Сергей Анатольевич Шаповалов
Дорогами илархов. Книга первая. Великая степь

Полная версия

Пролог

…Я закончил успешно школу и пытался поступить в Ленинградский Государственный Университет на факультет истории. Наверное, год был неудачным. Не нравятся мне круглые года, а этот как раз оказался – восьмидесятый. В общем – баллов недобрал.

Отец сочувственно похлопал меня по плечу и успокоил:

– Не переживай. Через два года поступишь. А пока учись сапоги чистить, да портянки наворачивать. Не хватает мозгов – значит надо Родину защищать.

Перспектива скорой армейской службы меня совсем не радовала. Сунулся на вечернее отделение. Зачем? Наверное, чтобы совсем не разувериться в себе. Поступил, чему ужасно обрадовался. Поступить-то, поступил, но повестка все же пришла. Поутру ожидала меня серой бумажкой с кривым размашистым подчерком и строгой прямоугольной печатью. Притаилась в почтовом ящике, как голодная змея.

Оценив моё тело на предмет физической мощи, меня направили в стройбат. Ну, что ж, лопата, так – лопата. Тоже – оружие.

Я попал служить на Кавказ, угодил прямо в чудное курортное местечко рядом с Кисловодском. Служил, как и все служили – разное бывало, что об этом рассказывать. Но вот какой странный случай произошёл под самый дембель.

Мы производили земляные работы вблизи небольшого карачаевского городка Учкекен. В этом городке находится трикотажная фабрика. Руководство решило расширять производственные мощности. Начали со строительства нового склада. Нас пригнали расчищать площадку под фундамент. Почва скальная. Ковш экскаватора вечно натыкался на пласты песчаника. Приходилось местами работать отбойными молотками.

Вдруг жало моего молотка нырнуло в щель между камнями и застряло намертво. Когда мы попытались ломами освободить жало, то приподняли каменную плиту. Под плитой зияла чёрная, загадочная пустота.

– Все! Кончай работу! Не трогай! – закричал наш водитель экскаватора. Он был из местных, и объяснил нам, что мы наткнулись на старинное захоронение.

Вскоре примчался милицейский уазик. Из машины вылез начальник отдела Мусса Текеевич, а с ним директор краеведческого музея Кисловодска, бородатый толстенький мужчина в очках.

Плиту очень осторожно сдвинули. Внизу оказалась неглубокая квадратная яма, наполовину засыпанная песком.

– И стоило поднимать шум? – недовольно пробурчал начальник отдела милиции. – Эй, боец, – поманил он меня. – Спустись, посмотри, что там внизу.

Я спрыгнул в яму. Глубина небольшая, около полутора метра. Что-то ощутил под ногой. Нагнулся и извлёк из слежавшейся пыли кусок ржавого металла, длиной сантиметров шестьдесят. Подумал, что это труба старая или еще что…

– Немедленно дай сюда! – закричал испуганно директор краеведческого музея и потянулся ко мне, чуть в яму не свалился.

Я передал ему осыпающийся кусок ржавого металла. Он схватил его, бережно уложил на камни.

– Что это? – нагнулся вместе с ним начальник отделения милиции.

– Копис, – благоговейно произнес директор музея, – как будто я нашёл давно утерянную лампу Алладина.

– И что? – не понял начальник милиции.

– Ну, как что? Как это – что? – возмутился директор музея. – Захоронение Кобанского периода¹. Сенсация!

Что в этом куске ржавчины было сенсационного, никто поначалу и не понял. Стройку на время прекратили, а нас заставили охранять «бесценную яму». Вскоре прибыли археологи из Черкесска. Из-под слоя земли на дне ямы они извлекли два скелета. Как объяснил старший из группы: скелеты мужчины и женщины. Но самое удивительное нашли потом: множество наконечников стрел, всевозможные украшения, небольшие керамические сосуды с ручками в виде причудливых зверей. А в ногах человеческих останков лежали кости большой собаки.

Вечером, после раскопок старший археолог, доктор наук, Аскер Ибрагимов, до сих пор его помню, рассказывал нам за чаем, о далёких временах, когда здесь на Кавказе, жили дикие, свободолюбивые горцы, предки нынешних народов. Мы слушали его, раскрыв рты, до того он захватывающе рассказывал. Да еще ночи в горах тёмные. Костер едва разгонял темноту вокруг нас. Закопчённый старый чайник шипел над углями. А чай какой вкусный с кусковым сахаром, крепкий.

Вдруг в самый интересный момент рассказа к нашему костру подошел старик, а с ним белая коза. Ничего в нем не было приметного. На вид – лет семьдесят. Годы скрючили его спину, но движения были резкими, свободными. Одет он был, как большинство местных стариков: шляпа с выцветшими полями, зелёная армейская рубаха, старенький пиджачок неопределённо-серого цвета, галифе с генеральскими лампасами и яловые сапоги. А лицо никак не разобрать: горбатый нос торчал из лохматой бороды.

– Салам, труженики, – поздоровался он.

– Здравствуйте, – ответили мы.

Старик оглядел яму, увидел кости и тяжело вздохнул:

– Эх! Вот, вы же добрые люди. А зачем спящих тревожите?

– Как это – зачем? – удивился Аскер Ибрагимов. – Ты, садись, отец. Чайку попей. Тут склад будут строить. Понимаешь? А могилам не место.

– И куда вы их перезахороните?

– Отвезём в Черкесск, в институт. Будем изучать. Надо же узнать: кто они были.

– Люди они были, – недовольно прервал его старик. – Хорошие люди. Труженики.

– Труженики, говоришь? Почему же в погребении столько оружия?

– Время такое было, – просто объяснил карачай, присаживаясь на корточки. – Забирали бы вы все оружие, да украшения, а косточки бы не трогали.

– У нас другой порядок, – терпеливо объяснял ему Мусса Ибрагимов. – Вот, мы акинак нашли странной формы, – указал он на тот кусок истлевшего металла, который я нашёл. – Не у каждого воина такой имелся. Вывод – не простые это пастухи.

– Эх, учёный, – покачал головой старик. – Вот, ты много знаешь, книжек прочитал, целый шкаф, наверное, а акинак² от кописа³ отличить не можешь.

Мусса Ибрагимов чуть не подавился чаем.

– Ох, отец, – с интересом взглянул он на старика. – А как ты это определил. Что еще ты можешь сказать?

– А что ты хочешь услышать? Знал бы ты, чья рука держала этот меч… Ай. Что с тобой впустую болтать, – махнул рукой старик и поднялся. – Пошли, Артемида, – позвал он свою белую козу, пожаловался ей: – До чего же люди невеждами стали…

– Странный какой-то дедок, – пожал плечами Мусса Ибрагимов, допивая чай.

Археолог ушёл, а мы остались охранять место раскопок. Дежурили по очереди. Да от кого тут охранять?

Ночью опять пришёл старик с козой. Сел молча у костра и долго глядел на кости в яме. Сидел неподвижно. Я уже начал думать, что он заснул. Но старик вдруг произнес:

– Хочешь, расскажу одну историю, солдат?

– Расскажи, – заинтересовался я. – А о чем?

– О чем все истории? О жизни. Слушай…

Наутро случилось ЧП. У нас украли останки. Унесли только два скелета людей и скелет собаки, больше ничего не тронули. Аскер Ибрагимов был вне себя от гнева. Начальник милиции его успокаивал, как мог, обещал в ближайшее время найти преступников.

– Да что их искать? – кричал старший археолог. – Дедок украл. Тот, сумасшедший, что ночью к нам приходил.

– Какой дедок?

– Обыкновенный, с козой, в сапогах, в шляпе…

– Да у нас тут все ходят в сапогах и в шляпе…

– Коза у него была белая.

– Да тут коз в каждом дворе… Как звать его?

– Уархаг, вроде, – вспомнил я.

– Вова, – позвал он своего водителя, молодого сержанта. – Ты не знаешь, у кого старик живёт по имени Уархаг?

– Не знаю, – пожал плечами Вова. – Имя не карачаевское. Может, он из Армян?

– Не беспокойся, уважаемый Аскер, найдём, – заверял Мусса Текеевич начальника археологической партии.

Но не нашли. Исчез бесследно дедок.

Я давно забыл про этот случай. Но, спустя много лет, вдруг старик приснился мне, все тот же: в шляпе, в сапогах яловых, и спрашивает:

– Ты рассказ мой помнишь, сынок?

Дорога первая
По Великой степи

Набег роксоланов

Репейник вскинул мохнатую морду. Настороженно принюхался. Утробно зарычал и вскочил на лапы. Грязно-коричневая шерсть на холке вздыбилась. Пес пристально уставился куда-то в темноту. Рычание его становилось все злее и громче.

Исмен очнулся от дремоты.

– Кого учуял? – спросил мальчик, прислушиваясь к тишине уходящей ночи. На востоке небо уже подкрашивалось бледной синевой. Звезды тускнели. Но земля еще лежала под покрывалом мрака, источая сырую прохладу сгинувшей недавней зимы.

Пес кинулся с лаем на невидимого врага и пропал за кругом света, падавшего от едва тлеющего костра.

– Репейник, стой! – крикнул Исмен вдогонку. Куда там!

Волки! – подумал мальчик. Рука сама потянулась к ножу. Пальцы ощупали деревянные ножны, привязанные к правому бедру двумя кожаными ремешками, коснулись костяной гладкой рукояти. Если стая большая, ему с Репейником вдвоем не справиться. Вчера крутились серые разбойники возле табуна. Исмен отгонял их, меча камни с пращи. Репейник сцепился с молодым волчонком, неосторожно подошедшим к лошадям, и хорошенько подрал его. Пес из потомственных волкодавов, сильный – умеет зверя одолеть. Неужели на рассвете волки решили жеребенка отбить от табуна. Но лошади почему-то не встревожились. Так же продолжали спокойно пастись. Уж лошади–то волков бы учуяли, взволновались бы. Значит, это не волки, – люди. Люди в степи бывают хуже зверей. Репейник поднял отчаянный хриплый лай.

– Пошел! – крикнул кто-то на него из темноты.

Исмен почувствовал, как земля содрогается под топотом копыт. Прямо на него вылетели пять всадников. Все на крепких взмокших конях. В руках короткие копья. За плечами гориты полные стрел. Их возглавлял ксай⁴ в медном остроконечном шлеме и дорогих доспехах. Тело защищал кожаный панцирь с нашитыми, словно чешуя, металлическими пластинами. На широком поясе с бронзовыми птицами висел акинак в локоть длиной. Широкие медные ножны украшал тонкий чеканный узор. Длинный черный плащ укрывал спину. Под ксаем горячился рыжий молодой конь – красавец. Грудь широкая, ноги длинные, крепкие. Голову коня защищал шлем из толстой кожи с ветвистыми оленьими рогами.

Остальные четверо – слуги. Одетые попроще: в куртках без рукавов, грубо скроенных из коровьих шкур. Поверх простые нагрудники толстой кожи, украшенные круглыми медными бляхами. Вместо чепраков⁵ – козьи шкуры.

Языги⁶, – сразу сообразил Исмен. – С ними надо держаться вежливо, – народ горячий, безжалостный.

– Мальчишка, уйми пса! – недовольно крикнул ксай.

– Репейник, прочь!

Пес поджал хвост и отбежал в сторону, но продолжал глухо рычать.

– Ты кто такой? – спросил ксай. Разгоряченный конь так и плясал под ним. Из широких ноздрей вырывался пар.

– Я из клана Луня, племени сираков⁷. Пасу кобылиц, – ответил Исмен.

– Пить дай. Что там у тебя? – потребовал ксай, заметив у костра кособокий кувшин.

Исмен схватил его и подал всаднику. В кувшине было кислое молоко. Исмен сам доил кобылиц, ждал, когда молоко скиснет в плотном кожаном мешке, затем добавлял воду и соль, долго взбивал молоко, колотя по мешку палкой. Всадник брезгливо пригубил. Распробовал. Понравилось. Сделал несколько больших глотков и вернул кувшин Исмену. Тыльной стороной ладони стер белые капли с длинных черных усов и бороды.

– Хорошее молоко. Кто готовил?

– Я.

– Молодец, хорошо взбиваешь, – похвалил его языг. – Люблю кислое молоко.

– Пей еще, – Исмен вновь протянул ему кувшин.

– Некогда. Мы спешим, – отказался всадник. – Тебе не попадался человек… Такой, в рваной одежде, грязный, но на хорошем коне?

– Нет, – мотнул головой Исмен – Я неделю здесь пасу кобылиц. Кроме волков никого в округе не видел.

– Если заметишь, зови старших. Из города Артар сбежал живой-убитый⁸. Его надо скрутить и привести обратно. Понял?

– Да.

– За него дам хорошую награду. От меня, лично, получишь лисью шапку. – Он повернул коня. – А молоко у тебя хорошее. Мои ослепленные невольники так вкусно не умеют готовить.

Всадники умчались в степь. Исмен долго вслушивался в удаляющийся стук копыт. Ксай! Воин! Кому хорошо живется, так это – воинам, – вздохнул Исмен. Пастухи воинов уважают, делают им подарки, просят о защите… Эх, вот, если бы ему стать ксаем… Летел бы по степи на быстром коне так, что ветер свистел в ушах. Никого бы не боялся. На боку акинак, копье у правой ноги к чепраку привязано. За спиной овальный щит из прочных переплетенных прутьев, да еще толстой кожей обтянут. Свобода, сила – что может быть лучше!

Исмен поставил кувшин на место и улегся рядом с костром, устремив мечтательный взгляд на светлеющее небо с исчезающими звездами. Нет, куда ему до воина. Конь нужен. А хороший конь дорого стоит. Доспехи… Где доспехи взять? Оружейники такую цену дерут… Вот, еще – акинак обязательно надо купить, как у дядьки. Щит плетенный из прочных прутьев и обтянутый толстой воловьей кожей. Копье с острым железным наконечником. Обязательно – железным. К бронзовым ксаи с презрением относятся. Тугой лук из кизила с тетивой, скрученной из воловьих жил… Да мало всего этого, – кто его обучать будет воинскому искусству? Как копьем колоть, как на мечах рубиться, с кинжалом обращаться… Кому он нужен! Мальчишка–пастушок в дерюге из конопли. Только и умеет, что за кобылицами смотреть, да молоко взбивать.

Исмен продрог от налетевшего утреннего ветерка. Звезд на небе все меньше и меньше. Виднокрай на востоке светлеет. Скоро солнце встанет… Надо будет кобылиц к реке отвести на водопой… Мальчик плотнее укутался в грубый шерстяной плащ, пропахший костром и конским потом.

Интересно, поймают языги этого живого-убитого? А куда он убежит? Кругом степь. Беглецы обычно к Дону пробираются. Только мало кому удается уйти от погони. А что там за Доном – кто ж его знает. Старики рассказывали, за широкой рекой лежит земля сколотов⁹. Сколоты – жестокий народ. К ним в лапы не попадайся, – сразу в раба превратят. Глаза выжгут, и будешь всю жизнь для них молоко взбивать. Сколоты, бывало, и на этот берег переходили. Нападали на становища. Уводили всех: и животину, и людей. Кто защищаться думал – убивали без жалости.

Угли потрескивали. Ветерок слабо шелестел в высокой траве… Исмен задремал…

Репейник опять с лаем кинулся в темноту. Теперь-то он на кого? Звонкий щелчок хлыста, и пес взвыл от боли.

– Гони лошадей к реке!

Исмен очнулся и вскочил на ноги. Сон как водой смыло. Конокрады! Табун снялся с места. Кобылицы недовольно ржали. Им жалобно вторили жеребята. Хлысты щелкали, подгоняя лошадей. Исмен подобрал лук с земли, выхватил из горита стрелу с костяным наконечником. На фоне светлеющего неба он заметил всадника в высокой островерхой шапке роксолана¹⁰. Шагов двадцать… Натянул лук, спустил тетиву. Всадник вскрикнул, но удержался на коне.

– Меня ранили! – крикнул конокрад подельникам. – Пастух где-то прячется.

– Вон он! – услышал Исмен справа.

Мальчик бросился бежать. Недалеко находился овраг глубиной в два роста, по дну которого бежал чистый ручей. Там кусты, он сможет спрятаться. Иначе его убьют. Петля скользнула по плечам и затянулась ниже колен. Исмен грохнулся на земле.

– Поймал! – крикнул конокрад.

– Так убей его, – потребовал раненый подельник. – Он мне плечо просадил. Ух, гад! Наконечник костяной. Теперь месяц рана гнить будет.

– Гоните лошадей. Я поспею за вами. Только вспорю ему живот. Пусть поползает, собирая собственные кишки.

Роксолан соскочил с коня и подошел к лежащему Исмену. В руке конокрада недобро сверкнул длинный нож. От ужаса перехватило дыхание. Бросило в жар.

– Давай, быстрее! – поторопил конокрада товарищ.

Он обернулся:

– Сейчас!

Рука Исмена нащупала камень размером с кулак, края острые. Он ухватил камень и кинул в разбойника. Угодил прямо в глаз. Конокрад вскрикнул, схватился за лицо. Исмен двумя ногами ударил его в колено. Разбойник ойкнул и упал на четвереньки. Мальчик рванул петлю, освободил ноги, ловко перекувыркнулся через голову и бросился наутек. Бежал, что есть сил. Спотыкался, падал, но тут же вскакивал и продолжал нестись к спасительному овражку. А за ним гнался разбойник, размахивая ножом. Он чувствовал за спиной его топот, слышал тяжелое сиплое дыхание. Пару раз огромная пятерня чуть не ухватила за край рубахи.

Наконец – овраг. Исмен сиганул вниз. Едва не подвернул ногу. Превозмогая боль в ступне, бросился к противоположному откосу. Под ногами захлюпала вода. Его преследователь оступился и мешком свалился на дно. Крякнул, неудачно растянувшись в грязи. Исмен быстро взобрался наверх, сбивая колени и расцарапав о камни ладони. Тут же налетел на широкую грудь коня. Все! Поймали!

– Ты куда так несешься? – усмехнулся всадник.

Исмену показалось, или на самом деле, всадник говорил не на наречии роксоланов: мягко, немного растягивая гласные.

– Не уйдешь! Я тебе кишки выпущу! – Из овражка выполз разбойник.

– Эй! Эй! Остынь! – крикнул ему всадник. – Чего ты на мальчишку с ножом лезешь?

– Не твое дело, – огрызнулся конокрад. – Ступай, куда шел.

Исмен сообразил, что всадник не принадлежит к шайке разбойников. Сам Папай¹¹ послал ему заступника. Он заголосил:

– Это конокрады. Они лошадей моих уводят.

– Не люблю конокрадов, – сквозь зубы процедил всадник.

– Где ты там пропал? – двое роксоланов на низких лохматых конях подскакали к овражку. Завидев чужака, они насторожились и достали короткие акинаки. – Ты кто такой?

– Прохожий, – спокойно ответил всадник. – Что же вы так подло, ночью коней угоняете, да еще мальчишку хотите прирезать. Не по закону это. Нужны лошади, так отбейте табун честно, днем, скрестив оружие с хозяевами.

– Не учи, как нам поступать, – грубо оборвал его роксолан.

– Проваливай, иначе мы тебя вместе с мальчишкой шакалам скормим, – прорычал второй и тронул коня вперед.

– Попробуй, – спокойно ответил всадник, чуть пригнулся, развернув к нападающему своего скакуна.

– Остановись, – одернул товарища более внимательный роксолан и, понизив голос, быстро сказал: – Не видишь, это же ксай.

– Какой он ксай, – намеренно громко усмехнулся конокрад. – Где его акинак? У него даже горита¹² нет. А одежда – просто рванье.

– Одежда тебе моя не нравится? А не хочешь свою отдать? И акинак в придачу, – спокойно и холодно предложил таинственный всадник.

Может, его неустрашимый вид, а возможно, спокойный твердый тон остудил конокрада. Роксолан струхнул. Глаза испуганно забегали: то на всадника, то на мальчишку. Он быстро вложил меч в ножны и повернул коня. Недовольно буркнул товарищам:

– Уходим!

Разбойники умчались, уводя табун. На краю овражка остались только Исмен и его спаситель. Репейник прибежал и жалобно заскулил, жалуясь, что лошадей угоняют. Угоняют, а что сделаешь? Исмен перебрался обратно через овражек, побрел к своему костру, сел на землю и бессмысленно уставился на тлеющие угли. Подъехал его спаситель спешился, устроился напротив, устало вытянув ноги в потертых старых сапогах. Исмен даже не взглянул на него.

– Поблагодарил бы, что ли, – беззлобно вымолвил всадник. – Все же, от ножа уберег.

– Лучше бы мне брюхо вспороли! – горестно вздохнул Исмен. – Теперь дядька с меня живого шкуру снимет. Ладно бы, волки жеребенка загрызли. Отхлестал бы тогда плетью, да на три дня без еды оставил… А тут – весь табун …Что я ему скажу?

– Экое чудо! – безразлично хмыкнул незнакомец, почесав густую рыжую бороду. – Скот частенько воруют. Расскажи ему все, как было. Что же он не поймет?

Исмен еще раз тяжело вздохнул.

– Если хочешь, я смогу подтвердить твои слова, – предложил незнакомец. – Как бы ты смог отбить табун? Их пятеро было. Тебя самого чуть не прирезали. Что, дядька такой лютый?

Исмен промолчал. Знал бы он нрав дядьки – не спрашивал бы.

– А отец твой где?

– Нет отца. Погиб.

– А мать?

– Один я. У дядьки из милости живу. У него самого пять сыновей и три дочери. Я – так – хуже, чем восьминогий.

– Восминогий, это кто? – не понял незнакомец и добавил: – Я не здешний, из аорсов¹³.

– Восминогие – бедные, – объяснил Исмен. – Их так называют, потому что у них кроме кибитки и двух волов ничего нет. У двух волов восемь ног, поэтому их так и зовут – восминогие. А я и кибитки своей не имею.

– У тебя есть верный пес, – усмехнулся аорс и потрепал Репейника по лохматому загривку. Тот недовольно ощерился и отошел в сторону, от греха – подальше.

– Сколько лет тебе?

– Двенадцатую весну встречаю.

– Большой уже, – рассудил незнакомец. – Пора коня своего заиметь.

– Коня, – горько усмехнулся Исмен. – Где я коня возьму? Только, если украду.

– А от чего мать умерла?

Путник растянулся на земле, положил руки под голову и устало прикрыл, воспаленные бессонницей, веки.

– От чумы. Мать, брат младший и две сестры старшие умерли. Мы их с отцом всех в одном кургане схоронили.

– Видел я чумные города. – Аорс сглотнул комок – Страшно. Люди лежат вповалку, почерневшие, распухшие…

Исмен подбросил хворосту в костер. Тонкие веточки затрещали, нехотя вспыхнули.

– А отец как погиб? – продолжал расспрос путник.

– Убили роксоланы. У нас семья богатая была. Коров много, и все с молоком. Кони были – табун огромный. Отец даже восминогим коров давал пасти.

– Зачем?

– Они корову пасут, молоком питаются. Если теленок рождается, то отдают нам. Хорошо мы жили.

– А что произошло?

– После зимовья пришли на свои летние пастбища, а их уже роксоланы заняли. Отец собрал всех своих работников и прогнал незваных гостей. Тогда роксоланы ночью напали и всех перерезали, скот угнали.

– А ты как уцелел?

– Папай уберег. Я в степь убежал. Маленький еще был. Пешком два дня шел к дядьке в становище. Он – младший брат отца. Рассказал ему все. Дядька родню собрал и напал на роксоланов. Становище их разорил, скот отбил.

– Так что же тогда дядька скот тебе не вернул? – удивился путник, приоткрыв один глаз.

– Почему он должен отдавать? – пожал плечами Исмен. – Теперь – это его добыча.

– Ну и законы у вас, – недовольно пробурчал аорс. – А вырастишь ты, захочешь семью завести, как тогда? Хоть часть тебе вернет?

– Часть скота? Нет, – покачал головой мальчик. – Наверное, даст мне кибитку с волами, да пару коров, – неуверенно ответил он. – Да что об этом думать, – махнул рукой. – Вот, как сейчас быть?

Путник присел, тряхнул головой, прогоняя дремоту.

– Как зовут тебя?

– Исмен из клана Луня.

– А народ какой в твоем клане?

– Мы из сираков.

– Кочевники, – знающе кивнул путник. – А я из аорсов. Род наш – клан Рыси. Живем далеко в горах.

– За Доном? – удивился Исмен.

– За Доном, – кивнул аорс.

– Но там же земли сколотов.

– Вот, за их землями начинаются наши горы.

– Старики говорят, что земля сколотов последняя. Дальше – только море без конца и края.

– Где последняя земля – никто не знает. За нашими горами лежит Великая Персия. Чудесная страна с безлюдными пустынями и бескрайними полями. Там есть огромные красивые города, где живет очень много народу. Горы вздымаются к самому небу. Их склоны покрыты густым лесом. Широченные реки, по которым плавают корабли торговцев. А по берегам тех рек раскинулись фруктовые сады.

– Не верю я тебе, – с сомнением произнес Исмен. – Как будто о царстве Папайя рассказываешь.

– Твое дело, – пожал плечами аорс.

– А зовут тебя как? – поинтересовался Исмен.

– Фидар. Так меня мать с отцом нарекли. У тебя есть что-нибудь попить?

Исмен протянул ему кувшин с молоком. Путник жадно выпил все до дна.

– Хорошее молоко. Сам взбивал?

– Ты спрашиваешь, как тот ксай…

Исмен осекся. Ему стало страшно. Не тот ли живой-убитый перед ним сидит? Не его ли разыскивают языги? Описание подходит: человек в рваной одежде, но на хорошем коне.

Исмен впервые внимательно оглядел своего спасителя. Серая шерстяная рубаха вся в прорехах. Штаны из дерюги, старые, с заплатами, на коленях протерлись до дыр. Сапоги истоптанные, еще чудом не развалились. А конь! Разве может такой оборванец иметь хорошего коня? Но не похож он на живого-убитого. Спину держит ровно, голова гордо приподнята. Движения неторопливые, размеренные. Рабы обычно сутулые, с затравленным взглядом. А этот, точно – настоящий ксай: взгляд гордый; глаза черные, живые. А ручища какие сильные. Шея, что у быка. Лицо круглое с большим горбатым носом. Густая рыжая борода с редкими вкрапинками седины. И в волосах на голове посеребренные нити пробиваются. Но на вид ему не дашь и двадцати пяти.

– Ты чего на меня уставился, как будто Мару¹⁴ увидел, – пошутил путник.

– Это тебя ищут языги? – не побоялся спросить Исмен.

– Меня, – просто ответил путник. – Да ты не дрожи. Не буду я тебе шею сворачивать. Какую награду обещали за мою голову?

– Лисью шапку.

– Всего то? – расхохотался аорс. – Ладно, пойдем к дядьке твоему. Заступлюсь за тебя, да в дорогу поесть чего-нибудь попрошу. Путь мне предстоит долгий…

Он поднялся на ноги.

– Так тебя же языги ищут! – удивился его беспечности Исмен.

– Пусть ищут.

– А если они уже в нашем становище побывали?

– Твоему дядьке сейчас не до лисьей шапки будет. У него табун угнали. Нужен я ему…

– Это точно, – грустно вздохнул Исмен, представив, что с ним дядька сделает.

– Да не переживай ты так, – успокаивал его аорс. – Я же дал слово, что заступлюсь, значит – заступлюсь.

Он запрыгнул на коня.

Исмен шел впереди, показывал дорогу.

– А если тебя все же языги поймают? – не унимался мальчик.

– Как бы им самим живыми уйти. Сколько, хоть, их было?

– Пятеро.

– Пятеро? – всадник рассмеялся. – Не видать тебе лисьей шапки.

– Но среди них был воин в доспехах. Ты не одолеешь его.

– На коне с оленьими рогами? – уточнил беглец. – Его-то я в первую очередь придушу, – со злобой процедил он. – Этот за все мои унижения ответит…

Чем ближе к становищу, тем сильнее отчаяние так и накатывало на Исмена ледяной волной. Сдавливало грудь. Ноги отказывались идти. Что он скажет дядьке? Как он скажет? А этот рядом едет и напевает беззаботно. Ну и песня глупая: о какой-то далекой возлюбленной. Она ждет воина из похода и льет горькие слезы, пытаясь заглянуть за виднокрай. Нет, не сможет аорс его защитить. Забьет дядька до смерти.

– Дым впереди от костров. И стада я вижу. Твое становище? – прервал песенку Фидар.

– Ага, – совсем понуро подтвердил Исмен.

Репейник, вильнув хвостом, бодро затрусил вперед, учуяв аппетитный дух от котлов. Пахло мясом, сваренным в молочной сыворотке. А вдруг косточка перепадет.

– Пошли, – подбадривал мальчика аорс, заметив, что Исмен весь напрягся и замер. – У всех бед конец бывает. Ну, поругают, ну, без ужина оставят, накажут… там. Да и в чем ты виноват?

– Виноват. Ты дядьку моего не знаешь. Без ужина… Как бы без головы не остаться.

Девять распряженных кибиток, стояли неровным кругом. Борта сколочены из прочных жердей. Каждая повозка имела четыре высоких сплошных колеса. Полог из толстого войлока и кожи защищал от непогоды. Для кочевника кибитка – дом родной. Во время стоянки их ставили вкруг, на тот случай, если недруги захотят напасть, – получалось надежное укрепление. По степи всякий люд шастает. Сегодня – добрый сосед, завтра – тебе голову снесет. Внутри круга возвышался большой шатер. Шатры имели только богатые племенные вожди. Верх полотняный, а стенки подбиты войлоком – большая роскошь. Рядом над костром висел огромный медный котел. Тетка Исмена, старшая жена вождя помешивала длинным деревянным черпаком варево из кореньев с мясом. Две ее дочереи помогали готовить еду. Тут же женщины из племени перебирали ворох стриженой овечьей шерсти, шили одежду из кожи. Босоногие девчонки доили коз. Чуть поодаль паслось большое стадо коров. Собаки с лаем бросились к путникам, но, узнав Репейника, тут же затеяли с ним игру.

На шум из шатра выглянул старший сын дядьки Аусар. Новую кожаную рубаху до самых колен украшали медные бляшки. Талию перетягивал широкий матерчатый пояс с железными кольцами. На поясе акинак в деревянных ножнах. Высокие добротные сапоги на ногах.

– Отец! – крикнул Аусар, – Исмен идет.

– Что значит: идет? – раздался грубый окрик дядьки. – Зачем он кобылиц пригнал?

От его голоса тело Исмена пробила неприятная дрожь.

– Он без табуна. С ним всадник.

– Без табуна?

Полог шатра резко отлетел в сторону. Появился дядька в длинной рубахе из выбеленного холста, поверх меховая волчья жилетка. Седеющая борода лоснилась жиром, – дядьку отвлекли от еды. Широко шагая, он направился к Исмену.

– Где кобылицы? – закричал гневно он, размахивая руками с широченными мозолистыми ладонями.

– Табун увели, – еле выдавил из себя Исмен.

– Увели? Как увели? Кто увел? – лицо дядьки багровело от злости, глаза наливались гневом.

– Конокрады, – попытался объяснить Исмен, но тут же получил крепкую затрещину и полетел прямо к передним ногам коня аорса.

– Убью тебя! Как ты табун упустил? Дрых, наверное? Ах ты – никчемный. И пес твой такой же. Толку от вас обоих… Неси плеть, – приказал он сыну. – Я сейчас шкуру с него лоскутами сдеру.

– Эй, эй, хозяин, уйми гнев. Мальчишка не виноват, – вступился путник.

– А ты кто такой? – взметнул гневный взгляд на него дядька.

– Я мимо проезжал. Все видел. Твой мальчишка защищал табун, как мог. Одного разбойника подстрелил. Но и его самого чуть не прирезали.

– Лучше бы прирезали, – сплюнул дядька. – И что мне теперь делать? Я без кобылиц остался. Убью тебя! – снова набросился он на Исмена. Мальчик свернулся клубком в траве в ожидании удара.

– Эй, уймись! – настойчиво повторил аорс и двинул коня вперед, закрывая Исмена от плети разъяренного вождя. – Сам-то хорош: оставил мальчонку одного с табуном. А что он мог сделать против пятерых мужиков?

– Мне от этого не легче, – огрызнулся дядька. – Где мои кобылицы? Как я теперь без них?

– Да уж, с голода не помрешь, – усмехнулся Фидар.

– Да кто ты такой, чтобы меня упрекать?

– Ладно, остынь. Я подскажу, кто угнал твоих кобылиц. Роксоланы это. Их становище в стороне восхода отсюда. Если пешком, то день пути, верхом – за полдня достигнешь.

– Откуда ты знаешь. Случайно – не один из них? – вождь недоверчиво сверкнул глазами.

– Нет. Я мимо становища их вчера проезжал. Верь мне. Я – честный человек. Мне добра чужого не надо.

Дядька окинул его внимательным взглядом.

– Конь у тебя добрый, да ты сам весь в рванье. Не тебя ли языги разыскивают? Говорят, живой-убитый сбежал из города. Охранника убил, коня увел.

– Не знаю, о ком ты, – передернул плечами аорс. – Спасал бы свой табун. Но смотри, становище у роксоланов большое. Там народу – за сотню мужиков наберется.

– Сотня! – зло сплюнул дядька. – Всех перебью!

На крики сбежалось все становище: пастухи, женщины, босоногие дети.

– Скачите к нашим, созывайте людей, – приказал дядька сыновьям. – Ты, – подозвал он Исмена. – вместе с мальчишками ищи кустарник с ровными ветками и готовь стрелы.

– Дозволь отдохнуть в становище, – попросил Фидар. – Я посплю немного, одежонку заштопаю, и двинусь дальше. Что привез с собой, – то и заберу. А имущество мое – конь, да пустой живот.

– Отдыхай, – разрешил дядька. – Женщины тебя накормят.

На следующее утро дядька с сыновьями прирезали быка. Тушу освежевали, а мясо порубили на куски. Дядьке связали сзади руки, усадили на расстеленную шкуру. Рядом сложили гору свежего мяса. Дядька громко взывал к богу Папайу, жаловался, что его обокрали, обрекли на голодную смерть, оставили нищим. Вскоре начали подтягиваться родственники из дальних становищ. Приезжали верхом. Иные, те, кто беднее, приходили пешком. Все при оружии: у кого акинак, кто с копьем и щитом. У некоторых горит с луком за спиной, и кинжал к бедру привязан.