Сергей Бакшеев
Война и любовь
Глава 10
В малом городе Грайгород от здания полиции до любой окраины ехать было недолго. По пути к дому перепуганной гражданки Войтенко майор Мешков успел поведать Игорю Колесникову о неожиданном явлении Михаила Штанько.
Лейтенант недоумевал:
– Олег Николаевич, Штанько и правда ваш друг?
– Родня по юности.
– А потом?
– Суп с котом и пирожки с котятами.
– У него же срок за убийство. Как он вышел?
– Ногами. – Мешков и сам ломал голову над этим вопросом. – Сейчас узнаем.
Майор остановил «Патриот» у подъезда двухэтажного дома, где на скамейке сгорбилась мужская фигура в поношенной камуфляжной форме. Человек скосил взгляд, и подъехавшие сотрудники полиции узнали Михаила Штанько. Он задумчиво жевал травинку и наблюдал, как полицейские, разделившись, отсекли ему путь к улице и подъезду.
Мешков остановился в метре от скамейки. Взгляды старых друзей встретились. Штанько смял и отбросил жеванную травинку.
– В детстве нам нравилась медуница. В начале мая цветы сладкие. Помнишь?
– В детстве жизнь сладкая, но я помню не только детство, – ответил Мешков, сохраняя бдительность.
Из окна второго этажа высунулась прятавшаяся ранее Раиса Петровна Войтенко и смело заорала:
– Изверг! Антихрист! Олег Николаевич, забери его в тюрьму!
Мешков приветствовал женщину успокаивающим жестом и дал поручение Колесникову:
– Игорь, гражданке не терпится дать показания.
Лейтенант зашел в подъезд и пока поднимался, сверху сыпались ругательства:
– Убивец! Руки-ноги ему вырвать и то мало! Как земля таких носит!
Крик стих. Мешков с подозрением изучал бывшего друга. По виду, как есть беглый зэк, однако слишком спокоен.
– Штанько, почему ты на свободе?
– Уж год как помилован.
– С какой радости?
– ЧВК «Вагнер», штурмовой отряд. Кровью искупил.
Олег по-новому посмотрел на бывшего друга. Он знал, что в ЧВК зазывали заключенных. Статья и срок значения не имели, лишь бы доброволец был отчаянным и дерзким. Таким, как Мишка Штанько по кличке Заступ.
– Кому война, а тебе мать родна, – прокомментировал полицейский.
– Про мамку ты зря. Война – для всех злая мачеха.
– А как ты в город приехал? У нас теперь пропускной режим.
– Не рад встречи?
– От вопроса не ерзай.
– У вас и граница на замке. Буду я спрашивать.
– За границу ты с погранцов спрашивай. А я с тебя удостоверение участника боевых действий хочу видеть.
– С этим непонятки. «Вагнера» в Минобороны не жалуют.
– С чего вас любить, если вы против народа пошли?
– А про Попасную, да Соледар с Бахмутом народ забыл?
– Документы показывай!
– Дома бумаги.
– А шо карман оттопыривается? Куртку распахни. Медленно.
Штанько раздвинул полы военной куртки, и майор заметил во внутреннем кармане рукоять пистолета.
– Опаньки! – Мешков выдернул пистолет и рассмотрел: – «Glock 26» для скрытого ношения! Без предохранителя: выхватил-стреляй!
– Наградной.
– А где приказ о награждении?
– Не мой, командира. Он вручил мне, умирая.
– И таблички с фамилией нет.
– Не до табличек там. Видишь вагнеровскую эмблему?
Рукоять пистолета украшала круглая эмблема с перекрещенными мечами, звездой в центре и надписью по кругу: «ЧВК Вагнер. Кровь. Честь. Родина. Отвага».
– Ствол изымаю! – объявил Мешков. – Гражданским оружие не положено.
– Я уж забыл, шо такое гражданка. Ем и сплю с оружием, – равнодушно ответил Штанько.
– Там ты может и в отхожее место с гранатой, а у нас мирная жизнь.
– За мир будешь погорельцам рассказывать, у которых дома бомбанули.
– Демагогию не разводи! Какого лешего ты к матери Войтенко приперся?
– Деньги принес, которые по суду назначены.
– Отдал? И шо сидишь, людей пугаешь?
– Для порядка нужна расписка, а баба в ор ударилась.
– Документик желаешь. Оформим. Семени ногами в машину, чтобы гражданам пейзаж не портить.
Мешков отвел Штанько к «Патриоту», указал на заднее сиденье и, когда тот садился, ловко перехватил правую руку и пристегнул наручниками к держателю.
– Для порядка, – пояснил оперативник. – Жди! Поедем глянем твои документы.
Штанько кривой усмешкой проводил майора. Олег Николаевич поднялся в квартиру Войтенко, успокоил женщину, пересчитал полученные от Штанько деньги и разъяснил, какую бумагу ей требуется написать.
Пока Раиса Петровна корпела над распиской к ней заглянула знакомая, Лидия Владимировна Жабровец. Дверь гостье открыл Колесников. Взволнованная женщина бесцеремонно отстранила лейтенанта и ринулась к хозяйке.
– Рая, где моя Настена? Вчера умахнула с твоим Борькой – и нема!
– А шо, мой Борька твоей Настене не чета?
– Она девка. Шо люди скажут?
– Не знаю, шо люди, а я тебе, Лида, шепну: мой Борька колечко у меня выпросил.
– Какое колечко? – заинтересовалась Жабровец.
– Фамильное. Моей мамки, его бабушки.
Раиса Петровна подвела Лидию Владимировну к старой фотографии в рамке на стене, где благочинная невеста прижимала руку к подвенечному платью, а на ее безымянном пальце хорошо просматривалось широкое кольцо с тремя камушками по диагонали.
– Обручальное, – ахнула Лида.
– С гранатами, кристаллами любви. И дома до сих пор ни Борьки, ни колечка.
– И где ж наши детки?
– Деток делают! – подмигнула Войтенко.
– Не дури, Рая. Ты Борьке звонила?
– Телефон недоступен.
– И у моей тож. – Лидия Владимировна тяжко вздохнула: – Ну где они?
– Борька баньку в Орловке мастерил, справная получилась. Оттудова всех отселили, он банькой пользуется. А телефоны разрядились. Вот свет зараз наладят…
Жабровец покивала, успокаивая себя, но все-таки обратилась к Мешкову:
– Олег Мыколаевич, ты ж на колесах. Може заедешь в Орловку, шуганешь молодых. А то сердце шо-то…
– Настена и Борька не дети уже, объявятся, – успокоил Мешков. – Мне нынче со Штанько разбираться.
– В тюрьму его! – встрепенулась Войтенко. – Деньгами, ирод, думал задобрить. Нет!
– Раиса Петровна, бумагу написали? Забираю. А Борьке скажи, чтоб не лез на рожон со Штанько. – В дверях майор окликнул поникшего лейтенанта: – Колесников, шо застыл? За мной!
Игорь спускался по ступеням и обреченно нашептывал стихи:
– Красивая девчонка, наивный ясный взгляд. С красивою девчонкой быть каждый рядом рад.
Мешков знал, что лейтенант сочиняет в рифму, но не понимал этой блажи. Зато раскусил причину грусти молодого сотрудника.
– Игорь, ты на Настену Войтенко глаз положил?
Лейтенант продолжал бормотать рождающиеся строки:
– Красивая девчонка, открытая душа. А жизнь наносит раны, как лезвие ножа.
– Ты глаз положил, а Борька колечко предъявил и болт в придачу. Аргумент ребром! – подзадоривал старший товарищ.
– Думаете, они и правда всю ночь в бане?
– Испытывают на прочность. А ты шо мялся? Резьба не подошла? – Мешков засмеялся.
– Да ну вас!
– Я вот думаю, если блондинки не догоняют, то и блондины не поспевают, – продолжал веселиться Мешков.
Но у машины его улыбка сползла с лица. Штанько сидел там же, где майор его оставил, но руки задержанного были свободны. Более того, Штанько с показной ленцой лузгал семечки и сплевывал шелуху через опущенное стекло.
– Семки в бардачке нашукал. Угостился. С браслетами неудобно, сунул в бардачок.
– И как ты их? – задал наивный вопрос оперативник. Мишка Штанько и в юности отличался изворотливостью, оставлять ему одну руку свободной оказалось опрометчиво.
– Олег, ты обещал отвезти домой. Погнали!
– В машине не сори, – только и нашел, что сказать Мешков.
Не успел он тронуться, как слева за домами раздался звук взрыва. Штанько среагировал первым:
– Арта с юго-запада! Еще вылет.
Противно заныла городская сирена предупреждения о ракетной опасности. Голос из уличных динамиков призывал: «Внимание! Ведется обстрел города Грайгород. Спуститесь в подвал или укрытие. Повторяю…»
– Опять, – с досадой проворчал Мешков.
– А ты балакал – мирный город. – Штанько вышвырнул семечки и указал на возвышающийся над деревьями кресты: – Гони к храму!
Встревоженный Игорь Колесников готов был выскочить из машины и тараторил инструкцию:
– При ракетной опасности покиньте автомобиль и используйте для укрытия цокольные этажи близлежащих зданий!
– Или подземные переходы, – дополнил инструкцию Мешков, переключая скорости.
Колесников осел. Подземных переходов в городе не было, да и цокольных этажей поблизости не наблюдалась, а церковь вот она – рядом. Под грохот новых прилетов и уханья в ответ нашей артиллерии подъехали к краснокирпичной ограде церкви.
– За мной! – крикнул Штанько, выскакивая из машины.
Он на ходу перекрестился и резво побежал, но не ко входу в собор, а вокруг здания. Мешков едва поспевал. Майор нашел бойца ЧВК сидящим на земле спиной к алтарю. Плюхнулся рядом, обхватил колени и спросил:
– Веришь в защиту бога?
– Мы за алтарем, а лупят с запада. Собор высокий, стены толстые. Коль будет прилет, то за оградой. Нижние осколки посекут забор, а верховые нам пофиг.
Подбежавший Колесников продолжал цитировать инструкцию:
– Не подходят для укрытия стены домов. От взрывной волны сверху будут падать стекла!
Штанько рывком усадил парня к стене:
– Побачь, шо над нами.
Колесников вывернул шею. Вместо окна в декоративном проеме, заложенным кирпичами, красовался иконописный лик Николая Чудотворца. Мешков вынужден был согласиться с бывшим другом, между солидной стеной и кирпичным забором он чувствовал себя в безопасности.
Колесников подсчитывал звуки прилетов и сетовал:
– Бронник в кабинете оставил. С ним неудобно.
– Неудобно кишки в живот заправлять, заблюешь с непривычки, – пошутил Штанько.
Никто не улыбнулся.
Обстрел с украинской стороны закончился. Российские артиллеристы еще некоторое время лупили для острастки. Когда стрельба стихла, сирену тревоги сменили серены пожарных машин. Жизнь продолжала бороться со смертью.
Мишка Штанько с детства проживал в одном дворе с Олегом Мешковым. Жил он с матерью Валентиной Ильиничной. Раньше Олег часто бывал у них. Всё изменилось после суда над Михаилом.
– Здравствуйте, Валентина Ильинична. Как здоровье? – поздоровался майор, заходя в квартиру.
Женщина увидела сына между двумя полицейскими и забеспокоилась.
– Миша, тока нынче приехал и уже набедокурил?
– Мать, то друг с проверкой. Служба у него такая.
– А-а, ну проходь Олег, проходь. Ботинки сымай. Тапки где, знаешь.
В распашной двухкомнатной квартире с маленькой кухней всё было на виду. Штанько сразу показал:
– Вот мой рюкзак. Остальное мамкино.
– Поглядим. Колесников, ты по углам загляни, а я…
Олег раздвинул молнию рюкзака, вытащил одежду. Под одеждой нашел пакет с пачками купюр. Сумма выглядела внушительной, несколько миллионов рублей.
– Откуда деньги? – спросил оперативник.
– Заработал. Я почти год в штурмах. И за ранение. Месяц в госпитале в Анапе провалялся.
– Миша, ты ранен? Где? – заволновалась Валентина Ильинична.
– Цел я, мам. Руки-ноги на месте. Гляди! – Штанько хлопнул себя по груди, присел и замедленными движениями изобразил танцевальный элемент из гопака. – Помнишь, в детский ансамбль меня определила?
Мама подняла взгляд на фотографию в рамке, где восьмилетний Миша танцевал в вышитой косоворотке, и зарделась:
– Такой хорошенький был.
– Вот! Пригодилось!
Штанько продолжал танцевать, двигаясь по комнате и постепенно ускоряя темп. Олег вытащил из рюкзака медаль.
– Твоя? За шо?
– Читать разучился?
– «За взятие Соледара». ЧВК Вагнер, – прочел Мешков.
– Мне еще медаль «За отвагу» полагается.
– А документы где?
Штанько хлопал себя по груди и коленям, распаляясь в танце:
– Бумаги в кармашке, как водка в рюмашке!
Мешков раскрыл малый карман рюкзака, развернул бумаги.
– Документ о помиловании. Никогда не видел. Сфотографирую.
Штанько отплясывал вприсядку.
– Убедился? Я чист! Мы снова друзья?
Олег схватил Михаила за плечо и остановил бешенный танец:
– Ты кренделями-коленцами меня не отвлекай! Хотел срубить денег по легкому и убил девчонку, у которой ничего в жизни не было! А сейчас мне медальку подсовываешь. Героем стал? Я еще проверю!
Мешков разжал руки и обратился к Колесникову:
– Шо подозрительное нашел?
Лейтенант развел руки:
– Оружия нет.
– А мой «Glock» с концами? – поинтересовался Штанько.
– Ты же теперь гражданский. Шо так?
– Отпуск. Наш главный перегнул палку – и потерял голову.
– Ты тоже свою береги. Борьку Войтенко обходи стороной. У него на тебя аргумент ребром!
Штанько ухмыльнулся, демонстрируя, что ему ничего не страшно. Мешков прошел к двери, стал обуваться. Бывший друг помялся и позвал, глядя в пол:
– Олег, мать на стол собрала. Я хотел возвращение отметить.
– С зеркалом отмечай. В себя загляни, – хмуро посоветовал полицейский.
Глава 11
Олег Мешков вышел из подъезда, но сесть в «Патриот» не успел. Ему позвонил Тимур Бахтин.
– Майор, есть прилет по жилому дому. Прямое попадание в квартиру сотрудника полиции.
– Какого сотрудника?
– Старший лейтенант Кошелева.
– Что с ней?
– Выгорела под чистую пока пожарные приехали.
– Я про Кошелеву? – повысил голос Олег.
– Неадекватная, в огонь бросалась. Вытащили, дуреху.
– Жива?
– Цела вроде. Одежду попортила и слезами умылась. Это по улице…
– Я знаю! Попридержи ее, сейчас приеду. – Мешков прыгнул за руль и остановил Колесникова, пытавшегося сесть рядом: – Игорь, ты пишкарем на службу. У меня дела.
«Патриот» выехал со двора. За полицейскими из окна наблюдал Михаил Штанько. Слов он не слышал, но эмоции Олега разглядел.
– Зашугал кто-то нашего майора. Ишь как рванул.
– Олег-то майор, он дома. А ты, Миша, туды-сюды и никуды, – упрекнула мать и тяжело вздохнула: – Устала за тебя волноваться.
– А шо за меня печалиться? Гля, я здесь! – Сын обнял мать.
– Ось опять проверка. А вдруг, шо не так?
– Мамка, ты зря волнуешься. Боле тебя не побеспокоят. Я себе хату сниму. Денег хватит. И тебе и мне.
– Мишка, ты не балуй! – Мать погрозила пальцем.
– Ну шо ты! Я завсегда буду рядом. Давай вечерять. Выпьешь? – Штанько сел за накрытый стол и открыл бутылку водки.
После ужина, когда стемнело, Михаил надел темную куртку с капюшоном, выскользнул из подъезда и прошел переулками к добротному частному дому. Проверил – свет в окнах не горит. Огляделся – никого. И перемахнул через забор. Он знал, что хозяева в отъезде, поэтому ранним утром, как только вошел в родной город, устроил здесь тайник.
Михаил прокрался к дощатому сараю на сваях, вытащил из-под сарая черный пакет для мусора и похвалил себя за предусмотрительность. Обыскивайте квартиру сколько угодно и пистолет изымайте, оружие у него есть. Да какое! Штанько просунул руку в пакет, огладил автомат с глушителем и спрятал обратно. Пусть полежит до поры до времени.
Он обследовал участок, обошел вокруг дома, заглянул в щель между дверцами гаража. Увиденным остался доволен. В беседке, заросшей виноградом, имелась печь для шашлыков, деревянный стол и пластиковые кресла.
Таиться ни к чему, решил Штанько. Он расположился в кресле, закинул ноги на стол и позвонил:
– Илья Аверин? Это Мишка Штанько. Помнишь меня?
– Такое забудешь, – настороженно ответил владелец магазина «Смешные цены». – Откуда ты?
– С родного города. Воевал в ЧВК, награжден, заслужил помилование.
– Поздравляю, – выдавил Аверин.
– А тебя, господин бизнесмен, поздравить могу только с убытком.
– Чего это? Я магазин закрыл и уехал.
– Богатые люди уехали, а лихие остались.
– Ты о чем? – забеспокоился Аверин.
– В городе дома мародерят, обносят вчистую! Только шо двоих забулдыг с твоего участка прогнал.
– А полиция?
– Ха! А кто их вызовет? Ты, когда вернешься? Могу взять твое добро под свою охрану.
Аверин подумал и спросил:
– Сколько?
– За жилье. Жить в твоей хате буду.
– Как это?
– Аккуратно. И машиной твоей пользоваться. Ты на «немце» уехал, а «корейца» в гараже оставил. Ну вот! Я здесь – и никто не сунется!
– А как ты откроешь дом? Окна побьешь?
– То мой вопрос. Ни одно стекло не пострадает. А с тебя документ. Пиши от руки, что поручаешь Михаилу Штанько охранять свое имущество и разрешаешь жить в твоем доме. Дата, подпись. Сфотай и скинь мне в «телегу». По рукам? Или подождешь, пока мародеры дом спалят.
– Да понял я. По рукам, – вынужден был согласиться Аверин.
– Пиши! Жду.
Михаил закурил. Огонек сигареты подполз к фильтру, когда от Аверина пришло сообщение. Штанько изучил текст, примял окурок в печке и позвонил бывшему подельнику.
– Лом, я в городе. Заждались? Передай Хворому, завтра празднуем новоселье.
Глава 12
Украинский снаряд пробил крышу двухэтажки и угодил в квартиру, где проживала Наталья Кошелева. Два выбитых окна напоминали пустые глазницы, над которыми черная копоть дорисовала вздернутые брови, а пенные брызги внизу на стене символизировали слезы. Пахло дымом. Пожарные закончили свою работу и сматывали шланги. Им помогали прибежавшие на помощь мужчины. Поодаль перешептывались женщины. Одни вздыхали: когда это закончится. Другие требовали ударить в ответ ядерной бомбой.
Тимур Бахтин подбежал к подъехавшему УАЗу и встретил Олега Мешкова бурной тирадой:
– Я конечно знаю про русских женщин и горящую избу, но голова не только для прически! Там пламя и дым, а она без средств защиты ринулась! И знаешь зачем? Полюбуйся!
Олег метал взволнованный взгляд по сторонам:
– Где Кошелева?
– Мы водой ее окатили. В кунге сохнет, – указал Бахтин на «Урал» Росгвардии.
Задняя дверца в кунг «Урала» была распахнута, Мешков забрался внутрь по откидным ступенькам. Мокрая с головы до ног Наталья сжалась на скамье, обхватив пышный ком белой ткани.
– Наташа, ты цела? Шо с рукой? – Олег заметил обгоревший рукав кителя, тронул подпаленные кончики волос, стер сажу с виска женщины. – Тебя врач осматривал?
Кошелева подняла взгляд, наполненный болью и отчаянием. Бахтин шепнул Мешкову:
– Свадебное платье спасала. Сама не пострадала, не считая одежды. Мы осмотрели.
В кунге плотным рядком сидели бойцы Росгвардии: молодые, крепкие, любопытные. Мешков нахмурился. Кто-то из них осматривал Наталью. Интересно как? Надо же ощупать, проверить и под одежду заглянуть. Все парни глазели?
Олег коснулся Натальи. Его голос стал нарочито строгим, чтобы затенить проскользнувшую нежность:
– Кошелева, поднимайся. Поедешь со мной.
– Куда? – вяло отреагировала женщина.
– Это приказ! Поговорим по дороге.
Олег первым выпрыгнул из кунга и помог спуститься Наталье. Она не выпускала свадебное платье из рук. Мешков, усадил женщину в машину, закрыл дверцы и спросил:
– Наташа, тебе точно в больницу не нужно?
Кошелева медленно мотнула головой, словно долго соображала:
– Отвезите меня в отдел.
– Отдел подождет. Сначала ко мне.
– К вам?
– За одеждой!
Олег привел Наталью в свою квартиру. В дверях пропустил вперед и подумал, это первая женщина здесь после гибели жены и сына. Их вещи он не трогал, не разбирал, не выбрасывал. Одежда Ольги так и висела в шкафу словно хозяйка в один прекрасный момент может вернуться.
Олег распахнул шкаф.
– Наташа, тебе надо переодеться. Бери, что хочешь.
Она заинтересовалась, но смутилась:
– А если не подойдет?
Наивный вопрос растрогал Олега. Он знал, прекрасно знал, что у Ольги и Натальи одинаковые фигуры. Во всем! То самое золотое сечение, при виде которого учащенно билось его сердце. Он мог бы руками очертить в воздухе ее силуэт.
– Всё будет впору.
Наталья первым делом нашла вешалку и пристроила свадебное платье на дверце шкафа. Разгладила белую ткань, рассмотрела и расстроилась. Подол длинного платья обгорел, лиф испачкался.
– Я зал в «Трех кабанах» заказала, – промолвила она и прикусила нижнюю губу.
Олег вопросительно посмотрел на Наталью. Она словно извинялась:
– Через неделю Петя в отпуск приедет. Хотела красивую свадьбу, настоящую, в белом платье.
– Подол обрежешь, постираешь, станет еще лучше.
– Думаешь?
Наталья прижала платье к себе, подогнула испорченный подол до колен, повертелась перед зеркалом. Она не заметила, что перешла на «ты», как прежде, когда они были близки. У Олега в груди потеплело.
– Не сомневайся.
Подавленное настроение женщины трансформировалось в деловое. Наталья скинула испорченный жакет, распахнула шкаф, рассмотрела вещи.
– Я всё могу брать? Ты разрешаешь? Мне и белье понадобится.
– Белье в комоде. Обувь и куртки в прихожей.
Наталья расстегнула блузку, обнажив живот, спохватилась, свела руки и строго посмотрела на него. Мешков вышел из комнаты и прикрыл дверь. Он не видел, как она переодевается, но прислушивался и невольно домысливал.
Вот Наталья уже без блузки. Расстегивает ремень, на пол падают мокрые брюки. Она перешагивает через них, выдвигает ящик комода. Пальцы перебирают белье, шуршит вскрываемый пакет – нашла новое. Он даже знает какое. Интимное, для особого настроения, которое им с женой так и не пригодилось.
За дверью едва слышно переступают босые ноги. Наталья избавляется от мокрого белья, надевает новое. Тишина. Она рассматривает себя и смущается. Смущение длится недолго. Наталья мерит обтягивающие джинсы. Ввинчивается попой, затягивает ремень. Подбирает блузку, смотрится в зеркало. Что-то не устраивает. Энергично двигаются вешалки, она переодевается несколько раз.
Наконец Наташа вышла к нему в широких брюках и свободном джемпере. В руках стопка одежды:
– Я бы это тоже взяла. На время, пока новое не куплю.
– Конечно, – выдохнул Олег.
Воображение еще не отпустило его. Он знал этот джемпер с широким воротом. Если его потянуть вниз, обнажится плечо. Он так и сделал, шагнув к ней. Глаза затуманились от нахлынувших чувств.
– Натаха, оставайся. Я же один.
Она дернула плечом и джемпер прикрыл обнаженную ключицу.
– Раньше надо было, Мешков. Ты три месяца пил!
Не в бровь, а в глаз! Он действительно крепко запил после гибели жены и сына. Корил себя в их смерти – зачем он выжил! – и глушил душевную боль водкой. Начальник вошел в положение, прикрывал прогулы, ждал.
А Наталья? Кажется приходила, как многие, с соболезнованием. Он видеть никого не хотел. В башке вертелась жуткая картина смятых тел, боль, водка, похмелье – и так по кругу.
Протрезвел Мешков 24 февраля 2022 года. Проснулся от волнообразного гула мощных моторов. Через город нескончаемой колонной шла военная техника с литерой Z на бортах. Майор полиции припал к банке с рассолом, сунул голову под струю холодной воды, вышвырнул пустые бутылки на помойку и отправился на службу.
Олег так и стоял вплотную к Наталье. Она выставила руку, как упор, чтобы до него дошел смысл сказанного. И повторила:
– У меня жених. Свадьба!
– Живи в отдельной комнате. Я буду как друг.
– Мешков, ты сам-то веришь?
– Аргумент ребром, – вынужден был признать Олег.
Неловкая пауза рассыпалась о телефонный звонок. Мешкову звонил подполковник Черкасов:
– Олег, я Кошелевой не могу дозвониться. Ты был у ее дома? Что с ней?
– Ее телефон промок. А Кошелева в норме. Квартиру разнесло раньше, чем она пришла.
– Фу! Хоть это. Надо как-то о ней позаботиться.
– Я уже.
– Что уже? Ты заботу с озабоченностью не путай, – насторожился начальник. – У Кошелевой свадьба!
– Откуда знаете?
– Пригласила.
– А меня нет.
– А нечего тебе там делать.
В дверь позвонили.
– Погодьте, Сан Саныч, – извинился Мешков и прикрыл трубку.
Открыв дверь, он ощутил дух вареной картошки, острый запах чеснока и отступил под напором Тамары Егоровны Чмыхиной. Соседка шла напролом, вооружившись кастрюлей, которую прикрывала тарелка с солеными огурцами и дольками маринованного чеснока.
– Я загодя картоху сварила. Под рушником томила. Еще горячая. Для тебя закатку с огирками открыла. А це чеснок – он от всех болезней.
– Спасибо, Тамара Егоровна.
Энергичная соседка уже оттеснила хозяина квартиры и, прищурившись, рассматривала гостью.
– Олег Мыколаевич, да ты не один. А я гадаю, кого наш майор осчастливил. Уже в домашнем и волосья мокрые.
– Вы шо болтаете, раз видели. Мы только приехали!
– Мужское дело нехитрое и недолгое, ежели приспичит.
– Типун вам на язык, Тамара Егоровна! Старший лейтенант Кошелева кров потеряла и одежи лишилась.
– Добро. Тебе давно пора бабу.
– Она не баба, а сотрудник полиции! К теще ее везу! Так и озвучьте для любопытного населения.
– Якой ты злой, пока голодный. – Чмыхина поставила кастрюлю на кухонный стол. – Ты кушай, Олег Мыколаевич. И бабу свою покорми. Дюже худющая. Я позже загляну, за внука спрошу: когда его отпустят?
– Ни шо с Денисом не станет. Ему для пользы у нас посидеть. Набедокурил!
Мешков выпроводил соседку, а в телефоне еже зудел подполковник:
– Майор, доложи обстановку! Я слышу какой-то скандал.
– То соседка балагурила. Денис Чмыхин ее внук. Пацан написал, где взял пистолет?
– Нашел три рюкзака в овраге. Говорит, там всякое. Перепрятал под поваленными деревьями у бобровой плотины.
– Не брешет?
– Вот ты и проверь!
– Место указал?
– Словесное описание. Его показания я у дежурного Гамаюна для тебя оставил.
– Уже стемнело, не найдем. – Олегу не хотелось бросать Наталью.
– Завтра утром бери этого Чмыхина, поезжайте в лес, пусть покажет.
Пока Олег говорил с начальником, Наталья разложила еду по тарелкам. Вареный картофель был порезан на половинки, присыпан зеленью и лоснился от масла.
– Заботливая у тебя соседка, – похвалила Кошелева.
– Ей бы в разведке работать. – Мешков сел за стол, подцепил вилкой картошку.
Наталья села напротив, кольнула взглядом:
– Жены у майора Мешкова нет, а теща имеется.
– Галина Матвеевна Луценко. У нее дом большой. Поживешь там до свадьбы, чтобы злые языки спину не чесали.
– Она пустит?
– За взятку. Мешок собачьего корма по пути куплю.
– Любит собак?
– Детей любит. Она врач-педиатр из детского санатория. Санаторий прикрыли, граждане утикали, а собак выпустили на улицу. Раньше у Галины Матвеевны один Тарзан хвостом вилял, а теперь свора в курятнике прописалась.
– С курицами?
– На суп пошли. Спасая одних, жертвуешь другими.
– Это неправильно!
Олег посмотрел в изумрудные глаза Натальи:
– А ты всегда поступаешь правильно? Уверена?
Наталья опустила взгляд, взяла зубок чеснока и быстро его разжевала. Хотела дыхнуть для острастки, но Олег перекатывал во рту два зубка чеснока и дыхнул первым. Она подавила смех носом и смутилась, словно сделала что-то стыдное.
