Сборник статей
Роль правовой системы в обеспечении устойчивого социально-экономического развития. Материалы экспертной дискуссии, состоявшейся в РАНХиГС в рамках Гайдаровского форума 12–14 января 2017 года

Право и экономика в микро- и макроэкономическом анализе

Помимо фундаментальной проблематики, связанной с правами собственности и соответствующими функциями государства как правового регулятора, в сфере микроэкономического анализа получили развитие и другие проблемы на стыке права и экономики.

По мере того как отношения собственности все более отходили от типичной докапиталистической связки «власть – собственность», все более значимую роль приобретали юридические формы, в которых отливались права коммерчески отчуждаемой собственности. Об этом можно писать тома. В частности, с тех пор стало чрезвычайно важным отделение «имущества в требованиях» (choses in action) – долговых расписок, ценных бумаг, первых патентов и т. п. от «имущества во владении» (choses in possession) – реальных активов.

Можно привести некоторые примеры из практики СССР и современной России. Судя по некоторым пассажам в книге «Государственная социалистическая собственность» (1948), A. B. Бенедиктова немного смущало, что государственная социалистическая собственность, как и в Египте фараонов, представляла все ту же «власть – собственность»^[4]. Как известно, огромными хозяйственными комплексами на Востоке на протяжении столетий управляла верховная власть, при этом эффективность труда работников, во многих случаях обладавших зависимым социальным статусом, была низкой. Для структуры, «восточной по происхождению, очень важен факт причастности к власти либо обособленности от нее. Достаточно напомнить, что для нее всегда было характерно бесцеремонное отношение к частной собственности тех, кто не был близок к власти. Беспрекословное подчинение такой частной собственности как феномена и частных собственников как социального слоя было нормой» (Васильев, 2010: 569).

В 2007-2008 гг. и в последующие годы в Российской Федерации создавались государственные корпорации, регулируемые особыми нормативно-правовыми актами. Заметим, что специфический статус государственной корпорации (или государственной компании) порождает целый ряд теоретико-методологических вопросов о месте данной организационно-правовой формы в российском правовом поле и, что особенно важно, о ее позиционировании на шкале «государственная собственность – частная собственность».

С созданием этих структур были связаны надежды на возникновение новых субъектов выработки и реализации экономической политики, заинтересованных в диверсификации и инновациях. В силу концентрации различных ресурсов на уровне государственных корпораций и их высокого статуса и оперативных возможностей они стали привлекательным объектом межведомственной борьбы. Несмотря на целый ряд поправок в законодательство 2010-х гг., сохраняется непрозрачность в принятии решений и распоряжении имуществом, а вовлеченность государственных корпораций в формирование и реализацию государственной политики фактически привела к возникновению новой бюрократии, при этом ее деятельность оказалась в значительной мере неурегулированной. Некоторые возможности, казавшиеся важными, не реализованы, например большая автономность, меньшая зависимость от политической конъюнктуры, ориентация на долгосрочную перспективу. При этом сохраняется сущностный конфликт (некоммерческие организации с функциями институтов развития – рыночная коммерческая деятельность с финансовыми критериями)^[5].

Анализ прав собственности и выбора между различными формами собственности в рыночной экономике неотделим от вопроса о сочетании прав собственности и контрактных прав.

Например, сопоставление результатов деятельности государственных и частных компаний в западной экономической теории в последнее время все теснее связывается с развитой С.Гроссманом и О.Хартом концепцией, подчеркивающей неполноту заключаемых контрактов (Grossman, Hart, 1986). В статье, посвященной 25-летию публикации указанной работы, Ф. Агьон и Р. Холден особо выделяют связь соображений относительно неполноты контрактов с выбором между частным и государственным предпринимательством (Aghion, Holden, 2011:188-189)^[6].

К числу важнейших тенденций развития современной экономики и современного права относится также тенденция перетекания некоторой части прав собственности в контрактное право.

Другой пример – применение современной теории контрактов имеет несомненное значение при анализе использования схем «эффективной заработной платы» в сфере государственной службы.

С развитием хозяйственных отношений все большее влияние на формы предпринимательства оказывали положения корпоративного законодательства. Известно, например, что из 500 крупнейших американских компаний по списку Fortune свыше половины предпочло регистрацию в небольшом штате Делавэр^[7].

Концентрация капитала и обнаружившаяся тенденция к монополизации создали ситуацию, в которой все большее влияние на складывающуюся структуру отраслевых рынков оказывали положения законодательства о конкуренции (competition law). Ряд авторов особо отмечают последствия «революции» в сфере гражданского права (в середине 1960-х гг.), в частности новые условия возмещения нанесенного покупателям ущерба (strict products line). Эти изменения оказали самое непосредственное воздействие на хозяйственную стратегию предпринимателей.

Формы хозяйственных отношений и контрактов существенно осложнились в условиях развития финансовых рынков и появления многочисленных дополнительных рисков. Между тем от особенностей законодательства и «работоспособности» контрактных соглашений по существу зависит бесперебойное функционирование практически всех хозяйственных механизмов. Важными оказываются, в частности, различия в законодательстве о торговле ценными бумагами. Особенности этого законодательства обеспечивают, по мнению некоторых авторов, сравнительно большую информационную эффективность рынков в странах Западной Европы (Law and Economics, 1986).

В этой связи привлекают внимание основательные международные исследования, проводившиеся под эгидой NBER и HIID. Можно сослаться на один из результатов, содержащийся в опубликованных работах. Правоприменение (law enforcement) в сфере защиты прав акционеров и кредиторов оказалось наиболее эффективным в группе стран со «скандинавским» типом гражданского законодательства (Швеции, Норвегии, Дании, Финляндии). За ними следуют государства, характеризующиеся «немецким» типом законодательства, – Германия, Австрия, Швейцария, Япония и др. На третьем месте оказались почти 20 стран прецедентного («англосаксонского») права. Таблицу замыкают более 20 стран, тяготеющих к «французскому» (Наполеоновскому кодексу) типу законодательства (La Porta et al., 1998). Другие работы указанных авторов рассматривают влияние системы законодательства на характеристики корпоративного управления, эффективность функционирования финансовых рынков и др. Влияние различных правовых традиций на поведение участников хозяйственного процесса рассматривается также в ряде других недавно опубликованных работ (Oto-Perallas, Romero-Avila, 2014).

Со времени Великой депрессии все более активную дискуссию вызывает правовое обеспечение макроэкономической политики. К 1929-1933 гг. в ряде стран существовало немало законодательных ограничений, с которыми стакивалась деятельность центрального правительства и местных властей. Вследствие этого некоторые государства (власти штатов) смогли лишь с существенным запозданием перейти к активной кейнсианской стратегии.

До настоящего времени законодательные границы регулирования остаются объектом достаточно острой дискуссии. Характерен заголовок одного из исследований – Could Lawyers Stop Recessions? (Kelman, 1993). Влияние на правовые ограничения до настоящего времени обеспечивает законодательной власти значительные преимущества в противостоянии исполнительным властям.

Существенным при этом представляется следующее обстоятельство. Если в первые послевоенные десятилетия законодательные ограничения обычно представлялись некими старомодными пережитками, затеей «замшелых консерваторов», то сегодня не только теоретики, но и многие политики все чаще указывают на необходимость законодательных ограничений. Еще в начале 1970-х гг. нобелевский лауреат Дж. Стиглер предложил «экономическую теорию регулирования» (Stigler, 1971; Стиглер, 2017). Сопоставляя результаты правительственной деятельности с соответствующими издержками, он показал, что во многих случаях рыночные методы регулирования оказываются более эффективными и обходятся дешевле. На протяжении последних десятилетий ссылки на «провалы рынка» все чаще сочетаются с упоминаниями о «провалах государства». В подобной ситуации законодательные ограничения государственной активности все чаще воспринимаются как целесообразные и даже необходимые.

В этой связи можно сослаться на успех закона Грэмма – Рудмена – Холлингса (1985)^[8], косвенно ограничивающего размеры бюджетного дефицита и устанавливающего предел федеральной задолженности. Примечательно, что на протяжении последующих 30 лет противникам закона не удалось добиться его отмены.

В сфере денежно-кредитного регулирования также можно наблюдать сходные акценты: влиятельные теоретики все чаще подчеркивают благотворную роль жестких правил, существенно ограничивающих возможности активной политики (Rules versus Discretion).

Тем не менее, насколько можно судить, макроэкономические аспекты проблемы до настоящего времени мало разработаны. Это связано с тем, что сама постановка задачи крайне сложна без предварительного подробного обсуждения самих исходных принципов исследования.