одевшись в универсальный маскировочный костюм офисного планктона – белый верх, чёрный низ, я стал неразличим в людской толпе, как ниндзя в сумерках.
***
Я еле высидел первые двадцать минут. Скроив болезненную гримасу, я сказал соседу, что выйду по нужде. Раздаточные блокнот и ручку я оставил на стуле и выскользнул из зала, словно меня тут и не было. Перед уходом я практически не слушал выступающих, только украдкой поглядывал на Белёсого и новых охранников.
За дверью стоял ещё один. Я покрутил головой в поисках нужного указателя и, не найдя, обратился к стражу. Тот молча подбородком указал на табличку «WC» в простенке между окнами. Ещё одно свидетельство нашей безоговорочной капитуляции. Следующая такая стрелка указывала на лестничный пролёт. Обозрев всю коллекцию «WC», я поднялся на третий этаж, напевая при этом папановское: «Летять уткы».
Туалеты находились прямо напротив выхода с лестницы. Тут скучал ещё один охранник, похоже, он отвечал за весь этаж в целом. Экспликация длинного крыла здания стала ясна: почти весь первый и второй этажи занимали зал для заседаний и банкетный зал с разделявшей их общей для всего строения лестницей, а третий этаж представлял из себя помещения кабинетно-коридорного типа.
Я толкнул дверь с «джентльменским» ромбиком. Шесть кабинок, шесть писсуаров, три раковины с общим зеркалом, две сушилки для рук, всё в плитке, в общем, обычный туалет. Одна из кабинок была открыта, и в ней возился какой-то дедок в спецовке. Нас было только двое, и я поздоровался, дедок в ответ лишь громыхнул инструментом.
«Странно, такое здание, а туалеты только на верхнем этаже», – констатировал я.
«А, всё тут через жопу», – беззлобно ругнулся тот в ответ.
После секундной паузы я предложил: «Коньяк будете?»
Дедок отделился от заунитазного хозяйства и поднял на меня свои мутные глаза. Я достал фляжку, открыл и протянул ему. По его лицу мелькнула тень разочарования объёмом, но он всё же сделал длинный глоток. Он вернул мне ёмкость, и я закрепил контакт теми каплями, которые в ней остались.
«Каляныч!» – сказал дедок, подавая руку.
Каляныч
Ему было пятьдесят лет. Он не был дедом ни в возрастном, ни в генеалогическом плане. Каляныч выглядел на неопределённые шестьдесят плюс и в этом был моим антиподом. В здании он выполнял роль сантехника, электрика и иногда сторожа. Раньше здесь располагалось НИИ автоматики, на всех этажах которого были кабинеты, лаборатории и, конечно, туалеты. Каляныч тогда работал младшим научным сотрудником и занимался какой-то мудрёной проблемой. Метаморфозы в жизни НИИ и Каляныча прошли параллельно и в одну сторону – на слом. Он и не заметил, как судьба его срослась с этим зданием, как он стал его духом, его домовым. Каляныч знал, куда и откуда идёт любая здешняя труба или провод. Новые хозяева, когда делали перепланировку, активно с ним консультировались. За эти знания его и оставили, несмотря на угрюмый нрав и алкоголизм.
Жил Каляныч тут же. С внутренней части здания у торца был вход в небольшое подсобное помещение. Здесь Каляныч обустроил свои апартаменты: поставил диван, одёжный шкаф, маленький телевизор, на окно накинул занавеску. Из удобств был отдельный пенал с толчком и раковиной, ему этого хватало. Внутри здания также был предусмотрен вход в его берлогу, но о нём, кроме Каляныча, не знал никто. Оставшимися после ремонта листами гипсокартона он заслонил эту дверь, но с тем расчетом, чтобы её можно было открыть изнутри и протиснуться.
Встреча с Калянычем стала не иначе как настоящим подарком для меня.
***
Я два раза сгонял на голосование, прерывая неспешный разговор с Калянычем. Из-за различных накладок времени на «за» ушло больше, чем отводила программа съезда. Поэтому третий свой выход я спланировал с поправкой и не угадал, так как столкнулся на лестнице с нашей монументальной вожачкой. Она недовольно зыркнула глазами и, шипя, стала мне высказывать, что с таким, пардон, кишечником надо дома сидеть, а не ездить на серьёзные мероприятия. Я, смиренно прослушав отповедь, через полминуты ойкнул и скрылся за оберегом ромбика.
Каляныч с ремонтом тут застрял на целый день, а вечер мы уже договорились провести у него, с меня – поляна. Ещё я от него узнал про видеонаблюдение, которое начисто упустил из виду. Оказалось, что подключенных камер совсем немного и основное их количество находится в коротком крыле здания – «барской усадьбе», как называл его Каляныч. Там размещались офисы собственников, переговорные, VIP-номера для гостей и прочее, даже небольшой бассейн с сауной и душевыми на первом этаже. И именно там будут отдыхать Белёсый со товарищи в перерывах между выступлениями. Также открытием стало, что в зале за сценой смонтирована скрытая лестница, ведущая на третий этаж, в обособленную его часть, соединённую с коротким крылом здания.
Это означало, что объект я смогу видеть только на сцене, а физический контакт исключается. Была, конечно, малая вероятность того, что его на фуршете потянет «в народ», но я не представлял, как реализовать задуманное в таком скоплении людей и охраны. Время как раз шло к ужину, и пропущенные сеансы кормёжки стали давать о себе знать. Я, тепло попрощавшись с Калянычем до скорой встречи, побежал на закрытие официальной части первого дня.
В зале было душновато. Лица людей покрыл характерный налёт заморённости, возникающий тогда, когда их надолго оставляют в замкнутых пространствах с массой себе подобных. Охранники тоже подустали и подрасслабились – день проходил без эксцессов. Белёсый сидел, напустив на себя отстранённый и задумчивый вид. Наконец последовало приглашение на торжественный ужин. Оно было встречено громкими аплодисментами, выражающими чувство всеобщего облегчения.
Фуршет и вправду был неплох – масса мелкой разнообразной закуски и море напитков, в том числе алкогольных. Я накинулся на еду, и меня тут же «срисовала» наша кадровичка. Подойдя, она сдержанно поинтересовалась моим самочувствием и настоятельно рекомендовала умерить аппетит и не провоцировать организм, ведь завтра ещё целый день напряжённой работы. Я жевал и кивал, осматривая пространство банкетного зала со сценой у дальней стены. Оттуда донеслась музыка, и моя надзирательница откочевала поближе к источнику звука. Приятным живым вокалом оказалась попсовая певичка, уже примелькавшаяся на телеэкране. Она тоже была членом партии и дарила сейчас свой талант всем нам с особым чувством. Убедившись, что членство в рядах ей таланта не прибавило, я ушёл сытый и не прощаясь.
Продуктовый магазинчик, о котором мне рассказал Каляныч, нашёлся довольно быстро. Я взял две белой, хлеба, колбасы, сыра и маринованных огурцов, и через полчаса Каляныч услышал мой условный стук в ржавую дверь своей каморки.
***
Сам я пью мало и в компании всегда стараюсь не напиваться. Очень уж не люблю это ватное состояние с приливами дурноты. Я просидел всю ночь с одним стаканом, механически поднося его ко рту в моменты синхронизации с Калянычем.
Каляныч оказался отличным мужиком – руки у него были на месте, мозги ещё не пропиты. Как знать, не сломайся тогда его жизнь, может, изобрёл бы он в своём НИИ какую-нибудь машину времени или счастья для всех и даром? А сейчас он пил водку и показывал мне свои расчёты и схемы двадцатилетней давности. Я ничего не понимал и лишь пытался не уснуть. Спать я боялся, зная, что в таком случае проворочаюсь всю ночь под гнётом сомнений, а утром откажусь, отрекусь от поступка.
Схемы Каляныча на старых тетрадных листах в клетку отвлекли и отрезвили меня. Я задумался над своим планом действий. Очевидно, что нужно было попасть в «барскую усадьбу», причем на длительное время. Я спросил об этом Каляныча напрямую.
«Не вопрос, завтра сходим, посмотришь, как они там устроились», – спокойно ответил он.
***
У Каляныча был напарник Саша на те случаи, когда одному работать совсем несподручно. Привлекался он к работе крайне редко, так как Каляныч был одиночкой. Они заранее созванивались, и Саша приезжал к назначенному времени. Он переодевался во второй комплект спецодежды, который висел в шкафу у Каляныча, а затем они брали инструменты и шли на аварийно-профилактические работы.
Для пропуска в короткое крыло Саше сделали служебное удостоверение, которое он хранил в той же спецовке, в миру оно было ему ни к чему. Я, конечно, не видел Сашу в жизни, но на маленьком чёрно-белом прямоугольнике был запечатлён какой-то размытый фоторобот. Видимо, Саша привёз ту свою фотографию, которую смог найти дома, а само удостоверение пришлось делать ввиду экстренной аварии в здании, и было не до посещения фотосалона.
Это был тот редкий случай, когда мне помогли наши русские авральщина и безалаберность. Достаточно мне было немного нахмурить брови, и я становился Сашей на удостоверении, а с нижней частью лица можно было совсем ничего не делать – там синело полукружие печати.
Завтра утром я так же сбегу через двадцать минут после начала, но только к потайной двери, которая находилась в закутке за банкетным залом. Ночью с Калянычем мы аккуратно, насколько позволяло наше состояние, отрепетировали вход и выход через неё, стараясь не уронить листы гипсокартона. С девяти до десяти утра Каляныч будет держать дверь незапертой и ждать меня. Видеокамерами и датчиками эта часть здания как раз не простреливалась, и завтра нужно будет только улизнуть от охранника в коридоре.
