Сергей Латышов
Когда солнце заходит в последний раз
Иван не знал, почувствовал он нападение инстинктивно или что-нибудь услышал, но он толкнул в спину Андрея и бросился на землю сам. Над ними пронеслось что-то огромное, обдав их сильным потоком воздуха. Они вскочили и побежали к расщелине.
– Ложись. – Крикнул Андрею Иван, опять падая.
Он быстро перевернулся на спину и ткнул острым концом ребра в надвигающуюся сверху тень, но его с силой вырвало из рук. Иван даже вскрикнул от неожиданности, а потом промелькнула ужасная мысль, от которой его на мгновение парализовал страх. А что если в этой кромешной тьме они шли не к расщелине?
Следующая атака не успела повториться. Они юркнули в свою щель, как раз в тот момент, когда их преследователь заходил на новый круг. Иван думал, что сердце его наверно выскочит через глотку. И каждый новый удар, рождающийся у него в груди, больно отдавался в висках.
Лёжа в хорошо защищённой пещере, ему уже больше не хотелось выходить из их укрытия ни ночью, ни даже днём и как ему казалось, что никакие силы не смогут его заставить покинуть это надежное убежище будущим утром.
– Кто бы это мог быть?
По голосу Иван определил, что Андрей перепугался не меньше, чем он. От шума, произведённым ими во время бегства, проснулся профессор, который тотчас расспросил о случившемся.
– Да, это наверняка гриф, – сделал он вывод, после того, как выслушал их сбивчивый рассказ о пережитых ужасах. – Эти птицы охотно посещают бывшие пиршества. Вы ему помешали, вот он и погонял вас.
Андрея эти разъяснения вполне удовлетворили, и успокоившись, он решил покемарить до утра. Иван же не мог уже спать. Там, во время нападения на них, он всем своим нутром чувствовал, что ЭТО хотело не просто прогнать их, что оно охотилось на них и обладало огромной физической силой. По тому, как оно вырвало у него из рук его дубинку, он представлял, что эта тварь без проблем бы подняла его самого в воздух. Ему вспомнилась прошлая ночь и странные звуки над головой, очень похожие на слышанные им перед этим нападением. А ботинок? Иван сел. Страшная догадка просверлила его мозг. Лётчики пошли искать его, но они ничего не найдут. Они не смогут найти, потому что может быть эта самая же птичка, вчера взяла с лёгкостью за пиджачок толстого кавказца и отнесла кушать деткам, а ботиночек с него свалился по дороге. И он сам уже мог бы быть на его же месте, и даже уже два раза.
Ивану казалось, что сейчас чья-нибудь пасть просунется в щель, схватит его за ногу и утащит в ночь. Он подтянул ноги под себя. В мёртвой тишине, от которой становится жутко, он слышал, как спокойно спят Андрей и профессор, и как тикает его секундомер, как гулко стучит его собственное сердце. Нет, он не боялся в жизни реальной опасности, но здесь… Здесь была мистика: огромные скелеты, змеи с ушами, летающие невидимки и красное солнце… Иван зажёг спичку и осветил пещерку, чтобы убедиться ещё раз, что щель была единственным входом, потом, взяв в руки Андрееву дубинку, он просидел так до первых лучей солнца, пробивавшихся сверху сквозь скалы и, думая о том что принесёт им следующий день…
Ущелье достигло ширины никак не менее ста метров. Красный ручей, уже довольно глубокий, уверенно тёк вниз. Профессор сделал предположение, что они скоро выйдут к реке или озеру.
Иван и сам это хорошо понимал, уж географию то он в школе изучал. Растительность вокруг стала разнообразнее и богаче; их ноги уже утопали в мягкой бурой траве, а некоторые камни, лежащие вдоль ручья, были покрыты красным мхом или это было очень похоже на мох, но с ярко выделяющимися на красном, зелёными цветами. Кусты, зачастую преграждающие им дорогу, имели интересную и необыкновенную форму в виде шаров. Ощетинившись, как ёж длинными шипами, внутри которого росли различного цвета и размера плоды, зелёные шары имели в диаметре около полутора метра. Кусты могли располагаться местами и просто по одному шару, но в основном большими скоплениями и нагромождениями друг над другом, создавая пёстрое и красивое зрелище. Деревья встречались в основном карликовые, такие же, что они видели и раньше, но иногда попадались даже выше человеческого роста с гладкими синеватыми стволами и с огромной шапкой наверху, состоящей из переплетённых веток, толстых шипов и желтых листьев.
Иван шёл впереди, держа в руке сделанный из кости меч. Утром, первым делом он решил взять себе новую дубинку, и сразу же направился к скелету. Связки не давали возможность оторвать ему бедренную кость, выбранную для оружия. Камень, брошенный на сустав, расщепил кость на несколько частей. Пока его спутники умывались, он обточил ручку костяного лезвия и показал свое творение Андрею. Профессор отнёсся скептически к изделию Ивана, а Андрей с энтузиазмом взялся делать себе такой же. И когда, уже заканчивая работу над своим мечом, новоявленный оружейник спросил, не сделать ли и профессору такое же оружие, тот улыбнулся и ответил, что понадеется на защиту своих молодых спутников…
Временами Андрей по дороге несколько раз останавливался и безуспешно пытался достать мечом плоды из кустов-ёжиков. Профессор явно уже начал уставать, всё-таки предыдущий переход не прошел для него бесследно. А Андрей всё чаще заговаривал о том, что неплохо бы было перекусить. По пути им часто попадались обглоданные кости различных размеров, но никакой живой дичи они еще пока не встречали. Да Ивану что-то и не очень хотелось иметь встречу со “зверьками” таких размеров…
Увидели они его неожиданно. Он тоже как будто не надеялся встретить их здесь. Смотря на них своими большими на выкате глазами, он продолжал сидеть на дереве и жевать листья, как бы говоря им – ну что уставились? Не видите, я кушаю, топайте-топайте дальше. Иван вообще не понял, как они его заметили. Он был таким же синеватым, как и ствол дерева. Может быть только потому, что тот громко чавкал, нарушая вокруг гармонию тишины.
Андрей, аж весь изогнулся, и сделав три плавных шага, резким выпадом пригвоздил зверька к дереву. Тот тихо пискнул и затих. Они недолго его рассматривали, уж очень хотелось есть. Усталость, неизвестность и голод почти разучили их удивляться. Зверёк был действительно синим. Круглая голова на длинной шее и всего две конечности с тремя пальцами гвоздями, которые он втыкал в ствол и этим держался на его гладкой поверхности, дополнительно обвив его ещё длинным гибким хвостом.
Они даже не обсуждали зверька, явно неизвестного науке. Пока Иван разжигал костёр из более-менее сухого мха, Андрей содрал с него шкурку, выпотрошил и выкинул то, что считал ненужным, а тушку надел на свой меч, как на вертел. Профессора они освободили от какого-либо труда, считая, что ему необходимо отдохнуть. Он прилёг на траву и наблюдал за деятельностью своих спутников. Два спортсмена, наверное, в жизни не орудовали так умело: один с огнем, а другой с дичью.
Зверёк размером с кролика был съеден в один присест и скромный обед к неудовольствию всех, закончился слишком быстро. Но у Ивана даже после него появилось страстное желание растянуться на травке и хоть немножко поспать…
***
Озеро никак нельзя было назвать живописным. Но что-то завораживающее в раскрывшейся перед ними картине было. Грязная, красно-коричневая, вязкая жидкость, образовывала овал, длинною по окружности не менее пяти-шести километров. Серый песочный берег завален обломками скал и камнями. Озеро как будто преградило им путь к возвышающимся за ним горами, которые изрезанные заросшими лощинами и с бесчисленными скальными отвесами, поднимались вверх многометровыми уступами. Горы не заканчивались снежными вершинами, а уходили ввысь постепенно суживающимися иглами. Будто кто-то там наверху каждой вершины построил по Эйфелевой башне, наверно считая, что сами вершины недостаточно высоки. И над всем этим медленно продолжало по небу бег красное солнце, как бы контролируя, чтобы ничто не нарушало здесь царства спокойствия и гармонии, созданного природой.
– Я думаю, что нам нужно разойтись, чтобы осмотреть всё озеро, – высказал своё предложение Андрей. – А там, – он показал рукой на противоположный берег. – Мы встретимся.
Ивану не хотелось, чтобы они расходились. Он внутренне чувствовал, что этого не следует делать. Профессор видимо думал точно также:
– Может не стоит этого делать, Андрюша. Сейчас мы пойдем в одну сторону, а когда будем возвращаться, осмотрим другую.
Но Андрей уже направился по берегу вправо, и на ходу обернувшись, крикнул им:
– Да, что здесь может случиться? Тишина то, какая! Всё, как на ладони. Вы идите туда, а я в эту сторону. Через час встретимся, на другом берегу.
И больше не оборачиваясь, он пошёл по самой кромке воды, помахивая перед собой мечом и насвистывая, какую-то мелодию…
Они прошли уже больше километра. Берег был по-прежнему завален камнями. В метрах ста от воды тянулась растительность. Колючие кусты и карликовые деревья, группируясь, создавали даже небольшие рощицы. Профессор шёл вдоль этих экстравагантных зарослей, надеясь увидеть что-нибудь необыкновенное. Иван же, торопясь быстрее обойти это озеро и прийти к месту встречи, шёл почти у самой воды. Ему приходилось постоянно окликать профессора, который то и дело останавливался и, рассматривая всякую всячину, отставал от него. За этот километр Ивану приходилось звать его раз десять.
Иван остановился у следа, пересекающего его путь. Кто-то выполз на берег, оставив после себя на песке две борозды. Иван обернулся, чтобы позвать своего спутника и показать на удивительные следы. В следующее мгновение с его губ сорвался крик. Камень, огромный камень, лежащий позади профессора, вдруг встал на шесть паучьих лап, и два его больших щупальца-челюсти воткнулись в спину старика…
Иван кричал, дико кричал и бежал на паука, замахнувшись своим мечом, держа его обеими руками. Чудовище выпустило жертву, и толи, почувствовав опасность, толи, завидев новую добычу, ринулось на встречу бегущему. Иваном руководил не разум, и не было страха. В эту минуту он обезумел; он видел движущуюся на него тварь и хотел её уничтожить.
Они сближались по направлении друг к другу на огромной скорости. Один подняв над собой меч; другой, выставив перед собой две окровавленные клешни-челюсти. В последний момент перед кажущимся неизбежным столкновением Иван отпрыгнул и со всей силы ударил мечом. Паук завалился на правый бок и перевернулся на спину, подминая под себя три отрубленные ворсистые лапы. Челюсти-клешни, сжимаясь и разжимаясь, пытались достать врага, сам же паук шипел, делая попытку перевернуться. Иван колол и колол его белое вздутое брюхо. Из него потекла густая желто-зеленая жидкость. Иван упал на колени, и его стошнило. Потом его рвало долго и мучительно, вначале синеватым полупереваренным мясом, а затем желудочным соком.
Иван поднялся и, пошатываясь, побрёл к лежащему неподвижно профессору. Опустившись рядом с ним на землю, он перевернул его на спину. Рубашка была вся в крови. Он осторожно снял её с раненого. Раны были ужасны. Челюсти, войдя в тело прямо под обеими лопатками, проткнули его насквозь, разодрав ткани вокруг. Старик застонал и открыл глаза.
– Что это было, Ваня?
– Я не знаю, как это назвать. Огромный, огромный паук. – Иван стащил с себя футболку и принялся рвать её на бинты.
– Зачем? – профессор слабо улыбнулся. – Как же ты без майки?
– Я сейчас вас перевяжу, и всё будет хорошо.
– Я не хочу тешить себя глупыми надеждами. Это смертельные раны, – он снова закрыл глаза и на время замолчал. Иван начал его перевязывать. Раненный застонал.
– Не надо, больно… Дай я полежу спокойно, уже недолго осталось, – его веки дрогнули, и он с грустью посмотрел на Ивана. – Мне вот вас всех жаль, Ваня. Тебя, Андрея, остальных пассажиров. Ты послушай меня внимательно.
Иван же, не слушая его, продолжал неумело перевязывать раны, причиняя профессору боль. А тот тихо вперемежку со стонами, наверное, уже в бреду, что-то говорил:
– Ты знаешь о гипотезе параллельных миров… Других измерениях… Это не Солнце, Ваня… Красный огромный диск… А я, старый дурак… Австралия, – и уже еле слышно он добавил, – это не Земля… это другой чужой мир…
Горлом пошла кровь, глаза широко открылись, его свело судорогой, и через несколько секунд он затих.
…Иван сидел на песке. На его бёдрах покоилась голова профессора, а сам он немигающими глазами смотрел на красное солнце, на озеро, на игольчатые горы и по его щекам текли слёзы, капая на белую седую голову.
Он шёл вдоль кромки озера, согнувшись под тяжестью мёртвого тела. Через каждые двести-триста метров, устав, он опускал его на землю. Затуманенным взором Иван осматривал впереди местность, несколько минут отдыхал и, взваливая на себя скорбную ношу, шёл дальше. Временами ему казалось, что он не выдержит и упадёт в эту мутную воду; голова кружилась, и путь одиночества представлялся ему бесконечным. Тишина давила как будто невидимой плоскостью, желая раздавить его и прижать навечно к земле. Он хотел закричать громко-громко, только чтобы не было этого страшного безмолвия. И больше всего он боялся, что останется один, что он так и будет идти в вечность, в кажущийся мир, а на самом деле в пустоту. А Андрея тоже уже нет. Нет, как и кавказца, которого кто-то унёс. Нет, как и профессора физики, недавно ещё преподававшего в университете.
А он? Разве он когда-то бегал на стадионах, ходил по шумным улицам больших городов, ездил в метро? Было ли это… Если и было, то уже в другой жизни… Это же может показаться смешным, здесь – среди этих скал. Он упал и смеялся; смеялся, что тот мир существует, а этот как будто нет. Этот, там, в воображении ученых, и только в воображении, а мир Земли они осознают, они там живут. А для него? Для него теперь только всё в воспоминаниях, а здесь он держит в руках этот песок, который сыпется на мертвое тело. Физик – Казахстан, Австралия, законы природы, связь времён и пространства. Иван медленно сходил с ума. А багровый диск солнца, зацепившись за скальные иглы, беззвучно смеялся над ним…
Андрей, ещё издали, увидев их, сразу же прибавил шагу. На конце его меча была наколота толи рыба, толи ящерица, а может, это была змея, он и сам этого точно не знал. Насвистывая по-прежнему свою мелодию, он уже довольно близко подошёл к ним. Иван медленно повернул голову, посмотрел на приближающегося друга и снова перевёл взгляд на озеро. Профессор, почему-то лежал перед ним как-то неестественно вытянувшись. Андрей, не то что бы, не ожидал такой встречи “кормильца”, он просто сразу же понял, что что-то случилось страшное и непоправимое. Он подбежал, отбросив в сторону меч и упав на колени, дрожащими от волнения руками приподнял седую голову старика.
– Что? Что случилось?
Он судорожно сглотнул; чуть ли не кричал, и ещё не веря тому, что видел, смотрел на Ивана испуганными глазами. Для него пока всё это была игра, неожиданное интересное приключение. Авария, пустыня, их поход с элементами выживания, но всё равно игра и не больше. Они пионеры, скауты. А смерть, которую он знал только по книжкам и видел в кинофильмах, была далёкой и нереальной, абстрактным знанием, не оставляющим щемящей боли потери. А эта смерть… Сейчас он сидел перед мёртвым человеком, которого знал, к которому успел привязаться; и умер этот близкий человек не от старости. Игра внезапно кончилась, а всё вокруг осталось. И это не телевизор, где можно непонравившийся фильм ужасов просто выключить и всё. Теперь он сам участвовал в нём, а вернее жил. И впервые он почувствовал в тишине не просто отсутствие звуков. Весь мир; мир, который он до этого с интересом наблюдал, был другим; он стал менее ярким, враждебным и обрёл мрачные тона. В этом окружающим его мире погиб человек. И не просто погиб – он был жестоко убит.
– Что же это, что? – уже кричал Андрей, повернувшись к Ивану, кричал ему – этой застывшей мумии с каменным лицом и бессмысленным взглядом. – Что? Ваня…
– Я не мог… Я не успел… Я не… – Иван, с трудом подбирая слова, и продолжая смотреть в одну точку, медленно рассказал то, что произошло.
Слезы застыли в его глазах. Рассказывая, он заново переживал случившееся…
Иван замолчал, и вновь ничего не нарушало тишину и спокойствия вокруг. Только на берегу застыли три неподвижные фигуры, никак не вписывающиеся в гармонию природы. Один, положив на колени голову лежащего на песке, лёгкими движениями пальцев перебирал редкие седые волосы. Другой, смотрел в никуда; может быть в себя, ища ответы на то, на что нельзя ответить утвердительно. А только догадываться… И ещё, быть может, он размышлял над оставленным им наследстве профессора – над его третей версией…
Андрей, молча с упорством, копал песок, затем с тем же упорством таскал камни. Он бережно уложил в могилу мёртвое тело; аккуратно сделал каменный холмик и, нарвав зелёных цветов и красных листьев, обложил ими скромное надгробие. Закончив свою скорбную работу, он подошёл к Ивану, который даже не пошевелился в течении часа, пока тот хоронил профессора, и тронул его легонько за плечо. Иван не шелохнулся. Он заговорил, сначала тихо и медленно, затем своим обычным голосом:
– Это не Земля… Этот мир не наш – он чужой… Другая планета вращается вокруг другой звезды… И даже не в нашей вселенной…
Иван говорил то, что никогда не знал; то, что сейчас родилось где-то в нём, в его подсознании. И он говорил это Андрею, который слушал и не понимал – бред это, гипотеза или страшная тайна. А Иван продолжал говорить о связи миров, о наложении их друг на друга, о множестве измерений и о вселенной; об их вселенной, которая рядом, что они в ней, но она на другой параллели. О том, что эта планета больше и сутки здесь тридцать два часа. И солнце это намного больше земного. Большой красный гигант, но находится гораздо дальше по расстоянию, чем земля от солнца… Он говорил о Бермудском треугольнике, пропавших людях, кораблях и самолётах… Что и они сами для всех, кто на Земле – тоже теперь пропавшие, а в газете появилась статья, многие читали и произносили вслух – это невероятно. А они будут здесь жить, среди этих скал и будут смотреть на большую красную звезду, пока не станут добычей какого-нибудь чудовища. И никогда уже не увидят Солнца, зелёную траву и их голубое небо. А те, там, на Земле будут продолжать жить дальше – проводить исследования, строить гипотезы и искать Несси из озера Лох-Несс, а также Гималайского Йети, которые придут на Землю, немножко наследят и прыг обратно в свой мир – натека вам пищу для размышления…
Иван вдруг резко вскочил.
– Андрей! Андрей! – он стал трясти его за плечи. – Мы должны. Понимаешь? Раз они могут к нам, мы тоже сможем, только надо искать…
Иван впервые посмотрел вокруг осмысленно. Его взгляд останавливался то на озере, то на скалах, то на красном солнце. Он долго смотрел на каменистый холмик, потом поднял глаза на Андрея.
– Только я не знаю как…
***
Они стояли на холме. Холме, который покинули четыре дня назад. Вот камни от их бывшей скамейки, вот валяется газета, которую Иван так и не прочитал. Внизу в долине разбросаны пустые бутылки из под лимонада, на солнце блестят использованные консервные банки.
Андрей с глухим стоном опустился на землю. Иван же неторопливо спустился в долину. За последние дни, после перенесённого шока, им овладело какое-то безразличие. И сейчас, равнодушно созерцая эту картину, он не задавал себе уже вопросов – что же удивляться этому миру…
Они с трудом добрались сюда. Сбиваясь часто с направления, полуголодные, постоянно ожидающие опасность, по ночам отсиживаясь в скалах, сторожа сон друг друга, они стремились к нему, он был их надеждой, был частью их дома. И здесь должны были ждать их люди; такие же, как они, с той же Земли. Легче было бы ошибиться и перепутать долину, чем поверить в своё одиночество. Улетели? Но куда? Зачем? Они же должны были ждать или случилось что-нибудь здесь? Здесь всякое может быть…
За пять прошедших дней они уже мало походили на парней, которые сидели в салоне самолета. Разве можно было узнать в этих небритых, с растрёпанными волосами и впавшими щеками тех спортсменов, летящих на соревнования? У этих лихорадочно блестят глаза и обведены чёрным овалом, а из одежды почти ничего не осталось. Свои тренировочные штаны, сильно по истрепавшиеся снизу, они обрезали до колен, соорудив себе что-то подобие длинных шорт. На руках и ногах ссадины, кровоподтёки, и не проходящая изматывающая усталость.
То, что самолёта не оказалось на месте, Ивана уже мало волновало, в нём просыпалось желание жить, жить назло этому поганому миру. Придя в долину, он понял сразу другое; он понял то, что до озера, которое они тогда пролетали, примерно семьдесят километров. Добраться до него без еды и воды, им вряд ли будет под силу. К тому же скоро наступит ночь, и укрыться здесь поблизости не представлялось возможным, а за предыдущие ночёвки они убедились, что активная, слишком активная жизнь в этом мире наступала после заката.
Андрей, на которого отсутствие самолёта подействовало убийственно, продолжал сидеть на вершине холма, уставившись в разрушенную скамейку и ни о чём не думая. Им овладела полная апатия. Он хотел умереть, тихо спокойно заснуть и не проснуться. Он верил что, придя к самолёту, он окажется хоть среди и незнакомых, но всё-таки близких родных людей; услышит речь и человеческие голоса, а это было бы хоть и небольшим, но всё же утешением в постигшем их несчастье…
– Андрей! Вставай! Вставай нужно торопиться. Скоро сядет солнце. Вставай, Андрей, вставай!
Ну, и пусть садится, зачем нужно куда-то идти, ведь так хорошо сидеть. Ну, куда? Куда он меня тащит. Пускай оставит меня в покое. Пусть сам идёт, куда ему нужно. Он слабо отстранил руку Ивана.
Раньше, Андрей, читая в книжках о том, как люди переставали бороться за жизнь, возмущался: ну, как так можно, ведь необходимо надеяться до самого конца, бороться, терпеть и выживать. Сам же он сейчас, разбитый от усталости, обессиливший от голода и жажды, переживший потрясения и потерявший последнее утешение, желал одного – уснуть. Зная и понимая, что рано или поздно, он всё равно потеряет сознание и спокойно, без боли умрёт от обезвоживания и истощения, Андрей перестал сопротивляться и цепляться за жизнь. Так погибали путешественники в песчаных и снежных пустынях. Так погибали его герои в любимых книгах Джека Лондона; погибали, уступая стихии, сдаваясь на милость жестокой природы.
– Андрей! Вставай, вставай! Может, они перелетели к озеру, так как были без воды и пищи. Они перелетели, потому что не смогли бы пройти весь путь пешком. – Иван сам мало верил тому, что говорил, но для Андрея это мог быть луч надежды. – Там мы должны встретиться. Вставай! Пошли!
Он потянул его за руку, а в другую схватил два копья, смастерённых ими тогда ещё у озера. С ними пришлось провозиться около трёх часов, зато они теперь имели грозное оружие. Найдя в заросшей лощине довольно длинное растение, чем то похожее на бамбук, но только без внутренних перегородок, они вставили в него осколок расщепленной кости, использовав вместо веревки полосы порванной Андреевой футболки. Тот ещё добавил, что, мол, им не хватает вдобавок лука со стрелами, и Иван задумался в тот момент над этим всерьез.
Иван уже различал впереди силуэты скал, но красный диск не дожидался момента, пока двое Землян успеют укрыться за ними. Он уже коснулся горизонта и багряный закат был предвестником опускающейся ночи. А вместе с ней во власть вступала тьма: покровительница зла и насилия, произвола жестокости царившего по ночам в этом жутком мире.
Стемнело быстрее, чем они успели достигнуть скал. Они теперь, насколько позволяла усталость, почти бежали по направлению к ним, рискуя споткнуться о камни. Боковым зрением Иван увидел “ЭТО” правее себя. Значит тот сон…
– Машина, Ваня! Машина! Стой же! Они нашли нас!
Иван сильнее сжал руку друга и бежал уже со всех сил, моля всевышнего не дать упасть ему на камни, и молил, чтобы не споткнулся Андрей. …"Фары" освещали им путь, и до скал оставалось подать рукой, но за спиной уже хорошо был слышен угрожающий свист и шипение.
Иван влетел за скалу, и с разворота бросив на землю Андрея, замер, прижавшись к каменной стене. Он вогнал копье в глаз преследователя до середины, затем, выждав несколько минут, вытащил из-за пояса меч и вырезал второй "прожектор". Только бы не насекомое, с надеждой подумал Иван…
Они пили и пили кровь; и впервые за последние дни чувствовали, как насыщаются, как к ним возвращаются силы. Вместе с кровью в рот втекала сама жизнь, а вместе с нею и надежда. Кто-то мудро сказал, что надежда умирает вместе с человеком. Он наверно был прав, потому что если бы Ивану сейчас сказали, что он никогда не увидит Землю, то он бы умер. Но он верил, верил убеждённо, что раз кто-то может, значит и он вернётся. И эта маленькая победа над ужасом тьмы, ещё сильнее укрепила его веру.
Он осветил фосфоресцирующим глазом нагромождение скал и выбрал защищённое место. После этого они с Андреем перетащили туда тушу, и завалив вход большими камнями, улеглись спать. Иван, засыпая, с улыбкой думал о том, что завтра они не умрут с голода, что они уже точно доберутся до озера, а там они найдут способ прокормиться. До этого случая они просто не решались охотиться, да и сейчас, кажется, больше охотились на них, а они всего лишь защищали свою жизнь.
***
Анна лежала на берегу озера. Одежда изодрана была так сильно, что девушка была почти обнажённой. Вся исцарапанная, в синяках и кровяных подтёках она была живой, но без сознания. Иван с Андреем внимательно осторожно переворачивая, осмотрели её, но не нашли серьезных ранений и повреждений. Они попытались привести её в чувство. Но после долгих и безнадёжных попыток, Иван, бережно взяв её на руки, направился через лес к скалам. Там среди базальтовых скал, куда вчера вечером они уже почти без приключений наконец-то добрались, в этом оазисе среди серой пустыни, они нашли пещеру. Просторная и уютная, она была для них надежным укрытием. Повоевав недолго со змеями-драконами, и выйдя победителями из этой сделавшей им честь войны, они стали полноправными хозяевами каменного, просторного и хорошо защищённого жилища.
В это утро, с наступлением долгожданного рассвета, они бегом отправились к озеру. Оазис, так они про себя его назвали, занимал довольно обширную площадь. До озера им пришлось бежать примерно шесть-семь километров. Они старались бежать по чистому лесу, состоявшем в основном из синеватых деревьев и высотою около тридцати метров. Пышные кроны соединялись вверху, закрывая собой небо, и от этого в лесу стоял полумрак. Земля была устлана красноватым мхом, по которому было приятно бежать. Часто им приходилось огибать заросли круглых кустов и густые чащи, подлеском которого были карликовые полутораметровые деревья. По пути им попадались красно-коричневые небольшие озерца и застоявшиеся бурого цвета лужи, диаметром по десять, а то и двадцать метров. Изредка путь им пересекали различной ширины ручьи, которые они перепрыгивали или переходили по покачивающимся поваленным через них деревьям, рискуя поскользнуться и упасть в рыжеватую вялотекущую воду. Само озеро, большое и круглое как монета, было синим; не с голубизной, как чистые озёра на Земле, а именно синим – цвета медного купороса. До противоположного берега было около двух километров. Берег был крутым и обрывистым, с близко подступившим и нависшим над водой лесом, но местами он образовывал природные пляжи, покрытые серым песком. На одном из таких пологих пляжей они и увидели стюардессу, лежавшую на песке почти у самой воды. Они ещё издали узнали её, да и кто же мог быть здесь кроме, их бортпроводницы, но потому в какой неестественной позе и как неподвижно она лежала, не надеялись, что она окажется живой.
Андрей осторожно принял девушку на руки. Он шёл и смотрел на красивое осунувшееся лицо, на побледневшие губы, на спутавшиеся волосы, Он сильнее и сильнее прижимал её к себе, пожирая девушку своими голубыми глазами. И на них выступили слёзы. Для него она сейчас не была женщиной. Андрей нёс на руках человека – Человека с их Земли. В эти минуты у него впервые за эти дни потеплело на сердце. И он был рад, рад маленькому счастью, что они не совсем одиноки в этом чужом для них жестоком мире. И главное для него сейчас было то, что бы она жила. Он готов был отдать всю свою кровь, но только бы жила, открыла свои карие глаза и улыбнулась.
Они жили… Не просто существовали, а жили. У них была цель, а это весомое различие между существованием и жизнью. Иван не знал как… Но считал, что нужно идти туда, откуда они прилетели. Идти к облаку.
Они обосновались в завоёванной пещере. Анна по-прежнему была без сознания. А на вопрос – где самолёт и остальные пассажиры с экипажем? – могла ответить только одна она. Они же, уже ежедневно, смело ходили охотиться и пытались разыскать ещё кого-нибудь из оставшихся в живых пассажиров или членов экипажа, но их попытки не привели к успеху. Иван с Андреем и кричали и звали, но в ответ им была всегда только тишина. Охотились они на мелких причудливых зверьков, на шестиногих ящериц и на ползающих драконов.
Крупных зверей они не встречали, да и не хотели иметь такую встречу, хотя в лесу они находили много скелетов: маленьких и больших, свежих и не совсем. Они сделали себе по несколько лёгких дротиков и время, проведённое в секторе метания копья, полностью оправдало себя. И Иван, и Андрей, завидев сидевшего на дереве зверя, с пятидесяти метров попадали в ничего не подозревавшее животное. Они сделали себе по новому мечу и кинжалу, вдобавок обмотав ручки оружия змеиной кожей. Мастерили они его себе по вечерам, сидя у костра в пещере. Один раз Иван содрал со змеи кожу, не разрезая её вдоль, и вывернув обратно, получил себе превосходные ножны.
Они жили первобытной жизнью, полной опасности и лишений; жизнью, о которой в юности много читали и смотрели приключенческие кинофильмы. Но сейчас они сами оказались в этих условиях, и всё у них выходило естественно, как будто это и был их настоящий образ жизни. И они сами не знали, что ими руководило, полученные знания или инстинкты далеких предков. И у них даже в мыслях не было, что это романтично. Для них это была жестокая реальность, страшная правда жизни, где и сама то жизнь зависела от случайности. И на охоту их заставлял идти не авантюрный дух, сидящий в каждом из нас, а жизненно важная необходимость.
Иван сидел на камне и мастерил лук. В детстве он часто с мальчишками со двора играл в отважных индейцев или в разбойников Робин Гуда. Представление, что именно он должен сделать, он имел, но это должен был быть лук не для детских забав. Это должно было быть оружие для защиты и нападения.