Сергей Евгеньевич Тарасов
Потрясающие события. Рассказы

Конфеты

Утром я встал, совершенно не выспавшись после ночного чтения. Поел, и поехал за продуктами. У меня так опустел холодильник, что я только открывал его, и сразу закрывал – в нем уже не было ничего вкусного. Надо было его заполнить, так как я постоянно стал испытывать голод, особенно поздним вечером. Зашел в магазин «Яблоко», положил в корзинку все, что запланировал купить, и поехал скорее домой. Впереди у меня был обед, и надо было уже топить баню – сегодня как раз была суббота.

Перед поездкой выключил газ, и дома было холодней, чем я рассчитывал. Пришлось его включить, и я отправился в огород – там стояли две полные бочки с водой. Часть воды я перелил сразу в котел, который был в бане, и затопил печку. Пока я так хозяйничал, согрелся, и решил, наконец-то пообедать.

Когда выгружал продукты из сумки в холодильник, из нее выпал магазинный чек, и я за обедом решил посмотреть стоимость сгущенки, которую я купил.

Выяснилось, что я купил самое дорогое, но очень вкусное сгущённое молоко, но не стал сильно расстраиваться по этому поводу. Расстраиваться я начал, когда увидел в кассовом чеке товар, который я не покупал. Это были конфеты, и они стоили почти пятьсот рублей. Я иногда смотрю чек прямо в магазине, у кассы, но редко – для этого мне надо было сначала достать очки. А если в моей сумке слишком много всяких нужных и ненужных вещей, то достать их было просто невозможно.

Этот был такой случай, когда мне надо было посмотреть чек прямо у кассы. Молодая девушка – кассир, у которой вдруг появилось желание бесплатно поесть вкусные шоколадные конфеты, просто впечатала их мне в чек. У меня был случай, когда я забыл пельмени на кассе в Магните, и, придя домой, захотел их тут же сварить и поужинать. Но оказалось, что я их забыл на кассе. Пришлось спускаться в магазин на первый этаж, и спрашивать у продавцов, где мои пельмени.

Их уже унесли обратно, в коробку в холодильной камере. Я их оттуда достал, сказал спасибо, и отправился их варить на кухню. Но так, как сегодня, не бывало никогда. Было уже поздно ехать в магазин, и объяснять, что я заплатил за конфеты, которые не покупал, и это проделки кассира. Решил оставить это на завтра.

Наступило завтра, это было воскресенье. Хорошенько выспался, позавтракав, я оправился в магазин, получить обратно свои денежки, или захватить конфеты. Знакомой девушки, которая обслуживала меня вечером, на кассе не оказалось, и я прошел в торговый зал. Походил между стеллажей, заставленных всякой съедобной и несъедобной всячиной, увидел двух женщин, стоящих у стеллажа с товарами. Они были с блокнотами, и не походили на покупателей.

Я подошел к ним и спросил, как мне найти кассира. Одна спросила: – «для чего?» И я объяснил в двух словах, что заплатил за товар, который не покупал. Одна из них оказалась заведующей. Она посмотрел на мой чек, и попросила прийти завтра – когда придет работник магазина, работающий с видеокамерами. Это было для меня неожиданной и хорошей новостью. Про это я не подумал: – что на кассе за всеми покупателями и кассиром наблюдают видеокамеры и информация записывается.

В понедельник я нашел Александру Сергеевну – так звали эту молодую симпатичную заведующую. Она попросила мужчину, который работал с видеокамерами посмотреть запись, и вернула мне деньги. Я поздравил ее с наступающим новым годом, и эта история, таким образом, закончилась хорошо. А я думал и нервничал, когда обнаружил в чеке конфеты, весь субботний вечер.

Вот так живешь, в тишине и спокойствии, не желая никому зла и проблем. Теряешь самоконтроль, и кто-то тебя или обманет, или подставит. Надо быть всегда начеку, как говорил Козьма Прутков. Это также означает, что умирать рано. Надо просто спокойно разобраться, и выясниться, что почти все можно исправить.

Я стараюсь. Но когда плохо сплю, или рано встаю, у меня такой вид, как у ботаника, или лоха. И реакция замедленная, и мозги соображают плохо. Надо больше спать, особенно зимой. Но это не всегда получается – или начнут показывать хороший фильм в ящике для идиотов, или в книжном шкафу обнаруживается целая стопка интересных книг.

Концерт летучих мышей

Мой приятель, с которым мы зимой ходили в лыжные походы, оказался летом большим любителем лазить по пещерам. И взял меня с собою, когда выдалась такая возможность посетить одну из пещер. Я согласился, сразу собрался, и мы поехали.

Нас было шесть человек: трое парней, и три девушки. Все были из разных групп, но с одного потока, и хорошо знали друг друга.

Взяли палатку, продукты, гитару, и сели на поезд. Утром мы приехали на место. Там текла река Исеть, и мы устроили лагерь на ее берегу. На противоположном берегу реки тянулись скалы из известняка, в которых видны были небольшие гроты, и там был вход в Смолинскую пещеру, куда мы собрались забраться.

Мне приходилось бывать в пещере. Как-то раз ездил в Кунгурскую ледяную пещеру, и мне там понравилось, – было красиво, просторно, и были сталактиты со сталагмитами. Я не боялся закрытых пространств. Но после пещеры, в которую я полез вместе с Серегой – этим сумасшедшим палеологом, отношение к пещерам у меня изменилось.

Первую вылазку в это темное и грязное царство теней мы совершили всей толпой. Не особо и наклоняясь, прошли по тесной, мрачной, и грязной галерее до большого зала, примерно двадцать метров диаметром. Вверху, через небольшие карстовые промоины сочился слабый свет. К этим промоинам вела крутая осыпь, вся покрытая мокрой глиной. А как бесплатное приложение внизу осыпи был провал, – типа широкой трубы, поставленной на попа.

Сергей сразу нас предупредил, что туда подходить опасно, можно поскользнуться на мокрой глине и переломать в этой трубе все, что можно придумать. Я не стал спрашивать, какая глубина у этого провала. Это место было слишком опасно, чтобы к нему приближаться. Не хватало, чтобы поскользнуться на глине и полететь вниз, ломая у себя все кости.

Из этого грота полезли по какой-то норе, узкой и грязной. Нора была очень темной. И Сергей на короткое время выключил фонарь, чтобы мы оценили абсолютную темноту. Не знаю, как другие, я просто почувствовал себя слепым в каком-то муравейнике без входа и выхода. Потом он включил фонарик, и мы по очереди, один за другим, полезли всей толпой за ним дальше. Эта нора оказалась не очень-то и длинной. Спустя каких-то сорок минут вновь оказались в зале, из которого начали свое путешествие.

Все были грязные, как земляные червяки. Но довольные, что увидели знакомое место, где можно было выпрямиться во весь рост. Потом, когда передохнули, полезли за своим гидом в другую, аналогичную нору, только она оказалась длиннее и грязнее первой. Мы, ругаясь в тесноте известняковых отложений, ползли в темноте за Сергеем. Вылезли опять в том же зале, с провалом на дне. И услышали писк летучих мышей. Они пищали, вообще-то, но довольно приятно, и если бы я не знал, что это мыши, подумал бы, что похоже на репетицию хора пьяных курских соловьев, у которых в наличии всего одно колено.

Мы долго слушали этот концерт подземных соловьев. И когда устали от него, подались к выходу. Было так приятно увидеть дневной свет. Слов нет, какой он нам показался милым после темной и мрачной пещеры. На улице уже наступил вечер. Мы приготовили ужин, и у всех оказался зверский аппетит после посещения пещеры. Наконец, насытившись, заснули мертвым сном в палатке.

На следующий день я вместе с Серегой отправился опять в пещеру, только вдвоем, остальные наслаждались теплым днем на берегу реки, и лазили по прибрежным скалам. Добрались без приключений до зала, обошли провал в нижней его части, и полезли по какому-то длинному, без света коридору. Дно и стенки у него были без глины, потолок был низкий. Мы сначала шли слегка пригнувшись. Коридор этот был сначала приспособлен для ходьбы, но чем дальше по нему пробирались, тем он становился все уже и теснее. Дошло то того, что начали по нему ползти. Сергей полз впереди, и он был легче и поменьше ростом, чем я. Когда этот коридор сузился до такой степени, что он не мог двигаться вперед, а я тем более, он сказал, что пора вернуться.

Вернуться оказалось трудным и долгим процессом. Мы ползли, как раки минут двадцать до того места в этой норе, где можно было развернуться и ползти уже головой вперед, как нормальные пластуны. Наконец, это место нашлось. Поползли головой вперед, а потом, наклонившись, как ревматоидные старики, пошли к выходу из этого сужающей в конце известковой дыре. Доковыляли до выхода в этой норе. Надо было только пролезть через тесную узкую расселину длиной метра три, чтобы оказаться в гроте, в котором можно было разогнуться во весь рост.

Так как я полз сейчас впереди Сереги, то вылезать в просторный зал мне выпало первым. Я безо всякой задней мысли начал протискиваться по этой узкой щели вперед к свободе, и когда весь оказался в этой щели, со страхом обнаружил, что не могу пролезть по ней дальше: застрял, как пробка в бутылке. Ни назад, ни вперед. Ко мне пришла хорошая, но запоздалая мысль, что надо было снять с себя штормовку, штаны и сапоги, и, тогда, раздевшись догола, я бы может быть и вылез из этой ловушки, в которую угодил. Меня успокаивала лишь только мысль, что Серега тоже попал в ловушку: собою я загородил ему выход. И пока не вылезу, он тоже не сможет. Так мы и останемся здесь навсегда. И тогда какие-нибудь, лет через двести, очередные сумасшедшие спелеологи найдут однажды наши кости.

Я лежал, стиснутый со всех сторон прохладным известняком и размышлял, как мне быть дальше. Сереге тем временем уже надоело лежать без дела, и он решил, во что бы то ни стало вырваться на свободу. Стал меня пинать по ногам. В свою очередь я, как истинный червяк, начал извиваться всем измученным телом, и по сантиметру, другому, продвигаться к выходу из этой норы. Совсем измученный борьбой за жизнь и телом и душой, мокрый от пота, я выпал в зал, из которого мы начали путь сквозь известняк. За мной вылез Серега, без штормовки и свитера, которые он на всякий случай снял, когда полез за мной через эту щель.

Мы с энтузиазмом быстро двинулись к выходу из пещеры, и вскоре увидели солнечный свет. Больше мы в пещеру не полезли. Отдохнули в лагере, наелись так, что я чуть не лопнул, и следующим утром поехали домой – отмываться от глины.

С тех пор я не люблю пещеры. Сыро, грязно, света совсем нет, всякие ловушки под ногами, в которые можно запросто провалиться. И чересчур узкие и запутанные норы для людей.

То ли дело идти по солнечному лесу, глядя на грибы, лесные цветы, слушать соловьев, и других лесных птиц, а не похожий на песни контуженых соловьев, писк летучих мышей.

Костюм Адама

Поселок Озерный я знал хорошо, – в лесах, которые его окружали, находилось много старых ям и неглубоких шурфов, которые любители уральских самоцветов выкопали для добычи горного хрусталя. И сейчас, когда наш поисковый отряд приехал в этот поселок, я был этому рад, – можно в геологических маршрутах посетить уже мне известные горные выработки с хрусталем и найти новые.

Но нам надо было найти себе временное прибежище, где можно было остановиться и прожить несколько недель. Наш начальник отправился в администрацию и там нас пообещали поселить в комнате местного общежития. Нас было человек семь, и к нам должны присоединиться несколько геологов, которые еще плыли по рекам Тагил и Туре. Одной комнаты было нам маловато, и я отправился на поиски пустого дома, который можно было снять для нашей многочисленной компании.

Дом я нашел, но хозяева уехали, а вселяться без их согласия было неудобно. Мы устроились около него и стали ждать. Когда пошел летний дождь, мы перебрались в старый разрушенный дом и переждали дождь там. Время шло, а хозяева дома, в котором мы собрались устроиться, не появлялись. Так мы их не дождались, и пришлось нам отправиться в общежитие. Комендант освободил пару комнат, и мы стали таскать в них свое имущество – раскладушки, спальные мешки и кухонные принадлежности.

Все рабочие и начальник отряда устроились в комнате побольше, а я облюбовал для меня и Юры небольшую комнатку напротив, где стояла двуспальная кровать, на которую я немедленно разложил свой спальный мешок. Юры еще не было – он плыл по реке Тура, но для него уже было готово место, где он мог растянуться после работы во весь свой богатырский рост.

Перед общежитием мы поставили свои машины, и общежитие стало выглядеть солидным предприятием.

На следующий день один из них высадил меня с рабочим на автостраде, и я с рабочим отправился в путь. Сначала нам предстояло перебраться через небольшое болотце, а дальше идти по лесной дороге в поселок пешком и по дороге стараться найти месторождение урана, или на крайний случай, одну, или несколько радиоактивных аномалий.

В этих местах я еще не был, и поэтому внимательно смотрел по сторонам, надеялся увидеть старые горные выработки. Вскоре моя надежда исполнилась – на обочине дороги красовались многочисленные отвалы и полузасыпанный глубокий шурф. Радиоактивность здесь была в норме, и я начал осматривать отвалы. В них, кроме пегматита, ничего интересного не было, – или любители уральских самоцветов унесли всю свою добычу с собой, или им не повезло с поисками хрусталя. Так бывает сплошь и рядом, – надеешься на находку большой и красивой друзы, но в реальной жизни приходиться довольствоваться несколькими кристаллами.

Я задокументировал это искусственное обнажение, потом съел обед, который приготовил рабочий, и мы пошли дальше. Вечером мы добрались до окраины поселка, и маршрут был закончен. В месте, куда мы вышли, находился старый гранитный карьер, затопленный подземными водами, и там можно было искупаться после работы. Общежитие было недалеко, я оставил там свою полевую сумку и радиометр, взял полотенце и мыло и отправился на водные процедуры. Погода не располагала к купанию, было не очень жарко, но не холодно. Я был полный решимости искупаться и не обращал на прохладную погоду большого внимания.

Нашел на берегу подходящее место, чтобы раздеться и войти в воду, потом сел на большую гранитную глыбу, закурил и стал рассматривать пруд и его берега. Кроме меня, здесь никого не было, и я решил купаться нагишом, чтобы не мочить свои плавки.

Вода оказалась очень чистой и прозрачной, но не теплой, а скорее прохладной, а дно было каменистым и круто уходило вниз. Но нырять я все равно опасался, и едва нырнул в прохладную воду, сразу вынырнул и поплыл на середину. Пока туда плыл, начал мерзнуть и от этого сильнее замахал своими руками. Добравшись до берега, я достал полотенце и стал обтираться им, чтобы слабый ветерок не морозил меня еще сильнее. Пока я с увлечением сушил себя махровым полотенцем, заметил в метрах сорока девушку, которая внимательно наблюдала за моими действиями. Хоть я был полностью раздет, и даже без плавок, я безо всякого стеснения продолжал обтираться полотенцем, и рассчитывал, что с такого расстояние трудно рассмотреть меня полностью.

Согревшись с помощью полотенца, я оделся и отправился знакомиться. Ее звали Надежда, недавно ей исполнилось двадцать три года, жила около общежития в доме отца вместе с маленькой дочерью. Я рассказал ей, что геолог, недавно развелся и занимаюсь здесь поисками полезных ископаемых, живу в общежитии вместе со своими друзьями, и мне примерно тридцать лет, с небольшим хвостиком.

На самом деле мне в этом году исполнялось пятьдесят лет, мне казалось, что это чересчур много, для знакомства с такой молодой и привлекательной девушкой. Главное, что я чувствовал себя максимум на сорок лет, не больше. Мы сидели и разговаривали на гранитных глыбах, и я вспомнил, что еще не ужинал, даже стал мерзнуть, и мы пошли в поселок, – я ужинать, а она к себе домой. После ужина стал заполнять свою полевую книжку, а потом улегся спать.

На следующий вечер мы опять встретились у этого пруда. Я снова купался обнажённым, и, хотя она находилась рядом, не обращал на это внимания. Так прошло несколько дней. В поселке должен проходить какой-то праздник, и она предложила составить ей компанию. Я начал искать, что мне одеть на этот вечер, потому что обычно в тайгу с собой не брал костюм с белой рубашкой и галстук. Мне помогла ее подруга, к которой приехал недавно солдат – дембель, и у него нашлись для меня лишние джинсы.

Когда надел эти джинсы, то понял, что они мне идут, как корове седло – они были заужены и короткие. А я за лето отвык от такой одежды, и мне было удобно ходить в брезентовых штанах, штормовке и болотных сапогах. Пришлось поблагодарить этого солдата и отказаться от подаренных джинсов. Я вернулся в свою комнату и провел ревизию своего рюкзака. На его дне обнаружились незамеченные раньше вельветовые джинсы, и я сразу их надел. Кроссовки я почистил, надел свежую футболку и остался доволен своим внешним видом.

На этот местный вечер мы пришли вчетвером – я, солдат с подружкой и Надежда. Народу было много – и все они были молоды. Я чувствовал себя не очень уверенно на такой тусовке, но все обошлось. Были танцы, новые знакомства, какие-то викторины, в которых я отказался участвовать. Когда у меня спрашивали, сколько мне лет, я отвечал, что немного за тридцать, и никто из новых знакомых мне не давал больше. Мои часы уже показывали около часа ночи, и я решил, что с меня хватит – и новых знакомств, танцев и общения с молодежью. Утром мне надо было отправляться в очередной маршрут, и надо было перед ним хорошенько выспаться.

Мы с Надеждой дошли до общежития и попрощались.

Утром, когда уже сидел в машине на своем штурманском месте рядом с водителем и разглядывал топографическую карту, шофер мне сказал, что нам вслед машет рукой какая-то девушка. Я высунулся в окно и увидел Надежду, которая провожала меня на работу. Мне стало очень приятно – это был первый и единственный случай в моей богатой событиями геологической жизни, когда меня так провожали в геологический маршрут.

Кружка с водкой

Дни на рабфаке проходили очень быстро. До обеда мы вспоминали физику, математику и другие школьные науки, а после трех часов дня начиналась свобода. Нас было человек семьдесят, – в основном парни, которые отслужили два года в армии, но кроме нас, бывших дембелей, была молодежь с производства и взрослые мужики, которым понадобилось высшее образование, но таких было мало.

Я сдружился с двумя моими ровесниками: Валерой и Шурой, они были, как и я после армии. Валера служил в Сибири, на одном из военных аэродромов, играл на гитаре – у него в детстве были больные кисти рук, и врач посоветовал родителям, чтобы он занялся игрой на гитаре. За несколько школьных лет он так научился играть на гитаре, что его повсюду брали в какие-то вокально-инструментальные ансамбли, и его внешность соответствовала его увлечению – волосы до плеч и очки, как у Леннона. Шура был его полной противоположностью – он родился в поселке под Екатеринбургом, там вырос, оттуда ушел в армию, и сразу можно сказать по его внешности и манерам поведения, что он с какой-то глухой деревни.

Но внешность бывает обманчивая. Несмотря на свой деревенский вид, коренастую фигуру, громкий голос и непокорную шевелюру, это был очень умный и общительный парень. Дед у него жил в деревне, но имел в самом центре города квартиру. Иногда, после занятий, мы отправлялись туда, брали бутылку – вторую, и там, в старой трехкомнатной дедовой квартире проводили оставшиеся дневные часы. Вечером мы с Валерой разъезжались по домам, а Шура ночевал в этой квартире.

Ранней весной у Валеры случились именины, и мы отпраздновали этот знаменательный день по полной программе – сбежали с лекций, накупили вина, закуски, и обосновались в Шуриной квартире, за большим круглым столом. Часа через четыре, вечером, когда вся водка и вино нас кончилась, и вся закуска была съедена, мы с Валерой решили отправиться по домам, а Шура пошел нас провожать. Прошли по тесной улочке, и вышли на проспект Ленина. Валера сунул в рот пустышку, я взял его на руки и мы пошли на трамвайную остановку, которая была в нескольких сотнях метров. По дороге этот грудной младенец рыдал, плакал, совсем как настоящий, и я его успокаивал – звучными шлепками по заднице. Все прохожие на тротуарах шарахались от этого взрослого плачущего ребенка, который с пустышкой зубах удобно устроился на моих руках.

В трамвай я его занес с трудом – он был довольно тяжелым грудным ребенком, и здоровым – примерно около двух метров. Я занес его в первую дверь, с трудом протиснулся в проход между сиденьями, и отправился на заднюю площадку. Никто мне даже и не подумал уступить место, и я миновал весь трамвай и решил выйти – подождать другой, с более отзывчивыми, милосердными пассажирами.

На следующей трамвайной остановке, на площади 1905 года, я опустил своего тяжелое и плачущее чадо на землю, и облегченно вдохнул. У меня уже устали и ноги, и руки, и я решил, что хватит мне таскать именинника, пусть дальше идет своим ходом. Валера достал пустышку из своего рта, спрятал ее в карман, и, помахав на прощанье нам рукой, отправился домой. Шура подождал, когда приедет мой трамвай, и тоже пошел.

Мы встретились в институте на следующий день, и решили, что будет веселее, если к нам присоединяться девушки. Шура тут же внес замечательно предложение – устроить пикник на озере, неподалеку от его поселка – там можно порыбачить с лодки, вволю напиться водки и переночевать в доме лесника.

Они уехали на озеро в пятницу, вечером, а я отправился вслед за ними в субботу, – мне надо было помочь отцу. Я знал, примерно, где находиться это озеро, как оно называется, купил две бутылки водки и отправился после обеда в путь. До Двуреченска добрался на автобусе, узнал у местных жителей, как и по какой дороге, мне дойти до озера Щучьего. Часть пути меня довез мотоциклист, и я прошел оставшиеся километра два пешком, по лесной дороге.

Вскоре вышел к озеру, которое пряталось от моих глаз в березовом лесу. Впереди, на опушке леса находились несколько домов, но моих друзей не было видно, и я отправился по песчаному берегу озера их искать. Они сидели в лодке, и под лучами заходящего солнца ловили рыбу. Я им помахал, и они взяли меня на борт. Все были рады меня видеть, особенно Валера, который начал мне жаловаться, что он провел ужасную ночь. Шура ночевал со своей будущей женой, а Валера устроился спать между двух горячих подружек, которые ему не давали спать всю ночь – как только он уставал целоваться с одной и отворачивался, к нему ту же лезла обниматься вторая. И Валера жаловался мне то на первую, то на вторую, а потом на обоих. Я его успокоил, сказав, что его друг, наконец, приехал, и в следующую ночь он выспится.

Я показал им водку в моей сумке, и они сразу забыли про рыбалку. Собрали со дна лодки свой скудный улов, – несколько десятков упитанных карасей, и мы поплыли к берегу, на котором нас уже ждали. Девушки готовили для нас обед – варилась уха, а чай уже был готов. Мы, рыболовы, решили дождаться ухи, и пока она доваривалась, я открыл одну бутылку и налил водку в эмалированную кружку, которая стояла на столе. Судя по уменьшившему уровню водки в бутылке, в кружке было не менее стакана – около 200 грамм.

Когда одна из девушек подошла попить воды к столу, то Валера протянул ей эту кружку с водкой, и хитро подмигнул мне с Шурой. Девушка взяла кружку, и начала пить, мелкими, но частыми глотками. Мы смотрели на нее с удивлением и волнением, и готовились к предстоящей взбучке. Когда она, наконец, выпила все содержимое, то произнесла с удивлением, – «ах, это же была водка»…

Мы переглянулись, и дали ей закусить – а что еще нам оставалось? Догнать, и перегнать…