Семен Пегов
Я и рыжий сепар
– Ох уж этот Минер, у него люди что хотят, то и делают… Слышишь, Воха, мы по ходу уже на их территории, давай-ка обратно.
На этих словах что-то в моем сердце сжалось.
– Тут особо не развернешься, а застревать в этих полях под «Градами» неохота чё-то…
– А ты давай задним!
Воха тут же переключился и с виртуозностью, которой ему и правда было не занимать, погнал обратно, не разворачивая «аутлендер». Мы откатились километра на полтора.
– Ну что, остановить тачку, чтобы вы нормально поснимали? Не ссыте, они реально сейчас тупо по полям стреляют, – приободрил нас Моторола.
Бледные, мы с Андрюхой согласились на остановку. Следующий пакет украинских РСЗО приземлился значительно ближе пятисот метров, я всунул Стенину свою камеру в руки, чтобы записал мне стенд-ап, истерично прокричал что-то в объектив на фоне жирных разрывов. Воха тем временем успел развернуться, мы запрыгнули обратно и понеслись к Николаевке. Моторола продолжал безмятежно анализировать поведение украинских артиллеристов:
– Они хотят по ходу эти поля тупо перепахать, в сельскохозяйственных тупо целях. У них же на Западной Украине основной бизнес в деревнях – это картофель, а здесь, видишь, подсолнухи растут, непорядок. – После очередного реактивного залпа ироничный тон ополченца сменился на неподдельное беспокойство – все сорок ракет легли значительно ближе к городу, чем раньше. На окраине Николаевки что-то задымилось. – Вот суки. Все-таки достали до города. Воха, давай быстрее – Лена сейчас у мамы как раз, надо их срочно забрать!
Из контекста стало понятно, что мать его девушки как раз в Николаевке и живет. Мы подъехали к серой пятиэтажной хрущевке, Лена организовывала местных жителей на площадке у входа в подвал. Совсем уже старенькие бабульки категорически отказывались спускаться в подземелье. Девушка не оставляла попыток переубедить их. Появление Моторолы подействовало на бабуль отрезвляюще, все-таки внушал он определенное доверие.
– Лен, а ты давай с нами, отвезем Сэмэна с Андрюхой в Славянск, может, там и останешься.
– А мама как?
– Маму тоже с собой заберем, найдем где разместить…
* * *
Моторола устроил Лену временно служить в «Ай-корпус» – информационный ресурс при стрелковском штабе. Она, конечно, бунтовала, рвалась на передовую. Но он как-то мягко сумел ее убедить: сейчас так будет лучше, тем более что рана, мол, у нее до конца еще не зажила и все такое. Вместе с добровольцем из Крыма Серегой – позывной Корень – они готовили ежедневные фронтовые сводки, распространяли их в Интернете и передавали нам, журналистам. Я ее встречал каждый раз, как заезжал в штаб, чтобы записать интервью у Стрелкова. Она здоровалась и первым делом спрашивала, видел ли я Мотора на передовой, все ли у него в порядке. В последние дни обороны Славянска он редко брал меня с собой, не вылезал из Николаевки, так что мне рассказать особо было нечего. Однажды утром я вышел на балкон с чашкой кофе – мы кипятили воду на специальных газовых горелках, я умудрялся даже сообразить кофе по-восточ ному – и увидел, что огромная славянская ТЭС, которая располагается как раз в Николаевке, дымится черным, явно инородным дымом. «Плохи дела», – подумал я и пошел за бронежилетом и каской. Позвонил Мотороле, его новый номер был отключен, так же как и прежде старый. Ничего позитивного это не предвещало. Пока я облачался в средства защиты, позвонила Лена. Голос ее был сам не свой. Мотор и с ней не выходил на связь уже несколько часов. Я обещал позвонить, как что-то выяснится. Под окном, к моему счастью, дежурил отважный таксист Саша, который не раз отвозил меня к фронту.
– Ну и какой у тебя план? – уже на ступеньках спросил меня, как правило, рационально настроенный Стенин.
– Доеду сначала до Семеновки, узнаю новости, а там видно будет.
– Бесперспективная затея, по-моему, – оценил мои шансы Андрюха и проводил скептическим взглядом. Предложил таксисту Саше надеть броник, тот по-доброму рассмеялся в ответ, мол, он всегда без броника ездит, я попытался объяснить, что сейчас все может сложиться иначе, он и слушать ничего не хотел, ссылаясь на фатальные какие-то законы мироздания.
Санек – усатый, дородный, лет пятидесяти мужик – прекрасно знал, как нужно проезжать опасные участки трассы, ну чтобы под танк не попасть. Самый простреливаемый, по нашему опыту, кусок мы проскочили гладко, однако на подъезде уже к центральному семеновскому блокпосту оказалось, что бояться нужно было отнюдь не танка. Как выяснилось позже, ВСУ подогнали к селу батарею саушек, а именно «Акаций», они били точнее, чем минометы, да и калибр побольше, но главное – четыре самоходки давали залп одновременно. Буквально за пару сотен перед нами сразу четыре мощных прилета. Машину повело, я подумал, что Саня запаниковал, но на лице его была только досада.
– Колесо пробили, – лаконично констатировал он, кое-как дотянул до блоков и увел автомобиль немного в сторону за зеленку. – Самое, – говорит, – печальное, что запаска есть, а домкрата нет.
«Вот так попадос», – скользнуло в мозгу.
– Побежали, Сань, на блокпост, там хоть как-то укрыться можно, ну и спросим, где домкрат раздобыть.
Никакого домкрата у постовых конечно же не было. Я оставил Саню с ребятами и двинул дальше, неподалеку располагалась база, где заправляли ополченские машины, к тому же там частенько обитал Кедр, уж он-то наверняка что-то знал. У ворот никто не дежурил, двор дымился, на ступеньках в подвал лежали сгустки крови. Внизу было совещание, меня узнали, запустили. Буквально пять минут назад на площадке разорвало заправщика. Хотели затащить его в укрытие, откачать, но быстро поняли – двухсотый безвозвратно. Пока оттащили в сторону, накрыли курткой-хаки, ждали машину, чтобы забрали тело. Командующий Семеновским гарнизоном Кэп внимательно выслушивал доклады разведчиков, количество стянутой к деревне артиллерии ВСУ становилось абсурдным. Создавалось впечатление, что в штабе АТО решили выставить против каждого ополченца по одной единице бронетехники. Глупо было встревать в разговор с просьбой о домкрате, поэтому я помалкивал. Совещание затягивалось, наверху вроде стихло. В подвале было чересчур душно и затхло, у меня начинался приступ астмы, вышел в предбанник. Только я вдохнул горького, но все равно свежего воздуха, в глазах стало светлеть, смотрю – по лестнице сбегает Воха. Накинулся на него, как на родного.
– Куда вы пропали? С Моторолой все в порядке? Там Лена места себе не находит!
– Связь легла полностью, с командиром все хорошо… Укропы заваливают Николаевку не по-детски… Там еще жопа случилась, но Мотор тебе сам расскажет. Вэсэушники уже заходят в город… А ты-то как здесь оказался?
– Мне, – говорю, – домкрат нужен. В машине, на которой я приехал, колесо пробито.
– Сейчас решим, я только к Кэпу заскочу на минуту.
Пока Воха говорил с командующим, я отписался Лене, что Мотик жив.
– Поехали к ремонтникам, тут рядом. – Ополченец вернулся быстро.
Я сел вперед, поскольку место, где обычно сидел Моторола, сейчас пустовало. Найти необходимый инструмент для Вохи и вправду не составило проблем.
– Где твой водила прячется?
– На центральном блокпосту!
Через минуту мы были там.
– Эй, хлопцы! – обратился он к очумевшим бойцам с командным тоном. – А ну-ка, помогите мужику оперативно запаску поставить.
Таксист Санек благодарно закивал.
– А ты в Николаевку поедешь со мной?
– Конечно, – говорю, – поеду.
Объяснил Саньку, чтобы не дожидался меня и уезжал обратно в город, пользуясь передышкой. Мы погнали навстречу полыхающей Славянской ТЭС.
* * *
– Буквально пару часов назад укропы из артиллерии расхерачили водопроводную трассу, через которую снабжались Славянск, Горловка и частично Донецк. – Воха показал рукой, облаченной в окостеневшую тактическую перчатку, направо.
Я всмотрелся в поле, через которое проходила огромная труба – диаметром, наверное, в метра два, – и увидел, как из кривых и острых дыр изрыгались фонтаны жидкости.
– Судя по тому, как ВСУ упорно долбили по Славянской ТЭС из «Градов», они намеренно уничтожают инфраструктуру, – продолжал Воха, – им главное против ДНР гражданское население настроить, они ведь понимают, что народ за нас… Но если люди месяцами будут без воды и света сидеть – надолго ли их хватит? Хитрожопый у нас противник, в прямое столкновение не вступает, берет измором…
– Останови, на минуту буквально – я сниму разбитый водопровод! – попросил я.
– Ты чего, офигел? Правосеки в любой момент могут здесь на трассу выскочить с бронетехникой, их силы уже вошли на окраину Николаевки. Учитывая, что наша группировка уже недели две как в оперативном окружении, им не составляет сейчас труда попытаться разрезать наш фронт на две части.
– Ладно, сниму из окна.
К тому моменту, как мы подъезжали к Николаевке, как раз со стороны ТЭС, испускающей неестественные для сооружения клубы черного и ядреного дыма, начало смеркаться. На въезде в город на блокпосту суетились ополченцы – их лица были черны, истощены, взволнованы. На обочине сидели чумазые и постанывающие раненые – ждали, пока их эвакуируют.
– Чьи? – безапелляционно поинтересовался Воха у постовых.
– Это люди Мачете.
– А где он сам?
– С Моторолой недалеко от госпиталя.
– Дзякую! – Воха поставил точку в лаконичной беседе и погнал к больнице.
Моторолу мы застали у «буханки», рядом с которой он руководил погрузкой ПТУРов, АГСов и ящиков с боеприпасами. Судя по всему, где-то рядом была база-штаб, где хранилось все это добро. Довольно быстро стало понятно – ополченцы уходят из Николаевки, а задача Мотора – сделать это грамотно, сохранить как можно больше людей, оружия и техники.
– Отступление? – Я ограничился одной фразой, дабы не раздражать никого, ребятам было явно не до комментариев прессе.
– Приказ первого, – ответил мне Серега с позывным Корень. Ему было лет тридцать пять, фигура борца, который давно не выходил на ковер, коренастые плечи, толстые ноги, небольшой живот, круглое лицо. Он недавно приехал в Славянск из Крыма работать в стрелковском штабе медийщиком, мы пересекались иной раз на съемках, он тоже гонял на передовую с камерой, теперь глаза у него вылезали из орбит, в руках он крепко сжимал автомат. Поймав мой удивленный взгляд, отвечал отрывисто, чуть заикаясь: – Мина взорвалась в метре от меня, а то и ближе, прикинь, всех пацанов, что были рядом, посекло, двое не выжили, а я цел, контузило только…
– Охренеть, – говорю, – рад, что ты цел.
– Автомат я у убитого укропа забрал, первый мой трофей. Бой был, когда ВСУ заходили в Николаевку, я с мотороловскими ребятами попал под замес, но мы их задержали… Я там тогда понял, что без автомата в бою никак. Короче, я теперь комбатант, – подытожил Корень, на лице застыла перекошенная полуулыбка-полуоскал, из-за контузии, наверное, она никак с его лица не сходила.
– Сэмэн, – окликнул меня Моторола, – у тебя есть десять минут, чтобы сгонять в больницу, пообщаться с гражданскими, которых ранило во время артобработки, перед тем как нацики вошли в город. Корень, проводи его… Не задерживайтесь только. Через десять минут мы выдвигаемся.
Крымский Серега нервозно огляделся по сторонам, как будто определяя, в каком направлении больница, в обычной ситуации такие сомнения вызвали бы во мне напряжение, но здесь напрягаться было бессмысленно – надо либо идти, либо нет. Я пошел за Серегой. В типично советской, обшарпанной больнице не осталось электричества. Артобработка ВСУ вырубила все коммуникации, похоже, в поликлинике даже воды не хватало, измученные медбратья и медсестра, как сомнамбулы, шарахались по коридорам, где через метр-два стояли припаркованные носилки с людьми, которых посекло осколками снарядов различного калибра. У кого уцелела батарея – освещали себе путь мобильниками. Когда сектор этого слабого индивидуального освещения падал на нас с Корнем, в глазах встречных загорались вспышки полуживотного ужаса. Медперсонал не знал, за кого нас принимать: я в бронике и каске, Серега Корень – тот и вовсе в камуфляже с автоматом – то ли это уже вэсэушники зачищают местность, то ли ополченцы, которые отстали от отступающей колонны. Они были испуганы и насторожены. На мой околомосковский говор реагировали доброжелательно, врачи надеялись все-таки, что дэнээровцы отобьют атаку украинской армии. В противном случае их судьба была туманна. Никто ведь не поверит, что они не оказывали медицинской помощи тем, кого в Киеве называли террористами. После гибели нескольких журналистов всем стало понятно: в этой войне международные конвенции о статусе репортеров, а значит, берите шире – врачей не работают. Я спросил, почему поликлиника не эвакуируется? «А куда?? В Славянск??? Там же блокада…» Эти люди были испуганы, но по-своему прагматичны. То, что Славянск Стрелкову не удержать своими силами, стало очевидно, не только из ежедневных речей министра обороны ДНР, но и теперь из их реального опыта. Николаевку раскатали из реактивных систем залпового огня, самоходных артиллерийских установок и танков. Противопоставить им ополченцы могли разве что несколько минометов, стрелковое оружие и малоэффективные против артиллерии гранатометы и крупнокалиберные пулеметы. В таком соотношении сил – это ни о чем. Надежда сохранялась на то, что вмешается Россия, на это надеялся и Стрелков. Но Россия не вмешивалась: политические заявления, конечно, звучали, однако армию в Донбасс тогда никто не вводил. Шансы были пятьдесят на пятьдесят. Медики положились на судьбу и как могли спасали раненых. Добрая половина из них – сотрудники Славянской ТЭС. Я поговорил с мужчиной, у которого вместо правой нижней конечности было настоящее месиво, его обкололи обезболивающим, но, в отличие от рабочих на соседних койках, он был в сознании и мог еще что-то соображать.
– Самое обидное, – проговорил сорокалетний, посеревший от потери крови мужик, – непонятно – нас-то за что. Я даже на референдум этот не ходил, просто продолжал делать свою работу на станции, я же не на ДНР работал… – Продолжить он не смог, потому что вмиг посерел еще сильнее, видимо, и его силы были на исходе. Я не стал приставать с расспросами, ситуация ясна. Врач посолиднее, чем рядовые сотрудники (не было времени выяснять должность), с каким-то отдающим больничным запахом отчаянием сообщила статистику:
– Сто процентов ранений – осколочные, тяжелых много, больше двадцати, света нет, воду носят с колонки.
Слов поддержки в тот момент у меня не нашлось. Прогремел очередной залп «Градов», когда стало понятно, что разрывы пришлись не по нас, а по соседнему кварталу. Мы с Серегой Корнем побежали обратно, к Мотороле. Оставаться в Николаевке или выбираться отсюда в одиночку ой как не хотелось.
По дороге нас обогнала визжащая девятка, которую я заприметил еще у базы-штаба, где Моторола руководил погрузкой оружия в «буханку». Она пролетела, едва не задев Серегу, люди внутри были явно в истеричном состоянии.
– Это Лето (а может быть, Серега сказал – «Юг», я, признаюсь, тоже был уже не в себе и не запомнил точно). После того как его командира Мачете ранило еще во время одного из первых боестолкновений с нациками и его эвакуировали в славянский госпиталь, он остался старшим, но по ходу не был готов и сейчас на панике, скорей всего, они ездили, чтобы выяснить, докуда успели дойти укропы.
– Судя по их стремительности, – не удержался я, – украинские военные где-то совсем рядом.
Мы прибавили ходу, если не сказать побежали. Забегая во двор и увидев, как Моторола разговаривает с бурно жестикулирующим Летом (или Югом) – метрах в двадцати от них толпилось человек пятьдесят в обвисшем камуфляже, – я успокоился: успели, значит. Неоднородная форма бойцов, казалось, была велика многим на пару-тройку размеров. Учитывая, что в те времена ребята приезжали на передовую в том, что самим удалось раздобыть еще на гражданке, – командование обеспечивало их автоматами, патронами, сухпаем, – в остальном экипировка была делом добровольным, кто-то и в джинсах воевал. Из-за этого я сделал вывод, что ополчение, которое находилось на фронте, изрядно исхудало. Подумалось тогда, что война – это не только адреналин и пиф-паф, но и тяжелый изнуряющий труд: рытье окопов, постройка блиндажей, бег с препятствиями от железных подарков с неба, перетаскивание собственных орудий и прочая рутина. Стоящих передо мной людей она иссушила, сделала угловатыми, заострила подбородки и скулы.
– У них колонна с танками и БТРами идет уже по центральной улице, с ними пехота, они уже приступили к зачистке, – доносились выкрики заместителя Мачете с южным позывным. Он был на полторы головы выше Моторолы, значительно атлетичнее, чем-то похож на актера Дюжева. Однако солидная боевая внешность не сказывалась на его эмоциональном состоянии, парень явно был взвинчен. Моторола терпеливо его выслушал, тот после доклада обстановки перешел к ярко окрашенным жестами призывам – уносить ноги.
– Так, успокойся, не трахай мозги и построй своих людей. Приступать!
Ополченец попытался было нервно продолжить гнуть свою линию, Моторола перебил его, гаркнув что-то вроде:
– Прекратить разговоры, выполнять приказ.
Заместитель Мачете от такого мотороловского настроя как-то сразу потух и засуетился в поисках своих подопечных.
– Слушаем и вникаем! Времени повторять нет! Враг уже продвигается к центру города! Вступать в прямое боестолкновение сейчас уже не имеет никакого смысла! У меня приказ товарища Первого – вывести личный состав из Николаевки без потерь, сохранить технику. Предыдущей ночью нас стало на двести человек меньше. Минер, не предупреждая командование и других командиров в Николаевском гарнизоне, покинул вместе со своими людьми позиции и ушел в Горловку к Бесу. Для нас с вами они дезертиры: раскрыли оборону, подставили нас. Город мы не удержим, погибать бессмысленно права не имеем, за нами Семеновка и Славянск. Вопросы есть? – обратился Моторола к строю.
Со стороны это выглядело даже немного странно. Представьте себе толпу вооруженных мужиков, рослых, крепких парней – за сорокет каждому, с серьезными окладистыми бородами и хмурыми лицами. И на контрасте – полутораметрового, щуплого даже в бронежилете, облепленного наколенниками и налокотниками парня, похожего на девятиклассника, на небольшом черепе которого матовый черный шлем, как у астронавта. Его высокий срывающийся голос далек от генеральского баса или полковничьего тенора. Но при этом эти одичавшие от окопной жизни серьезные мужики из донбасских шахт напряженно ловят каждое слово этого мальчугана. (Мотороле, конечно, не пятнадцать лет было, он 1983 года рождения, но во время боев за Славянск он действительно выглядел гораздо моложе, фронтовой адреналин имеет такое свойство – одних утрированно старит, других отчаянно молодит.) В строю молчали.
– Вопросов нет, – ответил за подчиненных Моторола и перешел к главному: – Теперь о плане эвакуации. Во-первых, всем выключить телефоны и убрать фонарики. Выходить будем в полной темноте. У противника могут быть беспилотники, да и наблюдателей тоже легко расставить по крышам, чтобы засечь перемещение нашей колонны. Обнаружат – расфигачат из арты только так. Никому, думаю, объяснять не надо. Никакого освещения. И никаких сигарет. Идем за проводником цепочкой: пять-шесть метров друг от друга, но так, чтобы видеть спину того, кто впереди. Громко не разговариваем, а лучше не разговаривать вообще. В частном секторе у укропов тоже найдутся уши, которые с радостью на нас настучат куда надо. Впереди едет Воха на тачке, он первый. Если у кого-то есть ранения или резко обнаружившиеся болезни, лучше сказать прямо сейчас и пересесть в машину, два-три места найдется.
Из строя зароптали:
– Да уж дойдем как-нибудь, командир.
Пока Моторола раздавал ЦУ, стемнело окончательно, отряд превратился в однородное копошащееся во мраке существо. Судя по шевелению где-то впереди и тихому шороху автомобильных шин, Воха тронулся, а за ним и колонна. Моторола замыкал цепочку, и мы с Серегой Корнем решили тоже пристроиться где-нибудь недалеко от командира. Между нами оказалось человек пятнадцать. В том числе и совсем недавно истеричный Юг (он же Лето), но теперь дисциплинированно выполнявший мотороловские приказы.
В Николаевке я не ориентировался вообще, тем более ночью. Сначала тьма была кромешной абсолютно, затем вышла луна, картинка получилась бы вполне себе героической, но камера у меня села напрочь. Мы шли какими-то огородами, через частный сектор, из-за заборов то и дело лаяли встревоженные и обезумевшие от оглушительных обстрелов сторожевые псы, скулили изнеженные домашние питомцы. Конечно, это действовало на нервы, но против собачьих инстинктов любая конспирация бессильна. Шли под завывания, и редкий переулок встречал тишиной, в таких местах все вздыхали с облегчением. Я сверлил взглядом спину бойца, что шел впереди, и частенько оборачивался, чтобы убедиться, что Корень следует за мной. На перекрестках мы проходили мимо выставленных Моторолой заранее «секретов», – как правило, в них сидело по два-три бойца с крупнокалиберным пулеметом, этого было достаточно, чтобы остановить передовой отряд ВСУ даже при наличии БТРа.
Отступление было продумано, колонне обеспечивали прикрытие, после того как цепочка проходила мимо огневой точки, «секрет» снимался и вливался в строй. Прошло минут тридцать, по моим ощущениям наш путь длился чересчур долго. Полчаса – это два с половиной километра, если в среднем темпе идти, подсчитал я. Сквозь лунный свет начали просматриваться поля, что было нелогично, мы должны выйти на блокпост рядом со Славянской ТЭС, а ее безошибочно узнаваемых труб на горизонте не предвиделось. Повод бить тревогу. Однако, не думая, что я самый умный в этой компании, я молчал, не хотелось опозориться и прослыть паникером. Так, оказалось, размышлял почти каждый, поэтому мы едва не попали в западню. Еще минут через пять – человека на три впереди меня – я услышал настороженный вопрос:
– Дед, а ты чего так сильно хромаешь?
– Нога болит… – пробурчали в ответ.
– Ты точно не отстаешь от того, кто перед тобой?
– Да я уже давно никого перед собой не вижу, иду прямо да и все, – с наивной и простецкой интонацией заявил хромой.
