Сергей Александров
Операция «Магнит»
Моей жене Татьяне посвящается.
25 января ХХI века
Какие‑либо совпадения с реальными событиями и персонажами, а также смещения сюжета во времени и пространстве, не случайны.
2-е издание, переработанное и дополненное
© Александров С., 2024
Вместо предисловия
«Дерево дарит свою тень даже тем, кто пришел его срубить»
(Восточная мудрость)
Октябрь 1992 года. Серебристо-голубой «Боинг-474» из авиаотряда президента США лениво оторвался от взлетно-посадочной полосы подмосковного военного аэродрома. Главы государства на борту не было. Пристегнутые, в мягких креслах утопали Директор ЦРУ Ричард Гейтс и члены его компактной делегации, побывавшие в России, дабы лично обозреть результаты своих усилий по развалу «коммунистической империи СССР». И создать заделы на будущее.
За дверью хозяйского кабинета на откидной скамье уютно устроилась начальник охраны Директора, «малышка Сью». Так ее между собой прозвали подчиненные верзилы из морской пехоты США. Наконец-то Сюзанна Блэквуд могла слегка расслабиться, но дремала в обнимку с любимым УЗИ, который, несмотря на протесты русских хозяев, таскала на себе по всей Москве и даже на балет в Большом театре, символически прикрыв нелепо смотревшимся на ней удлиненным красным пиджаком.
Набрали высоту. В кабинет попросился стюард принять заказы на кофе-чай и «что угодно» другое.
Гейтс ограничился стаканом талой воды и пригласил своих спутников к столу. Настроение у него было торжественное. Напротив расположились руководитель оперативного департамента по странам Восточной Европы и России Джон Макгаффин и глава Информационно-аналитического департамента Джон Маклафлин. Первый заказал колу со льдом, второй – ничего.
– Ну, что скажете, великие потомки ирландцев? Что доложим президенту и Конгрессу? Между прочим, насчет ирландцев я что-то читал у Флеминга, в его очень подходящем для нашего случая романе «Из России с любовью». Или там они в роли плохих парней? Ладно, шучу. Зато вы оба Джоны, на русский манер, считай, почти Иваны….
– Приставка «Мак», как вам хорошо известно, сэр, совсем не обязательно принадлежит ирландцам. Это изначально шотландское наследие, – сказал, улыбаясь в усы, Макгаффин, похожий на добродушного хозяина турецкого отеля, с ятаганом под рубашкой навыпуск; даром что ли еще недавно был резидентом ЦРУ в Анкаре, откуда прямой наводкой «сканировал» территорию СССР? – Что касается русских, то, полагаю, мы их додавим. Вы были тысячу раз правы, заявляя, что Советы можно одолеть, только организовав взрыв изнутри. И наша заслуга в этом очевидна. Сейчас, кажется, наступило время морковки. По линии разведки и контрразведки мы с русскими контакты наладили. Давайте подпустим их ближе к НАТО, особенно в сфере контроля над вооружениями, преимущественно на их – усмехнулся – территории. О постоянном членстве речь, конечно, не идет. Заодно через наших людей в Брюсселе купируем позывы русских породниться с Евросоюзом. Благо, с Андреем Козыревым мы нашли общий язык, когда он еще отсиживался в МИД РСФСР.
Ну а внутри России надо максимально нарастить наше присутствие, особенно по линии Программы помощи, где у нас зарезервированы свои позиции. Плюс создать побольше демократических институтов, независимых СМИ, правильно расставить нужных людей на руководящие посты. А наши бизнесмены и МВФ сами знают, как реструктурировать экономику, социальные программы и прочее. Да еще Фонду Сороса с коллегами надо продолжить расчистку гуманитарной сферы, особенно науки, от коммунистических штампов. Так что работы хватит всем на годы. В целом разделяю, шеф, ваше предложение, высказанное вчера вечером на Красной площади, когда рискованно изволили шутки ради пройти парадным шагом мимо Мавзолея, – выпить за нашу победу в «холодной войне», – и жадно проглотил ледяную колу.
– Ясно, – сказал Гейтс. Аккуратно отхлебнул кристальной водички и перевел взгляд на отрешенного Маклафлина, полную противоположность предыдущему эмоциональному оратору. Прям совсем замороженный – то ли из-за плохого отопления резидентуры в Хельсинки, где до этого трансгранично приглядывал за Россией, то ли насквозь пропитался финским хладнокровием…
– Насчет морковки согласен, особенно надо поощрить тех, кто способствовал принятию остроумного решения поручить ликвидацию КГБ людям типа Бакатина, у которых в отношении чекистов, мягко говоря, «накопились вопросы». В целом они неплохо справляются с этой задачей. Однако оснований для чрезмерного оптимизма не вижу, – как бы про себя начал аналитик. Начнем с Лубянки, откуда стартовало наше турне. Высокие командные и административные посты от офицеров КГБ полностью освобождены. Работа многих подразделений парализована, наиболее одиозные из них упразднены. Но нашего друга Бакатина, который нанес первый удар по монстру, уже отодвинули в сторону. Почти нетронутой осталась контрразведка, которая, как рассказывают наши ребята из московской резидентуры, не очень-то и сбавила обороты. Генерал Калугин еще пульсирует, но, похоже, скоро ему придется скрываться.
Дальше. Что нового и обнадеживающего мы увидели в разведке? Ничего. Да, новые власти по существу вынудили уйти в отставку приверженного традициям КГБ Шебаршина. К счастью, вместе с ним ушел и генерал Леонов, который столько лет якшался с нашим неуемным раздражителем в виде Фиделя Кастро и его семьи, а заодно еще и сформировал в ПГУ отменную информационно-аналитическую службу. Хотел бы я с ним пообщаться… Но, заметьте, того же Бакатина, который попытался навести в разведке свои порядки, туда не пустили. Да, во главе СВР поставили гражданское лицо, академика Примакова, и даже по-нашему назвали его «Директором». Но, во-первых, этот опытный политик советской школы при всем внешнем благодушии очень не прост, а, во-вторых, мы же с вами хорошо помним, как плотно КГБ приглядывал за ранее возглавляемым им Институтом Востоковедения. Уверен, что связку ориенталистики с разведкой русские заимствовали у наших британских коллег. Вот смотрите: Примаков – востоковед, специализация Ближний Восток; его ближайший советник, – бывший шеф нелегальной разведки КГБ, Кирпиченко – востоковед, специализация – Африка, Ближний Восток, Афганистан; еще один его заместитель – Гургенов, работавший в Индии, Бангладеш и Пакистане; наконец, кто назначен первым замом Примакова и, следовательно, будет реально управлять всей оперативной работой? Правильно – ближайший соратник востоковеда Шебаршина, эксперт по Южной Азии, всем нам прекрасно известный «человек-машина» Трубников. Наши парни в Дели рассказывали, что он может до глубокой ночи эффективно охмурять нужных людей, при этом пить и курить все подряд, а на следующее утро просыпаться непьющим и некурящим.
Вопрос. Почему в самое сложное для России время у руля разведки оказались восточники? Ответ. Просто потому, что это особый сорт людей, воспитанных в жестких политических контекстах военных режимов, харталов и государственных переворотов. При этом у них есть богатый опыт черновой и реальной полевой работы, мы же с ними бодаемся в тропиках почти открыто и цинично… Так что и на обозримую перспективу нам надо особо приглядывать за русскими на Востоке. Иран и арабские страны – абсолютный приоритет. Далее. Крайне важно свести на нет традицию дружественных связей России с Индией, заодно не допустить сближения с Москвой ее бывшей провинции – Бирмы. Последняя оказалась на редкость крепким орешком. И уж чего категорически нельзя делать, так это верить китайцам. Они еще не сказали своего слова в мировой политике. Но обязательно скажут. При этом с русскими их связывает пуповина коммунизма, который в России далеко не изжит, особенно в его упрощенной, бытовой форме, а в Китае модифицируется сообразно экономическим интересам. В любом случае я бы не обольщался насчет службы Примакова, от которой можно ожидать неприятных для нас сюрпризов.
– Ну что ж, – подытожил Гейтс, – вы оба, каждый по-своему, правы. Насчет выдвижения сейчас арабско-индийской команды в СВР согласен. Но не стал бы преуменьшать качеств и возможностей их коллег, работающих на западном направлении. Эти ребята сейчас временно затаились, но сделаны из того же советского теста и вполне могут лишить всех перьев некоторых наших болтунов. Пока не буду раскрывать деталей, но – строго между нами – что-то мне подсказывает, что в скором времени у нас могут быть проблемы… Тем не менее на данном этапе, полагаю, нам есть чем порадовать Белый дом и Конгресс. Так что сейчас имеем право отдохнуть и угоститься чем-нибудь из меню стюарда. Или уже привыкли к московским борщам, кремлевской солянке и блинам с икрой?
– А что, я бы не отказался, – хохотнул Макгаффин, – да еще с рюмкой водки.
– Тоже мне начальник департамента России, а не знает, что русские предпочитают пить водку не рюмками, а гранеными стаканами, – подколол Гейтс.
– По-разному, шеф, по-разному… И вы это знаете не хуже меня.
– Кстати, о русских, – оживился Гейтс, – вы заметили, как наши новые российские партнеры отреагировали на коллекционные долларовые монеты, которые я раздавал в качестве сувениров? Особенно когда сказал, что такими денежками мы экипировали наших агентов, десантируемых в Северной Африке во время второй мировой войны…
– Они просто посмеивались, шеф, – сказал Маклафлин.
– И что, вы думаете, это значит?
– Ровным счетом ничего, шеф.
– ОК, – проворчал вдруг помрачневший Гейтс, – посмотрим, что вырастет из этих гульденов, скажем, через 2–3 – года.
Пару-тройку лет спустя. Начало
Все началось с того, что моя жена Таня решила с понедельника вести новую жизнь. У женщин это означает сбросить вес путем где-то подслушанной изнурительной диеты, аэробики, массажа, в том числе с использованием всяческих технических достижений. Она тут же отправила меня на антресоли искать аппарат какой-то там электротерапии, который мы лет 15 назад, еще не будучи женатыми, купили в Бирме, теперь Мьянмой называется. Слыхали про такую?
Мой богатенький одноклассник, исколесивший со своей подругой на не очень праведные доходы почти весь мир, вместе с американскими домохозяйками искренне полагал, что это «где-то в Африке». И был поражен, узнав от меня, что дивная страна притаилась «слева от Таиланда» и легко может с ним конкурировать своими золотыми пляжами, экзотическими древностями, гигантскими Буддами и другими атрибутами «туристического рая». Чего стоит только одно озеро Инле, где люди живут на воде и гребут ногами, зажав другой конец весла под мышкой! А женщины-жирафы одного из затерянных в джунглях племен? А пещеры, набитые культовыми изваяниями? А буддийский канон в камне? А…да что там перечислять! Жаль, что все это не ведомо массовому туристу! Ну не заходят туда роскошные круизные лайнеры… как, впрочем, и в наши территориальные воды…
Так вот, нам, выпускникам московского иняза, повезло проходить там практику в качестве переводчиков английского языка на промышленной выставке по линии Торговой палаты СССР. Хорошо помню, что это было осенью, когда в тропиках устанавливается приемлемая для европейцев погода. Ну и, сами понимаете, что означало для советского человека высунуть нос за «железный занавес», пусть не в Париж, но все же за границу, да еще в такой экзотический уголок Юго-Восточной Азии, куда, как нам тогда казалось, кроме таких великих путешественников, как Марко Поло или Афанасий Никитин, нога белого человека еще не ступала. Потом, конечно, узнали, что очень даже ступала и так ступала, что бирманцам в итоге пришлось искать защиты от английских колонизаторов у японских самураев, которые, как позже выяснилось, тоже не сахар. А до того там паслись голландцы, португальцы…В общем, всякие выдающиеся представители «цивилизованной Европы» норовили втихаря и не очень чем-нибудь поживиться в этой крупнейшей стране Индокитая, превосходящей по размерам Францию, не говоря уже о Великобритании. Дело в том, что она буквально нашпигована богатейшими природными ресурсами, включая сказочные запасы рубинов, сапфиров, золота, урана, вольфрама, а также ценные породы древесины, которыми и по сей день блистают покои британских монархов.
Ритуал оформления командировки за границу у нас в те годы был заковыристым: характеристики, анкеты, собеседования с серьезными дядями, которых, среди прочего, интересовало, что мы знаем о стране, куда собираемся лететь. А что мы знали? Да почти ничего! Кое-что почерпнули в Большой советской энциклопедии, а так, простому смертному отловить в библиотеках или на городских книжных прилавках «что-нибудь про Бирму»… Не реально. К счастью, друзья раздобыли для нас в Институте народов Азии научно-популярные работы тогда неведомого нам Игоря Можейко. Оказалось, это тот самый талантливый писатель, что хорошо известен сейчас у нас в стране даже детям как Кир Булычев. Благодаря ему мы блеснули перед экзаменаторами редкими знаниями об истории и культуре Бирмы. И были выпущены за кордон.
В зоне вылета «Шереметьево-2» к нам подошел улыбчивый мужичок, представившийся Николаем из белорусского «Тракторэкспорта». Направлялся в командировку на ту же выставку. Окинув нас взглядом бывалого заграничника, он поинтересовался, сколько бутылок водки мы с собой взяли, и, узнав, что ни одной, радостно заворковал, уговаривая взять у него «лишние» четыре бутылки, которые таможня могла не пропустить. Тогда мы подумали, что это он подарки-сувениры везет, но потом с удивлением узнали, что исключительно для своего личного потребления, дескать, «в таких странах приличного спиртного, за исключением дорогущего вискаря, днем с огнем не сыскать, да и чем еще от холеры всякой отгораживаться?».
Мы, естественно, не отказали, чем заслужили его особое расположение и удостоились чести оказаться под его наставничеством и опекой в плане первого знакомства с ночной жизнью тогдашней бирманской столицы – Рангуна[1]. Самостоятельные выходы в город начальством не приветствовались. К тому же, в дневное время приходилось аки пчелкам трудиться на выставке.
В одну из таких партизанских вылазок мы оказались в портовой части города на ночном рынке, заваленном контрабандным ширпотребом, поступающим через сухопутные границы с Индией, Бангладеш, Непалом, Китаем, Лаосом, Таиландом, и морем – из Бенгальского залива и Андаманского моря. Ночная жизнь в тропическом городе – это отдельная песня, из которой я могу процитировать только несколько восклицаний. Конечно же, это прежде всего запахи, но не тропических цветов, как могут подумать некоторые, – цветы в тропиках почти не пахнут, если не считать конкретного сорта душистой акации, – а небывалый букет восточных пряностей, жареной, вареной, печеной, сушеной, вяленой, соленой, засахаренной и специально подтухшей пищи; углей и солярки, на которых она готовится; сандаловых палочек, кукурузных сигар, которые курят преимущественно пожилые женщины; сырости, гнили, нечистот и пр., и пр. При этом все вокруг продается и покупается, дети требуют бакшиш, сутенеры доверительно суют вам под нос фотоальбомчики с «женским товаром» всех возрастов и национальностей, сомнительные личности наперебой предлагают чего-нибудь выпить, понюхать, пожевать, покурить, и все это под крики зазывал, сольное мужское и женское пение и какофоническую для европейского уха местную музыку.
Белорус с видом знатока подмигивал и указывал мне на невиданные советским человеком всякие изобретения для сексуальных утех под маркой «Джеймс Бонд». Но нас, примерных комсомольцев, тогда притягивали более всего разного рода электронные безделушки из Гонконга или Тайваня и, конечно же, японские фотоаппараты, портативные диктофоны, магнитофоны и транзисторные коротковолновые приемники, позволяющие слушать весь мир. Плюс Таню, понятно, интересовала натуральная местная и китайская косметика. Вот там-то, в одной из китайских лавок, нас раскрутили купить «для здоровья» прибор «от всех болезней», который будто бы на современном технологическом уровне обеспечивал тот же эффект, что и традиционная китайская рефлексотерапия, но без отталкивающих белого человека иголок.
Про чудодействие этих самых иголок мы наслышались от посольского врача Лиды Клименко, которая специально обучалась этому в Пекине и впоследствии стала ведущим рефлексотерапевтом в нашей стране. А тогда она инструктировала сотрудников выставки по вопросам гигиены и санитарии в условиях жаркого влажного климата и неблагоприятной эпидемиологической обстановки. В свое время бирманские тропики сломали даже непобедимых потомков Чингизхана, спустившихся с откварцованного солнцем стерильного высокогорного тибетского плато завоевывать плодородные земли в прокисшей дельте реки Иравади. Та же мудрая Лида пояснила, что от холеры лучше отгораживаться кислой средой, то бишь сухим вином, а не классическими стограммульками, которые лучше использовать просто для протирки посуды и столовых приборов в местных ресторанах под пальмами.
Выбор «чудо-аппаратов» был огромен. Хозяин лавки радостно суетился, вскрывая все свои запасники и буквально заваливая нас различными модификациями, многие из которых были нам не по карману. Утомившись от навязчивого сервиса и торгов, мы в итоге выбрали из образовавшейся горы изделий то, что отвечало нашим возможностям, отказались от бонусного зеленого чая с австралийской сгущенкой и спешно двинулись дальше, жадно глотая воздух свободы, который должен был иссякнуть ближе к рассвету, когда нам следовало как ни в чем не бывало оказаться в гостинице.
Теперь этот прибор я откопал на антресолях среди ставшего вдруг невостребованным полного собрания сочинений В.И. Ленина, старых лыжных ботинок и других раритетов, составлявших когда-то смысл жизни. Сдунув пыль, попытался запустить технику, но, судя по всему, аккумулятор безнадежно сел и не хотел заряжаться. Полез во внутрь, в бытовой электрике вроде разбираюсь. Тут все и началось.
Проблемная находка. Завязка
Вскрыв отсек питания, я увидел сложенный трубочкой листок папиросной бумаги, которую принял сначала за инструкцию, но лишь на мгновение, потому что, развернув, обнаружил внутри прикрепленные к ней пластырем два камешка – синий и красный. Текст был написан от руки, причем, не «квадратными» китайскими, а «круглыми» бирманскими иероглифами, которые трудно с чем-то спутать, разве что с грузинской письменностью. Вдобавок на бумаге были какие-то бурые пятна, напоминающие то ли масло, то ли запекшуюся кровь.
Камешки Татьяну обрадовали, но особо не впечатлили; она тут же сказала, что это вероятнее всего сапфир и рубин, которыми забиты прилавки бирманских рынков. При этом заявила, что в наших ювелирных магазинах легко можно найти экземпляры и покрупнее, правда, говорят, их искусственно выращивают где-то в Новосибирске.
Однако сам факт нашего открытия обескураживал. Получалось, что аппаратик кем-то в Бирме использовался в качестве тайника или вроде того. Да еще записку с ним кому-то передавали. Причем, хозяин лавки проморгал… А мы через границу невольно перебросили, рискуя оказаться за решеткой. Все это надо было осмыслить. Успокаивало то, что с момента покупки изделия прошло много лет, и ничего ужасного с нами не приключилось.
Для начала надо было разобраться с содержанием записки, наверняка про эти самые камешки. Долго думали. Единственным знатоком бирманского языка, которого мы лично знали, был Альберт Иванович Алексеев, преподаватель Петербургского университета. В Рангуне мы под его началом состояли в группе переводчиков. Кроме того, он консультировал всю выставочную команду в качестве эксперта по стране. Бирманские хозяева в нем души не чаяли, умилялись его идеальному произношению, знанию местных традиций и обычаев.
Один раз он здорово меня выручил, когда, не знаю по чьей указке, администрация нашего отеля запустила в мой номер миловидную бирманку. Девица на неплохом английском молотила всякую невинную чепуху, при этом тут же присела на кровать и явно вела дело к моему совращению. Чуя, что дело пахнет провокацией и, возможно, уже документируется на фото- или кинопленку, я столь же невинно сказал, что сейчас добуду у своего приятеля настоящее Советское шампанское, чтобы отметить наше знакомство. Несмотря на протесты мадам, я выдал звонок Алексееву, сообщив, что у меня объявилась местная красавица – большой друг русского народа, и надо бы отметить это вместе. Опытный Альберт Иванович все сразу понял, сказал «щас буду» и вскоре появился с веселой компанией совграждан, держа в одной руке бутылку «Шампанского», а в другой – огромную коробку шоколада, мол, гуляем по поводу удачно заключенного контракта на выставке; заодно стали приглашать отнекивающегося коридорного, который наверняка был причастен к запуску девицы. В итоге они оба, смущенно улыбаясь и благодаря за угощение, смылись, а я на всю жизнь затаил признательность Алексееву за то, что не дал испортить мою комсомольскую биографию потенциальным компроматом.
В общем, отправили мы ему почтой на университетский адрес (домашнего не знали) письмо, в котором очень вежливо и с массой комплиментов попросили по возможности растолковать содержание прилагаемой записки, сообщили свой телефон.
Выходные я проковырялся с прибором, пытаясь как-то его реанимировать. Бесполезно. Значит, надо было нести в ремонт или искать замену аккумулятору. Это требовало времени, так как нужный «развал» электроники был от нас на другом конце Москвы. В итоге начало «новой жизни» у Тани пришлось отложить, что, впрочем, не очень ее расстроило. А мы погрузились в прозу очередной рабочей недели. Трудовые будни издательского дома, где мы зарабатывали на жизнь переводами иностранной литературы, были весьма насыщенными.
Прошло дней десять. Алексеев молчал. Пришлось разориться и позвонить по междугороднему в деканат Востфака СПбГУ. Там подтвердили, что господин профессор в природе существует, приняли для него нашу телефонограмму с напоминанием про письмо и просьбой перезвонить, «если не затруднит».
Тем временем решили все-таки предварительно оценить камешки, которые могли украсить наш скромный бюджет. Захватив заодно неисправный аккумулятор, я направился к нашему знакомому геологу-минеральщику Олегу. В начале 90-х он стал никому не нужен со своей «романтикой тайги» и кое как устроился в частном ювелирном салоне на Арбате, где-то чуть не под крышей исторического здания, с пятиметровыми пролетами между этажами. Лифт, конечно, «на ремонте». Поработал ногами. Клиентов не было, поэтому Олег мог уделить мне определенное время. Долго изучал камни со всякими линзами и подсветками. Затем как-то странно посмотрел на меня.
– Ну что тебе сказать… В обоих случаях это корунд, то бишь, свободный глинозем – окись алюминия. Для его образования из полевого шпата требуется давление выше 10 кбар и температура не ниже 1500 градусов по Цельсию, что соответствует глубинам в земной коре порядка 30 километров. По твердости уступает только алмазу. А чтобы вся это прелесть оказалась на поверхности, нужен еще прямой вулканический выброс. Дело давнее, поэтому не обошлось без размыва древних горных пород. Устраивает? Ладно, не печалься. Это драгоценные камни высшего класса – рубин, по-нашему – яхонт, и сапфир. Красный цвет придает хром, синий – титан и железо. Качество надо смотреть на спецприборах, но определенно выше среднего. У нас нечто подобное водилось на Среднем и Полярном Урале, но поскромнее, для ювелирки редко подходило. Где ты их взял?
– В Рангуне, на Эмпориуме.
– Это что такое?
– Оптово-розничная выставка-продажа драгоценных и полудрагоценных камней, а также жемчуга. Говорят, в те годы такие аукционы регулярно проводились тогда только в двух странах мира – Южной Африке и Бирме. А как сейчас – не знаю.
– Понятно, – протянул он с явным недоверием. Ну и что, хочешь продать? Могу дать по 500 баксов за каждый. Если бы были кабошоны с астеризмом, то бишь со «звездочкой», дал бы больше.
– Да нет, я пока только прицениться.
– Ладно, но будь с ними осторожней, что-то мне подсказывает, что они могут оказаться проблемными…
Смущенный ситуацией, в которой мне по сути приходилось неумело врать, и во избежание дальнейших расспросов, я поспешил назад, не спросив, о каких проблемах может идти речь. А зря.
По дороге домой сделал крюк и завернул на недавно выросший буквально из ничего рынок всех видов товаров и услуг, – вдруг получится найти спецов по аккумуляторам. Долго месил грязь, пока набрел на профильную лавку. Сонный мужик, чередуя пиво с сигаретой, лениво повертел в руках батарею, сказал, что замену найти будет трудно, почти невозможно, мол, «легче поколдовать с самоделкой», и в итоге предложил оставить на пару дней, дабы «что-нибудь придумать».
