Сергей Дышев
Куплю чужое лицо
Потом для нас стали жарить щупальца, присоски, жабры, хвосты, клешни, кишки, плавники, разнообразные желтые, красные, фиолетовые кусочки. Мы решительно стали отнекиваться от этих угощений. Мой желудок после длительного голодания и пищи из слизняков и ракушек не выдержал бы еще одного испытания. Мария тоже отказалась из чувства брезгливой солидарности.
– Це гiдко! – сказала она по-украински.
Мы попросили бульон, обычных овощей и вина и пили до самого заката солнца. В этом же доме решили и переночевать. Нам постелили за фанерной перегородкой, на большом надувном матрасе. Я перекрестился и заснул. Во сне мне привиделось, будто кто-то касался моих губ, но не в силах был проснуться и понять, действительно ли это поцелуй. Глухой ночью я таки проснулся. Мария спала, дыхания ее почти не было слышно. В открытое окно заглядывал квадратик звездного неба. Звезды были спокойными и величаво-торжественными. Ощущение покоя и счастья…
Утром я проснулся первым. Мария безмятежно спала, разметав на подушке волосы. Все женщины выглядят во сне моложе и прекрасней: не озабочены помыслами о первенстве, ничего не требуют, не раздражаются и не поучают и становятся беззащитными, трогательными и просто бесценными. Налюбовавшись, я пошел купаться.
На заре океан девственно прекрасен: все оттенки розового и голубого цветов на горизонте отражаются в волнах. Чтобы прикоснуться к волшебству, не нужны розовые очки… Я плыл в малиновой ряби. Ничего иного не хотелось.
Когда я вернулся, Мария уже проснулась. Она сидела на матрасе с сумкой в руках, вид у нее был встревоженный и недовольный.
– Ты где был? – спросила она подозрительно.
– Купался! – пожал я плечами.
– Предупреждать надо, – заметила она. – Проснулась – тебя нет…
– Ты была такой прекрасной, когда спала, и мне не хотелось тебя будить.
Она выдавила усмешку.
– Меня уже ищут, надо срочно ехать в Паттайю, – сказала она после паузы. Пауза нужна была, чтобы успокоиться. Мария нервничала и не хотела, чтобы я это заметил. Я молчал, ожидая решения своей судьбы. В драном черном трико я был жалок и смешон, как бродячий акробат с картины Пикассо. Но я не умел жонглировать даже двумя апельсинами. – Для твоей же безопасности ты должен пока остаться у этих команчей. Я появлюсь на базе, покажусь на глаза Лао и Шамилю, потом приеду за тобой, устрою в каком-нибудь недорогом отеле.
– А потом ты мне дашь свои старые черные колготки, я надену их на голову и, как ниндзя, глухой ночью проникну на вашу базу и зарежу всех ножиком…
– Чушь! Сейчас там очень сильная охрана, на каждом углу видеокамеры, лазерная система обнаружения по всему периметру… Я постараюсь узнать, где твой паспорт, ну а деньги достанем.
Мы вышли на шоссе, остановили проезжавший микроавтобус «Nissan», я подсадил ее, коротко поцеловал в сухие губы.
– Никуда не исчезай, обязательно дождись, я приеду через день, от силы – через два.
Она сунула мне несколько местных бумажек – батов. И машина – фр-р-р! – уехала. А я остался в драном трико и с тремя тысячами батов в руке.
В целом мире не было человека счастливее меня.
Я вел образ жизни червя, спрятавшегося в яблоке. Ел, спал, прекрасно сознавая, что, как только деньги закончатся, мне придется вылезать на свет божий, где меня склюет первая же ворона. На поденную работу эти нищие меня не возьмут. Своих голодранцев хватает. Я же был экзотическим голодранцем, у которого водились деньги. Мои хозяева – старик со старухой – не удивлялись моему виду и образу жизни. Они привыкли, что у белых курортников свои причуды, и вежливо улыбались мне.
Мария не приехала и на второй, и на третий день. На четвертый я расплатился со старухой, надел парашютные ботинки и вышел на дорогу. У меня оставалось еще тысяча батов.
Я тормознул помятый тарантас и приказал везти меня в Паттайю. Дорогу я помнил – и через пару часов стоял перед бетонным забором базы моих врагов.
– Лао, выходи! – крикнул я и ударил ногой по металлическим воротам. Хорошо провоцировать скандал, когда знаешь, что это самое большее, на что способен в своем бессилии. Не мог же я идти в полицию и рассказывать, как меня обдурили. Самым интересным местом в моей печальной истории, конечно, был бы запуск в небеса контейнеров с наркотиками. Полисмены оценили бы по достоинству. Потом самый быстрый и справедливый в мире суд – и расстрел из пулемета. Гуманно… стопроцентная гарантия.
Все видеокамеры на заборе и воротах развернули на меня свои пятачки. Наконец появился охранник – жилистый таец в кепке синего цвета и комбинезоне с надписью «security» на рукаве. Он презрительно посмотрел на меня из-под черных очков.
– Что тебе надо? – спросил он на английском.
– Я пришел к мистеру Лао.
– Кто ты?
– Он меня знает. Скажи – Володя.
Дверь захлопнулась. Я еще мог уйти, броситься в подворотню, выбраться на оставшиеся деньги в Бангкок, броситься в ноги клеркам российского посольства, они бы сделали запрос в МВД, через день или неделю пришло бы подтверждение, меня пустили бы на задворки посольской кухни и кормили из жалости остатками обедов. И я был бы счастлив, ощущая могущественную длань нашей державы. А может, послали бы подальше, присовокупив крепкий пинок под зад. Много вас тут шатается, прожигателей жизни! Нищие в коммуналках живут, а не по Таиландам шляются! И были бы правы.
…Но я не струсил, растоптал собственное малодушие и был вознагражден. Дверь вновь открылась, появилось уже двое. Второй показался мне знакомым, он охранял меня, когда я отрабатывал комплекс подготовки к десантированию в бассейне. Именно этот чукча нырял за мной в бассейн, когда я преспокойно улегся на дне, переключившись на экономный расход воздуха.
Они попытались взять меня под руки. Зазнавшиеся неучи…
Я тут же сделал им сдвоенную подсечку, и они слаженно рухнули на асфальт. Конечно, они владели многочисленными приемчиками, потому что вскочили, как мячики, – с желанием меня разорвать. Но тут из-за зеркальной двери вышел Лао и прокурлыкал: «Мяу-няу».
Бойцы застыли как перебздевшие новобранцы.
Его желтое лицо никогда не выражало чувств и желаний. Лунное лицо, без морщин, глаза – прорези стреляющих бойниц. Но сейчас его глазки маслянисто щурились: он был хозяином положения – двери захлопнулись. За моей спиной невесть откуда появились автоматчики. Маленькие «узики» в маленьких руках. Потребовали отдать нож. Пришлось подчиниться.
Лао был в белом кимоно, подпоясанном черным поясом. Видно, ему нравилась форма корифея карате. И все же… досада читалась в его глазах. Только долгая практика общения с азиатами дает способность по самым малейшим деталям определить чувственное состояние собеседника. У него могут дрогнуть брови, до каменной твердости сжаться рот, а самое главное – до густой черноты потемнеть глаза.
Я шагнул вслед за ним в стеклянную стену, которая тут же услужливо раздвинулась. Мы вошли в прохладный холл, который напоминал больше поднебесье купола цирка. Сверкающее полушарие люстры подавляло.
От переполнявшего восторга мне тут же захотелось выпить и закусить.
Лао бесстрашно шел впереди, осваиваясь с мыслью, что Volodya «живее всех живых». Он, разумеется, мог бы тут же дать команду своим автоматчикам, и они бы изрешетили меня. И ни один сосед не услышал бы звука плюющейся стали. Потому что в Таиланде все с понятием. Вот только одно Лао не мог уяснить – почему я такой живучий, сильно смелый, такой наглый и до сих пор не добитый. Он понимал, догадывался, что я мог прийти не один, что за его базой сейчас наблюдают из сотни точек, что я приманка, а он – рыба, которой подкинули огромный крючок с неведомой наживкой. Такая вот грубая и бездарная провокация!
Мы прошли в знакомые апартаменты, мне показалось, что здесь переклеили обои. Но потом понял, что все дело в освещении. В полдень меня в эти покои не приглашали. Эти стены имели особенность изменять окрас в зависимости от времени суток.
Меня попросили утопиться в кресле, что я с неохотой сделал. В этих обволакивающих креслах человек чувствовал себя как в подавляющем мягком плену. Видимо, навязчивый комфорт создан для того, чтобы подчинять человека.
Сам Лао сел на деревянный табурет, если можно было так назвать сооружение о четырех ногах, изрезанное вдоль и поперек национальными орнаментами и вязью. Неплохо сидеть на многовековой мудрости отцов и богов.
– Ну что, будешь дуньку валять? – спросил я без ангажементов.
– Какую дуньку? – хмуро поинтересовался Лао.
– Где ведомость, лимонное существо?
– Какая еще ведомость? – стал елозить телом Лао.
– Ведомость выплаты обещанного гонорара.
– Ах-х-хя! – это он так душевно расхохотался.
Я не расист, но, когда вот так безобразно поганят одно из лучших качеств, дарованных человеку, – смех, меня очень и очень коробит.
Лучше русского человека никто не может так славно и безалаберно смеяться.
– Куда ты пропал? А мы уже собирались тебя оплакивать!
Он сделал печальное лицо.
Автоматчики стояли в дверях с бессмысленными, надменными рожами. Такими же изображались в фильмах эсэсовцы, стоящие у дверей своих группенфюреров. Они подсмотрели такую стойку: локотки назад. Правда, были в два раза мельче «нордических».
– Ты обещал мне вернуть паспорт, деньги. Ты обещал освободить Пат. Где она?
Лао вновь рассмеялся. Это ему далось с большим трудом.
– Неужели ты не понял, чужеземец, что она давно работала на нас? Она проститутка, у нее нет морали; вы, русские, ищете философскую справедливость, пытаетесь самоочиститься, почистить других и всякая такая глупость… Мы заплатили ей, и она тут же согласилась сказать, где ты прячешься. Вспомни, когда она отлучалась. Она ходила звонить нам. А потом подыграла в «похищении». Никогда не верь проституткам, приятель. Они продаются тем, кто больше заплатит.
Лао затрясся от хохота, три его подбородка тоже веселились.
Я уже ничему не верил. Он подтвердил то, о чем говорила Мария. Проститутка – изначально существо обманутого доверия. Мир сделал ее шлюхой, и она ненавидит весь мир. Нет ничего хуже тайной проститутки или той, что покаялась и завязала с древней профессией. Это обещание не имеет ни цены, ни срока давности в обе стороны шкалы времени. Для меня в этой стране время стало изогнутым, кривым и замкнутым, как транспортир на 360 градусов. В который раз я шел по одному и тому же кругу?
– Я предусмотрел вариант, – кивнул я в сторону «эсэсовцев», – если вы захотите меня уничтожить. Я направил письмо в российское посольство своему знакомому атташе. Там все расписано. Если со мной что-то случится и если я не буду через три дня на территории посольства, – продолжал блефовать я, – он направит мое заявление в полицию, я тоже его написал. Там все подробно, и про тебя, Лао, и про Шамиля, и про запуски «мух».
– И про Марию?
– И про нее тоже, – ответил я без запинки.
– А ведь она тебя спасла, – укоризненно заметил Лао, пристально глядя мне в лицо.
Я чуть не поперхнулся, но выдержал паузу.
– Меня спасли туристы.
– А Мария сказала, что это она тебя спасла. Мы ее можем позвать, и она подтвердит.
Она, как всегда, оказалась хитрее меня. Она вела свою игру, чтобы вырвать свой кусок в прибыли от наркобизнеса. А я был пешкой, солдатом, исполнителем чужой воли в этой кокаиновой войне. Я был нужен ей, поэтому она и спасла меня для своих целей. Все стало на свои места.
Я пожал плечами и попросил пригласить даму.
– Попозже, – сказал Лао.
– Да-да, все очень логично, – после потрясения стал вслух размышлять я. – Вы посылаете вертолет, он расстреливает меня, как одноразового бойца, потом вам становится стыдно, вы посылаете похоронную команду во главе с Марией, чтобы предать меня земле – конечно, из чувства благодарности за выполненную работу. Как трогательно и сентиментально!
– Какой вертолет? – Лао вскинул свои выщипанные, как у гомосексуалиста, брови.
– Такая летающая «стрекоталка»! Из нее строчили из пулемета, а я улепетывал, как заяц. Наверное, сверху было очень смешно.
Лао ориентировался на ходу. Все же я прибыл без приглашения. Теперь он пришел в себя и стал забавляться. Он вдохновенно врал, что ничего не знал про вертолет, они посылали за мной катер, но не нашли, посчитав, что я пропал без вести. А потом у них были проблемы с полицией…
Короче, он заврался, и я уже не верил ни одному его слову.
– Кстати, если ты обратишься в полицию, то за контейнеры с «кокой», которые ты запустил, получишь по суду, как ты знаешь, пулеметную очередь или, в лучшем случае, пожизненный срок. Но долго не проживешь, тебя убьют через неделю после приговора суда. У мафии длинные руки, не правда ли?
– Короче, давай деньги, документы, и мы расстаемся! Три дня – крайний срок, и полиция получит письмо, и ты уже никогда не сможешь использовать новый способ транспортировки кокаина. Стоит ли? – Я встал.
«Эсэсовцы» дернулись, направили на меня стволы.
Лао тоже поднялся, молча вышел. Он вернулся через несколько минут и прямо от дверей швырнул мне красную книжечку. Наверное, часть жизни он провел, метая бумеранги в джунглях. Паспорт приземлился точно у моих ног. Я поднял его и спрятал в карман.
– Деньги будут только завтра.
Он еще что-то сказал «эсэсовцам» и ушел в свои покои. А меня подтолкнули и повели по коридору в глубь здания, потом заперли в глухой комнате без окон. Здесь были кровать, холодильник, туалет, шумел невидимый кондиционер. В холодильнике было пиво, вода трех сортов, виски и желтые сосиски. Все это я съел в течение двух часов. А потом заснул, не снимая трико.
Я очнулся, почувствовав чьи-то ощупывающие взгляды.
– А, проснулся, собака! – дружелюбно сказал Веракса. Он стоял над моим изголовьем, будто собирался меня отпевать. – Смотрю на тебя и думаю, кого же ты мне напоминаешь…
Он наморщил лоб и отвернулся. Я ощутимо представил, как шевелились две его извилины, пытаясь совместить подзабытого покойника Раевского с безвестным бывшим спецназовцем по фамилии Кузнецов. Но на интуицию и эвристическое мышление он был не способен.
Тут появился еще один знакомец – Шамиль Раззаев собственной персоной, гладко выбритый. Это вот я был с виду как моджахед. С порога он сказал:
– За деньгами пришел? Ты или слишком хитрый, или слишком глупый. Значит, чукчи не добили тебя? Решил искать справедливости?
Выразив свои чувства, они повели меня в холл. Окна были черными – стояла ночь. Там уже сидели Лао и Мария. Она вскинула на меня печальные глаза, я заметил припудренный синяк и припухшие губы.
Спектакль продолжался.
– Привет, Мария, – сказал я.
– Идиот, – ответила она сквозь зубы.
Вот и пойми ее логику.
Мне указали на кресло. Лао, приняв председательствующий вид, начал:
– Господу богу было угодно, что наши дороги опять пересеклись. И если это предписано свыше, то от этого не уйти. Надо плыть по течению реки Жизнь.
«Еще расскажи про два основополагающих начала Ян—Инь», – подумал я. От таких напыщенных речей меня всегда тошнило, потом обязательно следовала какая-нибудь гадость. Так и случилось: Лао предложил мне продолжить сотрудничество с ними.
– Вы не успокоитесь, пока я не попаду за решетку или меня не сожрут акулы.
– Не стоит не доверять старым друзьям.
Его облезшая голова была похожа на идеальное яйцо. «Яйцо» прямо-таки светилось любовью ко мне.
– Ха, – отреагировал я. – Сколько раз вы меня обманывали!
– То, что ты до сих пор жив, – это уже большой показатель нашего доверия и повод для серьезного разговора, – изрек Лао.
Тут уж нечем было крыть. Уцелеть среди этих крокодилов – редкостная удача.
– И что же вы мне предложите на этот раз? Путешествие на воздушном шаре с загранпаспортом в зубах?
– Подробности потом. Ты достаточно многофункционален, поэтому у меня нет сомнений, что ты выполнишь и эту задачу. Работа очень интересная, как раз для тебя. Слегка приправлена риском, ведь ты не любишь преснятину? Рекомендую согласиться и обещаю хороший гонорар.
В моем кармане торчал мятый, грязный, со следами от воды загранпаспорт. Это ничего, что он был такой измученный и старенький. Он давал мне самое главное: возможность выбраться в Россию. И они на всякий случай проводили бы меня, посадили на самолет и помахали желтыми ладошками. Вдруг я действительно подготовил на них «бомбы»-компроматы?
– Хорошо, – сказал я. – Но я сначала хотел бы встретиться с Пат.
Мария демонстративно фыркнула.
– Зачем она тебе нужна? – усмехнувшись, спросил Лао.
– Она нужна мне всего лишь как проститутка.
– Ты можешь выбрать любую, мы оплатим тебе самую дорогую. Даже включим это в контракт. – Лао оживился, а присутствующие мужчины, включая «эсэсовцев», сдержанно рассмеялись.
– Мне нужна именно она, – настаивал я на своем.
– Но мы рассчитались с ней и не представляем, в каком борделе ее искать.
Лао состроил такую физиономию, будто имел дело с подростком, который повредился умом от первого любовного опыта. Не хватало еще сентенций на темы морали.
Я сказал, что сам буду искать ее. Потом они долго пытались у меня выведать, собираюсь ли я расправиться с ней за измену, предупредили, что и за проститутку можно получить смертную казнь. В общем, пугали, то есть отговаривали. Вот это-то меня и настораживало.
А Марию я вообще не понимал. Она тихо сидела в дальнем темном углу, а потом я заметил, что кресло ее уже опустело. Она исчезла, будто превратилась в легкий дымок от кальяна. Кальян стоял на ковре, а трубку от него усиленно посасывал Веракса.
– Хорошо, – неожиданно быстро согласился Лао. Он вообще быстро все просчитывал. Главное – прибыль, которую он вновь собирался заработать на мне. – Хорошо, – повторил он, – но мы не можем дать тебе на это больше трех дней. И по некоторым причинам не можем помочь в поисках: проститутками я не занимаюсь. Скажу тебе честно: я не хочу, чтобы кто-то сказал, что Лао вторгается в чужую сферу и его люди ищут какую-то публичную девку. Что скажут в обществе о моей репутации? И еще условие: ты должен отдать свой паспорт.
Ни минуты не задумываясь, я вытащил документ и швырнул. Паспорт раскрылся и, помахивая листками, красной птицей приземлился у ног Лао. Я все глубже засовывал голову в пасть этому чудовищу. Но уже не мог остановиться. Пат была единственным человеком на планете, которому я рассказал о чудовищной препарации моего лица. И она поверила и пожалела меня, несчастного, потерявшего лицо. А Мария, раскусив меня, поторопилась бросить. Мне не дадут обмолвиться с ней ни словом. И захочет ли она общаться со мной?
– Мне дадут аванс – хотя бы из отобранных у меня денег?
Получив три сотни долларов, я вышел на волю. Ночная жизнь продолжалась, навстречу попадались одурманенно-счастливые люди, кто пьян, кто просто весел; разноцветье рекламы, вывески «night-club», «lady’s massage», «stripshow», искрящиеся гирлянды огоньков на деревьях под розовеющим небом. Светало…
Сутенеры с туманными лицами звали меня под крыши борделей; располневшие мамки демонстрировали живой товар. Раскрашенные девочки стоически сдерживали зевоту и улыбались кукольными улыбками. Все хотели меня совратить. Я кивал, пощипывая бороденку, спрашивал о девушке по имени Паттайя. Мне демонстрировали всех, мол, какая разница… Но ее не было.
В очередном «учреждении» меня попросили подождать. Я закемарил в уютном кресле. Меня нежно разбудила мамка. Рядом с ней стояло толстенькое создание лет шестнадцати; дева источала свежий запах шампуня. «Это – Патта!» – сказала хозяйка, ткнув пальцем в толстушку.
– Патта, да не та! – вскричал я.
Не мог же я стерпеть такой безобразной подмены!
Я бродил бесцельно у бесконечных торговых рядов с очками, бижутерией, часами, сувенирами и прочей малохудожественной дребеденью, среди которой преобладала культовая композиция из четырех слонов; все это, и в придачу весь Таиланд, мне предлагалось немедленно купить. Но мне нужна была всего лишь моя худая обезьяночка.
Потом я набрел на дешевую столовку на втором этаже. Кафельный пол и стены, металлические столики с пластиковыми столами ностальгически напомнили общепит. Я заказал у хозяина-китайца макароны с жареным яйцом и острый салат из местных овощей. Время до вечера коротал на берегу моря. Ветер шумел в пальмовых кронах, на двадцатиметровой высоте висели кокосы – маленькие ядра. Срываясь со свистом вниз, они методично пробивали черепа глупым, как куры, европейцам.
Вечером я снова бродил по горячим неоновым улицам города. Красный свет плясал на моем лице, временами на меня накатывали тугие мысли о полной бесцельности существования. Я продолжал порочное и тоскливое путешествие по публичным домам, саунам, массажным салонам, разыскивая среди сонма узкоглазых лиц лишь одно нужное. В голове крутились слова хитрого Лао (при минимуме общения человек наиболее подвержен навязчивым мыслям): «Мы оплатим тебе самую дорогую девушку… Даже включим это в контракт!»
Выбившись из сил, я делал перерыв, пил пиво и снова продолжал свой беспримерный поход по борделям…
На следующий день слух о странном европейце пошел гулять по улицам. Меня уже знали почти все проститутки города. Накрашенные обезьянки атаковали меня, то одна, то другая тащили за руку и, стуча себя пальцами в маленькие груди, говорили, что их звать Паттайя. Они искренне веселились, потому что были очень юны и, несмотря на препаскудную профессию, им хотелось играть и радоваться жизни.
Я позорно бежал с центральных улиц и, наняв мальчишку на «Хонде», колесил по окраинным заведениям.
Но было тщетно. Меня просили остаться, обещали неземной рай с красавицами, которые улыбались мне с публичного подиума, но я холодно отказывался от сомнительных, прямо скажем, удовольствий.
Потом я вновь уснул под шум прибоя. Утром меня разбудили мальчишки-мусорщики: они с грохотом выгребали из урн жестяные банки из-под напитков, собирали бумагу, упаковки и прочий мусор на пляже. Я поплелся к автобусной станции, купил билет до Бангкока и через несколько долгих часов был в столице. Нет, я не собирался обследовать все публичные заведения этого гиганта: на это мне бы не хватило и тройной старости. Я отправился туда, где впервые встретил Пат, однозначно решив, что поиски надо всегда начинать с начала.
Заведение сэра Артура Вилкинса не претерпело изменений, все та же стеклянная одноэтажка. Помнится, хозяин собирался затеять перестройку – добавить второй этаж, но, видно, чего-то не хватило: или спроса на проституток, или денег на кирпичи.
Я осторожно приоткрыл дверь, почему-то мелькнула мысль, что мне могут здесь сделать засаду. Вилкинс сидел на своем обычном месте в стеклянной конторке, правда, весь вид его более соответствовал прежней фамилии Вилкин. Нестираная рыжая майка, облезшая до гадливости голова, сизый нос. В потянувшем сквозняке почувствовался привычный запах «Смирновской». На подиуме сидели пять с половиной девиц. Одна при моем появлении почему-то вышла, потом снова заглянула с зазывной тоской. Я даже не сумел разглядеть ее лица: маленькая хрупкая фигура в ярко-алом кимоно.
Пустующий зал показался мне еще более маленьким и убогим. Похоже, здесь редко мыли полы. При моем появлении Вилкин с натугой оживился, вперив красные очи, молвил:
– Какую даму желает джентльмен?
Как и прежде, они все были пронумерованы.
Он не узнал меня.
– Это я, Вилкин, забыл? – спросил я по-русски.
– А-а, – протянул он. – Оттянуться пришел. Рад видеть…
А я, как всегда, забыл, что, оставив прежнюю личину, поменял свое лицо. Кого же ты вспомнил, старина «сэр Артур Вилкинс», а скорее сделал вид, что узнал? Да мало ли здесь шляется русских плейбоев, упорно торопящихся перетрахать то, что отцы недотрахали…
– Кого хочешь?
– А чего такой слабый выбор?
– Времена… Конкурентов много, девочек переманивают, скоты узкоглазые!
– Зачем же так? – не без ехидства спросил я. – Ведь эти люди и эта земля приютили тебя, на телах этих девочек ты кормишься.
– Ты коммунист, что ли? Так иди, вали отсюда, мне делом заниматься надо!
– Я пошутил, Андрюха, просто давно не был здесь… Не обижайся.
– Ну, чего, бери чего-нибудь, и удачи тебе в любви! – мрачно посоветовал Вилкин. – Пятьдесят баксов.
– У тебя работала девушка по имени Пата. Мне нужна именно она.
– Спохватился… Ее давно переманили. Да не ты ли ее и увел? – Он пристально вгляделся мне в глаза.
Вместо ответа я спросил:
– Нет ли у тебя чего-нибудь выпить? Я угощаю!
– Тебе сюда принести?.. Ладно, пошли в мои покои…
Он дал знак одной из девушек, и она проворно заняла место в конторке. А мы прошли по узкому коридору в маленькую комнатушку. Она была оклеена какими-то паршивыми обоями, в центре стоял стол, застеленный клеенкой, деревянные табуретки, у стены – замусоленный диван, на полу – простенький палас, в углу – старый отечественный транзисторный приемник «ВЭФ». Но еще более меня умилили пожелтевшие фотокарточки «Beatles», «Rolling Stones», «Bee Jees». Все это было приклеено к стене. На столе стояла фотография в поблекшей рамке: трое парнишек в расфуфыренной армейской форме – дембеля! Я огляделся, и у меня ностальгически закружилась голова; с щемящей нежностью оценил детали быта: граненые стаканы, стальные вилки и ножи с пролетарской символикой на ручках, сотня советских значков на развернутом знамени пионерской дружины какой-то средней школы, иконки со святыми.
Я выразил восхищение.
– Это еще ничего! – самодовольно ответил Welkinson – Вилкин. – Глянь, у меня под столом стоит настоящая катушечная «Комета» – первый отечественный стереомаг. И на полном ходу… Я здесь, браток, полностью воспроизвел мою коммунальную хату в Ленинграде. И, когда становится особенно тоскливо среди этой цивилизованной азиатчины, врубаю «Come together» битлов. Последний диск у них самый проникновенный. Да? Я, кстати, в Питере был одним из ведущих битников – бас-гитара. Слышал команду «Железная рапсодия»? Нет, мы не были металлистами. Отнюдь… Это потом уже эта грязь пошла… Ну что, Володя, выпьем, что ли? – Он достал «Смирновскую» из пыльного шкафа.
Я не удивился, если бы он назвал меня даже Адольфом Гитлером. Но ведь он, черт возьми, попал в точку!
Мне захотелось срочно поглядеться в зеркало. У меня даже лицо зачесалось.
На подоконнике торчал осколок зеркала, и я без удовольствия в него заглянул.
– Это тоже из Союза вывез, – заметил попутно Вилкин. – Там на таможне все шизели, когда проверяли мое барахло. Особенно от зеркала. Даже на спектральный анализ отправляли. А я им, представляешь, пропел: «С любимым барахлом не расставайтесь!»
Я внимательно изучил в зеркале уже знакомое лицо. Хотя никак не могу привыкнуть.
– А женщину не захватил, с которой «не расставайся»?
Вилкин погрустнел. Не надо было спрашивать.
– Сначала хотел – денег не было. Когда деньги появились – уже было поздно. Я даже не знаю, что с ней. Написал ей одно письмо, она ответила. А больше не стал. И, что называется, пошел по рукам. Недостатки полового воспитания в Совковии. Давай, Вовка, выпьем за нерушимую!
Я с отвращением выпил, не спрашивая, что он имел в виду. После чего поинтересовался:
– Так где же девушка по имени Пата?
– Но ведь это же ты, гад, от меня ее увел!
– Э-э, я всего лишь поигрался и отпустил.
– Я вот морду лица твоего, извини, забыл, у меня хреновая зрительная память. А вот когда ты заговорил на нашем… У меня, Вован, стопроцентный музыкальный слух. Даже стопятидесятипроцентный! Нет людей с двумя похожими голосами. Это ты знаешь? Даже всякие там жонглеры-пародисты не смогут повторить: голос уникален. А я тебя сразу вспомнил, когда тебя, нищету, привела девчонка. А потом мы пили виски, и я повез тебя к Лао. Кстати, ты мне обещал за это пятьсот баксов!
– Помню. Но сейчас отдать не могу.
– Ладно, потом отдашь – шестьсот! – он засмеялся.
– Ну а ты сколько от них получил, прохиндей? – поинтересовался я. – Ты что, не знал, на какую работенку меня сосватал? Они хотели утопить меня в океане вместо платы. Но я, как видишь, не так прост. Вот так!.. А кто эта девчонка – смылась при моем появлении? Я не успел рассмотреть ее лицо.
– Может, она пошла в туалет! – пожал плечами Вилкин.
– Это была Пат! Приведи ее сюда.
– Чего ты тут раскомандовался! – недовольно пробурчал он, но подчинился. Еще бы: со мной мафия не справилась, а это сильно впечатляет.
Я пошел вслед за ним.
– Как звать ту девушку, которая ушла? – спросил я у коллектива массажисток.
– Тим!!! – ответили мне хором.
– А где она?
– У нее кончилась смена! Она ушла, – пропищала худышка с верхнего ряда.
Все закивали головами, глядя то на меня, то на хозяина.
– Вот видишь, – с укором сказал Андрей, – а ты мне не верил, человеку, который пустил тебя в самый сокровенный уголок своего дома.
«Уж лучше бы ты принимал меня в неуютном пятизвездочном отеле, нежели в этой конуре с голой лампой без абажура на сером потолке».
– Пойдем водку пить, а? – Он смотрел на меня по-собачьи.
Мы вернулись в сокровенный уголок – в конуру. Вилкин пустился в сопливые воспоминания о своей былой жизни. Он тер плешь, потом глаза, стучал кулаком по столу. Он рассказывал, как качал мускулы при помощи штанги: его девушка была плотного телосложения, и ему предстояло вынести ее из загса. Он заработал немереные деньги на разных финансовых махинациях, прокатил и кинул кучу подельников и поэтому вынужден был скрываться в этой далекой нелюбимой стране. А месяц назад его случайно обнаружили былые соратники по коммерции. Они вновь разбогатели, накопили денег на заграничные вояжи, Багамы и Таиланд, и в один прекрасный момент неожиданно забрели в его заведение.
– Они меня не били. Они назвали такую сумму, от которой волосы у меня сначала стали дыбом, а потом начали спешно покидать мою голову, как крысы с тонущего корабля… Скажи, я сильно облысел? Что мне делать? Давай я возьму тебя к себе в охранники! Соглашайся! Я буду платить тебе по тысяче баксов в месяц. И все мои девочки будут твоими, хоть зажрись.
Не хватало мне только конфликтов с питерскими бандитами! Я кивком поблагодарил и перешел к делу:
– Слушай меня внимательно, пьяная свинья! Лао приказал мне привезти девчонку! Где Пат?
– У меня ее нет! – выкрикнул Вилкин и неумело полез драться.
Я отшвырнул его как котенка. Он отлетел под стол, видно, ударившись о магнитофон «Комета» – сразу заиграла жуткая стереофоническая музыка.
– Я помогу тебе, если ты скажешь, где Пат! – крикнул я.
Он видел только мои ноги и общался с ними на равных.
– Вы, сударь, перекати-поле, у вас полностью отсутствует жизненная концепция. Человек, не имеющий собственности, – потенциальный преступник. Такие, как вы, не имея ничего, обычно считают, что имеют все. Вы, наверное, член КПСС?
– Член ЦК КПСС… Давай вылазь.
– Спасибо, я здесь пережду непогоду, – ответил он и глубоко вздохнул.
Я уселся на диван. Сэр Артур выключил магнитофон, выглянул наружу, посмотрел нетрезвым разбегающимся взглядом и спрятался снова.
