Сергей Филатов
Небо на троих (сборник)
Накипь
рассказ
Осень запозднела быстро, точно торопилась куда. Казалось, вчера ещё стояло золотое бабье лето, когда листья на тополях не совсем опали, но воздух уже отстранённо-прозрачен, и небо глубокое, синее, торжественное небо. А поутру нынче, заложило всё кругом чем-то тяжёлым, свинцовым, низким. Холодно, и дождь моросит мелкий, противный, не прекращается. Вот уже и в дом промозглость проникла, и в душе – холодно, неуютно.
Несмотря на непогоду, сегодня, как обычно, Валентина Сергеевна с утра чайник чистит. Чайник – старый, вместительный, с массивной черной ручкой, когда-то красивый, блестящий. Только сейчас, глядя на него, об этом даже и вспоминается-то с трудом, поверхность толстым слоем копоти покрылась, а внутри – накипь на стенках. Чистить его, конечно, дело бесполезное, вроде немного оттёр, даже какой-никакой блеск будто бы проявился снаружи, но – вскипятил в нём воду разок, и снова он тёмный, закопчённый, неприглядный.
Однако Валентина Сергеевна чистит. Сначала снаружи содой оттирает, потом кипятит с яблочными шкурками, при этом накипь внутри от стенок кусками отваливается. Потом сливает воду, ополаскивает чайник, и снова трёт его снаружи содой. И так – изо дня в день.
Дочь постоянно Валентину Сергеевну за это упрекает, – Чего ты, мам, трёшь старьё это. Давно выбросить пора! Гляди, уж скоро дыры прошоркаешь. Есть же новый чайник, электрический, мы ж тебе его на день рождения и подарили… Зачем тебе этот-то!?
– Да привыкла я к нему как-то…
Дочь не понимает, молчит. А ей действительно жалко, этот чайник – родительский, она его ещё из Чапаевска с собой привезла, когда сюда после техникума по распределению приехала.
Частенько вспоминает Валентина Сергеевна, как техникум окончили, как гуляли с подругами, с парнями-сокурсниками вдоль берега реки, окончание отмечали. Вина немного выпили, не без того, как-никак взрослые уже – дипломированные специалисты!
Валя тогда во второй раз в своей жизни вино попробовала, первый – на Новый год родители ей шампанского налили немного, так тогда она даже не поняла.
А тут – дипломы! Никто их не контролировал, и она как-то быстро захмелела. Голова приятно кружилась, язык смешно заплетался, говорила много, правда, то и дело перескакивала с одного на другое. О том говорила, что теперь новая самостоятельная жизнь у них начинается, как это здорово… скоро она в Сибирь поедет на строительство нового химического комбината, сама на распределении напросилась…
С Сашей помнит, как целовалась, это с тем мальчиком, что в техникуме дружила. Только вот он её решение не одобрил тогда, насчёт Сибири. Как-то так неопределённо расстались: не чужие, но и не друзья. Она в Сибирь поехала, а он в Москву – дальше учиться.
Дома, когда родители её собирали, ворчали сильно, но у неё-то самостоятельность уже в голове взыграла, – Пап, мам, ну что вы меня как маленькую обхаживаете! Сама всё и соберу!
Впрочем, со стороны родителей возражения категорически не принимались. Отец её, Сергей Гаврилович мужик был правильный, старых, домостроевских устоев, – Ишь, са-а-ми… с усами… Ну-ка, дочь, не перечь родителям! Чай не чужу девку, дочь родную в дальние края собираем. В Сиби-ирь… Поехала – не спросилась, теперича терпи, будь добра… А то – са-ами!.. – И жене уже. – Мать, слышь чего, собирай давай дочь! И чтоб всё как положено!..
Всегда в семье так было, отец сказал, значит, так оно и будет. И мать засуетилась сразу – бельё тёплое, носки шерстяные, варежки, валенки… Пирожков опять же в дорогу разных наложила, сала кусок… Вилку, ложку, кружку… И чайник вот этот. Чемодан да сумка всяческого добра получилось.
Ехали весело, она и ещё человек десять выпускниц Чапаевского техникума. Настроение у девчонок было самое что ни наесть романтическое. На новое место ехали, все как один с новыми, только что полученными дипломами, новый комбинат строить, и запускать. Молодые, красивые, шумные…
Всю дорогу Вале Саша вспоминался, поцелуй их прощальный. Ну что ж, не захотел он её тогда понять, не поддержал, значит, не судьба им вместе дальше по жизни идти. Как поётся: «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону…»
Веселье и общий подъём царили в купе, девчата не утихали всю дорогу, шумели, песни пели, у одной из них – Надежды гитара с собой была, и играла она на ней неплохо. Наперебой рассуждали, как устроятся, как работать будут… Что за город такой там, на самом краю Сибири, в котором такую химическую громаду-комбинат построить решили? Вопросов много было, ответов на них пока – увы… Но никто и не думал сомневаться, что всё обязательно наладится – всё, в конце концов, хорошо будет. Соседи по вагону на девчат не сердились, напротив, смотрели понимающе, улыбались, спрашивали, – Валенки-то, девчата, не забыли? В Сибири без валенок худо.
– Взя-яли валенки!.. И калоши взяли…
И звучало в вагоне: «Едут новосёлы по земле целинной…».
На перроне у небольшого старинного здания вокзала снег был не чищен, видимо только выпал, не успели убрать. Здесь встретил их молодой парень в солдатской ушанке с дырочкой вместо кокарды, в новом ватнике, сам немного нескладный, часто снимал очки, протирал их меховой рукавицей, снова надевал, и они тут же почти моментально затягивались полупрозрачной инеевой плёнкой.
– Здравствуйте, девчата! Из Чапаевска?
– А что, похожи!? – Отвечала за всех самая бойкая на язык Надежда.
Спросила, а сама так вызывающе на парня глядит, с лукавинкой в уголках глаз.
– Ну, факт. Из Чапаевска. Сразу видно, бойкие такие. – Утвердительно кивнул парень, себе ли, ещё ли кому.
– Прям-таки, и факт… Смотри-ка, какой глазастый! Всё сразу и рассмотрел.
– Надежда глазами смеётся, а сама ждёт будто, что он ей ответит. – А ещё чего увидел?
– Ну ладно, девчонки. Я тут начальник по кадрам. Вот вас и встречаю…
– Надо же, по кадрам!.. Больно молод, для начальника-то…
– Да какой есть. У нас тут все молодые, со всех концов страны. – Парень нисколько не смутился. – Степан – я.
– А я Надежда, стало быть. – И руку ему манерно протянула. – А скажите, товарищ начальник, отчество у Степана есть?
– Е-есть… Николаевич… – Немного-таки смутился парень. – Можно и без отчества. Короче так, девчата, сейчас все идём в библиотеку…
– Вы, Степан Николаевич, нас кадров-то, поскольку главный вы по нам, по кадрам, как говорится, сначала накормите, напоите да спать уложите!.. А потом уж и книжки читать будем! Вместе. Про любовь… – Никак не сдавалась Надежда.
Девчонки с любопытством следили за их интересной шуточной перепалкой, чего это Надежда?.. Неужто, понравился Степан?..
– Вот я и говорю, в библиотеку сейчас идём. Там и покушаете, и расположитесь…
– В библиотеке?..
– Ну да, общежитие-то у нас ещё не достроено. Вот и будете в нём сами себе комнаты штукатурить да обустраивать. А пока, девчонки, в библиотеке пожить придётся…
– Ладно, – нехотя согласилась Надежда, – веди уж в библиотеку хотя бы, Нико-ла-ич. Читать будем!..
Дочь у Валентины Сергеевны по её стопам пошла, политехнический институт окончила, здесь же в городе. Тоже теперь на комбинате трудится, вернее в одном из ООО – обществе с ограниченной ответственностью, из тех, что теперь от комбината остались. В техотделе. Место не пыльное, хоть работы и много, но всё – не в цехе, всё гадостью не дышать. Сама-то Валентина Сергеевна знает, что это такое – зимой в цехе мёрзнуть, летом жариться да нитроглицериновыми испарениями дышать. Как-никак всю жизнь она на формовании проработала, пороховые шашки делали. С тех пор на всю жизнь запомнила она – чем порох пахнет.
Сын у Валентины Сергеевны тоже при месте, он-то ещё раньше дочери отучился, правда, не по специальности работает, но тоже в ООО, в отделе рекламы. Всё больше по командировкам да по выставкам мотается, а так, когда не в отъезде, – у компьютера сидит. Или рекламу выдумывает, или отчёты пишет да планы разные составляет. Словом, хоть и на бывшем химическом комбинате, но химию тоже, как и дочка, пока не нюхал. Да и – даст Бог – ни к чему детям это…
Про их семью раньше не раз и в многотиражке писали, мол, есть такая рабочая династия. Про то, что они с мужем и строили всё здесь, тут же и познакомились, и химии «поглотали» в своё время, оба на пенсию по вредности с комбината пошли, – это факт. А вот сын с дочерью… Хотя понятно, время теперь другое, жизнь другая, другие и ценности…
Муж Валентины здесь же, мастером у слесарей в управлении последнее время трудился. Раньше-то, до пенсии Дмитрий Викторович в цехе вредный стаж вырабатывал, сначала слесарем, потом институт заочно окончил. После окончания мастером его сразу поставили, потом, через некоторое время, начальником участка, а уж перед самой пенсией – год начальником цеха был, чтобы зарплата побольше была, и пенсию побольше насчитали. Да только недолго он эту пенсию получал, оформил, перевёлся в управление – двух лет не проработал. Сказалась-таки химия, рак лёгких у Дмитрия обнаружили. Буквально за два месяца сдал, на нет сошёл, похудел, осунулся, смотреть страшно. И лечение не помогло, говорят, поздно хватились, раньше, мол, надо было к вам врачам обращаться. Словом, похоронила она Дмитрия…
Сама сейчас на пенсии, но пока работает тоже в ООО, в отделе метролога, бумажки с места на место перекладывает. Так полегче, конечно, и на людях вроде весь день, всё не одной дом опустевший сторожить. Да и на одну-то пенсию нынче не очень-то проживёшь, хоть и ветеранская она…
Самая первая из них, из чапаевских, Надежда замуж выскочила. За того самого начальника по кадрам, который их на перроне встречал. Буквально, через три месяца как приехали и выскочила.
Парень он хоть и нескладный на вид, но умный шибко. Одна закавыка была, фамилия у парня – Дураков. Как Степан Надежду ни убеждал, наотрез она свою фамилию на мужнину менять отказалась, так и сказала прямо, – Знаешь, Стёпа, хватит нам в семье одного Дуракова… А дети у нас все Пичугины будут.
Степан поморщился-поморщился недовольно, но и свою фамилию на Пичугин тоже менять не стал. Так рассудил, отец – Дураков был, мать – Дуракова, жили же они, и неплохо жили, в мире и согласии, вот и он проживёт как есть – Дураковым. А что до детей, он не против, пусть жена их на свою фамилию пишет, как народятся.
Свадьбу гуляли вскладчину. Степану и Наде в новом общежитии отдельную комнату выделили, по тем временам – повезло, другие-то девчонки по четверо жили в своих комнатушках. А тут – одна на двоих. Богатство!
– Ничего, – Степан Надежду утешал, – Скоро новые двухэтажки сдавать начнут, там мы с тобой обязательно квартиру получим, двухкомнатную.
– Скорей бы уж. – Вздыхала Надежда. – А то так детишек-то сюда в общагу и принесем…
– Каких детишек? Что – уже?.. – Степан даже растерялся.
– А ты и испугался сразу? – Надежда с хитринкой глядела на него, точно безмолвно смеялась про себя. – Надо же, главный по кадрам, а откуда кадры берутся, не знает…
– Ты не юли, прямо на поставленный вопрос отвечай! – Настаивал Степан.
– Уже?..
– Пока – ещё… Но, как говориться, дурное дело не хитрое, и одной ночки хватит…
– Почему дурное? Ничего не дурное, я ж только – за… А квартира… говорят, в следующем месяце начнут трехэтажки заводские сдавать, сначала, конечно, тем кто с детьми ордера дадут, но, глядишь, месяца через четыре и мы получим…
– Скорей бы…
На людях Дураковы-Пичугины часто так шутливо перебранивались промеж собой, но жили дружно, девчата, Надеждины подруги, те, кто ещё не успел замуж выйти, им завидовали по-хорошему, а Надежде говорили:
– Счастливая ты, Надюха! Вон, какого парня отхватила, и при должности, и при тебе теперь… жить да радоваться!
– А мы и радуемся. – Задорно отвечала Надежда. – Весь день радуемся до самого вечера и каждую ночку…
Среди подруг, недаром слыла она лидером, бойкий, порой задиристый характер, нередко привлекал к ней внимание и комбинатовского начальства. Уже через неделю после начала работы назначили её бригадиром на строящемся участке формования. Они, выпускницы Чапаевского техникума, специалисты-пороховики, вынуждены были тогда осваивать новые для себя специальности. Мастерская формования только-только строилась. Конечно, монтажом занимались специалисты подрядного специализированного управления, а вот к строительству девчат привлекали активно. Рабочих на стройке не хватало, несмотря на то, что на возведение комбината была мобилизована молодёжь многих близлежащих сёл. И они, будущие аппаратчицы, наравне со строителями были здесь и штукатурами, и малярами, и разнорабочими.
Командовать у Надежды получалось хорошо. Девчата слушались её с полуслова, работа спорилась, а после работы, когда они ехали домой по узкоколейке на специально оборудованном вагончике, который утром доставлял людей до стройки, а вечером вёз обратно, Надежда устраивала своеобразную политинформацию. Видимо, они со Степаном дома по вечерам не только о пополнении семейства думали, порой Степан рассказывал ей и всё, что сам слышал в коридорах комбинатовской власти. А уж Надежда потом добросовестно вводила в курс дела своих подруг. И то верно, всё лучше, чем молча ехать, и дорога короче, и усталости как не бывало:
– Вот почему здесь комбинат строить решили? – Начинала она. – Уроки Великой Отечественной…
– Скажешь тоже, причём здесь война…
– Точно. Вспомните, девчонки, в самом начале, когда наши отступали, сколько сюда, в Сибирь, предприятий эвакуировали! Здесь же практически вся промышленность из европейской части в те годы сконцентрировалась. И оружейная, и швейная – обмундирование для солдат тоже нужно же было шить… и даже спичечная фабрика… А как иначе!.. Потом-то, конечно, что-то вернули в Центральную Россию, на Украину, в Белорусь… А что-то и здесь осталось…
– Ну а комбинат-то причём? Он же с нуля строится.
– Вот тогда и призадумались светлые головы в нашем правительстве, дабы такого не повторилось, чтобы в случае новой войны не было нужды эвакуировать в спешном порядке из одного конца страны в другой целые заводы со всем оборудованием, с людьми – нужно их по всей стране рассредоточить…
– Теперь понятно, когда так доходчиво рассказала. – Кивали подруги, и тут же подначивали. – Не иначе, как твой Степан тебе про то всю ночь объяснял, всю государственную стратегию и тактику…
– А вы чужие ночки не считайте, подружки! У нас со Стёпой на всё, про всё времени хватит. И про дело поговорить, и… Будьте спокойны, уж кадрами-то мы страну обеспечим…
– Ну ты, Надюха, никогда в долгу не останешься! Палец тебе в рот не клади!
– Они все вместе смеялись, хоть и после работы, хоть и уставшие, но настроение хорошее, бодрое…
Шоркает Валентина Сергеевна чайник, а сама вспоминает. Когда цех к сдаче государственной комиссии готовили, всё в порядок приводили, красили стены, полы, драили все помещения.
Они в аккурат, с Надеждой обсуждали, что ещё сделать нужно срочно, а тут деваха к Надежде подбежала, молодая, из деревенских, из тех, что недавно только на комбинат устроились.
Подбежала и причитает, – Надежд Михаловна, Надежд Михаловна… Там у нас валики расползаются… – Что причитает, о чём – ничего не понять.
Цыкнула на неё Надежда, – Не блажи! Говорили толком – где это у вас, какие такие валики?
– Ну красим которыми… Все облезли уже… Мы пол на пульте управления докрашиваем… Теперь нечем, не успеем к комиссии!..
– Пойдём, глянем.
Посмотрели. Действительно, материал, что на валиках, весь расползаться начал, ворс полез и с краской на полу остаётся.
– Сейчас… сейчас… – Надежда начала лихорадочно прокручивать в голове варианты. – Сейчас… А-а!.. – Она махнула рукой, видимо что-то решила. – Сейчас приду! Иголку и нитки ищите! Быстро!
Валентина и девчонка, которая уже немного успокоилась, ничего не спрашивая, быстро кинулись в бытовку. Были уверены, Надежда что-то придумала, а уж иголка и нитки у девчонок в бытовой комнате всегда были под рукой, мало ли, иногда спецовку зашить надо бывает, или ещё что…
Надежда вернулась скоро, и Валентина буквально обомлела, глядя на неё. В руках подруга держала отпоротый каракулевый воротник от своего новёхонького модного чёрного пальто.
– Ты… ты… Как? – Она растерянно смотрела на подругу. – Это ж, Стёпин подарок?
– Стёпин, Стёпин… Чего встали, режьте напополам, да валики обшивайте! Времени мало…
– Ч-чё Стёпа скажет!?
– Чё-чё, не знаю пока – чё. Чё-то скажет, наверное… Не за воротник же он меня любит, я-то и без воротника – девчонка ничего себе!..
– Ну, ты, Надюха, даёшь!
– Даю… Даю… И вы давайте! Работайте уже…
Как выяснилось позже, Степан Надежде ничего не сказал, только философски пожал плечами, а на следующий день отнёс женино пальто в ателье, чтобы новый воротник к нему пришили.
А цех они подготовили вовремя, и приняли его члены комиссии без единого замечания. Пожилой, высокий с седыми висками генерал из министерства обороны, который комиссию возглавлял, в шинели с каракулевым воротником, в каракулевой папахе, поздоровался со всеми, причём с девчатами тоже за руку, сказал:
– Ну, молодцы! Хороший цех подготовили, самим приятно работать будет.
– И молодецки подмигнул Надежде. – Теперь ждём от вас качественной продукции!
– Служим Советскому Союзу! – Не растерялась Надежда.
Генерал усмехнулся тепло, как-то по-отечески, и, прощаясь со всеми – осмотр здания был окончен, комиссию повели подписывать акт приёмки в столовую – добавил, обращаясь к Надежде, – Служба – службой, дочка, а обед по расписанию. Заслужили мы обед…
Валентина замуж вышла на год позже подруги, поначалу она всё своего Сашу вспоминала, всё думала, почему он не принял её решение, почему расстались так глупо? Переживала. Но бурное развитие событий на новом месте, отвлекали её от прочих мыслей, и постепенно, все переживания притупились, отошли куда-то далеко на второй план, словно и не с ней это было, словно в какой-то другой жизни. Вокруг кипела стройка нового, важного для страны комбината, нужно было решать бытовые проблемы, связанные с обустройством на новом месте, с работой, с учёбой…
Как раз в то время, при комбинате открыли рабфак местного технического института, мастеров на производстве катастрофически не хватало, вот и решили подготовить их из рабочей среды, так сказать, из тех, кто уже был знаком с производством не понаслышке, и, конечно, хотел учиться дальше. Сначала поступали на подготовительные курсы. Было интересно, учёба многим давалась легко, тем более, у большинства поступающих за плечами уже было профильное образование. Да и руководство комбината, учитывая нехватку инженерных кадров низшего звена, наиболее зарекомендовавших себя в работе молодых специалистов, охотно назначало на инженерные должности – мастерами, технологами, но с обязательным условием, что они продолжат своё образование. Вот и Надежда с Валентиной руководили теперь разными сменами на одном участке, а по вечерам ехали на занятия, на рабфак.
Там, Валентина и познакомилась со своим Дмитрием Викторовичем. Парень был старше её года на три, окончил местное техническое училище, работал по специальности – слесарем в одной из мастерских на новом комбинате. Человеком Дима был работящим, серьёзным и ответственным, из потомственной рабочей семьи. Родители у него трудились на одном из эвакуированных сюда в первый же год войны промышленном заводе. Жили они в своем доме на окраине города, держали корову и кур. Когда родители были на работе, Диме приходилось управляться с хозяйством, так что, к труду парень был приучен с малолетства.
Немного поработав, после окончания училища, Дмитрий решил, нужно расти дальше, и поступил на рабфак. А после занятий, так получалось, он частенько провожал Валентину до общежития, тем более что и жили они с родителями неподалёку. Ну, и как это частенько бывает, провожал-провожал, а на третьем курсе, взял и сделал Валентине предложение руки и сердца. Сходили в ЗАГС, подали заявление.
И начались предсвадебные хлопоты, вот у Валентины смена заканчивается, нужно пройти посмотреть, проверить – всё ли в порядке. А мысли о другом – свадьба!.. Нужно же заготовить все, продукты закупать, платье белое обязательно, с фатой… Без белого платья она не согласна! В конце концов, первый раз замуж выходит, и хочется верить, что навсегда…
Задумавшись, зашла она на приёмку, чтобы выработку снять… а там никого нет. И конвейер остановлен уже, и пороховые шашки, которыми снаряды для «Градов» комплектуют, на специальных ложементах рядками выложены… Холодно на приёмке – она отдельно от здания в небольшом металлическом «теремке»… И – ни приёмщицы, ни грузчика…
«Не иначе, греться пошли в здание! – Подумала. – Придётся, наверное, поругать их для порядка!». Хотя понимала, попробуй-ка, постой в этом металлическом «теремке» шесть часов кряду, когда на улице мороз за тридцать. Хоть и двигаешься, хоть и изделия тяжёлые с конвейера снимаешь, выкладываешь на ложементы, обмеряешь их штангель-циркулем, всё равно холод под одежду проникает вкрадчиво, вроде и незаметно, но, чем дольше ты на морозе, тем сильнее каждую мышцу он пронизывает. А к концу смены вообще кажется, что его из тела уже ничем не выгнать.
«Ладно, – решила, – сильно ругать не буду, скажу, чтоб по очереди греться ходили». Вспомнила, как сама на приёмке начинала. Вот в такой мороз – вроде и семь одёжек на тебе, и пимы тёплые, и носки в них шерстяные, и ватник толстый… – уложишь ты изделие на ложемент, оно тёплое, только-только с формовки, сядешь рядом с ним, прижмешься спиной прямо к пороховой шашке, будто к печке, и греешься, пока новое изделие к тебе с формовки не выползет по ленте конвейера…
Греешься, и забываешь, что прямо за спиной у тебя «его величество порох», с которым, как известно, не шутят, и ты с ним, чуть ли не в обнимку сидишь, как с милым другом. Но, не дай Бог, разряд электрический искоркой с тела проскользнет к шашке, вспыхнет она как свечка. Хотя и всё предусмотрено, вроде, чтоб избежать этого: и спецодежда вся, вплоть до нижнего белья – без всякой синтетики, и инструмент весь из дюралюминия выполнен, но как знать, за каким углом чёрт стережёт…
Так и работали, а куда деться, снаряды стране нужны.
Меняла Валентину – Надеждина смена. Всё Валентина Надежде в журнале расписала – выработку, параметры технологические, а потом ещё немного с подругой в бытовке посидели, чая попили.
– Ну как, к свадьбе-то готовишься?
– Ох, и не говори, подружка, забот – полон рот!
– Не печалься, справимся! Девчонки все помогут, чай – не чужие…
– Спасибо вам… Я-то, если честно, не знаю за что схватиться.
– Разберёшься за что, а там и схватишься. Ежели сама не разберёшься, мы подскажем: мужики-то, они, чай тоже, как и пороховые шашки, все по одному чертежу сделаны…
– Всё шутишь.
– Да только и остаётся. Ты вот, мне лучше скажи, после свадьбы к своему разлюбезному жить съедешь?
– Наверное… Мы как-то об этом ещё не думали.
– Не думали они… А со свёкром, со свекровью у тебя как?.. Принимают они тебя?
– Не знаю пока, я и была-то у них раза два, и то мельком…
– Ты подруга, пока время ещё есть, этот вопрос изучи. А то не жизнь будет потом – сплошной Содом с Гоморрой…
– Ладно… – Отмахнулась Валентина, и то верно не до того ей было, другие хлопоты в голове.
К слову сказать, с родителями мужа у Валентины сразу заладилось, мать его Матрёна Ивановна в первый же утро, после того как молодые к Дмитрию переехали, невестку в оборот взяла, мягко так, по-свойски, но уверено:
– Ну что, Валюша, мужики пока по хозяйству управляются, давай-ка завтрак им сготовим. А то сейчас придут голодные… – Сказала, словно невестка здесь в доме уже всё знает.
И сразу как-то у Валентины всё на место встало, а ведь, правда, сейчас Дима со свёкром скотину покормят, придут домой – их кормить нужно, чай с вечера ничего не кушали. Она живо вошла в процесс, салат свежий нарезала, спросила у свекрови, – Что ещё?
– Да пойди на стол накрой, сейчас придут уже, я вот тут им картошечки пожарила свежей, ты укропчиком сверху посыпь, отец у нас любит, когда с зеленью.
Свёкор, Виктор Дмитриевич, после того как руки с Димой они помыли, сел неторопливо во главе стола, как бы строгим взглядом стол оглядел молча, головой кивнул. Все остальные тоже к столу подсели, слева Матрёна Ивановна, справа Дмитрий, Валентина живо сообразила, её место рядом с мужем, тоже присела. Свёкор картошку попробовал, – Чё-то плохо ты меня любишь, мать, картоху-то недосолила… Дай-ка солонку.
Попробовал салат, – А невестка – молодец, уважает свёкра, соли как раз впору. – Улыбнулся. – Ладно, давайте подкрепимся слегка, а то до обеда далеко ещё…
И всё, последнее напряжение у Валентины словно рукой сняло, поняла, у каждого здесь свои обязанности, каждый своё делает, а все вместе они – семья, и она тоже отныне член этой семьи.
Чистит Валентина Сергеевна чайник, да вспоминает. Года через три после свадьбы у них с Димой сын родился. Как она радовалась, когда ей впервые малыша в роддоме кормить принесли: маленький, розовый весь, на руки его взяла с опаской – не дай Бог, неловко что-то сделаешь, ещё повредишь, а он, вон, как смешно глазки открыть пытается, да к титьке ротиком тянется…
Дмитрий, тот, когда Валентину с малышом из роддома забирал, тоже не сразу решился малыша на руки взять, боялся, пожалуй, даже больше чем Валентина поначалу.
– Ты чего? – Улыбнулась она. – Бери смелее, твой ведь сын…
– Маленький какой… – Дмитрий всё ещё не решался.
– Ничё себе маленький! Четыре с половиной килограмма потянул!.. Богатырь!
– Вот я и говорю, маленький… – Дмитрий наконец-то осмелился, взял сына на руки. – Витькой будет.
– Витенькой, стало быть. – Согласилась Валентина.
Дочь у них спустя два года родилась, к тому времени они уже от родителей съехали, как раз перед этим им новую квартиру дали.
А дальше, жизнь как жизнь, как у тысяч других знакомых, не лучше и не хуже: детей растили, поднимали, на ноги ставили… а там, не успели оглянуться, а уж и внуки пошли, сначала у старшего, Виктора девочка родилась – Марина, потом у Светланы, у дочери – сын, Антошка.
С рождением внуков, вся жизнь как-то иначе восприниматься стала, приоритеты поменялись. Раньше что было – на первом месте работа, куда от неё денешься, надо детей обеспечивать; потом – дом, дети, приходишь с работы усталый, а нужно с сыном или с дочерью уроки делать, в школу опять же сходить, учитель зачем-то вызывает… но – это после работы.
Теперь по-другому всё. В первую голову заботы – у Маринки температура повысилась, простыла, наверное, в садике… Антошка всю ночь не спал – плакал, зубки, видать, режутся… Порой, и с работы отпросится приходится, чтобы с кем-то из внуков в больницу сходить. Сыну-то с дочерью – некогда…
И всё бы ничего жилось, да что-то непонятное вокруг происходит теперь, жизнь меняется, да как-то уж больно резко. Страны той не стало, в которой с рожденья жили, которую строили вот здесь – в Сибири… Столько сил отдано!..
Но сообразили новые «правители» на троих, посидели где-то в Беловежской пуще, попили водки, да всё за всех по пьяному делу и порешили. А то, за что народ проголосовал на референдуме, на то, как говорится, с прибором положили…
Комбинат опять же, который они всем народом строили – половина цехов позакрыли, говорят, не нужен больше порох стране, мол, мы теперь с американцами дружить будем. Вторая половина – в различные ООО переделали, работают они еле-еле с грехом пополам. Там, где сложнейшее оборудование делали – ложки да кострюли теперь штампуют, где заряды для ракетных двигателей вулканизовали – шампиньоны выращивают…
Вот и Дима её не вынес этих перемен, заболел. И умер. Опять почувствовала, как слёзы к глазам подступили, всегда так бывает, как мужа вспомнит. Лучше уж о другом о чём-нибудь.
Вот подруга её, Надежда, которая к тому времени Степана своего тоже схоронила, она в этой новой комбинатовской реальности ко двору пришлась. Своих детей им как-то со Степаном Бог не дал, то ли не очень постарались они, то ли ещё что, вот вся энергия, особенно после смерти Степановой, у Надежды в карьеру ушла.
А тут ещё, года три назад, встретила Валентина в бывшем комбинатовском управлении – даже глазам не поверила! – Сашу. Того самого. С которым в Чапаевске на выпускном целовались.
И он её узнал почти сразу, глаза у Саши округлились, зазаикался даже:
– Т-ты?..
– Я-а… – Валентина не сразу сообразила, как ей себя с ним держать, с одной стороны, можно ему былую обиду припомнить, как он с ней в Сибирь тогда не поехал… с другой – сама ведь она тогда сюда напросилась, да и столько времени прошло… – Не узнал?
– Узнал.
– Ну, и хорошо. Ты откуда? По каким делам к нам в Си-бирь? – Всё-таки не сдержалась, слово «Сибирь» нарочито подчёркнуто произнесла, по слогам.
Он понял, но сделал вид, что – нет, ответил спокойно:
– В командировку. Я теперь в министерстве работаю, ваши предприятия курирую. Нынче реорганизация у вас на комбинате намечается…
– Как это?
– Да так, акционировать предприятие будут, так сказать разгосударствление собственности…
– И что?
– Да ничего. То государство хозяином комбината было, теперь, вот, вы будете…
– Мы?
– Ну, люди… Все работники какие-то свои доли получат. Потом, кто захочет, сможет свою долю продать…
– Кому?
– Кому-нибудь…
Валентина сразу отметила про себя, хотя и интересно ей Сашу снова увидеть, поговорить с ним, но особых чувств внутри не всколыхнулось. Спокойно как-то всё, словно и не было ничего никогда.
Потом он в кафе Валентину пригласил. Её и Надежду. Как-никак в техникуме одной группе все втроём четыре года учились.
А вот, Надежду Сашина новость про акционирование комбината очень заинтересовала. Весь вечер в кафе она у него всё живо выспрашивала, что да как. Телефоны его московские записала – и рабочий, и домашний.
А после его отъезда, так энергично за дело взялась, видать не зря спрашивала – и акции у людей скупала, и под эти акции собственность на одно производственное здание оформила. Потом оборудование откуда-то закупила – термопласт автоматы для производства разовой посуды, новенькие. Позже как-то она Валентине призналась, это Саша ей с оборудованием помог, по своим московским связям. Теперь они с Надеждой – компаньоны.
Открыла Надежда производство, и дело у неё пошло, спрос на разовую посуду оказался огромным. Развернулась она, настоящей хозяйкой стала, дочь, вот, Валентинину к себе работать пристроила.
Смотрит Валентину на Светку, без очков видно, как дочь Надежде во всём подражает. Одевается как её подруга, разговаривает – ну, точь в точь – Надюха. Словечек этих, опять же, понабралась – «шопинг», «фитнес», «менеджмент», «маркетинг»… Даже походка у Светки такая же, как у Надежды, стала. Нет, Валентина не обижается, не ревнует вовсе, просто понять не может она эту новую жизнь, а стало быть, и принять многое из этого нового, непонятного.
