Сергей Есенин
Анна Снегина. Поэмы, проза

Полная версия

Сергей Есенин. Фото 1922 г.

Предисловие
Национальный поэт с трагической судьбой

В основу настоящего издания избранных произведений великого русского поэта Сергея Есенина (1895–1925) «Анна Снегина. Поэмы и проза» легло его «Собрание стихотворений» в трех томах, которое он сам составил в 1925 г. и которое ему так и не суждено было увидеть выпущенным в свет. Включенные в книгу поэмы «Пугачев», «Анна Снегина», «Повесть о великом походе», «Поэма о 36», «Страна негодяев» и «Черный человек» – это вершина поэтического творчества «певца русской деревни», без которых нельзя представить историю отечественной поэзии XX века. Составляя свое собрание произведений, поэт целенаправленно отделил эти «большие поэмы» от своих «маленьких поэм», которые по жанру представляли собой не что иное, как просто «длинные стихотворения». И представленные читателям в настоящей книге б поэм поэта прекрасно показывают и эволюцию «поэтического голоса» автора, и масштаб его творчества, а также то, как Есенин отразил в этих поэмах свои собственные жизненные коллизии, выпавшие на трагическую эпоху революционной смуты в России.

Немаловажно, что к жанру «настоящих поэм» поэт подошел только в 1921 г., накопив к тому времени огромный жизненный опыт. К работе над поэмой «Пугачев» поэт приступил в феврале – марте этого года, когда происходившие в России смутные времена все больше напоминали эпоху пугачевского бунта, который поэтому-то и привлек внимание поэта. Написание поэмы совпало с поездкой Есенина в Среднюю Азию, во время которой он смог побывать в пугачевских краях, в том числе в Самаре и Оренбурге. Поэт не мог не вспоминать при этом А. С. Пушкина, который тоже побывал в Оренбурге и тоже занимался изучением пугачевского бунта, написав и его историю, и «Капитанскую дочку».

Есенин в итоге, воспев Пугачева как выразителя народных, крестьянских чаяний, не мог не вступить в скрытую полемику с автором «Евгения Онегина». Своему другу И. Н. Розанову Есенин выразил это такими словами: «Я несколько лет… изучал материалы и убедился, что Пушкин во многом был не прав. Я не говорю уже о том, что у него была своя, дворянская точка зрения… Например, у него найдем очень мало имен бунтовщиков… Многое Пушкин изобразил просто неверно. Прежде всего сам Пугачев. Ведь он был почти гениальным человеком, да и многие из его подвижников были людьми крупными, яркими фигурами, а у Пушкина это как-то пропало».

Есенин мечтал поставить свою поэму в театре Мейерхольда, но постановка тогда не состоялась (это осуществилось намного позже в Театре на Таганке с выразительной игрой актера Владимира Высоцкого). Однако он очень часто публично читал свою поэму, и она производила на слушателей неизгладимое впечатление. Так, М. Горький отмечал, что поэт «читает потрясающе, и слушать его стало тяжело до слез… Взволновал он меня до спазмы в горле, рыдать хотелось. Помнится, я не мог сказать ему никаких похвал, да он – я думаю – и не нуждался в них».

Поэма «Анна Снегина» была написана Есениным в 1924–1925 гг. преимущественно на Кавказе, и в ее основу легли впечатления поэта от его поездок в родное село Константиново в 1917–1918 гг., в период самых острых революционных событий. Оторвавшись от родных мест, поэт никогда не забывал о них. После своего отъезда в Москву он возвращался в Константиново 16 раз, в том числе и в революционные годы, когда кругом кипели невиданные страсти и рушился старый мир. И эти коллизии поэт прекрасно отобразил в поэме «Анна Снегина», пожалуй, единственной поэме в мире, которой посвящен целый музей, находящийся в Константинове.

В основу поэмы легла судьба последней константиновской помещицы Лидии Ивановны Кашиной, в усадьбе которой и расположился уникальный музей, воссоздающий картины дворянского быта. Сергей Есенин с 1916 г. подружился с Кашиной, и он сыграл важную роль в сохранении ее усадьбы, когда в революционную эпоху высказался на собрании сельчан за ее использование для нужд села, а не за ее снос или уничтожение. Потом поэт не раз встречался с Кашиной, в том числе в Москве, и неоднократно, помогал ей после выселения из Константинова. И эту поэму, вобравшую в себя драматические и одновременно лирические воспоминания поэта, он неоднократно читал слушателям, вновь вызывая восторги и удивление. Как вспоминал Д. Фурманов, «он читал нам последнюю свою, предсмертную поэму. Мы жадно глотали ароматическую, свежую, крепкую прелесть есенинского стиха…».

Поэма «Песнь о великом походе», написанная в 1924 г. в Петрограде, – это попытка поэта увязать воедино две эпохи – эпоху Петра I и эпоху революции, напомнив читателям, что суровые времена не раз потрясали основы Отечества. И поэт, без сомнения, оказывается в этой поэме в рядах сторонников революции, когда в своеобразной перекличке с поэмой «Двенадцать» Блока описывает картины революционной стихии:

 
Веселись, душа
Молодецкая.
Нынче наша власть,
Власть советская.
Офицерика
Да голубчика
Прикокошили
Вчера в Губчека.
Гаркнул «Яблочко»
Молодой матрос:
«Мы не так еще
Подотрем вам нос!»
 

Показывая картины Гражданской войны, Есенин еще и еще раз отвечает на тот вопрос, который до сих пор волнует исследователей жизни и творчества поэта, – на чей стороне стоял поэт в революционных битвах:

 
Коммунар ничком
В землю носом лег.
Мы вперед, вперед!
Враг назад, назад!..
Вот и кончен бой,
Машет красный флаг.
Не жалея пят,
Удирает враг.
 

И пусть по городу «бродит тень Петра», новый мир народился и победил старый. Та же патетика звучит и в «Поэме о 36», созданной в 1924 г. и посвященной революционерам в «царских застенках»:

 
Их было тридцать
Шесть.
В каждом кипела
Месть.
И каждый в октябрьский
Звон
Пошел на влюбленных
В трон,
Чтоб навсегда их
Смеешь.
 

Однако не все было так просто: Есенин принял неизбежность революции, но он не мог смириться со многими ее постыдными чертами, с разгулом насилия и террора, с гибелью «патриархальной Руси», с засильем «чужих» и «заезжих», с воцарением мещанства и нэпманства, с издевательством над крестьянством. И всю эту свою скорбь и тревогу он выразил в самой крамольной своей поэме «Страна негодяев», в которой под именем Номаха он вывел Махно, а под именем Чекистова – Троцкого. Поэма была начата еще во время поездки Есенина за границу и впитала в себя «боль и надрыв» поэта:

 
Пришли те же жулики, те же воры
И вместе с революцией
Всех взяли в плен.
 

Наиболее отчетливо свое настроение во время написания поэмы поэт выразил в письме А. Б. Кусикову, написанном 7 февраля 1923 г. на борту океанского лайнера в Атлантическом океане при возвращении из США в Европу. «Сандро, Сандро! – взволнованно исповедовался поэт. – Тоска смертная, невыносимая, чую себя здесь чужим и ненужным, а как вспомню про Россию, что там ждет меня, так и возвращаться не хочется. Если б я был один, если б не было сестер, то плюнул бы на все и уехал бы в Африку или еще куда-нибудь. Тошно мне, законному сыну российскому, в своем государстве пасынком быть. Надоело мне это… снисходительное отношение власть имущих, а еще тошней переносить подхалимство своей же братии к ним… Теперь стало очевидно, что мы были и будем той сволочью, на которую можно всех собак вешать. Я перестаю понимать, какой революции я принадлежал. Вижу только одно, что ни к февральской, ни к октябрьской, по-видимому, в нас скрывался и скрывается какой-нибудь ноябрь».

Эти строки, как и другие есенинские высказывания, без сомнения, становились известными власть имущим, тем более что Есенин почти не скрывал свой настрой.

И не случайно гонения на поэта со стороны властей, милиции и ОГПУ постепенно нарастали, на него было заведено в целом 13 уголовных дел, что угрожало ему реальным сроком заключения, и Есенин в итоге пришел к печальному выводу:

 
Вот так страна! Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.
 

Хотя поэт утверждал, что он хочет «стальною видеть бедную, нищую Русь», что он готов, «задрав штаны, бежать за комсомолом», он не был все-таки готов полностью вверить себя революции: «Отдам всю душу октябрю и маю, / Но только лиры милой не отдам». В последние годы жизни печально-трагические настроения усиливались у Есенина месяц за месяцем, и даже в его жизнерадостных «Персидских мотивах» то и дело звучит струна тягостного ощущения поэта, который понимает, что жить ему осталось совсем недолго, но ничего он с этим поделать не может. Вот эти строки: «Ну и что ж, помру себе бродягой, / На земле и это нам знакомо», «Я сегодня пью в последний раз / Ароматы, что хмельны, как брага. / И твой голос, дорогая Шага, / В этот трудный расставанья час / Слушаю в последний раз». В том же 1924 г. поэт прямо признавался:

 
Мы теперь уходим понемногу
В ту страну, где тишь и благодать.
Может быть, и скоро мне в дорогу
Бренные пожитки собирать.
 

Весьма показательно, что, отправляясь в Баку весной 1925 г., поэт, заехав к своей бывшей жене Зинаиде Райх, чтобы навестить детей, сообщил их няне, что он собирается ехать в Персию, добавив: «И там меня убьют». Поэт, несомненно, намекал на трагическую участь любимого им Грибоедова. По дороге в Баку у Есенина украли в поезде верхнюю одежду, и он в итоге простудился и заболел. Поэта положили в бакинскую больницу с диагнозом «катар правого легкого», но он сам уверял всех, что у него туберкулез горла и что жить ему осталось не больше полугода (какое точное предчувствие!). Именно в больнице Есенин написал о своей грядущей кончине: «Есть одна хорошая песня у соловушки – / Песня панихидная по моей головушке»… Прощальные мотивы звучат и в великолепном стихотворении Есенина «Прощай, Баку! Тебя я не увижу…», написанном чуть позднее в мае 1925 г. и посвященном городу, который очаровал поэта своей синью, волнами Каспия и майским цветением:

 
Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!
Хладеет кровь, ослабевают силы.
Но донесу, как счастье, до могилы
И волны Каспия, и балаханский май.
 
 
Прощай, Баку! Прощай, как песнь простая!
В последний раз я друга обниму…
Чтоб голова его, как роза золотая,
Кивала нежно мне в сиреневом дыму.
 

А чуть позднее, в июле 1925 г., поэт так выразил свое главное желание в то время:

 
Лайте мне на родине любимой,
Все любя, спокойно умереть!
 

Однако все эти стихи, как и знаменитое стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…», ничуть не могут быть доказательствами того, что поэт совершил самоубийство в злосчастном «Англетере». Одно дело предчувствия и интуиция ранимой поэтической души, и совсем другое – реальные обстоятельства смерти поэта, которые доказывают, что Есенин был все-таки убит, а инсценировка его гибели была сделана так топорно и грубо, что не выдерживает никакой критики. В последние годы появилось огромное количество исследований и документов, проливающих свет на драму в «Англетере» и стирающих с Есенина клеймо самоубийцы.

Кстати, именно поэма «Черный человек» часто используется сторонниками самоубийства поэта как доказательство его психического расстройства и склонности к суициду. На самом деле это совсем не так. Да, поэт сам признается в поэме, что он болен:

 
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен!
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
 

Однако он своей поэмой продолжает ту фольклорную и поэтическую традицию, которую отмечал в своем Толковом словаре еще В. И. Даль, а заключается она в разгадывании, как во время традиционных рождественских гаданий, кто же это приходит в виде «черного» или «серого» человека и мучает того, к кому он пришел. А. С. Пушкин первый из русских поэтов озаботился тайной «черного человека», который является то ли дьяволом, то ли мистическим существом, то ли совестью автора. Дискуссии на эту тему ведутся очень давно, но понятно, что «черный человек» всегда был предвестником важных перемен или того, что земная жизнь встречающегося с ним уже на исходе. Вспомним, как у Пушкина в трагедии «Моцарт и Сальери» Моцарт восклицает:

 
Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек. За мною всюду
Как тень он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам-третей
Сидит…
 

В своей поэме Есенин вступает в прямой диалог с «черным человеком», и мы до самого конца не понимаем, кто же это на самом деле:

 
Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
 

Поэма «Черный человек» – это еще одно доказательство предчувствия Есениным своей скорой гибели. И не случайно поэт читал поэму своим друзьям в последний день своей жизни, когда он остался в пятом номере «Англетера» один, и его вскоре настигла смерть:

 
Я один у окошка,
Ни гостя, ни друга не жду…
Никого со мной нет.
Я один.
 

Работая над документальным фильмом, «Моя поэма – Русь! Дорогами Сергея Есенина», я путешествовал по многим местам жизни поэта: проехал весь Кавказ, был в Баку, Тифлисе, Батуми. Константиново, Спас-Клепиках, Рязани, а также в Берлине, Париже и Нью-Йорке. Фильм набрал в интернете уже около 100 000 просмотров, и это говорит об интересе к фигуре Есенина. Во время съемок меня вот что удивило. В поисковике Яндекса слова и словосочетания с фамилией поэта набирают более 5 миллионов человек в месяц. А слова «смерть Есенина» и «гибель Есенина» – более 30 тысяч человек. Но при этом официальные лица, что в Москве, что в Константинове, на родине поэта, говорят, что тема его смерти закрыта и касаться ее не надо, потому что она слишком спорная и сложная.

Да, тема эта действительно очень сложная, налицо настоящий детектив, все запутано до невозможности, есть масса версий. Но, на мой взгляд, это говорит, наоборот, о том, что данной темой надо заниматься и заниматься серьезно.

По официальной версии, 28 декабря 1925 г., оставшийся наедине Есенин повесился в гостинице «Англетер». Обстоятельства самоубийства весьма странны: когда открыли номер, в нем не было света. Поэт висел на вертикальной трубе под самым потолком высотой 3 метра 52 сантиметра. Его ноги находились в полутора метрах от пола, а рост у Есенина был 1 метр 68 сантиметров. Он каким-то образом забрался под самый потолок и закрепил веревку на гладкой вертикальной трубе отопления. Петли вообще не было, он, якобы, два раза обмотал шею веревкой, а за трубу держался рукой. То есть умирающий Есенин удерживал рукой свой вес, и раны, которые были у него на лице, ему нанесла именно горячая труба во время его предсмертных судорог и долгого нахождения в состоянии повешенного.

По воспоминаниям тех, кто видел поэта перед смертью, в номере было холодно, и он сидел в шубе. Почему ночью кто-то включил отопление так, что труба стала настолько горячей? Причем на руке у поэта ожогов нет, она иначе травмирована. 27 декабря, накануне смерти, в номере Есенина были литератор Георгий Устинов с женой, поэт Вольф Эрлих, художник Павел Мансуров, журналист Дмитрий Ушаков, а также, возможно, литератор Лазарь Берман. Позже они говорили, что поэт был трезв и не был в подавленном настроении. Эрлих забыл у него портфель, вернулся за ним в восемь вечера и увидел, что Есенин сидит за столом в накинутой на плечи шубе и разбирает свои стихи. Считалось, что поэт спустился к портье в десять часов вечера, сказал, что его не надо беспокоить, закрылся с внутренней стороны номера и ночью повесился. По официальной версии, это произошло в три-четыре часа ночи.

А что же произошло на самом деле? Многое, что было тайной, открылось совсем недавно. Комендантом «Англетера» был чекист В. М. Назаров. Его жена, А. Л. Назарова, прожила очень долго. В восьмидесятые годы прошлого века она вспоминала, что 27 декабря, накануне официальной даты смерти, около 11 вечера, Назарову позвонили и приказали срочно явиться в «Англетер», потому что там случилось несчастье. Он пробыл там всю ночь, а вернувшись, рассказал ей, как в номере нашли повешенного поэта, и чтобы снять его Назаров вызвал своих начальников-чекистов И. Цкирию и Пагаву. Что чекисты делали в есенинском номере целую ночь?

Я считаю, что произошло именно убийство, и оно случилось между восемью вечера, когда к Есенину приходил Эрлих, и одиннадцатью, когда Назарову позвонили из «Англетера». Кто же мог угрожать поэту? Сразу ответим, что ему угрожало прежде всего судебное преследование по нескольким уголовным делам, объединенным судьей Краснопресненского суда Москвы Липкиным, при этом немаловажно, что поэт несколько раз нарушил подписку о невыезде, которую он давал в милиции. Опасность в конце 1925 г. увеличивалась, и поэт совершил еще один побег, как он уже делал это раньше, трижды уезжая на Кавказ: в начале ноября 1925 г. он отбывает в Ленинград, чтобы не являться в суд. Потом он возвращается в Москву – и начинается история с психиатрической больницей Ганнушкина, где поэт провел, спасаясь от преследования, три недели – с конца ноября по 21 декабря.

Есенин имел склонность к алкоголизму. Он и сам этого не отрицал и нередко писал про свой «пьяный бред». Но то, что он был психически больным, совершенно не доказано. Однако под нажимом своей жены Софьи Толстой, своей сестры Екатерины и ее мужа Василия Наседкина, а также «власть предержащих» он решается лечь в эту больницу. Фактически это был нервно-психический санаторий, причем Есенин сам оплачивал довольно дорогое лечение в нем.

Удивительно, но заботу в этот период о Есенине проявляют многие вожди советской власти. Горький просил Бухарина спасти Есенина: он якобы умирает от туберкулеза, пьет и его как то надо изолировать. Луначарский обращался к судье Липкину с просьбой закрыть дела против поэта и вызывал к себе Есенина, сказав, что он должен лечиться, иначе ему будет очень плохо. Раковский, Воронский, Семашко и Вардин помогали поэту устроиться на лечение. Поздней осенью 1925 года Есенин встречался с Дзержинским и тот ему сказал, что ему предлагают его арестовать и изолировать, чтобы он не пил и выздоровел. И жестко предупредил, что если Есенин не начнет лечиться, то все кончится тюрьмой. Еще Дзержинский удивлялся, как это поэт таким незащищенным живет в СССР…

В больнице Ганнушкина были тяжелые условия – комната Есенина никогда не закрывалась, свет там не гасили, его стали пичкать какими-то лекарствами. Вокруг были психически больные люди, его соседка чуть не повесилась. Он пишет друзьям, что должен оттуда выбраться. Сообщает и о том, что, может быть, убежит за границу. И это наверняка стало известно в ОГПУ. 21 декабря поэт уходит из больницы, что было не так уж и сложно, два дня скрывается по разным местам, а 23 декабря покупает билет на поезд, перед отправлением приходит к жене, забирает пять чемоданов, куда уместились все его вещи, и уезжает в Ленинград.

В больницу Ганнушкина являлись огэпэушники, требовали, чтобы Есенин явился в суд, а им отвечали, что суд надо отложить, пока поэт не выздоровеет. Когда же Есенин убежал, его начали искать и врачи, и чекисты. Они приходили к его жене, друзьям и вскоре узнали, что он отправился в Ленинград. Есенин рассказывал об этом всем подряд, конспиратор из него был никудышный.

В Ленинграде поэт поселился в «Англетере». Тогда это был не отель, а фактически общежитие для ответственных работников. Есенин поселился без регистрации: его знакомый с 1924 г. поэт Эрлих был ответственным дежурным соседнего номенклатурного общежития, бывшей гостиницы «Астория», ставшей 1-м домом Ленинградского совета. Видимо, он и помог в регистрации, причем вместе с Георгием Устиновым, знавшим поэта с 1918 г. и служившим редактором газеты «На пути», издававшейся в бронепоезде Троцкого. Есть данные, что и Эрлих, и Устинов были негласными сотрудниками ОГПУ. Позже Эрлих дослужился до звания капитана НКВД.

Видимо, поздним вечером 27 декабря к Есенину кто-то пришел. Это могли быть московские или ленинградские чекисты, которым была дана команда вернуть Есенина в Москву, в психушку, или взять его под арест. Могли быть милиционеры, которые хотели просто его вернуть в Москву, потому что он нарушил подписку о невыезде, и доставить его на суд. А могло быть и так, что Дзержинский или кто-то из других руководителей ОГПУ (типа Якова Агранова, который вел многие дела литераторов) приказал изолировать Есенина, чтобы его спасти – привезти в Москву и поместить под надзор в какой-нибудь санаторий или больницу.

Во всяком случае я уверен, что чекисты не хотели Есенина целенаправленно убивать, как это было показано в слабом и тенденциозном фильме «Есенин» с С. Безруковым, где Троцкий дал якобы указание Блюмкину найти злополучную телеграмму Л. Каменева великому князю Михаилу Александровичу, а тот вместе со своими подручными убил Есенина, в том числе с помощью канделябра. Есенин был очень ершистым человеком, занимался боксом. Он постоянно участвовал в драках и не любил, когда им кто-то командовал. Вероятнее всего, никто не хотел его сразу убивать. Но он вспылил, у него был пистолет, началась драка, и его убили. А потом была мистификация с повешением.

Самое сильное доказательство убийства – обилие ран на теле Есенина (а их было более 10) и прежде всего страшная рана у него на лбу. Длиной 5–6 сантиметров и шириной 2–3 сантиметра, якобы вдавленная трубой. Причем она шла под углом 30 градусов – невозможно так висеть лицом к вертикальной трубе, не сломав себе позвоночник. Кто-то поэта бил, есть версия, что в ход пошла рукоятка «нагана». На фотографиях это прекрасно видно: никакого ожога от трубы нет, но у поэта вытек левый глаз, а под правым глазом было углубление, может показаться, что это пулевое ранение или след от удара особым острым предметом. У поэта был разорван рот, потом его зашили в морге, на виске след от удара, порезы на руках и странгуляционные борозды, следы от удушения на шее. Первично его душили каким-то ремнем или тесьмой, и только потом уже мертвого подвесили, потому что вторая и третья борозды – следы повешения – не такие глубокие и оставлены они уже более узкой витой веревкой. У поэта правая рука была закоченевшая, застывшая, как будто он ей сопротивлялся еще при жизни. Как говорят криминалисты, он мог правой рукой срывать удавку, которую на него набросили. Из-за этого появились раны на ладони, и поэт умер с застывшей рукой – потом ее не могли разогнуть, для чего даже пытались резать сухожилия.

Чтобы повеситься, поэт должен был забраться на стол высотой 77 сантиметров и поставить на него тумбу для канделябра высотой 1 метр 10 сантиметров. Ночью, в темноте в лакированных ботинках, в узких брюках, а тумба была диаметром всего сантиметров 30–40 и сделана из непрочного гипса, поэту следовало под самым потолком привязать веревку к трубе, без петли просто замотать ее дважды вокруг шеи и прыгнуть… Польские исследователи из милицейской академии (жаль, что у нас такие эксперименты не предпринимались) провели эксперимент, они привлекли спортсменов, но никто из них не смог сделать все так, как это представлялось в официальной версии.

Следствия по делу Есенина фактически не было, оно продолжалось всего два-три часа. Была сразу сделана установка все свести к самоубийству. В самом уголовном деле – всего 7 страниц важных документов, включая спорные со всех сторон, – Акты участкового Горбова и судебно-медицинской экспертизы врача Гиляревского. Все вещественные доказательства просто исчезли! Пропала веревка, на которой поэт висел, его ботинки, пиджак, пистолет, вся его одежда, много рукописей! К делу не была приобщена ни одна фотография, ни один рисунок, показания многих и многих свидетелей! Не было сделано ни одной особой экспертизы, ни одного следственного эксперимента. Уже 29 декабря в загсе выдали свидетельство именно о самоубийстве поэта, 31 декабря его похоронили в Москве.

Я считаю, что прокуратуре нужно как можно быстрее открыть новое уголовное дело о смерти Есенина и расследовать его по-настоящему. Об этом вопиют факты и документы, ставшие теперь достоянием гласности. И наш долг перед памятью великого русского поэта – очистить его от позорного клейма самоубийцы!..

* * *

В заключение следует добавить несколько слов о предпринимавшихся Есениным довольно удачных попытках прозаических исканий, ведь одной поэзией его наследие не ограничивается. Помещенные в настоящей книге произведения «Яр», «У Белой воды», «Бобыль и дружок» и «Железный Миргород» показывают, какой потенциал еще мог бы использовать автор, если бы ему не суждено было «уйти в историю» в результате трагедии в «Англетере».

Повесть «Яр» интересна тем, что это первый опыт прозаических трудов поэта, предпринятый им еще в 1915 г. И неудивительно, что и по своему содержанию, и по сюжету, и по «народному языку», наполняющему произведение, повесть насыщена колоритом и приметами константиновских мест. Как вспоминала сестра поэта А. А. Есенина, в повести упоминаются названия многих реальных деревень вокруг Константинова, имена персонажей повести – это в основном имена местных крестьян, а хутор Яр действительно находился в четырех километрах от родной деревни Есенина. Сестра поэта составила даже специальный словарь местных и устаревших слов и выражений, использованных в повести, и их количество, около 90, говорит о внимании поэта к фольклору и приметам народного быта.

Повесть «Яр» была опубликована в журнале «Северные записки» в середине 1916 г., и после этого Есенин написал еще два рассказа из деревенской жизни, опубликовав их в прессе. Но к прозе после этого он долго не возвращался. Как вспоминал его друг И. Грузинов, Есенин говорил ему в 1920 г.: «Я не буду литератором. Я не хочу быть литератором. Я буду только поэтом». Грузинов к этому добавил, что, по-видимому, Есенина повесть «не удовлетворяла: в прозе он чувствовал себя слабым, слабее, чем в стихах». Мы не знаем, обратился бы Есенин более серьезно к прозе, подари ему судьба еще хотя бы несколько лет жизни, но вот публицистический опыт поэт постепенно накапливал, выпуская литературно-критические статьи и заметки, среди которых выделяется его культурологическая, почти философская работа «Ключи Марии».

В настоящем издании публикуется очерк Есенина «Железный Миргород», который представляет собой прекрасный образец публицистики, рожденный в ходе поездки поэта в Америку в 1922–1923 гг. В этом очерке очень много ярких картин и выводов, которые свидетельствуют о наблюдательности и литературном даре поэта. Есенин, описывая и восхищаясь достижениями Америки, вместе с тем подчеркивал явное бескультурье «среднего американца», для которого блага цивилизации затмевали собой духовное содержание жизни: «Сами американцы – народ тоже весьма примитивный со стороны внутренней культуры. Владычество доллара съело в них все стремления к каким-либо сложным вопросам. Американец всецело погружается в «Business» и остального знать не желает. Искусство Америки на самой низшей степени развития… Сила железобетона, громада зданий стеснили мозг американца и сузили его зрение».

Прошло уже почти 100 лет с тех дней, когда Есенин отправился за границу, а его высказывания об Америке мы можем сравнивать с тем, что происходит с этой страной сегодня. А его поэмы возвращают нас к той эпохе, когда в горниле революции выковывалась новая страна под названием СССР. И нам следует бережно относиться к есенинскому слову, несущему нам сегодня не только понимание истории, но и поэтическое осмысление жизни, добытое гениальным «рязанским соловьем» на дорогах его трагической, но такой выдающейся судьбы.

С. Н. Дмитриев