Сергей Дышев
Цианистый карлик
Число то же
Вечером в квартиру одинокого холостяка Романа Кухаркина кто-то позвонил. Хозяин, шаркая, одетый в домашнее, то есть в длинные шорты и футболку, приоткрыл после трехминутного выжидания дверь. Природная цепкость взгляда позволила ему сразу заметить белый конверт на пороге. Никого рядом не было. Ни шагов, ни звука. Роман осторожно взял послание, понюхал (тротилом не пахло). При пальпации почувствовал что-то твердое, после чего быстро закрыл дверь. На кухонном столе Роман вскрыл ножницами конверт. Заглянув внутрь, он увидел четыре звена цепи. Той самой. Он взял ее за кончик, как змею, с гримасой ужаса и отвращения… Она сверкнула в луче от настольной лампы. Неожиданно громко зазвонил настольный телефон. Роман вскочил, выронил цепь, она упала на грязную после ужина тарелку и расколола ее. Роман порывисто схватил трубку.
– Кто это?! – с дрожью спросил он.
В ответ услышал короткие гудки…
Ноги у Романа подкосились, он буквально сполз по стене на пол. И завыл, как может выть только глубоко одинокий и порочный человек.
В тот же вечер Варвара и Курбан, как обычно, сели за стол ужинать. Именно ужин скреплял их двойственный союз, в котором уже ничего человеческого не оставалось. Варвара сунула опостылевшему «другу» кусок черного черствого хлеба и сморщившуюся от долгого ожидания сардельку.
Курбан, терпеливо наблюдавший эти приготовления, возмутился.
– Чё ты мне свинью суешь?
– Это из коровы… – ледяным голосом отозвалась Варвара.
– Это свинья! – Курбан понюхал, брезгливо отодвинул тарелку. – Фу-у, вонище…
– Сам ты свинья! – с удовольствием (сам напросился) произнесла Варвара. – Может, тебе хаш приготовить? И мента позвать? До сих пор полы отмыть не могу!
Перебранку прервал телефонный звонок.
Варвара взяла трубку.
– Добрый… – буркнула она. – Откуда? От нотариуса? Спасибо… Курбан, почтальон от нотариуса письмо под дверью положил. Иди возьми!
– Ага, нашла дурака!
Курбан демонстративно уставился в окно.
– Тогда прописки в моей квартире не увидишь, как свинья своих ушей! – сказала Варвара и одарила змеиным взглядом.
Курбан вспотел и пошел на попятную.
– Ты злая женщина… Но я все равно люблю тебя, как великий поэт Фирдоуси любил своих жен!
– Я тебе сейчас дам жен!
Варвара игриво замахнулась кухонным полотенцем.
– Ты для меня – единственная!
– Марш за дверь! – вальяжно приказала Варвара.
Курбан угодливо поплелся исполнять приказание, открыл дверь, вышел на площадку. А Варька мгновенно скрылась в туалете.
Перед дверью лежали два подписанных пакета: «Курбану Степановичу Алиеву» и «Варваре Шпонке».
Курбан оглянулся, осторожно взял пакеты за кончики, ощутив их тяжесть, и сразу понес на кухню.
– Варьчик, а ты где-е? – запел он. – Опять в туалетик спряталась, проказница. И что ты там делаешь…
Послышался шум воды в унитазе.
– Открывай! – отозвалась из туалета Варвара.
Курбан подергал ручку туалета.
– Не открывается! Заело? Сейчас топорик принесу.
– Конверт открывай, дурень.
– А какой? Тут целых два… О, тебе и мне. «Курбану Степановичу Алиеву» и «Варваре Шпонке».
– А почему мне без отчества? – недовольно спросила Варвара.
– У нас на Кавказе женщине отчества не надо! – пояснил Курбан.
Варвара, озлобленная, вылетела, как бык на корриду.
– Где они, черт возьми?
Курбан прощупал пакет, ощутив что-то твердое.
– О, там, наверное, сургуч… О, много сургуча! Оч-ч-ень важ-ж-ный документ!
Он открыл конверт, оттуда выпал кусок цепочки в пять звеньев.
– Какой-то цепочка. – Курбан удивленно вскинул брови.
– Какой-то… – зло отреагировала Варвара. – Открывай второй!
Курбан послушно открыл второй конверт, заглянул, вытащил цепь уже в десять звеньев.
Курбан расхохотался.
– О, и тут цепочка. У тебя такой большой – женский цепочка! Ой, какой-то шутник… Любовника завела?
А Варвара мрачнее тучи: дурак Курбан, конечно, ничего не знает и в простоте душевной взял оба фрагмента цепи, примерил, чтобы соединить. Соединить, придать товарный вид – и продать. Мозги заточены – русским не в пример.
– Слушай, давай соединю два!
Он нашел в шкафу плоскогубцы, попытался рассоединить звено.
– Большой будет, куда-нибудь прицепим…
– Да заткнешься ты когда-нибудь?! – не выдержала Варвара. – Ты что – не видишь, что это за цепь?
– Слушай, Варя, так это от нее цепь? Вай…
Курбан сокрушенно покачал головой.
– Зачем нотариус прислал? Он – дурак, что ли?
– Какой нотариус! – простонала Варвара.
– Не бойся! – вдруг воскликнул Курбан. – Я сейчас сделаю мужской поступок!
Неожиданно Курбан схватил два кусочка цепи, выскочил на лестничную площадку, открыл мусоропровод и вышвырнул их туда.
Варвара не успела: цепи полетели вниз.
– Ты что натворил, басурманин? – Варвара в бессилии воздела руки к небу (следующему этажу). – Их в милицию надо было нести! Это наше алиби!
И у железной Вари от перенесенных стрессов выступили слезы.
– Не плачь, глупый женщина, – гордо выпятил живот Курбан. – Курбан купит тебе большой золотой цепочка!
– Лучше те верни, ирод! – простонала Варя.
– Гамно вопрос! – с лихостью джигита пообещал Курбан.
Неприятный сюрприз ждал в этот затянувшийся вечер и сценариста Грош-Ценаева. Как обычно, войдя в подъезд, он открыл ключиком почтовый ящик. Среди газет он обнаружил конверт из плотной бумаги с надписью: «Сценаристу Петру Грош-Ценаеву». Петр оглянулся, попытался цивильно открыть его по склейке. Но не получилось, пакет был плотный, как из брезента. Петр попробовал надорвать его зубами – получилось, он тут же засунул туда руку, нащупал и выудил два звена цепочки. Он сразу все понял, фрагмент цепочки будто обжег ему руку. Грош-Ценаев лихорадочно сунул звенья обратно в конверт, оглянулся, ища затаившегося злодея. Потом выбежал на улицу, долго всматривался в темноту…
Курбан тем временем спустился на улицу, открыл дверь мусоросборочного отсека, благо он не закрывался. Теперь ему предстояло среди тонны всевозможного мусора найти злополучные звенья цепи. Он принялся разгребать мешки с помоями, из которых вываливались разбитые бутылки, склизкие остатки пищи. Курбан пожалел, что не взял рабочие перчатки, и сильно рисковал поранить руки. Но подыматься наверх – опять попасть под ураганный огонь Варькиного гнева. Отплевываясь и ругаясь, он бормотал с ненавистью:
– Чтоб тебя на эту цепочку посадить и в собакиной конуре на всю жизнь поселить!
К счастью, он достаточно быстро нашел оба куска цепи и от радости даже запел:
– Вот они, вот они, на кой-чем намотаны!
Но счастье было недолгим: на голову Курбану обрушился поток жидких помоев и в довершение упал полиэтиленовый мешок с мусором, который лопнул и осыпал бедного искателя всевозможными объедками, огрызками, шелухой, рыбьими хвостами. Курбан пулей выскочил наружу и, воздев к небу руки с кусками цепей, воскликнул с непередаваемым трагизмом:
– Будь проклят тот день, когда я пришел в этот поганый дом!
У прохожего, в этот момент входящего в подъезд, тут же возникла живая ассоциация с разорванными цепями.
– Свободу народам Африки!
Курбан дождался, пока жилец зайдет в лифт, а сам пешком поплелся по лестнице.
Войдя в квартиру, Курбан молча протянул кусочки цепи.
Варвара отшатнулась:
– О боже, ты упал в мусоропровод?
Курбан швырнул цепи на пол.
– Свободу народам Африки…
8‐е число. Вечер у Хлопухина.
Время после трудового дня Гришка, как всегда, коротал на кухне. Помимо традиционной стопки водки и куска колбасы на столе находилась злополучная цепочка.
Резкий телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Хлопухин снял трубку с аппарата.
– Слушаю… Говорите! – раздраженно произнес он.
В трубке раздался сочный мужской голос:
– Вам передают привет…
– Какой еще привет?
– Вам – с того света… От Маши… Вы получили от нее подарок? Она просила передать, что ждет вас… Там…
– Да пошел ты сам туда!
Гриша бросил трубку, налил водку в граненый стакан. Только хотел махнуть, как снова требовательно зазвонил телефон. Он резко сорвал трубку.
– Да!.. – В ответ была тишина. – Что вы хотите?
На этот раз трубка заговорила женским голосом, нарочито искаженным, «замогильным».
– Это я, Маша… Узнал? А почему не лаешь от радости? Тебе понравился мой подарок? Он со смыслом… Я жду тебя… Там у тебя будет много сладких сахарных косточек.
Зазвучали короткие гудки. Замедленным движением Гриша положил трубку на аппарат. С ужасом посмотрел на шестизвенную цепочку.
– Шестерка…
Стакан водки остался не выпитым.
Савушкин, подъехав к редакции, ждал, когда выйдет Настя. Он не стал сообщать о своем визите и, купив букет цветов, решил сделать небольшой сюрприз. Когда она вышла из здания, Никита с цветами в руках поспешил навстречу.
– Здравствуй, Настя.
– Здравствуй, Никита… – устало ответила она. – Что ты хочешь от меня?
– Самый простой вопрос, на который нет сложней ответа, – подавленно ответил Никита.
Настя взяла цветы.
– Никита, тебя дома ждет жена.
– Ждет тандем, – вздохнул Никита. – Порой мне кажется, что я женился на теще.
– Как это?
– Она посчитала себя главой семьи и решает все и за всех. И если я задумаю развод, то разводиться придется поочередно с двумя… Кстати, я надел Курбану на голову кастрюлю с национальным супом, забыл, как называется. На меня завели уголовное дело. По хулиганке. И отстранили от рассследования…
– Ты с ума сошел!
– Мне все так говорят. Но, Настенька, первые сядут они. Я буду не я… А меня потом под какой-нибудь юбилей и амнистируют. Ты будешь мне передачки носить?
– Да… И по этапу за тобой пойду! – то ли в шутку, то ли всерьез ответила Настя.
Ночь на 9‐е число
Варвара и Курбан легли поздно. Стрелки часов перевалили за час. Боялись неясной угрозы – «провокации». В постели сожители еще долго ворочались, перешептывались. Когда, обессиленные, они уже засыпали, за дверью на лестничной площадке неожиданно послышались странные звуки: то ли стоны или завывания, то ли ветер или голоса из могил…
– Что это? Ты слышал? – встрепенулась Варвара.
– Слышал. Может, какой-то бомж плохой водкой отравился.
Стоны продолжались все более явственно. Варвару начала колотить нервная дрожь.
– Иди посмотри! – прошептала она.
– Опять я…
Но на этот раз Курбан спорить не стал, чтобы не провоцировать домохозяйку, надел «треники», повесил на всякий случай цепочку на дверь и приоткрыл. Никого не увидев, он, поколебавшись, снял цепочку, осторожно вышел. Лестничная клетка была пустынной. Курбан быстро заскочил в квартиру, с облегчением плюхнулся в кровать.
На этом испытания не закончились. Вдруг резко зазвонил телефон. Варвара решительно сняла трубку и услышала мужской голос.
– Позовите, пожалуйста, Машу.
– А вы кто? – хмуро спросила Варвара.
– Я Саша.
– И что вы хотите?
– Я же сказал – позовите Машу, – настойчиво повторил мужчина. – Маша – моя невеста.
– Маши нету, – без эмоций ответила Варвара.
– В каком смысле? – строго спросил голос.
– Она куда-то ушла.
– А вы кто?
– Хозяйка.
– Вы здесь живете?
– Дурацкий вопрос, – резко ответила Варвара, уже теряя терпение.
– У вас есть прописка? – невозмутимо продолжал допрос неизвестный.
– Да кто вы такой? – возмутилась Варя.
– Я же понятно сказал: жених. Кстати, почему у вас штамп прописки кровавого цвета? – прозвучал неожиданный вопрос.
– Да пошел ты, жених закаканный…
Она со злостью бросила трубку.
– Варя, скажи честно: ты мне изменяешь? – опершись на локоть, строго спросил Курбан.
У Варвары не было сил даже ответить.
А тут за дверью началось неописуемое: душераздирающие крики со стонами, стук в дверь. Курбан со страха залез под одеяло.
– Варька, звони в милицию!
Варвара схватила трубку, набрала «02».
– Милиция, милиция? Приезжайте скорее!
– Что случилось? – раздался ленивый голос дежурного. – Адрес?
– Улица Чехова, дом 5, квартира 34, – торопливо сообщила Варвара. – Страшные крики, в дверь стучат.
– Ну и что, кто там? – вяло спросил дежурный.
– Не знаем, мы боимся выходить.
– Гражданка, не морочьте мне голову, – сердито ответил дежурный. – На каждый крик выезжать – никакого бензина не хватит. Вам это понятно? На каждый крик – только эхо откликается…
Он рассмеялся своей шутке и положил трубку.
– Бензина, бензина нет! Не милиция, а какие-то сплошные идиоты. Что же делать… Что же делать…
– Я знаю! – Курбан сел, опустив волосатые ноги на пол. – Варька, давай завтра быстрей в ЗАГС пойдем. А то квартира уплывет! Я, кстати, тебе предложение делаю!
– А я, кстати, хочу подарить тебе футбольный мяч.
– Зачем? – округлил глаза Курбан.
– Чтобы отфутболить тебя вместе с ним в твой солнечный Азербайджан! – с ненавистью пояснила Варвара.
Курбан схватился за сердце и поджал ноги.
9‐е число. День победы
В этот день многие жители города видели несущийся по улицам на огромной скорости крутой японский мотоцикл. Глухие шлемы и черные кожаные комбинезоны не могли скрыть красоту и молодость парня и девушки, оседлавших двухколесного зверя.
В кабинете Белозерова собрались порядком измученные опера – Савушкин и Кошкин.
– У нас в городе впору открывать театр абсурда. Или теней, – вещал Белозеров. – Этот режиссер явно заигрался. Кромсает цепь и рассылает по списку всем нашим фигурантам. Ты в курсе, Никита?
– Отстраненный от дела майор Савушкин, весьма возбужденный против него уголовным делом по факту хулиганства, в курсе, – ответил Никита.
– Не трепещи. Я дело пока не возбуждал. И не возбужу… возбуждю, пока не сделаю «обвинилку» на эту гнусную парочку…
– Митрич, – перебил Савушкин. – Ты извини, но я, учитывая, что это дело сам начинал, взял на себя ответственность собрать всех наших цепочников. Сейчас без трех минут три, они начнут подтягиваться.
– Не вижу смысла, – недовольно отреагировал Белозеров. – Перекрестный допрос? Или допрос на перекрестке?
Тут в кабинет заглянул первый приглашенный – сценарист Петр Грош-Ценаев.
– Можно заприсутствоваться? – спросил он вычурно.
– Да, – разрешил Никита.
Следом потянулись Курбан и Варвара, Рома Кухаркин, Катина подружка Оля, режиссер Самобрехова, Хлопухин, оператор Божемой…
Стульев не хватило, и Кошкин притащил из соседнего кабинета.
Приглашенные фигуранты со скрипом, вздохами и охами расселись…
– Цепочки все захватили? – строго спросил Савушкин.
Все ответили дружно и вразнобой:
– Да! Да! Да! Так точно…
– Отлично, – похвалил Савушкин. – Доставайте!
Каждый из присутствующих послушно стал доставать фрагментики цепочек в конвертах: женщины – из сумок, мужчины из карманов.
Самобрехова не выдержала:
– Скажите наконец, что здесь происходит?
– Минуточку терпения, – успокоил Савушкин, посмотрел на время на мобильном телефоне, набрал номер. – Вы где? Понял…
В этот момент за окном раздался грохот движка подъехавшего мотоцикла.
Обратившись к присутствующим, Никита продолжил:
– Кино «Девочка на цепи» смотрели все здесь присутствующие. Не так ли? Римейк фильма «Девочка на цепи – 2» посмотрели, впрочем, не все, только избранные. А вот «Девочку без цепи – 3» сейчас посмотрим все вместе!
На лицах присутствующих отразилось глубочайшее недоумение. Тут дверь распахнулась, в кабинет вошла уже известная городу парочка мотоциклистов в шлемах.
– Заходите, ребята… – пригласил Савушкин.
Девушка первой сняла шлем, рассыпав по плечам волнистые белокурые волосы. Это была не кто иная, как Маша Лихолетова, потрясающе красивая в кожаном комбинезоне. Шлем снял и ее спутник. Киногруппа тут же опознала в нем бывшего мастера света Сергея Огарева.
Первой от шока оправилась Варвара.
– Маша, как ты могла? Я поседела за эти дни! Это просто подло!
Варвара коснулась волос, выбеленных чересполосицей.
Тут начался всеобщий гвалт.
– Вы посмотрите на нее! – закричала Самобрехова. – Суперкрасавица! Сперла цепь и устроила всем нам фильм ужасов. Юное дарование…
Подружка Оля печально спросила:
– Маша, ну, как ты могла?
Грош-Ценаев проскрежетал:
– Здесь происходит какой-то абсурд. Сюрреализм!
Савушкин постучал наручниками, лежавшими перед ним, по столу.
– Господа, господа, прошу успокоиться…
Но никто не обращал на Никиту внимания. Обвинения в адрес Маши сыпались, будто лавина.
– Да ее судить надо! – вскочил возмущенный Курбан. – По закону моих предков, женщину, которая насмехалась над мужчинами, над целым родом, наголо стригли, как овцу!
– Прошу всех заткнуться! – рявкнул Савушкин. И все сразу умолкли. – Маша, пожалуйста, тебе слово.
– Спасибо. – Маша слегка поклонилась. – Дамы и господа, спасибо всем, что пришли.
В это время Огарев, не теряя времени, приладил видеокамеру к телевизору, настроил к готовности показать кино.
– Однажды я совершила нехороший поступок, – начала рассказывать Маша. – У моей мачехи Варвары есть сейф. А ключик она всегда держала при себе. Но как-то раз она сильно перебрала портвейна и заснула. И вот я вытащила ключ из ее кошелька, решила посмотреть, что же она прячет в этом сейфе – в нашей дружной семье. И нашла акции фирмы, которую возглавлял мой отец! Об их существовании я даже и не подозревала. Она втихаря переписала их на себя и получала очень хорошие проценты. Да, Варвара, ты жировала, а меня попрекала каждым куском.
– Да что ты мелешь, неблагодарная? – возмутилась Варвара.
– Молчать, – оборвал Савушкин. – На суде будешь оправдываться.
– Но это еще не все, – признательно кивнув Никите, продолжала Маша. – Я нашла три свидетельства о смерти. На имя Василия Лаптева, прежнего мужа Варвары, его отца и матери. Все они трое странным образом умерли в течение года. И еще я нашла завещание от этих пожилых людей на четырехкомнатную квартиру, которая принадлежала им, на улице Пионерской, в пользу Шпонки.
– Кого вы слушаете? – закричала Варвара. – Она же безумная… Ее на самом деле на цепи надо держать. Какие свидетельства, какая квартира?! Вот вам ключ от сейфа. – Она бросила связку на стол. – Идите смотрите!
– Сережа, включай, – попросила Маша.
Огарев включил камеру, и пошла запись. Сначала акции, потом – свидетельства о смерти, ветеранские книжки, завещание от нотариуса на квартиру…
– Вот же змею на груди пригрела. – Варвару колотило от злости. – И кормила, и поила… Сиротинушка…
– Вы, наверное, все хотите узнать, почему я устроила весь этот спектакль, съемки «Девочка на цепи – 2»? На то были серьезные причины.
– Ну и какие? – Варвара вскочила, уперев руки в боки.
– В ночь перед уходом я высказала тебе все, что хотела сказать. Тебе и твоему хахалю, – продолжила Маша.
Курбан тоже вскочил:
– Я не позволю!
– Молчать, – осадил Никита и поиграл стальными браслетами. – А то наручники надену.
– Высказала все и твоему похотливому коту, которого ты хочешь прописать в моем доме, – более резко произнесла Маша. – А днем раньше, когда вы в очередной раз напились, я услышала ваш разговор на кухне. Ты сказала, что «ей пора вслед за папашей». А ты, Курбан, перетрусил и сказал: «чтоб молодая девчонка умерла от сердечной недостаточности – могут заподозрить…» А ты, мамочка, ему сказала: «никто не догадается, если ты сам не ляпнешь где-то». И я решила уйти, чтоб не доставить тебе радости плакать на моих похоронах. А Сережа, – кивнула она в сторону Огарева, – единственный человек, который сочувствовал мне на этих гнусных съемках… Он и предложил мне вернуть должок. И мы сняли кино про «девушку на цепи». И оно заставило поволноваться и Курбашку, и мамашку, и мадам Самобрехову, и господина Грош-Ценаева. И Ромку, похотливого соседа. А потом каждый из вас получил от меня по куску цепи. По мере подлости. Больше всех получила ты, Варвара, десять звеньев, меньше – твой сожитель в моей квартире – пять.
– Всем вещдоки – на стол! – приказал Савушкин.
Присутствующие с ненавистью, кто – с облегчением стали выкладывать из конвертов и бросать фрагменты цепи на стол.
Маша продолжила обличительную речь:
– Соседушка Кухаркин, который хотел меня совратить еще несовершеннолетней, получил четыре. Большего ты не стоишь. Ну и остальной камарилье перепало: Самобреховой, Грош-Ценаеву, оператору… Гришке Хлопухину – шесть звеньев, сам знаешь, почему: всю жизнь был «шестеркой»…
– Маша, – подала голос Оля. – А мне-то за что перепало твоей ненависти? Ты же подруга была мне?
Она бросила на стол два звена.
– Подруга… – покачала головой Маша. – Когда меня все травили, ты тоже отвернулась от меня. Стыдно общаться было? А мне так не хватало твоей поддержки! Я потеряла мать, потом эта гадина свела в могилу моего отца. – Она показала рукой на Варвару.
– Да не слушайте ее! – уже умоляла Варвара.
Маша, не обращая внимания, продолжала:
– Ты тоже отвернулась, подруга, когда эта стая улюлюкала, когда кричали: «болонка на цепи», а вот это ничтожество… – Кивок в сторону Хлопухина. – Становился на четвереньки и гавкал… Не знаю, как я тогда не покончила с собой…
– Маша, прости, бога ради, дураком был… – заныл Хлопухин.
– Дураком и остался… Я перестала ходить в школу. Варвара ничего не знала. Она вообще ничего не знала. Была занята собой и своими делишками. Я уходила на другой конец города, бродила по улочкам. И однажды какая-то сила остановила меня перед храмом. Я вошла, там никого не было… И тихая благодать как-то сразу успокоила меня, очистила душу… Я не заметила, как ко мне подошел священник. Он спросил меня: почему юное создание не в храме познания? Я сказала, что не хочу ходить в школу, потому что в классе моем одни уроды… В общем, рассказала все про свою несчастную жизнь… Священник выслушал меня, дал мне три свечи, чтобы две поставила за упокой мамы и папы, а третью за свое здравие… Он долго говорил со мной, и до сих пор помню его слова: «величайший грех – лишить себя жизни». А на прощание перекрестил и сказал: «Иди, дочь моя, в школу. И помни: кто был последним – станут первыми». В этот же день я случайно, а может, и нет, встретилась на улице с Сережей. Разговорились, вспомнили съемки. И я расплакалась. – Огарев смущенно опустил голову. – Говорит: «что ж ты мне раньше не сказала? Они у меня все на карачках ползать будут». А Сережка крутой, одиннадцатый класс, каратист, его все боялись. На следующее утро Сережка меня за руку в класс привел. Все очумели. В шестой класс – крутой Серега. Одиннадцатиклассник! И Сережка им всем говорит: «Это моя сестра. Кто хоть раз тявкнет на нее – пасть порву!» И вся эта трусливая свора, однокласснички, меня сразу зауважали. Чуть ли не полюбили.
– Маша, мы все тебя любим! – вдруг всхлипнула Варвара. – Особенно я!
– Клянусь Аллахом, ты мне как дочь! – воздел руки к небесам Курбан.
И случилось чудо: все наперебой стали изъясняться в любви к Маше.
– Машенька, – запела железная Самобрехова. – Если б ты знала, как я исстрадалась, когда снимали эту страшную сцену! Ты же для меня была как дочь!
– И для меня! – не стал отставать Грош-Ценаев. – Даже больше, чем для тебя, Самобрехова. Мне все это написать пришлось! Все через сердце пропустить! Мое израненное писательское сердце!
Гриша Хлопухин бухнулся на карачки.
Маша оторопела:
– Только не гавкай!
– Прости меня, Маша…
– Машенька, мы так тебя любим! – пропищала Оля.
– А я вас не люблю! – обведя презрительным взглядом присутствующих, ответила Маша. – Пошли, Сереж!
Они вышли, не закрыв за собой массивную дверь уголовного розыска.
– Все свободны! – громко произнес Белозеров.
Алиев и Шпонка встали и было направились к двери.
– А вы куда? – остановил Белозеров. – Вам придется посидеть.
Сожители медленно сели…
А Машу и Сергея в этот день видели в самом романтичном месте города – на «Мостике влюбленных», над излучиной озера, в самом дальнем углу парка.
Сережа достал два последних звена цепочки:
– Осталось два колечка…
– Которые ты получил от меня в целях конспирации! – Маша подняла пальчик вверх.
– Прощайте, – сказал Сергей и бросил их в воду. – А это – тебе и мне взамен.
Он достал бархатную коробочку, открыл, а там – два обручальных кольца.
– Сережка, ты – чудо!
Маша бросается ему на шею, и влюбленные, конечно, сливаются в поцелуе.
…Не правда ли, красивый финал?
