Мастерство московских сыщиков признавали и сами уголовники. В фильме «Трактир на Пятницкой» есть эпизод, когда «Пашку-Америку» муровцы привлекли для выполнения спецзадания. Выходя из здания угрозыска после беседы с Климовым, Пашка с восхищением бросает фразу: «Ничего работает уголовка!». В устах такого профессионала своего дела, как вор-карманник, эта похвала многого стоит.
Так что кровожадная банда Серого из кинофильма – скорее досадный пережиток недавнего прошлого, чем повседневная реальность Москвы середины 1920‑ых годов.
А вот в провинциальных городах бандиты свирепствовали и в годы НЭПа. Именно туда перебрались из Москвы многие представители преступного мира, когда поняли, что в столице им окончательно перекрыли кислород. Одна из самых кровожадных шаек гастролеров того времени – банда Михаила Осипова, вошедшего в историю отечественного криминала под кличкой Культяпый. На счету Культяпого и его подельников – минимум 78 убийств и десятки разбойных нападений на ювелирные магазины во многих городах страны. В начале 1920‑ых бандиты успели наследить в Орловской губернии, в Башкирии, на Урале и даже в далекой Сибири. И везде преступники орудовали с крайней жестокостью, буквально упиваясь своей властью над беззащитными жертвами.
Действовали налетчики обычно следующим образом. Приезжая в тот или иной город, останавливались где-нибудь в частном жилом секторе и сидели тихо, не привлекая внимания соседей. Совершив очередное разбойное нападение и оставив после себя море крови и горы трупов, преступники быстро съезжали и оседали где-нибудь в другом регионе. И так в течение нескольких лет.
Взяли Культяпого и его ближайших подельников в Уфе в сентябре 1923 года при попытке ограбить магазин. Причем, на помощь милиционерам пришел священнослужитель, находившийся в момент ограбления в торговом зале. Заметив неладное, священник – человек неробкого характера, сбил ударом кулака одного из налетчиков и стал громко звать на помощь. На крики прибежал постовой милиционер, находившийся неподалеку. Вдвоем они скрутили бандита и погнались за остальными. Двоих удалось задержать, остальных поймали чуть позже. По приговору суда Михаил Осипов и восемь его сообщников были приговорены к высшей мере наказания.
А теперь пройдемся по Москве 1920‑ых годов и посмотрим, насколько реалистично показан в кинофильме столичный быт того времени. И начнем, естественно, с трактира на Пятницкой, где, собственно, и происходят основные события фильма.
Был ли на самом деле такой трактир в Москве – сказать трудно. К середине 1920‑ых годов всякого рода ресторанов и трактиров в городе открылось великое множество. По одной из версий, прототипом киношного трактира послужил ресторан «Встреча», который действительно существовал на Пятницкой улице в середине 1920‑ых годов. Именно его описывает автор романа Николай Леонов, по сценарию которого и снят одноименный фильм. Располагалось заведение в полуподвале четырехэтажного жилого дома. Впрочем, в народе трактир называли иначе: «Три ступеньки». Именно столько ступенек приходилось преодолевать посетителям, чтобы спуститься в полуподвальное помещение, где, собственно, и находился зал ресторана.
В кинофильме действительно зал трактира расположен в полуподвале. И ведет туда лесенка с тремя ступеньками. Однако фасад самого дома, где располагался трактир, в кино совсем другой. Это здание на Большой Ордынке, соседней улице, сохранившееся и по сей день. Никакого ресторана в полуподвальном помещении в этом доме никогда не было. Кстати, и двух верхних этажей в середине 1920‑ых годов у этого здания тоже не было: их надстроили в середине 1930‑ых. А в эпоху НЭПа, когда происходит действие фильма, здание было двухэтажным.
Помимо столичного Замоскворечья, в кинофильме мелькают и другие уголки старой Москвы: Новодевичий монастырь, Нескучный сад, Варварка, Никитский бульвар, здание Рижского вокзала. Кстати говоря, в то время, когда снимался фильм, от Москвы 1920‑ых годов почти ничего не сохранилось. Поэтому создателям киноленты пришлось немало исхитриться, чтобы создать на экране реалии той эпохи.
Так, встреча Цыгана и Француза происходит на Пушкинской набережной возле знаменитого каскада фонтанов и скульптурной композиции «Девочка-ныряльщица» работы Ивана Шадра. В конце 1970‑ых, когда снимался фильм, все набережные в центре Москвы были «упакованы» в гранит. Однако в середине 1920‑ых все выглядело иначе: не было ни гранитных набережных, ни каскада фонтанов, ни «Девочки-ныряльщицы». Пришлось декораторам потрудиться, дабы скрыть это от зрителя. Наверное, поэтому в сцене, где Француз и Цыган вспоминают о том, как они «…гнили в пинских болотах за веру, царя и Отечество», фигурируют какие-то экзотические растения типа пальм. Очевидно, ими просто маскировали гранитные набережные реки, а также современные фонари, скамеечки и ограждения.
А торговые ряды, где хозяйничал Пашка Америка, вообще пришлось снимать в Ростове. В конце 1970‑ых годов ничего похожего в Москве уже не осталось. Чтобы создать у зрителя иллюзию большого города, декораторы нарисовали на заднем плане огромное сооружение в виде шатра. По внешнему виду это похоже на Владимирские ворота Китай-города с башней. Через них можно было попасть с Никольской улицы на Лубянскую площадь. По соседству с воротами в конце XVII века была воздвигнута церковь Владимирской Божией Матери. Эти строения были утрачены в середине 1930‑ых годов, во время реконструкции столичного центра.
В целом создателям фильма удалось весьма правдоподобно передать дух нэпманской Москвы: обилие торговых лавок, ресторанов, уличных базаров. После некоторого запустения периода Гражданской войны в начале 1920‑ых годов в городе вновь расцвела торговля, а частные предприниматели, развернув кипучую деятельность, снова почувствовали себя хозяевами жизни. Один из таких нуворишей в кинофильме откровенно хамит трактирному гитаристу бывшему штабс-капитану Владимиру Гремину, роль которого исполнил Глеб Стриженов.
Именно так и вели себя обнаглевшие нэпманы. Неудивительно, что многие идейные большевики в годы НЭПа испытывали сильное душевное смятение: стоило ли делать пролетарскую революцию и ликвидировать богатых, чтобы все снова вернулось на круги своя?
Впрочем, пройдет всего несколько лет – и НЭП в СССР будет свернут. От былого нэпманского гонора не останется и следа. А те из недавних хозяев жизни, кто не впишется в новые реалии, уйдут в тень. И с ними будут активно бороться сотрудники всех правоохранительных органов.
Середина 1920‑ых годов. Одесская губерния, Николаевский округ. В сельсовете небольшого села Дымовка заправляют кулаки во главе с неким Попандопуло. Ведут они себя как заправские бандиты, все население Дымовки перед ними трепещет и боится слово поперек молвить. И вдруг один храбрый крестьянин-бедняк, Григорий Малиновский, попытался вывести бандитов-кулаков на чистую воду. С этой целью он написал в газету заметку о царивших в Дымовке нравах. Заметку опубликовали. И тогда кулаки, пробравшись ночью в дом свежеиспеченного корреспондента, жестоко его убили.
Таков сюжет художественного фильма «Дымовка», поставленного на киностудии ВУФКУ. В 1920‑е годы так сокращенно называлось Всеукраинское фотокиноуправление, занимавшееся производством игровых и документальных кинолент. Основная производственная база ВУФКУ располагалась в Одессе. Там-то и была снята «Дымовка». Премьера фильма состоялась в августе 1926 года и вызвала большой общественный резонанс, поскольку картина была основана на реальных событиях.
А началась эта детективная история 28 марта 1924 года, когда в Дымовке при загадочных обстоятельствах был убит местный житель Григорий Малиновский. До сих пор нет полной ясности относительно личности погибшего. По одной из версий, он был местным бедняком. По другой – местным уркой, который стал жертвой обычной криминальной разборки. Однако в процессе расследования основной, а затем и единственной, стала такая версия произошедшего: дескать, Малиновскому, который искал справедливости и писал по этому поводу статьи в газету, отомстили герои его публикаций – те самые враги народа, которые мешали украинским крестьянам строить социализм.
Первым, кто начал упорно настаивать именно на такой трактовке событий, стал прокурор Николаевского округа Одесской губернии Идин. Спустя два месяца после убийства Малиновского прокурор приехал в Дымовку и начал активно знакомиться с материалами уголовного дела, которое завели местные милиционеры. Правда, приехал прокурор не по делу об убийстве, а по делу о нанесении побоев младшему брату Малиновского – Алексею. Оказалось, что незадолго до убийства милиция завела уголовное дело в отношении самого Григория. По версии местных сыщиков, поколотил Алешу Малиновского его старший брат, позднее сам ставший жертвой неизвестных киллеров.
Трудно сказать, чем руководствовался прокурор Идин, но именно с его подачи этому делу начали придавать ярко выраженный политический оттенок. Дескать, бедного Малиновского убили местные советские активисты – председатель сельсовета, председатель комитета бедноты, или незаможных селян, как называли на Украине эту организацию, руководитель партийной ячейки и другие товарищи. А мотив преступления – месть Малиновскому за его справедливую критику антисоветской деятельности вышеуказанных товарищей.
Как бы там ни было, местным руководителям такая концепция не понравилась, и они направили жалобу в Николаевский окружной комитет ВКП(б). Окружком создал специальную комиссию для изучения обстоятельств дела, и в Дымовку нагрянула целая группа партийных деятелей во главе с видным большевиком Николаем Подвойским. Комиссия признала позицию прокурора неверной, прокурор обиделся и на какое-то время затаился.
Но тут в прокуратуру пришел с повинной Алексей Малиновский с заявлением о том, что он убил брата в порыве ярости. Тот, дескать, регулярно его обижал и даже бил, вот нервишки у парня и не выдержали. Услышав такое признание, прокурор тут же возобновил расследование. Для начала Идин настоятельно попросил Алексея подписать показания о том, что в убийстве принимали участие несколько человек из числа местного сельского начальства. А потом начались аресты этих начальников. Всего за решеткой оказались шесть человек.
Делом заинтересовались николаевские журналисты. Одна за другой в прессе стали появляться статьи о подлом убийстве сельского корреспондента, которое организовали местные коррумпированные власти. А еще через несколько дней в газете «Правда» появился очерк за подписью журналиста Сосновского, где излагалась именно такая версия убийства. После этого о «дымовском деле» узнала вся страна.
В итоге 24 октября 1924 года в Одессе состоялся суд над убийцами селькора Григория Малиновского. Ход судебного разбирательства широко освещался в прессе. Особенно усердствовал неутомимый Сосновский. Он лично приехал в Одессу и выступал в роли общественного обвинителя. Троих подсудимых приговорили к расстрелу: руководителя местной партийной ячейки Попандопуло, председателя комитета незаможных селян Тулюпу и участкового милиционера Стецюка. Остальных фигурантов осудили на различные сроки лишения свободы.
Вскоре после оглашения приговора Дымовку переименовали в Малиновку – в честь невинно убиенного селькора. А еще через несколько месяцев в центре села Григорию Малиновскому был установлен памятник.
Но на этом история не закончилась. В феврале 1925 года вышло в свет постановление ЦК и ЦКК ВКП(б) «О событиях в Дымовке, в связи с убийством селькора Малиновского», где почти слово в слово повторялась версия событий, изложенная выше. Очевидно, постановление понадобилось для того, чтобы ни у кого больше не возникало никаких сомнений в истинности официальной версии. А сомнения, по-видимому, возникали. В том числе и у членов комиссии во главе с Подвойским, которые пытались разобраться в этой истории.
Появлению постановления ЦК и ЦКК предшествовало заседание Оргбюро ЦК ВКП(б), посвященное «дымовскому делу». О том, насколько неоднозначно воспринималась эта история не только в обществе, но и среди высшего партийного руководства, говорит тот факт, что с обстоятельной речью на заседании Оргбюро пришлось выступать самому Сталину. В течение пятнадцати минут вождь разжевывал товарищам по партии свою точку зрения и конкретно по «дымовскому делу», и в целом по ситуации в стране.
Во-первых, по мнению Сталина, следовало покончить с обвинениями в адрес журналиста Сосновского, который, дескать, правдиво поведал миру о дымовских событиях. Во-вторых, нужно и дальше поддерживать активистов на местах, которые пытаются вскрывать проблемы и язвы, мешающие заниматься социалистическим переустройством общества. Особую важность в этой связи приобретает деятельность сельских и рабочих корреспондентов, знающих реальное положение дел на местах. Рабкоров и селькоров, по мысли Сталина, нужно всячески поддерживать и поощрять.
Ну и в-третьих, в своем выступлении вождь призвал всех партийных функционеров внимательно относиться к крестьянству и его нуждам. Крестьян Сталин назвал самым главным на тот момент союзником Советской власти, союзником, с которым «…мы работаем вместе, мы вместе с ним строим социализм, хорошо ли, плохо ли, но строим, и мы должны уметь ценить этого союзника». В противном случае, заметил Сталин, можно ожидать повторения тамбовских и кронштадтских событий (имеются в виду крестьянские волнения в Тамбовской губернии и восстание моряков Балтийского флота в Кронштадте).
Итак, в начале 1925 года была четко сформулирована единственно правильная версия событий в Дымовке. На долгие годы она стала канонической. Однако родственники расстрелянных по этому делу людей не смирились и в течение многих лет пытались восстановить справедливость. Начиная с середины 1950‑ых годов, в различные партийные и советские инстанции потоком шли письма с просьбой пересмотреть решение Одесского суда и реабилитировать невинно осужденных. И наконец в 1968 году на уровне ЦК компартии Украины было принято решение проверить эти обращения. Так «дымовское дело» спустя почти полвека снова попало в поле зрения прокуратуры и партийных органов.
Обстоятельно изучив материалы дела, партийная комиссия пришла к следующим выводам. Никаким сельским корреспондентом Григорий Малиновский не был. Действительно, в одной из газет вышла заметка, которая приписывалась Малиновскому, но это, как показала экспертиза, была фальшивка, сделанная задним числом. Более того, в годы Гражданской войны Малиновский был членом петлюровских банд и активно вербовал в них своих односельчан. После войны, несмотря на свое темное прошлое, он каким-то образом вступил в партию большевиков и заделался советским функционером. А во времена НЭПа занялся предпринимательством и неоднократно попадался на спекуляциях зерном – особенно в 1921—1922 годах, когда в Поволжье и некоторых других регионах страны разразился голод.
Павлик Морозов
Что касается его смерти якобы от рук тех, кого селькор критиковал за недостатки, то и в этом вопросе официальная версия не выдерживает никакой критики. Малиновского из чувства мести застрелил его родной брат Алексей, над которым бывший петлюровец регулярно измывался.
Итогом партийного разбирательства стала передача материалов проверки в прокуратуру Украинской ССР. В результате «дымовское дело» было пересмотрено. И в мае 1969 года приговор Одесского губернского суда от 25 октября 1924 года был отменен. Незаконно репрессированных дымовских активистов реабилитировали (многих, увы, посмертно), а Малиновку снова переименовали – на сей раз в Подлесное. Правда, страна об этом не узнала. Все делалось тихо, келейно, без широкой огласки. В отличие от самого «дымовского дела», которое, как мы уже выяснили, в течение нескольких лет гремело на всю страну.
Таким образом, самой заурядной криминальной истории, благодаря стараниям некоторых ангажированных товарищей, был придан ярко выраженный политический характер. Причем, такая трактовка событий, очевидно, в тот момент устраивала многих – и в Одесской губернии, и в Москве. Неслучайно газета «Правда» с маниакальным упорством печатала статьи Сосновского о честном селькоре Малиновском, пострадавшим от рук коррумпированных чиновников. Неслучайно известный поэт Демьян Бедный сочинил на эту тему стихи, а сама история легла в основу сюжета художественного фильма, снятого по материалам судебного процесса в Одессе.
Пример «Дымовского дела», когда банальное уголовное преступление вдруг стало трактоваться как политическое, оказался заразительным. Вспомним, например, историю с уральским школьником Павликом Морозовым, который, согласно официальной версии, донес на своего отца-кулака, занимавшегося контрреволюционной деятельностью. В итоге Трофим Морозов получил десять лет лагерей, а его дружки-кулаки в отместку убили героического школьника.
Эта версия, придуманная еще в 1932 году, была хорошо известна любому советскому человеку. Однако внимательное изучение материалов уголовного дела, предпринятое в 1990‑е годы, позволило несколько иначе взглянуть на эту историю. Оказалось, что никакого доноса и даже намека на него в материалах дела нет. Зато сохранились стенограммы судебного заседания, где рассматривалось дело Трофима Морозова, обвиненного в подлоге документов. На заседании Павел Морозов, вызванный в качестве свидетеля, рассказывал судьям о том, как его отец регулярно бил и унижал свою жену и детей. Все детство Павлика было омрачено такими ужасными сценами, и нет ничего удивительного в том, что на суде он свидетельствовал против своего отца.
Этого парню и не простили. В сентябре 1932 года в лесу близ деревни Герасимовка были обнаружены тела Павлика и его 8‑летнего брата Феди. Убийцы – дядя Павлика Арсений Кулуканов и двоюродный брат Данила – даже не скрывали своей ненависти к Павлу и его матери. Приговор суда был вполне предсказуем: непосредственные убийцы получили «вышку», а подстрекатели – родители Трофима Морозова – длительные тюремные сроки.
Интересно, что в конце 1990‑ых годов небезызвестное общество «Мемориал» пыталось добиться реабилитации убийц Павлика Морозова, ставших, дескать, жертвами кровавого сталинского режима. Однако Генеральная прокуратура России отказала в посмертной реабилитации преступников, не усмотрев в этой истории никакого политического подтекста.
И в заключение любопытная история о том, как высокопоставленные московские чиновники пытались придать откровенной уголовщине политическую окраску, но все карты спутал… простой советский опер.
В конце 1936 года в небольшом приволжском городе Мелекесс (ныне это Дмитровград Ульяновской области) произошло убийство делегата съезда Советов Марии Прониной. Она работала в Мелекессе учительницей в школе, а по совместительству была заместителем председателя редакционной комиссии по подготовке проекта Конституции Союза ССР. Поскольку председателем комиссии был сам товарищ Сталин, то фактически Мария Пронина была у него в замах.
И вот 11 декабря 1936 года тело Прониной с многочисленными ножевыми ранениями обнаружили на одной из улиц города. Об убийстве делегата съезда Советов было немедленно доложено в Москву. Москва отреагировала молниеносно: в Мелекесс была срочно направлена бригада работников Московского уголовного розыска во главе с Виктором Овчинниковым.
С самого начала делу пытались придать политическую окраску. Газеты трубили о гнусной выходке врагов Советской власти, которые, дескать, из чувства мести и слепой ярости расправились с делегаткой съезда. А местные пинкертоны поспешили обвинить в преступлении бывших белых офицеров. Некоторые из них были арестованы.
Однако вскоре выяснилось, что бывшие белогвардейцы тут ни при чем. Марию Пронину ограбила и убила местная шпана во главе с Александром Розовым. Причем, на допросах участники преступления даже сами толком не смогли объяснить мотивы своего дикого поведения. Просто в тот день, 11 декабря, трое приятелей – Александр Розов, Виктор Федотов и Иван Ещеркин – бесцельно слонялись по городу в поисках приключений. И тут их внимание привлекла какая-то женщина, которая шла по темной улице с большим чемоданом в руках. Как позже выяснилось, это и была Мария Пронина. Она как раз вернулась из Москвы после окончания съезда Советов и шла домой от железнодорожного вокзала. Убедившись, что улица совершенно пуста, Розов бросился к своей жертве и нанес ей несколько ударов ножом. А затем вырвал у нее из рук чемодан, после чего все трое убежали.
Словом, обычная бытовуха, ничего политического. Именно так и сформулировал обвинительное заключение руководитель оперативно-следственной бригады Виктор Овчинников. Однако в руководстве НКВД СССР не оценили работу Овчинникова и его коллег. Особое недовольство проявлял нарком внутренних дел Николай Ежов. Инструктируя московских сыщиков, командированных в Мелекесс, Ежов прямо говорил о том, в каком направлении следует вести оперативно-розыскную работу. «Ищите убийц среди зиновьевцев и троцкистов, – повторял нарком. – По-моему, вы до сих пор не осознали в полной мере политического значения этой гнусной акции».
Однако вопреки недвусмысленным намекам Ежова Виктор Овчинников никакого политического подтекста в этом преступлении не усмотрел. И вскоре поплатился за свою порядочность. В начале 1938 года он был отстранен от работы, а затем расстрелян. По одной из версий, инициатором расправы стал лично Ежов, которому Овчинников с его принципиальностью и профессионализмом явно спутал карты.