У меньшевиков Грузии, тогда еще формально находившихся у власти, положение было, как говорится, хуже генеральского. Вроде бы и власть, но с этими чертовыми большевиками никакие крутые меры невозможны. Единственное, что допустимо – оцепить здание их ЦК отрядом гвардии, арестовать и выслать.
Их и выслали, и тот же Стуруа вскоре уже работал в Баку секретарем ЦК КП(б) Азербайджана. Но Берию-то посылали в Грузию для организации нелегальной работы! И он ее организовал. И сеть агентурная уже была создана, и даже в среде грузинских жандармов («гвардии») уже были связи. И Берия остался, что само по себе доказывает его высокое чувство ответственности и долга.
Сам он об этом, без малейшей рисовки, любования и саморекламы, а в чисто информационном стиле писал позднее так:
«Однако мне удается остаться, поступив под псевдонимом Лакербая на службу в представительство РСФСР к т. Кирову, к тому времени приехавшему в г. Тифлис (Сергей Миронович Киров в то время был полномочным представителем Советской России в Грузии. – С.К.). В мае 1920 г. я выезжаю в Баку в регистрод за получением директив в связи с заключением мирного договора с Грузией…»
Да, Берии в Тифлисе было, конечно, проще, чем Штирлицу в Берлине – штандартенфюрер выехать в Москву для консультаций не мог. Но разведка в разное время имеет весьма разное оперативное оформление.
Итак, Берия получил в Баку новые инструкции, но на обратном пути его, как он пишет, «арестовывают по телеграмме Ноя Рамишвили» и доставляют в Тифлис, а оттуда «несмотря на хлопоты т. Кирова» направляют в Кутаисскую тюрьму….
Ной Рамишвили был министром внутренних дел в меньшевистском правительстве Грузии (мы о нем еще услышим).
А пока скажу, что нет худа без добра. Хозяином одной из конспиративных квартир Берии был большевик Александр Гегечкори, у которого имелась очаровательная 15-летняя племянница Нино. Второй дядя Нино – Евгений Гегечкори – был министром иностранных дел меньшевистского правительства. Подобные казусы были, впрочем, для Закавказья характерны.
Когда Берия попал в тюрьму, там уже находился Гегечкори, естественно – Гегечкори-большевик. Лаврентий с Александром сидели в одной камере, а жена Александра Мери приходила к мужу на свидание и прихватывала с собой Нино. Так Лаврентий впервые увидел уже свою будущую жену. Сюжет – вполне для кино, но жизнь Берии уже тогда была интереснее любого кино.
Да ведь и эпоха ему выпала интересная.
ЕСЛИ Берию арестовали уже на границе, то, значит, в Тбилиси уже знали о том, кем на самом деле является этот сотрудник Кирова. Ведь и та сторона имела своих агентов на нашей стороне. Поэтому вполне понятно, почему хлопоты Кирова не имели успеха, хотя просьба такого полпреда летом 1920 года значила в Тифлисе вряд ли меньше, чем значила бы просьба посла Смита в том же Тифлисе в году 1918-м.
Итак, несмотря на требовательные просьбы Кирова, Лаврентия не освобождают. Он пишет:
«Июнь и июль месяцы 1920 г. я нахожусь в заключении, только после четырех с половиной дней голодовки, объявленной политзаключенными, меня этапным порядком высылают в Азербайджан».
На том подпольные мытарства Берии закончились раз и навсегда. А вот полная грязных вымыслов и слухов «антибериада» была еще впереди.
Скажем, в «антибериевском» сборнике 1991 года приведена смачная история… Дескать, то ли в 1928-м, то ли – в 1929 году меньшевистский экс-МВД Рамишвили и его экс-подчиненный, бывший начальник «особого отряда» МВД Меки Кедия, вспоминали, что Берия-де после ареста «плакал и все разболтал о своих заданиях и связях, после чего был освобожден». Причем он якобы «раскололся» без какого-либо насилия над ним.
Могло ли нечто подобное быть на самом деле?
Нет, конечно! Весь рассказ Рамишвили и Кедии – несомненный вымысел. Если бы «распустившего сопли» Берию отпустили, то об этом, во-первых, знала бы вся тюрьма. Он ведь не мелким уголовником был!
Во-вторых, если бы его вот так взяли и освободили – в награду за предательство, то разве он отправился бы в Баку?
А главное – если бы Лаврентий «все разболтал о своих связях и заданиях», то – с учетом того, что знал Берия очень много, – в грузинской гвардии у Меки Кедии гвардейцев не хватило бы, чтобы обеспечить арест бериевской агентурной сети! Однако ничем подобным Ной Рамишвили похвалиться не мог.
Казалось бы, нельзя врать и клеветать так – ладно бы уж нагло, а то ведь – глупо! Но я не сборник анекдотов выше цитировал, а почти научный труд, изданный в Москве в 1991 году Издательством политической литературы под общей редакцией доктора исторических наук В.Ф. Некрасова.
Феликс Чуев записал такие слова Лазаря Кагановича:
«Нашли где-то какого-то свидетеля, который просидел 30 лет и они с Шатуновской (эту мадам я значительно позже еще вспомню. – С.К.) болтают… Чушь! Самая чушь! Дрейфусиада! Выдумано от начала до конца. И этот Антонов-Овсеенко то же самое…»
Лазарь Моисеевич возмущался выдумками о XVII съезде партии. Но его слова в полной мере можно отнести и к злым выдумкам о Берии.
Вернемся, однако, к нашему герою, которого этапным порядком выслали в Советский Азербайджан. Как уже было сказано, подпольные мытарства его закончились раз и навсегда. А вот полная напряженного труда захватывающая державная работа была еще впереди.
По возвращении в Баку в августе 1920 года Берию назначают управляющим делами ЦК КП(б) Азербайджана. На такой должности можно было хорошо зарекомендовать себя единственным образом – тщательностью, аккуратностью и трудолюбием. И еще – честностью и неподкупностью.
Молодой, пунктуальный управделами проявил, надо полагать, именно эти качества, потому что уже в октябре его назначают ответственным секретарем Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих.
Выбор Берии на эту должность был явно удачным – даже через десятилетия, поднявшись на вершины государственной власти, будучи председателем Спецкомитета в 40-е годы, он мог снять с работы директора «атомного» предприятия за – не удивляйся, уважаемый читатель, – пренебрежение к социальной сфере. Истоки такого подхода уходят во времена молодости Лаврентия, когда Берия учился быть внимательным к нуждам рабочего люда.
«Эту работу, – писал он в «Автобиографии», – я и т. Саркис (председатель комиссии) (Саркис – С. Тер-Каспарян (Касьян). – С.К.) проводили в ударном порядке вплоть до ликвидации Комиссии (февраль 1921 г.)».
Причем деятельность в Комиссии приходилось совмещать с занятиями в институте. Осенью 1920 года Бакинское механико-строительное училище было преобразовано в Политехнический институт, и Берия сразу же в него поступает. Он более всего хочет быть студентом, чтобы стать инженером-строителем, а скорее – архитектором.
Сколько молодых людей, да на его-то месте, уже сочли бы, что и судьбу за бороду схватили, и что все науки превзошли, а он мыслил, как романтик.
Впрочем – как «практический» романтик, умеющий делать повседневные дела, не теряя вкуса к жизни и способности к ярким мечтам…
Экспроприация буржуазии, если она проводится решительно и с умом, – акция не бесконечная. И, как далее продолжает рассказ Берия, с окончанием работы в Комиссии ему «удается упросить (!! – С.К.) Центральный Комитет дать возможность продолжать образование в институте».
Просьбу Берии ЦК удовлетворяет и отпускает его на учебу, дав даже стипендию «через Бакинский Совет».
Казалось бы, можно взяться, наконец, за книги и логарифмическую линейку… Однако не проходит и двух недель, как Берию затребуют через Кавказское бюро для работы в Тифлисе.
Значит, там его помнят лишь с хорошей стороны. Но ценные кадры нигде на дороге не валяются, и если уж Берия в Баку, а его требует Тифлис, то если уж Лаврентия с учебы и срывать, то стоит ли отдавать его «на сторону»? Он и в Баку пригодится!
Судя по дальнейшему, в ЦК Компартии Азербайджана рассуждали именно так, потому что закончилось вот чем… С учебы-то Берию «сняли», но вместо того, чтобы послать его в Тифлис, ЦК АКП(б) своим постановлением назначает 22-летнего Лаврентия в Азербайджанскую ЧК заместителем начальника секретно-оперативного отдела (СПО), а вскоре – начальником СПО и заместителем председателя Азчека.
Это уже серьезно и более чем ответственно. Но это – лишь начало быстрого служебного роста. Да, именно служебного, а не карьерного, как сказали бы сейчас. Ведь в том, что к деланию карьеры Берия не стремился, читатель уже мог убедиться хотя бы из того, как настойчиво он стремился быть не начальником, а студентом!
В Баку приезжает Нино, и вскоре они с Лаврентием становятся мужем и женой (сын Серго родился уже в Тбилиси, куда Берия будет переведен в 1922 году).
Чем он жил тогда? Что ж, я опять дам слово для ответа на этот вопрос самому молодому Лаврентию. Он-то свою жизнь помнит лучше, чем кто-либо другой… К тому же выше и ниже я цитирую не мало к чему обязывающие мемуары, а тот официальный документ, который все еще лежит в личном деле Берии в потаенных, но все же не уничтоженных архивах и который он озаглавил «Автобиография».
«Не буду останавливаться на напряженном и нервном характере работы в Азчека, – заявляет Берия решительно, но хотя бы кратко на такой работе не остановиться нельзя, и он не удерживается. – В результате такой вскоре сказались положительные результаты. Останавливаюсь здесь на разгроме мусульманской организации «Иттихат», которая насчитывала десятки тысяч членов (турецкая правая партия «Иттихад не тараки» – «Единение и прогресс» – была основана в 1889 году и существовала до 1926 года. – С.К.). Далее – разгром Закавказск. организации прав, эсеров, за что ГПУ (ВЧК) своим приказом от 6 февраля 1923 г. за № 45 объявляет мне благодарность с награждением оружием. Итоги той же работы отмечены Совнаркомом АССР в своем похвальном листе от 12 сентября 1922 г. и в местной прессе.
Работая в Азчека, одновременно состою председателем Азмежкома (Азербайджанская междуведомственная комиссия) с VII – 1921 г. по XI – 1922 г. Затем в комиссии ВЭС (Выс. Эконом, совета) и в комиссии по обследованию ревтрибунала. По партийной линии состою прикрепленным от БК АКП (Бакинский комитет Азербайджанской коммунистической партии. – С.К.) к рабочим ячейкам, а позже для удобства – к ячейке ЧК, где состою членом бюро, бывал избираем почти на все съезды и конференции АКП, состоял также членом БакСовета…»
Здесь все сказано верно. А подтверждают это документы, хранящиеся в личном деле Л.П. Берии и приводимые, как ни странно, в «антибериевском» сборнике 1991 года.
Там, кроме такой, скажем, характеристики, как кировская (Киров был тогда в Баку секретарем ЦК): «…тов. Берия хороший и энергичный чекист, проявил себя на чекистской работе с хорошей стороны», имеются еще три документальных свидетельства о работе Берии в АзЧК.
Итак, первое:
«Азербайджанская
Социалистическая
Советская Республика
Азербайджанский Совет
Народных Комиссаров
Азербайджанский Совет Народных Комиссаров в ознаменование исполнения начальником секретно-оперативного отделения Азербайджанской Чрезвычайной комиссии тов. Берией Лаврентием Павловичем своего долга перед пролетарской революцией, выразившегося в умелом руководстве блестяще выполненного в государственном масштабе дела по ликвидации Закавказской организации и. с.-p., награждает его золотыми часами с монограммой.
Председатель Совета Народных Комиссаров
Г. Мусабегов».
Второе:
«Выписка из приказа ГПУ
от 1923 года за № 45
За энергичное и умелое проведение ликвидации Закавказской организации и. с.-р. нач. с.о.ч. Бакинского губотдела тов. Берия и нач. секретного отделения тов. Иоссем награждаются оружием – револьверами системы «Браунинг» с надписями, о чем занести в их послужные списки…
Зампред ГПУ (Уншлихт)».
И третье:
«Удостоверение
Дано сие ответственному партийному работнику тов. Берия Л.П. в том, что он [обладает] выдающимися способностями, проявленными в разных аппаратах государственного механизма… Работая Управделами ЦК Аз. компартии, чрезвычайным уполномоченным регистрода Кавфронта при реввоенсовете 11-ой армии и ответственным секретарем Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих, он с присущей ему энергией, настойчивостью выполнил все задания, возложенные партией, дав блестящие результаты своей разносторонней работой, что следует отметить как лучшего, ценного, неутомимого работника, столь необходимого сегодня в советском строительстве…
Секретарь ЦК АКП Ахундов».
Эти документы приведены в «антибериевском» сборнике 1991 года со следующим «научным» комментарием:
«Все… три документа роднят не только выспренний тон, возможно соответствующий… восточной фразеологии (угу, особенно у польского дворянина Уншлихта. – С.К.)… но и судьбы тех, кто поставил под ними свои подписи. Год смерти у них один и тот же – 1938-й, когда в Наркомат внутренних дел СССР пришел Берия…»
Вот так, уважаемый читатель, и написано. И даже сказано далее, что сначала Берия был заместителем наркома, и уточнено даже, что – с августа 1938-го…
Но Иосиф Уншлихт был арестован 11 июня 1937 года, а расстрелян 29 июля 1938 года.
Но Газанфар Махмуд оглы Мусабегов (Мусабеков) был арестован в июле 1937 года, а расстрелян 9 февраля 1938 года.
По Рухулле Али оглы Ахундову точных данных я не нашел, но можно не сомневаться, что и к его аресту и расстрелу в 1938 году Берия отношения не имеет. Причем, скорее всего, и Ахундов был арестован в июне 1937-го.
Ахундов и Мусабегов в тридцатые годы, безусловно, часто сталкивались с Берией – они были видными людьми в Закавказье. Но их общественное положение ко второй половине 30-х годов было ниже, чем у Берии. Никаких грехов они за ним в годы Гражданской войны, как видим, не числили. И арестовывали их не в силу интриг Берии, а в силу иной причины – общего обострения внутрипартийной борьбы.
Причем Берия не имел даже отношения к санкции на их арест, потому что с принятием на 8-м Чрезвычайном съезде Советов СССР 5 декабря 1936 года «сталинской» Конституции СССР Закавказская Федерация была разделена на Азербайджанскую, Армянскую и Грузинскую ССР, и в апреле 1937 года Закавказский крайком В КП (б), первым секретарем которого к тому времени был Берия, упразднили.
Ахундов же и Мусабегов работали в Азербайджане, и с весны 1937 года Берия, будучи первым секретарем Компартии Грузии, уже не являлся для них партийным начальником. И санкцию по партийной линии на их арест давал Багиров.
Что же до Уншлихта, то на его судьбу Берия вообще не имел и не мог иметь никакого влияния.
Вот так!
НО ПОКА ЧТО у нас еще год 1922-й, и блестящие служебные и партийные аттестации Берии доказывают одно: чтобы сделать за такой короткий срок так много и так много успевать, одной старательности мало, и даже трудолюбия и способностей – тоже.
Здесь нужен дар божий, талант!
Так ведь Берия и был очевидно талантлив! И из-за чего другого, если не из-за этого, его так настойчиво желает перетащить к себе грузинское руководство?
Действительно – как же это так! Родился в Грузии, родители – в Грузии, а он там, на Каспии, на бакинского «дядю» работает. Нет уж, подавайте-ка нам его в родные края!
И в ноябре 1922 года Берия распоряжением Закавказского крайкома отзывается из АзЧК в распоряжение ЦК КП(б) Грузии. А в Тифлисе Лаврентия назначают начальником секретно-оперативной части и заместителем председателя ЧК Грузии.
В своей «Повести о жизни» Константин Паустовский признавался: «Я знал уже много мест и городов России. Некоторые из этих городов сразу же брали в плен своим своеобразием. Но я еще не видел такого путаного, пестрого, легкого и великолепного города, как Тифлис».
Это сказано о Тифлисе примерно тех лет, когда туда – уже как в столицу Советской Грузии – прибыл молодой чекист Берия. Но его здесь ждала отнюдь не такая беззаботная жизнь, какую мог позволить себе молодой литератор Паустовский.
Скажем, Паустовский описал свою встречу с бандитами-де-зертирами в горах Кавказа как приключение, а Берии надо было этих бандитов вылавливать.
Паустовский вспоминал: «Весь Батум шумел на ветру от флагов. Почти половина флагов было турецких. Жители города еще не успели сделать новые, советские флаги». А Берии и его коллегам надо было разбираться – кто «еще не успел», а кто – был не прочь, чтобы турецкие флаги развевались над Батумом и впредь.
Паустовский как о забавной фигуре писал о коменданте Батума: «Некий красивый и преувеличенно галантный полковник, оставшийся городу во временное наследство от… меньшевистской армии». А Берии надо было оценивать – остался полковник в советской Грузии волею случая или по чьей-то более конкретной и определенной воле?
Но и у Паустовского мы находим строки о «встревоженном войной и междоусобицей» Кавказе, прямо касающиеся задач Берии: «На любом повороте горной дороги можно было получить пулю в спину… Успокоение приходило на Кавказ медленно, исподволь, только с приходом Советской власти».
А «карающим мечом» Советской власти на Кавказе была ГрузЧК. И в Тифлисе чекисту Берии надо было работать не менее напряженно, чем в Баку. К тому же он – член бюро партийной ячейки и член Тифлисского Совета рабочих и солдатских депутатов.
«Принимая во внимание всю серьезность работы и большой объект, – писал Берия, – отдаю таковой все свои знания и время, в результате в сравнительно короткий срок удается достигнуть серьезных результатов, которые сказываются во всех отраслях работы: такова ликвидация бандитизма, принявшего было грандиозные размеры в Грузии, и разгром меньшевистской организации и вообще антисоветской партии, несмотря на чрезвычайную законспирированность».
Литературному стилю Берии далеко до совершенства, но он ведь приехал в Тифлис не за материалом для новых книг. И не без законной гордости он напоминает, что уже первые результаты его деятельности «отмечены Центральным Комитетом и ЦИКом Грузии в виде награждения… орденом Красного Знамени…».
Начинается длительный тбилисский период жизни и деятельности Берии, который закончится в 1938 году переводом его в Москву.
Однако жизнь Лаврентия Берии могла бы сложиться и иначе – если бы ЦК Грузии дал ход тому заявлению в форме автобиографии, которое я уже неоднократно цитировал прямо или использовал в своем рассказе.
Ведь это было, уважаемый читатель, именно заявление с некой просьбой.
И пожалуй, именно сейчас, когда мы подошли к 1923 году, уместно привести конец «автобиографии» Берии, где это заявление и сформулировано.
Вот о чем просил Берия старших партийных товарищей:
«За время своей партийной и советской работы, особенно в органах ЧК, я сильно отстал как в смысле общего развития, так равно не закончив свое специальное образование. Имея к этой отрасли знаний призвание, потратив много времени и сил, просил бы ЦК предоставить мне возможность продолжения этого образования для быстрейшего его завершения. Законченное специальное образование даст возможность отдать свой опыт и знания в этой области советскому строительству, а партии – использовать меня так, как она это найдет нужным.
1923 г. 22/Х (подпись)».
О поразительной и показательной сути этой просьбы уже писали Юрий Мухин, Елена Прудникова, и даже Николай Зенькович в книге «Маршалы и генсеки» издания 1997 года вопросил: «Вам симпатичен этот молодой человек? Нравятся его душевные порывы, стремление учиться, приобрести знания, строить новую жизнь?»
Зенькович сам же и ответил на свой вопрос: «Мне, например, такие качества весьма по душе!»
Однако «кремлевед» Зенькович не был бы тем, кто он есть, если бы сразу после этого не задал уже другой вопрос: «Откуда же тогда появился дьявол, тиран, палач, имя которого сродни проклятью?»
Точный-то ответ, вообще-то, таков: «Да из-под пера таких, как Николай Зенькович».
Но я не уверен, что читатель уже сейчас так вот со мной и согласится – ведь моя книга еще далеко не закончена и читателю еще предстоит познакомиться с многими фактами и аргументами, чтобы вынести окончательный приговор и оценкам автора, и герою его книги.
ПОЭТОМУ я продолжу накопление аргументов и скажу вот что…
Это заявление датировано 22 октября 1923 года. И написано оно в Тбилиси. И отдано в ЦК – четыре листа этого удивительного документа находятся в личном деле Берии.
Так мог ли он в подробном заявлении партийному и чекистскому руководству Грузии в 1923 году «вешать лапшу на уши» о событиях, происходивших в Грузии же в 1920 году? А также – и в Азербайджане.
Он ведь писал это для прочтения непосредственными и хорошо информированными участниками (и даже более того – организаторами) этих событий. Так мог ли он лгать, что-то выдумывать?
Можно ведь было коротенько «изложить», в общих чертах… Мол, боролся, боролся, дорогие товарищи, но вот малость образование подзапустил… Отпустите, мол, учиться. Просьба для тех лет, да от молодого партийца, не такая уж и необычная.
А Берия все расписал подробно. Зачем? Для похвальбы?
Не думаю. Он написал это для того, чтобы старшим товарищам стало понятно – он всю свою, пока еще недлинную, жизнь хотел стать образованным человеком, и не просто так, а инженером, строителем, архитектором, а приходилось заниматься иным.
А учиться хочется… А партии и народу он уже и так немало послужил там, куда его направляли.
Так дайте мне возможность, товарищи, выучиться тому, чего хочется! А потом я готов продолжать служить партии и народу. Но служить там, где мне служить хочется самому!
Вот почему это заявление было написано так подробно, и вот почему оно было написано вообще – он еще раз попытался заняться любимым делом.
Однако и эту просьбу молодого чекиста партия и руководство ГрузЧК не удовлетворили. Берия нужен был там, где уже был – на конкретной и непростой чекистской работе.
Именно там он надолго и остался.
УСТАНОВЛЕНИЕ Советской власти на Кавказе повернуло ситуацию в совсем иное русло. И 12 марта 1922 года на полномочной конференции представителей Центральных Исполнительных Комитетов Грузии, Азербайджана и Армении была учреждена Закавказская Федерация – федеративный союз трех советских республик Закавказья.
Идее Федерации противились не только «записные националисты», но и немало национальных большевистских лидеров. Мдивани, Думбадзе, Кавтарадзе, Окуджава, Цинцадзе в Грузии, Ахундов, Гусейнов, Ханбудагов в Азербайджане считали, что каждая республика должна сохранить свою армию, иметь свою валюту, пользоваться свободой внешней торговли и обладать партийной автономией от ЦК РКП(б) и Кавказского бюро ЦК.
Забегая вперед, скажу, что почти все из вышеперечисленных «большевиков» были в 1938 году репрессированы, но причина была не в Берии и Сталине, а в политической деградации их оппонентов, о чем еще будет сказано позже.
Вариант Федерации был разумен, и 13 декабря того же 1922 года на 1-м Закавказском съезде Советов в Баку Федерация была преобразована в Закавказскую Социалистическую Федеративную Советскую Республику.
30 декабря ЗСФСР объединилась с РСФСР, УССР и БССР в единое союзное государство – Союз Советских Социалистических Республик.
В Закавказье началось восстановление разрушенного и строительство нового. И это хозяйственное строительство надо было охранять от диверсий и саботажа извне и внутри страны. И чем спокойнее становилось в Закавказье, тем сложнее была работа по обеспечению этого спокойствия.
Борьба не прекращалась, она всего лишь видоизменялась. И ее, как правило, скрытый от постороннего взгляда характер лишь осложнял ситуацию.
За кордон эмигрировали многие из верхушки тех же меньшевиков – Жордания, Мгеладзе, Церетели…
Многие их сторонники остались в Грузии, но ко всем ли из них была применима оценка «бывшие сторонники»?
К партии начинали «примазываться» карьеристы, и в нее же шли с подрывными целями скрытые враги.
Я напомню читателю, что писатель Ширван-Заде говорил о Красной Армии: «Она вырвала из рук кавказских крестьян ружье и вложила в них серп, вырвала из рук пролетариата кинжал, вложив в них молот. И пролетариат, весь народ постепенно понял это и бросил оружие».
Но оружие бросили не все. И уж тем более не все разоружились идейно и морально. И зампред ГрузЧК молодой Берия полностью уходит в чекистскую работу.
Впрочем, сказать так – значит сказать очень мало. Ведь тогда сложно было одним словом или парой слов описать – что же это такое: работа ЧК.
Гражданская война закончилась, и теперь задачи чекистов серьезно менялись. Органам ВЧК – ГПУ – ОГПУ приходилось теперь заниматься сразу таким количеством проблем, что можно было голову…
Нет, голову терять чекистам ни при какой загрузке не позволялось. Тем не менее голова-то была одна, а дел…
Дел было много, и дел – разных. Противодействие прямой, организованной, нелегальной контрреволюционной деятельности – это само собой. Но кроме этого – и хозяйственные, и экономические проблемы, и культурные, и даже – спортивные…
А в национальных республиках – еще и национальные проблемы. Причем конкретно в Закавказье все это окрашивалось в особо специфические политические и общественные тона.
В 1910 году Сталин опубликовал два очень содержательных и метких «Письма с Кавказа» – «Баку» и «Тифлис».
В письме «Тифлис» он писал:
«В смысле развития промышленности Тифлис представляет прямую противоположность Баку. Если Баку интересен как центр нефтяной промышленности, то Тифлис может быть интересен лишь как административно-торговый и «культурный» центр Кавказа. Всех промышленных рабочих в Тифлисе около 20 тысяч, т. е. меньше, чем солдат и полицейских. Единственное крупное предприятие – мастерские железных дорог (около 3500 рабочих). В остальных предприятиях по 200, 100 и большей частью по 40–20 человек. Зато Тифлис буквально заполняют торговые заведения и связанный с ними «торговый пролетариат»… Этим… и объясняется, что меньшевизм… так долго продержался в Тифлисе. То ли дело в Баку, где резко классовая позиция большевиков находит живой отклик среди рабочих!»
Но Берия работал теперь не в Баку, а как раз в Тифлисе, где классовая опора для Советской власти и ее спецслужб была менее массовой. И в Тифлисе же был особенно развит меньшевистский и буржуазный национализм.
Россия, которую неумно назвали «тюрьмой народов», веками была скорее крепостью, за стенами которой многие народы смогли сохранять если не свою национальную государственность, то – национальную самобытность, что, пожалуй, важнее. И самые яркие примеры здесь – это Грузия и Армения.
Вряд ли они сегодня, в XXI веке, хоть в какой-то форме существовали бы, если бы не Русское государство, если бы не Россия, к которой веками жались грузины и армяне. Причем то, что сегодня называют «Грузией», собрано вокруг Тбилиси к первому десятилетию XIX века усилиями русской политики вопреки стремлениям Турции и Ирана жестко закабалить эти земли.
Тем не менее в 1832 году был раскрыт дворянский заговор, имевший целью отторжение Грузии от России… Грузин Иосиф Джугашвили, ставший известным под политическим псевдонимом Сталин, писал об этом: «Грузинское дворянство… считая «простое подданство» умалением своего достоинства, пожелало «освобождения Грузии»… Это движение… не стяжало себе славы ни одним фактом…»
Еще бы! Ведь в случае успеха заговора под острый турецкий нож пошли бы не только картлийские крестьяне, но и владетельные князья. Но могут ли любые националисты – во все времена – видеть дальше собственного спесивого носа?
Они и не видели! И стремление отложиться от России у грузинской «демократической» «интеллигенции» было сильно еще в дореволюционные времена. Лидер будущих меньшевиков Ной Жордания в 1893 году на первом собрании марксистской группы в Грузии предлагал учредить не социал-демократическую, а национал-демократическую партию. И не случайно, что именно в Грузии оказались очень сильны меньшевики. Меньшевистская партия имела в Грузии десятки тысяч членов.
Общее же количество большевиков в Грузии не превышало двух тысяч — до установления Советской власти. Зато менее чем через год после ее установления, в 1922 году, в Компартии Грузии было уже 18 821 человек!
Вскоре прошла чистка, и чуть ли не половина состава была исключена как примазавшиеся и чуждые элементы. Осталось 10 816 человек, но в 1927 году в ГКП(б) было уже 32 712 членов. Но сколько среди этих трех десятков тысяч членов было настоящих большевиков, сказать было невозможно.
А ведь состав закавказской политической «окрошки» скрытыми грузинскими меньшевиками не ограничивался. Вполне реальным фактором дестабилизации, террора и саботажа были ушедшие в подполье монархисты, сепаратисты, армянские дашнаки, азербайджанские мусаватисты.
И кроме этого – для полного «джентльменского набора» – агенты Англии (как же без них на тогдашнем Кавказе и в Закавказье!), Турции и Персии (Ирана). Да и посол США Смит, убывая из Тифлиса, кого-то да в Тифлисе и оставил.
Нельзя было забывать и о германской агентуре – как разведывательной, так и агентуре влияния. Ведь немцы, особенно в Закавказье, весомо присутствовали давно. Рихард Зорге был уроженцем не Лейпцига, а Баку! Именно там в 1895 году в семье инженера германской нефтяной фирмы Адольфа Зорге, занимающего двухэтажный дом в Аджикенте, неподалеку от бакинских промыслов, родился пятый ребенок. Но не все ведь немцы, уроженцы Аджикента, вырастая, становились членами Коминтерна, как Зорге. Кто-то шел и в рейхсвер, в политическую разведку Германии.
И еще в Закавказье – как и везде тогда в СССР – хватало троцкистов.
Чем отличались они от большевиков? Прежде всего тем, что видели в СССР базу мировой революции. Стоит ли, мол, укреплять СССР, заявляли они, если без «мирового пожара» он все равно обречен?
Сталин и его сторонники видели в СССР прежде всего новую Россию, способную в будущем – когда она станет могучей, развитой в экономическом отношении и непобедимой в военном отношении – повести за собой народы мира к разумной и справедливой жизни уже на всей планете.
Троцкисты были врагами России везде, а в Закавказье троцкисты были опасны еще и национализмом. Характерен в этом отношении пример Буду Мдивани. И характерен настолько, что на нем я подробно и остановлюсь…
ПОЛИКАРП Гургенович (Буду) Мдивани родился в 1877 году, в партии – с 1903 года. Революционную работу вел в Кутаисе, Батуме, Тифлисе, Баку и других городах Закавказья. Неоднократно подвергался при царизме репрессиям. В 1921 году – председатель Ревкома Грузии. В 1922 году – член Президиума ЦК КП(б) Грузии. В 1924 году – торговый представитель СССР во Франции. С 1931 по 1936 год – председатель Высшего Совета народного хозяйства Грузии.
Казалось бы – все «О’К»?
Увы, нет!
Из таких, как Мдивани, в хрущевско-горбачевские времена «бойцы идеологического фронта ЦК» делали «когорту ленинской гвардии», но впервые имя Мдивани появляется в ленинской переписке 26 сентября 1922 года: «Завтра буду видеть Мдивани (грузинский коммунист, подозреваемый в «независимстве»)». Тогда Ленин и узнал впервые о существовании в природе этого якобы его «гвардейца».