Сергей Германович Ребцовский
Хитрая Лона
Король был изумлен, а Лона, торжествуя ещё одну победу, покинула дворец.
На вечер она запланировала важный разговор с сыном. Завтра – последний весенний день и последний день «лечения» принцессы, решающий момент во всем её плане, главная роль в котором отводится Амиусу. Лона полагала, что легко сможет добиться согласия сына, но это оказалось иллюзией. Услышав следующий пункт её плана, он наотрез отказался участвовать в его реализации.
– Нет, нет и нет! – категорично заявил Амиус матери. – Я не могу заниматься таким коварством! Да как я смогу жить после всего этого?!
Лона была ошарашена. Она закрыла лицо руками и сидела молча. Сын терпеливо ждал от неё продолжения. Он понимал, что просто так мать не отступится. Странно, но, высказывая свои отрицания, он по необъяснимой причине ощущал, что всё-таки придётся согласиться. А куда ему было деваться? Мать Лона была для него единственным родным человеком, жили они всегда душа в душу, ни одной серьёзной ссоры не случилось с ними за всю жизнь. Возможно, он где-то в глубине души понимал, что стоит довериться матери, полностью положиться на её опыт. Ну кто без греха, в конце– то концов – возможно, так чувствовал он себя. Однако вложенные именно матерью основы морали заставляли его вслух отказываться. А может быть, потому он стал отнекиваться на словах, что хотел выказать свою взрослость, показать матери, что и к его мнению, мнению взрослого мужчины, тоже стоит прислушиваться.
Так сидели они в комнате друг против друга. Неожиданно Лона предложила поужинать, Амиус согласился, и они безмолвно поели. Скорее всего, именно ужину они должны были бы быть благодарны в их примирении.
– Знаешь, Амиус, – сказала Лона, – восемнадцать лет я жила только тем, чтобы сделать это. Сделать для тебя. Если ты откажешься, нет мне смысла больше жить.
Им не нужно было много слов, чтобы понимать друг друга.
– Ладно, – примирительным тоном ответил Амиус. – Я согласен.
3
Последний весенний день выдался теплым и солнечным. С утра в их маленьком доме закипела работа, нужно было подготовить всё так, чтобы и комар носа не подточил. А происходило в домике вот что.
Лона испекла огромный пирог с ароматными ягодами, да ещё припудрили его только ей одной известным усилителем ароматов, изготовленным по рецепту, доставшемуся ей ещё от старого аптекаря. На этот последний день «лечения» принцессы она должна была явиться к вечеру: мол, так требует процедура – последний прием снадобья только на ночь. Амиус был одет в заранее сшитый темно-фиолетовый с отливом балахон с капюшоном. Безобидная часть его роли состояла в том, что он-де помогает доставить в королевский дворец тяжёлый пирог.
Пирог источал такой сильный сладкий аромат, что гвардейцы, проверяющие входивших во дворец, уставились на него и глотали слюнки. Лона была известна гвардейцам, насчёт её были указания пропустить, но вот сопровождающий? Однако после короткого объяснения пропустили и его – вероятно, репутация Лоны, о которой она так заботилась все дни, дала о себе знать.
Король и принцесса ожидали Лону вместе в зале за столом: заканчивался королевский ужин. Но как бы ни были хороши отношения аптекарши и монаршей семьи, сидеть им за одним столом во время трапезы не полагалось. А вот принять в дар пирог – это, пожалуй, можно.
– Ваше величество, – с неизменным поклоном начала Лона. – Нижайше прошу принять в знак моего уважения этот пирог, который я сама испекла давеча утром.
– Да? – неуверенно ответил король, при этом поводя носом, чующим аромат. – По нашим правилам сначала пирог должен отведать кондитер.
По распоряжению короля в зал внесли маленький столик, на который положили пирог. Явился королевский кондитер, который изящно разрезал пирог на несколько частей. Лона откусила и съела. Следом за ней откусил пирог и королевский кондитер, который тут же одобрительно промычал и закивал головой. Так пирог вкусили и король, и принцесса. Королю так понравился вкус, что он приказал кондитеру взять рецепт у Лоны.
– Ваше величество и ваше высочество, – обратилась аптекарша к хозяевам дворца, – сегодня последний день приема снадобья. Надеюсь, что я могу получить за свой труд обещанный золотой дукат.
– О, конечно же, награда уже здесь, – с этими словами король взял со стола кожаный кисет и вручил его подошедшей Лоне.
– Благодарю вас, ваше величество! Благодарю! – отвечала Лона.
Она отошла от короля и сказала:
– Хочу предупредить вас, что после сегодняшнего приёма лекарства принцесса будет спать очень крепко. Пожалуйста, не волнуйтесь, если она проснётся завтра поздно, не будите её.
Всё это время Амиус находился в затенённом углу зала и наблюдал. Его взгляд был прикован, как ни трудно догадаться, к принцессе. Он не мог оторваться: так сильно она ему понравилась. Принцесса же, как, впрочем, и другие, не могли видеть лицо Амиуса, он хорошо его скрывал от ненужных взглядов под накинутым на голову капюшоном.
После ужина прошёл ещё час, пока Лона поила своей настойкой бедную принцессу. Конечно же, в тот день она сама не должна была пробовать напиток, да этого уже никто от неё и не требовал. Всё потому, что это была уже не просто подсолённая вода, то была вода со специальным снотворным. Лоне требовалось, чтобы принцесса уснула через час после приёма и спала глубоким-преглубоким сном. Это-то и было составной часть коварнейшего плана аптекарши.
Лишь только принцесса закончила со «снадобьем», Лона, выходя из её комнат, внезапно преобразилась, как будто стала сама не своя, и громко воскликнула:
– Чувствую! Чувствую!
Она так громко произносила это слово, что вокруг многие засуетились, а она, как заколдованная, только и говорила: «Чувствую! Чувствую!» Дело дошло до того, что король не на шутку встревожился и спросил:
– Что случилось, Лона? Что ты чувствуешь?
Видя нужную реакцию на своё поведение, Лона заговорила громко, умышленно создавая неясность:
– То не гроза, нет! То не дождь, нет! То неясный шум, грохот идут! Что же это будет? Что грядёт? Сейчас, сейчас начнёт бить! Сейчас будет громыхать! Спастись и молиться! Спастись и молиться!
Все окружающие уже были наслышаны о невероятных способностях к предсказаниям Лоны (этого-то она и добивалась), поэтому воспринимали её слова на полном серьёзе. В зале появились слуги, камердинер, собрались, казалось бы, все, весь дворец. Они так суетились, расспрашивая друга, глядели на Лону, а она ходила по залу, создавая дополнительный хаос и нагнетая тревожность. Вдруг все отчётливо услышали сильный взрывной грохот где-то за стенами дворца. Ему вторил громкий гул человеческих голосов, люди побежали в разные стороны, кто куда. За первым взрывом через минуту раздался ещё один. Громкое «О!» вторично прокатилось по дворцу. Тут же раздался и третий взрыв. В зале уже было полно королевских гвардейцев, которые, впрочем, тоже выглядели совершенно растерянными и ошарашенными. Их командир пытался что-то приказывать, но как-то слабовольно и тихо. По залу, по всему дворцу сбитые с толку люди хаотично носились, кричали, некоторые женщины плакали.
Спокойны были только Лона и Амиус. Аптекарша подошла к сыну и тихо прошептала ему:
– Твой выход, сынок.
В ответ Амиус только кивнул и быстрыми шагами направился к лестнице, ведущей во второй этаж. Накануне Лона нарисовала ему схему, как добраться до комнат принцессы, и теперь молодой человек без труда быстро прошёл в спальню её высочества. Там он подошёл к большому камину и спрятался в нём, полностью укутавшись балахоном. Амиус был совершенно невидим.
Заметив, что сын ушёл, Лона воздела руки вверх и громко произнесла:
– Мы спасены! Грохот закончился!
С этим она беспрепятственно покинула королевский дворец. Направляясь домой, пошатываясь, Лона ощущала огромную усталость. Как будто годы труда давили на неё, и вот она идёт и несёт все эти годы на своих плечах. Но у неё всё получилось.
Ах, как хитро она устроила эти взрывы, как хитро! Нужно было сделать по старым рецептам взрывчатое вещество, положить его в трёх разных местах у стен дворца, да поставить к взрывчатке свечи. Свечи горели столько времени, сколько и рассчитала Лона. Не зря же она провела столько экспериментов, прежде чем устроить это представление. И как только пламя свечей коснулось взрывчатого вещества – раздались по порядку три взрыва, на месте которых не осталось никаких следов. «Молодец, молодец», – хвалила сама себя Лона.
Придя домой, она ощутила ещё большую тяжесть, сил хватило только лечь не раздеваясь, и Лона мгновенно забылась в глубоком сне.
В такой же, а может быть в ещё более глубокий сон погрузилась через час и принцесса. Дворец потихоньку успокоился, шорохи становились всё тише и тише. Первая летняя ночь была тиха и безветренна. На небо откуда-то из бескрайнего тёмного далека вылезли звёзды. А вскоре в опочивальне принцессы из темного укрытия камина вылез Амиус.
Он несколько раз прислушивался, подошёл к двери, выглянул наружу – никого, дворец спокойно спит. Потом он подошёл к принцессе и начал легко толкать её в плечо. Она спала беспробудно, снотворное действовало надёжно. Тогда Амиус стал ласкать такое милое ему тело принцессы: нежно погладил по голове и мягко поцеловал в щеку и…
* * *
Потом, сняв обувь, полностью укрытый своим балахоном, Амиус бесшумно спустился на первый этаж дворца и через окно выбрался наружу. Под покровом черного неба, на котором сверкали безразличные звёзды, он добрался до ограды. Только раскормленный ленивый королевский пёс буркнул что-то себе под нос, когда молодой мужчина ловко перемахнул через дворцовую ограду.
В ту ночь, пожалуй, только Амиус не спал до самого утра, взволнованный последними событиями. В его мыслях навязчиво крутился образ принцессы: её нежное лицо, мягкая кожа, тонкие длинные волосы. Лишь на рассвете, когда июньский ранний свет гнал прочь ночную темноту, поняв, что он влюбился, Амиус уснул.
План Лоны шёл своим чередом.
4
С тех событий минуло почти полмесяца. Лона и её сын провели их в своей аптеке. Они из всех сил старались произвести впечатление на окружение, на покупателей, что всё идёт по-прежнему, так, как было в начале апреля. Между тем они оба, конечно же, многократно обсуждали дальнейшие действия. Лона поняла, что её план подходит к завершающий части. На днях она приступит к постановке последней части своего спектакля. Амиус, как это обычно бывает у молодых людей, ничуть не скрывал своего нового чувства. Его часто можно было заметить гуляющим у стен королевского дворца в надежде увидеть любимые черты принцессы. Но удача ни разу не улыбнулась ему. Однако неудачи нисколько не тушили его чувств, а наоборот – раздували их всё сильнее и сильнее.
Но у Амиус на фоне его нового душевного состояния возник и один щепетильный вопрос. Как ему быть с Неройдой, его подругой? С одной стороны, они не давали друг другу никаких серьёзных обещаний, а с другой стороны, вот так просто бросить её Амиус не мог. В один из дней начала июня он понял, что пришла пора объясниться с Неройдой, которая уже и без слов видела перемену в своём дружке.
Однажды под вечер, приняв для храбрости побольше вина, Амиус завёл Неройду за город. Так бывало у них и раньше, но в этот раз вместо объятий и поцелуев девушку ждало большое разочарование.
– Послушай, – сказал ей Амиус, запинаясь, – мне нужно сказать тебе кое-что важное.
Высокая черноволосая Неройда внимательно посмотрела в глаза Амиуса.
– Что-то случилось? Или как тебя понимать? – спросила она.
– Я хочу тебе сказать, что… – тут молодой человек осёкся. Ещё бы, ведь такое объяснение было у него впервые в жизни. – Я, понимаешь, я встретил другую девушку. Мне кажется, что я полюбил её, и вряд ли смогу когда-либо полюбить другую.
– Ах, вот как! – вспылила Неройда. – И что же, ты хочешь сказать, что она лучше меня?! Так?!
– Я не могу вас сравнивать. Она… она просто другая.
– Ну, ясно. Да если хочешь знать, за мной стаи парней ходят по пятам только ради того, чтобы пригласить погулять. А я выбрала тебя. Молодые ребята пялятся на меня, думаешь, я не замечаю? У меня отличная фигура, волосы, грудь – всё шикарное. Если хочешь знать, я – принцесса.
– Нет, ты не принцесса! – в свою очередь вспылил Амиус. – Даже не говори так. Принцесса есть только одна!
– Ха! Уж не хочешь ли ты сказать, что втюрился в нашу принцессишку, несчастную больную Вейду, которую лечила твоя мать?! Ой-ой-ой! Да это же просто смешно! Ты и она. Ха! У тебя никогда ничего с ней не будет.
– Врёшь! – взорвался Амиус, вино сыграло свою пагубную роль и помогло пропитать гневом каждую клетку его тела так, что он уже не контролировал сам себя. – Врёшь! Ты же ничего не знаешь! Да я уже был с нею в первую летнюю ночь!
Выпалив это, он, весь красный от запала разговора и вина, круто развернулся и шаткой походкой отправился домой.
* * *
Настал день, когда Лона решила приступить к исполнению следующего важного пункта своего плана: разговора с королем. Вообще-то, попасть в королевский дворец было почти нерешаемой задачей для простого человека. Именно по этой причине в апреле аптекарше пришлось действовать через придворного лекаря и с неимоверным напряжением ожидать его ответа. Конечно, сейчас положение несколько изменилось, но всё же о бумажке-пропуске во дворец и речи быть не могло. Лона подошла к воротам дворца, туда, где их охраняли гвардейцы. Ещё пару недель назад она входила внутрь практически беспрепятственно, но в этот раз её остановили. Используя то, что гвардейцы успели запомнить её, она попросила встречи с начальником охраны. Он подошёл и даже поздоровался: видно, запомнил Лону с прошлого посещения, когда раздавались взрывы. Ему Лона на словах передала свою просьбу: ей во что бы то ни стало необходимо увидеться с королём. Для пущей убедительности Лона передала заранее подготовленную для короля записку: «Ваше королевское величество! У меня есть для Вас наиважнейшее предсказательное сообщение, не терпящее отлагательства. Прошу принять меня. Ваша верноподданная Лона».
