bannerbannerbanner
Союз трёх императоров

Сергей Балакин
Союз трёх императоров

Полная версия

* * *

…Пятые сутки «Муравьёв-Амурский» шёл на север. Океан был спокойным и пустынным – маршрут рейдера-одиночки проходил вдалеке от оживлённых торговых путей. Экипаж корабля томился в ожидании. Ещё чуть-чуть – и крейсер выйдет на важную коммуникацию, связывающую Японию с Северной Америкой. Вот где можно будет разгуляться с размахом!

В принципе, «Мур-Мур» уже добился успехов, которыми можно гордиться. Его первым трофеем стал пароход «Тояма Мару», шедший из Сингапура в Японию с грузом каучука и копры. После досмотра команду взяли на борт, а судно потопили подрывными патронами. Так же поступили и с английским пароходом «Пейхо», перевозившим из Шанхая в Иокогаму полторы тысячи тонн соевых бобов. Он был перехвачен утром 7 сентября в сорока милях от острова Балабак.

Особо ценным стал третий трофей – большой английский пароход «Сити оф Окленд». В его трюмах оказалось почти три тысячи тонн первоклассного антрацита. Четыреста тонн угля перегрузили на «Мур-Мур» немедленно – благо, на море был полный штиль. Затем капитан 2-го ранга Щетинин перевёл на трофейный пароход десять моряков и назначил его новым командиром лейтенанта Шрамме. Из прежнего экипажа на пароходе остались шесть кочегаров, механик и кок. Порфирию Шрамме надлежало следовать к Маршалловым островам, замаскироваться в обширной лагуне атолла Эниветок и дожидаться прихода крейсера.

Однако затем для русских моряков наступил период бесплодных поисков. Целую неделю им на пути попадались только рыбацкие джонки да туземные каботажные шаланды. ЮжноКитайское море опустело – помимо «Муравьёва-Амурского» здесь орудовали крейсера адмирала Шпее, и торговое судоходство в регионе временно прекратилось. Зато в большом количестве появились вражеские корабли. Вскоре после полудня 23 сентября на горизонте были замечены дымы. «Мур-Мур» отвернул в противоположную сторону и прибавил ход. Но дымы приближались, и вскоре удалось опознать в головном преследователе японский броненосный крейсер типа «Цукуба». Пришлось ввести в действие нефтяные котлы, и русский рейдер, развив полный ход, к вечеру оторвался от погони. После этого капитан 2-го ранга Щетинин решил менять дислокацию и искать другую акваторию для свободной охоты. Встретившись в заранее оговорённом месте с трофейным угольщиком «Сити оф Окленд» и заполнив угольные бункеры под завязку, крейсер взял курс к восточным берегам Японии…

Первый пароход, встреченный в новом районе, оказался необычайно ценным трофеем. Американский трамп «Чармер» долго не реагировал на приказ остановиться и застопорил машину только после того, как 130-мм фугасный снаряд разорвал-

ся у него прямо перед форштевнем. В досмотровую команду были назначены артиллерийский офицер крейсера лейтенант Угодников, мичман Аренс, гардемарин Лер и пять вооружённых матросов. Когда моряки поднялись на борт парохода и потребовали у капитана судовые документы, тот молча сунул им папку и, насупившись, принялся картинно раскуривать трубку. Как следовало из карго-плана, груз судна был на сто процентов военным. Да и маршрут – из Сан-Педро в Дайрен, то есть Дальний, – не оставлял сомнений, что конечным получателем груза является японская Маньчжурская армия. В кормовом трюме находилось 330 металлических бочек с бензином, в носовых – брезентовые палатки, примусы, фонари, медикаменты и мясные консервы. Особое восхищение вызвал палубный груз: когда сняли брезент, взору предстали выстроенные в несколько рядов новенькие грузовые автомобили марки «Пирс-Эрроу», выкрашенные в армейский серо-зелёный цвет.

Несмотря на то, что «Чармер» плавал под нейтральным американским флагом, его груз, предназначавшийся воюющей стране, согласно международному призовому праву несомненно считался военной контрабандой, и судно подлежало конфискации. Выглядело очень заманчивым отправить его со столь ценным содержимым в Россию, однако от Владивостока его отделяли тысячи миль и проливы, контролируемые японским флотом. Да и лишних офицеров, кто бы мог возглавить призовую команду, на русском крейсере не было. Поэтому приказ командира звучал однозначно: экипаж снимать, пароход топить.

Тем не менее, отправить на дно все триста тонн американской консервированной говядины, даже не продегустировав её, «мур-муровцы» посчитали кощунством. Николай Угодников, более известный по прозвищу Коля Угодник, распорядился срочно загрузить консервами стоявший у борта моторный катер. Для этого он выстроил команду парохода вместе с нашими матросами по палубе и забортному трапу. Банки передавали из рук в руки по цепочке.

– Эх, а давайте прихватим с собой автомотор! – вдруг предложил Коля Лер, любовно поглаживая блестящий латунный радиатор американского грузовика. – Ну хотя бы один…

Угодников насмешливо посмотрел на тёзку:

– Ты его в катер на себе потащишь?

– Зачем же? Море спокойное, подойдём к борту, и грузовой стрелой…

– Ну и что мы с этим драндулетом будем делать? По палубе разъезжать?

– Нет, поставим на рострах, рядом с катером, – размечтался гардемарин. – А вернёмся во Владивосток, будем кататься по Светланской. С ветерком!

Угодников лишь грустно усмехнулся. «Вот она, бесшабашная молодость! – подумал он. – Какой к чёрту Владивосток?! Для нас самый благоприятный исход – это пойти ко дну через месяц. А неблагоприятный – уже завтра или вообще сегодня вечером». Но вслух свои мысли произносить не стал.

Моторный катер за три рейса перевёз на «Мур-Мур» пленную команду парохода и двадцать пудов американской тушёнки. Коля Угодник хотел сделать ещё один рейс, но Щетинин резко приказал ему «кончать эту канитель». Подрывные заряды, сработавшие в кормовом трюме «Чармера», воспламенили находившийся там бензин, и свободные от вахты члены экипажа русского корсара стали свидетелями шикарного пиротехнического шоу – гигантского искрящегося фейерверка на фоне багряного заката.

Любопытно, что на следующий день морякам крейсера довелось наблюдать ещё одну впечатляющую картину, полную декадентской эстетики и театрального драматизма. На зюйд-осте показался трёхмачтовый белокрылый парусник. Это был прекрасный классический клипер, гость из прошлого века, золотой эпохи паруса. На его мачте развивался английский торговый флаг. Ни на сигналы остановиться, ни на выстрел прямо по его курсу парусник не реагировал. Пришлось изменить курс и устремиться в погоню.

Гардемарин Лер не мог оторвать от клипера восторженного взгляда:

– Я понимаю, почему англичане относят слово «корабль» к женскому роду. Взгляните на это изящество линий, посмотрите на тугие, волнующие выпуклости марселей и брамселей, эти плавные изгибы стакселей и триселей! Вас они не возбуждают? Вам они не напоминают пышногрудую красавицу в трепещущем на ветру платье?

Эх, жаль не было рядом старины Фрейда! Он бы наверняка не оставил без внимания эту несвойственную морякам сентенцию, наполненную столь утончённым эротизмом.

Сделав десять предупредительных выстрелов и не добившись ни малейшей реакции со стороны клипера, командир

«Мур-Мура» приказал открыть огонь на поражение. Третьим выстрелом участь парусника была решена: 130-мм снаряд взорвался позади грот-мачты. Взрывом оборвало брасы и шкоты; реи на мачтах перекосились, нижние паруса затрепетали на ветру. Судно рыскнуло вправо; было видно, что на шкафуте разгорается пожар. Люди, которых до этого вообще не было видно, засуетились и стали торопливо спускать на воду висевшую на боканцах шлюпку.

Пожар охватил парусник за считанные минуты; Щетинин приказал прекратить огонь и застопорить машины. Через четверть часа объятое пламенем неуправляемое судно стало заваливаться на левый борт, бурый дым смешался с белыми клубами пара, и вскоре всё было кончено. Последними ушли в воду брамсели – Аренсу они напомнили картинку из детства, когда прачка полоскали в пруду наволочки, а те, наполненные воздухом, пузырились и не желали тонуть…

Вскоре к борту крейсера причалила шлюпка с экипажем клипера. Капитан – угрюмый бородатый англичанин – сказал, что потопленный парусник назывался «Кэрон Касл», что ему более сорока лет, и что он действительно когда-то участвовал в знаменитых «шерстяных» гонках клиперов между Австралией и Европой. Когда капитан нехотя отвечал на вопросы о грузе, отчасти стало понятно его поведение: оказывается, судно перевозило из Чили в Японию натриевую селитру. Это был стратегический груз, поскольку селитра шла на изготовление взрывчатых веществ. И надежды на то, что его отпустят с миром, не оставалось.

За неделю охоты на подходах к японскому острову Хонсю список трофеев русского крейсера пополнился пятью судами – тремя пароходами и двумя парусниками. Ещё четыре судна после досмотра пришлось отпустить: капитан 2-го ранга Щетинин старался соблюдать международные соглашения и не препятствовал перевозке грузов, если те находились на судах нейтральных стран и не имели военного значения. В целом надежды на хороший улов оправдались, однако внутренний голос подсказывал: пора уходить. Во-первых, угольные бункеры крейсера наполовину опустели, а из-за усилившегося волнения перегрузить уголь с захваченных судов не удавалось. Во-вторых, за «Мур-Муром» явно охотился противник, и в данной ситуации вряд ли следовало рисковать.

Снова путь по бескрайним тихоокеанским просторам, палящее тропическое солнце, летучие рыбы, запрыгивающие прямо на палубу… В лагуне атолла Эниветок крейсер ещё раз загрузился трофейным углём с парохода «Сити оф Окленд». Кстати, усилиями команды пароход был так хорошо замаскирован крашеным брезентом и пальмовыми листьями, что с расстояния больше десяти кабельтовых он полностью растворялся на фоне берега. По словам лейтенанта Шрамме, в лагуну атолла уже дважды заглядывали японские корабли, но оба раза разглядеть угольщик не смогли и уходили ни с чем.

Поскольку шансы встретить неприятельские транспорты посреди океана были крайне малы, командир «Мур-Мура» принял решение идти опять к Филиппинам. А по пути совершить рейд вдоль Каролинских островов в надежде перехватить какое-нибудь судно, решившее следовать из Австралии в Японию «безопасным» маршрутом. Надежды эти, в общем-то, не оправдались, зато у острова Понапе крейсер наткнулся на вражеский боевой корабль и записал на свой счёт ещё одну славную победу.

 

Для обеих сторон встреча оказалась неожиданной. Зачем французы решили перевести свою большую, но давным-давно устаревшую канонерскую лодку «Зелэ» с Таити на Каролинские острова, не совсем понятно. Наверное, лишь для того, чтобы обозначить своё присутствие в бывших германских владениях, ныне захваченных англичанами и японцами. Мол, мы тоже участвуем и претендуем на свою долю… Так или иначе, но встреча «Зелэ» с «Муравьёвым-Амурским» ничего хорошего французам не сулила. Одно дело, пугать туземцев, совсем другое – вести бой с современным крейсером.

Надо всё-таки отдать должное экипажу канонерки: поняв, что перед ними противник, они сыграли боевую тревогу и подняли стеньговые флаги. Видимо, французы вспомнили о «Варяге» и решили повторить его подвиг, отважившись выйти на безнадёжный бой. «Ну, шаромыжники, принимай русские гостинцы! Вот вам за Москву, сожжённую пожаром! Вот за Малахов курган! За Нахимова! И за Корнилова с Истоминым в придачу!»

Реликтовые пушки «Зелэ» стреляли дымным порохом, и после каждого залпа канонерка окутывалась облаком белого дыма. В русский крейсер французы ни разу не попали – в этом они тоже в точности уподобились «Варягу». Зато обуховские 130-миллиметровки «Мур-Мура» всаживали в древнюю посудину один снаряд за другим, превращая её в груду исковер-

канного железа. Через двадцать минут противник прекратил огонь. Мачты канонерки к тому времени рухнули за борт, на шканцах бушевал пожар, крен на правый борт становился всё сильнее. Оставшиеся в живых матросы прыгали за борт. Капитан 2-го ранга Щетинин приказал сыграть отбой.

Любопытно, что, как и в случае с «Варягом», этот почти незаметный в масштабах войны боевой эпизод получил огромный резонанс. Один американский журналист, случайно оказавшийся свидетелем боя и гибели «Зелэ», написал яркий панегирик в честь славных французских моряков. Правды в нём было процентов десять, не больше, но его публикация в газете «Нью-Йорк Таймс» произвела фурор. Реакция читателей оказалась просто ошеломляющей: героев французской канонерки, «вышедших на верную смерть», превозносили на все лады, ими восхищались, про них сочинили стихи и песни. В английской, французской и даже японской прессе появилось множество статей, обраставших всё новыми и новыми фантастическими подробностями. Утверждалось, например, что первым же снарядом, выпущенным с «Зелэ», был убит командир русского крейсера – «кэптен Скотинин» (буква «Щ» иностранцам явно не по зубам!). А одна французская бульварная газета всерьёз утверждала, будто бы в конце героического боя объятая пламенем канонерка протаранила русский броненосец «Адмирал Амурский» (именно так: «Amiral Amourski»), и в момент удара некий французский офицер по фамилии Шаспо выстрелил в пороховой погреб из револьвера. Далее красочно описывалось, как оба корабля взорвались, и сказочный остров был буквально осыпан их раскалёнными обломками…

За время последующего крейсерства у Филиппинского архипелага в список жертв «Мур-Мура» попали три парохода – два английских и один японский. Наиболее чувствительный урон неприятелю нанесло потопление транспорта «Кодзю Мару», перевозившего продовольствие для маньчжурской армии. Причём значительная часть находившейся в его трюмах пшеничной муки перекочевала в порядком опустевшие провизионные кладовые русского крейсера. Особый восторг вызвали обнаруженные в трюме сорок ящиков австралийского пива. Трофейный напиток не только разнообразил стол офицерской кают-компании, но и в качестве поощрения был роздан нижним чинам.

Однако было бы ошибкой считать рейдерство крейсера «Муравьёв-Амурский» чем-то вроде приятного круиза по ла-

сковым тропическим морям. У корабля и его экипажа накапливались проблемы, многие из которых решить не представлялось возможным. В первую очередь это относилось к судовым механизмам. К сожалению, машинно-котельная установка «Мур-Мура» по своей конструкции не была рассчитана на длительное автономное крейсерство. Из десяти паровых котлов корабля четыре были чисто нефтяными, использование в них угля не предусматривалось. Увы, когда запас нефти иссяк, котлы пришлось остановить. Паропроизводительность котельной установки уменьшилась на сорок процентов – соответственно, снизилась и скорость хода. Пополнить запас жидкого топлива в сложившихся условиях было практически нереально.

Впрочем, с угольными котлами дело обстояло тоже не блестяще. Из-за увеличившейся нагрузки начали перегорать трубки, для их замены котлы приходилось останавливать. Но запасные трубки скоро кончились, и механикам не оставалось ничего другого как снизить давление пара. Из-за всего этого, а также из-за обрастания корпуса, скорость крейсера теперь не превышала шестнадцати-семнадцати узлов. Каждый из 440 человек, находившихся на борту, прекрасно понимал, что встреча с любым из вражеских крейсеров-охотников, рыщущих в океане, станет для них фатальной. Но об этом старались не думать.

Тем не менее, напряжение и нервозность в экипаже всё же нарастали. Жара и высокая влажность губительно влияли на здоровье, среди кочегаров начались обмороки. Питание стало хуже, так как часть провианта испортилась, и её пришлось выбросить. К тому же в неимоверном количестве развелись тараканы, что стало ещё одним раздражающим фактором. Как-то ночью наглое насекомое забралось мичману Аренсу в ухо; наутро корабельному доктору Кремеру пришлось извлекать непрошенного гостя пинцетом.

Едва ли не больше всех досталось командиру: он заболел тропической лихорадкой и слёг. Его обязанности временно взял на себя старший офицер старлей Кузьмин-Караваев. Тот тоже изменился: стал вспыльчивым и раздражительным. Вообще, примерно пятая часть команды была в той или иной степени нездорова. Несмотря на все старания Кремера, число больных не уменьшалось, а, наоборот, продолжало расти.

В довершение всех невзгод крейсер в первых числах ноября угодил в жесточайший 11-балльный шторм. Трое суток «Мур-Мур» был игрушкой в руках рассвирепевшей стихии. В один из моментов ситуация на корабле приблизилась к критической отметке: волны сорвали крышки с вентиляционных шахт, и во внутренние помещения хлынули потоки воды. К счастью, шахты удалось заглушить деревянными пробками, а воду, уровень которой в машинном отделении доходил до трёх футов, всё же откачали, пустив в ход все имевшиеся водоотливные средства, включая аварийные.

Между прочим, измотанный экипаж «Мур-Мура» не догадывался, что на самом деле тайфун был ниспослан ему провидением. Поскольку именно он разметал англо-японскую крейсерскую эскадру, уже сидевшую на хвосте русского рейдера и наверняка догнавшую бы свою жертву в ближайшие дни. А так развязка отложилась ещё на месяц…

* * *

Вспомогательный крейсер «Корморан» после долгого и не слишком успешного рейда в районе Филиппин и Формозы (удалось перехватить всего два транспорта с контрабандным грузом) направился на остров Паган, чтобы на тайной базе пополнить запас угля. Экипаж «Корморана» не знал, что угольный склад уже обнаружен японцами, и в бухте острова ждёт засада – отряд в составе линкора «Хидзен» (бывшего русского «Ретвизана») и двух крейсеров – броненосного «Адзума» и лёгкого «Хирадо». Командир немецкого рейдера корветтен-капитан Цукшвердт слишком поздно понял, что попал в ловушку. «Корморан» принял безнадёжный бой и через полчаса пошёл ко дну. Однако он, используя свою мощную радиостанцию, успел послать в эфир сообщение о засаде. Радиограмма была принята находившимся в ста милях крейсером «Нюрнберг», который позже ретранслировал информацию на флагманский «Шарнхорст». Адмирал Шпее сильно расстроился: усилия, затраченные на создание секретной угольной базы на Пагане, оказались тщетными.

А 21 октября произошло ещё одно крайне неприятное событие. Английский лёгкий крейсер «Ньюкасл» у острова Яп случайно наткнулся на немецкий угольщик «Клейст», и тот в виду безысходности был затоплен своим экипажем. Эта потеря оказалась крайне чувствительной и повлияла на судьбу эскадры адмирала фон Шпее самым роковым образом.

Рандеву немецкой эскадры с «Клейстом», назначенное у одного из Каролинских островов, разумеется, не состоялось.

#Шпее прибыл в точно назначенное время, но парохода со столь необходимым ему углём в бухте не было. Не пришёл он и на следующий день. Прождав трое суток, Максимилиан фон Шпее понял, что «Клейст» захвачен или потоплен противником. Это очень плохая новость. Теперь у немецкой эскадры оставался последний угольщик – «Хойзинг». Находившегося в его трюмах угля для обеспечения продолжительного крейсерства семи кораблей явно не хватало. А удастся ли пополнить запас топлива за счёт перехваченных неприятельских судов, неизвестно.

После совещания на флагманском «Шарнхорсте» адмирал принимает следующий план действий. Вспомогательные крейсера «Титания» и «Принц Эйтель Фридрих» окончательно отделяются от эскадры и остаются в южных водах. Крейсер «Нюрнберг» идёт к Гавайям и пытается перехватить суда с военными грузами, следующие в Японию из Америки и Канады. Пароход «Хойзинг» прячется в условном месте на Марианских островах. Оставшийся в его трюмах уголь будет представлять собой запас на самый крайний случай. Сам Шпее с четырьмя крейсерами идёт на север и патрулирует на подходах к Иокогаме и Нагасаки. Далее он направляется в Петропавловск-Камчатский, где принимает русский уголь, и опять следует на юг. По замыслу этот план должен был нанести сокрушительный удар по тихоокеанским коммуникациям противника.

Но надежды сбылись лишь частично: семь транспортов, перехваченных за две недели пятью крейсерами, вряд ли можно назвать выдающимся успехом. Конечно, определённый резонанс эти действия произвели, но реальный ущерб, нанесённый Японии и Англии, не намного превышал стоимость сожжённого в топках угля. К тому же пришлось отпустить несколько пароходов под нейтральными флагами, от которых врагу удалось получить информацию о месте нахождения рейдеров. Вице-адмирал Шпее не сомневался, что охотники следуют за ним по пятам, и очень надеялся, что о его намерениях идти не на юг, а на север, они не догадаются.

Однако он ошибался. Его главный оппонент адмирал Сёдзиро совершенно правильно предугадал маршрут эскадры Шпее и направился к берегам Камчатки. Японцы знали, что их противник остро нуждаются в угле, и его попытка произвести бункеровку в Петропавловске выглядит вполне логичной. В течение нескольких дней пять кораблей, в том числе три мощных броненосных крейсера (сами японцы называли их «дзуньё-

сенкан» – крейсера-линкоры) «Курама», «Ибуки» и «Цукуба», караулили неприятеля у входа в Авачинскую губу. Они патрулировали на отдалении пятнадцати-двадцати миль – так, чтобы их не было видно с берега. В итоге для Максимилиана фон Шпее встреча с неприятельской эскадрой оказалась полной неожиданностью.

Уклониться от боя немцы не могли: у «Шарнхорста» и «Гнейзенау» уголь был на исходе, и пытаться бежать в океан им не имело смысла. У Шпее оставался единственный шанс – прорваться в Петропавловск под прикрытие береговых батарей. Задача была архисложной. Но даже если бы её удалось осуществить, положение немцев всё равно оставалось критическим: пять установленных на берегу шестидюймовых пушек вряд ли смогли бы нанести заметный ущерб эскадре Сёдзиро. Скорее всего, русские батареи были бы просто сметены двенадцатидюймовыми снарядами, после чего японцам уже ничто не мешало войти в Авачинский залив и расстрелять укрывшиеся там корабли.

Впрочем, до этого не дошло. Артиллерийский бой между эскадрами продолжался четыре часа и проходил в открытом море. Чтобы максимально использовать своё превосходство в тяжёлой артиллерии, Сёдзиро старался вести дуэль на максимальной дистанции. Силы были неравными: бортовой залп трёх японских крейсеров в сумме состоял из двенадцати 305 мм и восьми 203-мм снарядов, в то время как залп «Шарнхорста» и «Гнейзенау» – всего из двенадцати 210-мм. Адмиралу Шпее приходилось уповать лишь на отличную выучку своих артиллеристов, надёжность техники и качество цейссовской оптики. Теоретически у него имелось ещё одно важное тактическое преимущество – скорость. Но это лишь теоретически. Шпее знал, что из-за давно не чищенной подводной части и посредственного угля его броненосные крейсера даже кратковременно вряд ли смогут выжать больше двадцати узлов. К тому же использовать быстроходность кораблей можно было лишь для маневрирования, поскольку пытаться убежать, как уже говорилось, не имело никакого смысла. Что делать в открытом океане с пустыми угольными бункерами?

На первых порах немцам удавалось вести бой почти на равных и нанести противнику несколько чувствительных ударов. На флагманской «Кураме» вспыхнул пожар, замолчала носовая двенадцатидюймовая башня, рухнула за борт грот-мачта…

 

#Но постепенно чаша весов стала склоняться в пользу адмирала Сёдзиро. Японские 305-мм снаряды весили без малого четыреста килограммов – в три с половиной раза больше, чем германские 210-мм. Их действие было поистине разрушительным: они кололи шестидюймовую броню как камень оконное стекло. С каждым попаданием немецкие корабли всё глубже зарывались в воду, их ответный огонь становился всё реже. Боевая мощь эскадры Шпее таяла на глазах.

Немецкие моряки удивили мир стойкостью и решимостью сражаться до последнего снаряда. Но всё же итог боя был предрешён. «Шарнхорст» и «Гнейзенау» пошли ко дну, унеся с собой около 1800 человек, в том числе и отважного командующего – вице-адмирала Максимилиана фон Шпее. В этом же бою погиб и «Лейпциг» – его настигли и расстреляли лёгкие крейсера «Яхаги» и «Тонэ». Уйти удалось лишь одному «Дрездену». С наступлением темноты он оторвался от преследования, а затем с приключениями, на последних килограммах угля добрался до Николаевска-на-Амуре. Позже он под эскортом миноносцев «Тревожный» и «Точный» перешёл во Владивосток, где и зазимовал во льду борт о борт с крейсером «Адмирал Невельской».

Героическая гибель эскадры Шпее стала провозвестником последующих драматических событий. Морякам-профессионалам обречённость тихоокеанских корсаров была очевидна, но общественность, с восхищением следившая за их подвигами, надеялась на чудо. Увы, чуда не произошло.

В конце ноября пришло известие о трагической гибели крейсера «Жемчуг». После завершения трёхнедельного рейда по Андаманскому морю на «Жемчуге» заканчивался уголь, и его командир капитан 2-го ранга барон Черкасов решился на крайне рискованный шаг: он ворвался в британский порт Пенанг на западном побережье полуострова Малакка и под угрозой обстрела города потребовал у местных властей обеспечить его топливом. Попутно – и для большей сговорчивости! – крейсер несколькими 120-мм снарядами потопил вышедший навстречу французский дозорный миноносец «Мускэ» («Мушкет»). Казалось бы, авантюра удалась: перепуганная портовая администрация согласилась выполнить все требования. К борту «Жемчуга» подошла угольная баржа, местные грузчики-кули начали подавать на борт корзины с кардифом. Но делали это они бестолково, команд не понимали, груз то и дело срывался с талей и падал обратно в трюм баржи… В суете внимание экипажа «Жемчуга» несколько притупилось, и на стремительно вошедший в гавань английский четырёхтрубный крейсер обратили внимание слишком поздно. Как выяснилось, колониальные власти немедленно сообщили по радиотелеграфу о нападении на Пенанг и специально подали угольную баржу так, чтобы наблюдать за бухтой с русского корабля было затруднительно.

Финал скоротечного боя для русских моряков оказался трагическим. Броненосный крейсер «Хэмпшир» в три с лишним раза превосходил своего оппонента и по водоизмещению, и по весу залпа. К тому же англичане открыли огонь внезапно. За каких-нибудь пятнадцать минут в «Жемчуг» попали как минимум два десятка снарядов калибром до 190 мм и одна торпеда. Последняя угодила в левый борт и вызвала детонацию боезапаса носовых погребов. Столб дыма и пара взметнулся на высоту более 150 метров, корпус крейсера разломился на две части и почти мгновенно ушёл на дно. Вместе с кораблём погибли 80 человек; ещё более сотни были ранены. Контуженного барона Черкасова взрывом выбросило за борт, но его спасли. Вместе с другими выжившими он оказался в английском плену.

Из дальневосточных рейдеров наибольший успех выпал небольшому и слабо вооружённому немецкому крейсеру «Эмден» под командованием фрегаттен-капитана Карла фон Мюллера. За три месяца действий на вражеских коммуникациях в Тихом и Индийском океанах он потопил 17 пароходов общим тоннажем 70 825 тонн, а также два боевых корабля – британский крейсер 3-го класса «Сайки» («Психея») и французскую канонерку «Сюрприз». Блестящая карьера «Эмдена» завершилась в ноябре 1915 года: он был настигнут и расстрелян австралийским крейсером «Сидней» близ Никобарских островов.

Ненамного пережил своего побратима и «Муравьёв-Амурский». Во второй половине ноября он действовал на коммуникациях в Южно-Китайском море и проливе Лусон, где потопил большой транспорт «Аделаиде Стар», следовавший из Мельбурна в Нагасаки с четырьмя тысячами тонн пшеницы, и две японские рыболовные шхуны. 2 декабря крейсер прибыл на атолл Эниветок для очередной бункеровки. Замаскированный пароход «Сити оф Окленд», к счастью, стоял на прежнем месте. Несмотря на страшную жару, исполняющий обязанности командира старший лейтенант Кузьмин-Караваев распорядился начать угольную погрузку немедленно. Не было никаких со-

мнений, что где-то рядом рыщут японские и английские крейсера – радиотелеграфисты «Муравьёва-Амурского» постоянно принимали обрывки чужих переговоров. Ждать спасительной вечерней прохлады было бы крайне рискованно, и крейсер, не теряя времени, пришвартовался к транспорту борт о борт.

Угля успели принять около трёхсот тонн, когда сигнальщик с салинга фок-мачты заметил на горизонте дым. Кузьмин-Караваев приказал прекратить работы и выходить в море. Архипелаг располагался вдали от торговых путей, и дым вряд ли мог принадлежать коммерческому пароходу. Поэтому необходимо было уйти как можно быстрее. Лейтенанту Порфирию Шрамме Кузьмин-Караваев приказал оставаться в лагуне, а в случае появления неприятеля пароход затопить.

О появлении врага доложили командиру, и тот, несмотря на слабость, поднялся на мостик. Измученный болезнью капитан 2-го ранга Щетинин был мертвенно бледен и едва держался на ногах. Тем не менее, он, повинуясь долгу, вступил в командование кораблём.

…Эх, кабы не эти несчастные котлы! Расстояние между противниками медленно, но верно сокращалось. Теперь в бинокль можно было чётко разглядеть силуэт двухтрубного военного корабля. Артиллерийский офицер лейтенант Угодников опознал преследователя:

– Это броненосный крейсер «Асама» или «Токива»! Водоизмещение – десять тысяч тонн, вооружение – четыре восьмидюймовых и четырнадцать шестидюймовых орудий; бортовая броня до семи дюймов.

– М-да, у врага подавляющее превосходство, – задумчиво произнёс командир крейсера. – Поэтому надо выжать из машин всё что возможно! Чтобы дотянуть до захода солнца и в темноте попытаться уйти.

Увы, дотянуть до ночи не удалось. Как ни старались кочегары, «Мур-Мур» так и не смог развить ход более семнадцати узлов. Расстояние между противниками сокращалось: 54, 52, 50 кабельтовых… На японском корабле вверх по мачтам поползли большие флаги с изображением восходящего солнца. Капитан 2-го ранга Щетинин немедленно скомандовал:

– Стеньговые флаги поднять!

Мичман Аренс посмотрел на часы: стрелки показывали четыре сорок пополудни по владивостокскому времени. И в этот момент на неприятельском крейсере замелькали вспышки вы-

стрелов, а через несколько секунд на ярко-бирюзовой глади океана возникли белые столбы взрывов. Недолёт.

Командир приказал Кузьмину-Караваеву и Угодникову спуститься в боевую рубку, а сам остался на мостике. После второго залпа, снаряды которого также легли недолётом, он распорядился открыть ответный огонь.

– Ну, с Богом! – перекрестился Аренс и скомандовал: – Пли!

* * *

Весьма символично, что противником русского рейдера был крейсер «Асама» – тот самый, что без малого двенадцать лет назад расстрелял в Чемульпо наш гордый «Варяг». И вот – новый неравный бой.

«Асама» была уже далеко не новым кораблём, но имела отличную броневую защиту, а по весу залпа превосходила «Мур-Мур» более чем в пять раз. Как уже говорилось, наш крейсер не создавался для артиллерийского боя. Даже пушки на нём располагались невыгодно – попарно, так, что из восьми 130-мм орудий в бортовом залпе участвовали только четыре. По злой иронии судьбы «Муравьёв-Амурский» обладал теми же недостатками, что и легендарный «Варяг», и исход его боя с «Асамой» был столь же предсказуем.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36 
Рейтинг@Mail.ru