Сборник
Скоморошины
Про банника
Про бани
/1. Одна девка безстрашная в баню пошла. «Я», – говорит, – «в ней рубаху сошью и назад вернусь». Пришла в баню, углей с собой взяла, а то ведь не видать ничего. Сидит и раздувает их. А полуночное время. Начала наскоро рубаху сметывать, смотрит, а в корчаге уголья маленькие чертенята раздувают и окола нея бегают. Она шьет себе, а они уж кругом обступили и гвоздики в подол вколачивают. Вот она и начала помаленку с себя рубаху спускать с сарафаном, спустила да в сшитой рубахе и выскочила из бани. Наутро взошли в баню, а там от сарафана одни клочья.
/2. Муж с женой в баню пошли. Только муж помылся да и хочет идти, жену кличет, а та не хочет: легла на полок парится. Вдруг у окна чорт закричал по-павлиньему. Муж-то выбежал и вспомнил вдруг про жену, бежит назад, а уж его не пускает нечистый-то. Одну женину шкуру ему в окошко кинул. «Вот», – говорит, – «твоя рожа, а вот – женина кожа!»
/3. Один безстрашный тоже в баню пошел, да долго оттуда и нейдет. Пошли к дверям звать его, а его не пускают. Стали в дверь стучать, а ему только больнее от этого. Зовут его, а он и говорит: «Вот», – говорит, – «мне сейчас гроб делают». И слышат снаружи, что в бане пилят и стругают, и топором стучат. Он кричит: «Вот теперь», – говорит, – «заколачивают». И слышно как гвозди вбивают. Утром вошли, а он мертвый в гробу среди бани.
(Записано в Симбирске)
/4. Стояла у нас на Курмышке (в Симбирске) баня в саду. Осталась после хозяйки умершей дочь-невеста. Все она об матери плакала. И пронесся слух, что мать ей по ночам змеем летает. Прилетит это к полуночи и над трубой разсыплется. Похудела, бедная, изсохла, ни с кем не говорила и все в полдни в баню ходила. Стала за ней ея тетка подсматривать, зачем это Душа в баню ходит. Раз досмотрела и услыхала, что она с матерью-покойницей говорит: «Не скажу, мамынька, никому! Я так рада, что ты ко мне ходишь». Тетка тихонько отошла от бани, а Душа вернулась в горницу такая веселая, только бледная, ни кровинки в лице. «Ты, Дуня, не скрывай», – сказала ей тетка, – «что видишься с матерью в бане». Девка взглянула на нее и закричала недаровым матом: «Ты, проклятая, меня извести хочешь, задушить хочешь!» – «Ты не сердись, Дунюшка, я тебе с матерью видится не запрещаю». Уговаривать ее принялись. Девка вдруг повеселела и все тетке рассказала. Как только она тетке все рассказала, в самую полночь девку в постели мертвой нашли. Пошел слух, что Душу мать убила, и даже сама старуха-обмывальщица говорила, что на груди у Души видела два пятна, словно они нарисованы, точь-в-точь крылья ворона, а это значит мать-то в виде змея прилетала и дочь-то за то убила, что та тетке проговорилась. Сам я этого змея видел, как он Веригиным садом пролетал и над баней розсыпался. После смерти дочери дом и сад остались заброшены, окна в доме заколочены и никто не покупал, а место было хорошее. Все чего-то боялись. Играли раз в саду днем ребятишки и раз, играмши, распустили слух, что в бане видели чертей, банных анчуток, кикиморами что прозываются. Мохнаты, говорят, а голова-то гола, будто у татарчат, стонут… Стон в бане многие соседи слышали, особливо бабы да девки. И пошла про баню дурная молва, и ходить садом ночью бояться (а через сад был ход со втораго Курмышка на первый и на Большую улицу, а Кирпичной-то улицей, знашь, дальше обходить). Прошло с год время, стали о бане забывать. Вдруг оказия случилась, одну девушку выдавали замуж на Курмышке: бедную нишенку за солдатика. На девишник баню истопили, пошли девки с невестой мыться, размывать ей усы, да из бани-то все нагишом и вышли в сад на дорогу и давай безобразничать и беситься: котора пляшет и поет, что есть голоса, похабшину, которы друг на дружке верхом ездиют, хоркают по-меренячьи… Ну, их смирили, перехватали, отпоили молоком парным с медом. Неделю хворали, все жаловались на головную боль. Думали – девки белены объелись, смотрели – нигде не нашли, решили, что это анчутки над ними подыграли. Баста с тех пор эту баню топить. Да на ярмарку кто-то и вздумай ей воспользоваться. Один печник, слышь, кутила был (Бубловым прозывался), сорви голова такой – и пошел в нее первым. Поддал, помотал веник в пару, хвать – с него дождь льет, взглянул, а он в сосульках! Как бросит веник и с полка и хмыль нагишом домой. Прибежал в горницу в чем мать родила без стыда, без совести. «Теперь верю», – говорит, – «у вас черти в бане живут». – «Это тебе попритчилось, видно?» – «Чего попричтилось? Шут с ней и с баней-то вашей!» И рассказал. Сходили за его рубахой и штанами, а они все в лепетки разодраны. Так все и ахнули. С той поры баню забросили, а дом Верегиных, как кто не купит, с год поживет – покойник в семье. А как наступила весна, все видят, то утром, то в полдни, то вечером бегает по саду здоровенная нагая баба. Бросятся с дубьем ее ловить – она убежит в баню. Ищут, ищут – нет! Так года четыре продолжалось. Купил дом плотник, сломал он и дом, и баню, все перебрал, и с того времени как рукой сняло.
(Слышано от симбирского мещанина Ивана Андреевича Извощикова. Сообщено М. И. Извощиковым)
Бывальщина
Один устьцылем жил в работниках у пустозеров на Пылемце.[229] Хозяин все ходил в баню один. Работник и спрашивает:
«Ты пошто-ино один ходишь? Возьми меня».
– А ты не забоишся-ле? Ко мне из под полка человек выходит. Ты с ума сойдешь.
«Нет, я не боюсь, не сойду с ума».
– Ну пойдем.
Роботник пошел, стал мытця, а из под полка страшной старик и вылез. Роботник им веники роспарил, оба они и мылись, а потом старик скатился под полок.
Про овинника
Девичий вечер
Собрались деуки на святки в одну хату на игрище. Собраушись и давай одна одное загоныть. Спорили, спорили. Одна девушкя-сиротка, у ей мачеха была. «Кто», – говорят, – «деуки, сходит в овин за колосником у двенадцать часоу?» – «Да что ж делать?» – сирота эта, – «Я схожу». Ну и пошла. Приходит в овин только за колосник – цап ее за руку! «Стой, девушка, чтой-то на вине сидит?» – «Лен». – «А как это лен работают?» И стала йона ему, шуту, указывать: «Вот придет весна, станут землю пахать, пашут долго-долго… Ну, успашут…тогды заборонуют… боронуют долго-долго… (это она нарочно тянет, чтобы уремя протянуть). Заборонуют, тады лен посеют, тады опять заборонуют… лен растет долго-долго… тогды уремя придет, поспевает лен, станут его брать… берут долго-долго… выберут, составят у бабки… йон долго выстайвается… Свезут тады на вин, смолотят, постелют… йон лежит долго-долго… уложится… подымут йго, поставят у кукишки, йон сохнет долго-долго… Потом его посодют на вин, начнут мять долго-долго… потом трепать… треплют долго-долго… (йона это усе время проводит); помочут на мычке… мочут долго-долго… а потом прясть начнут; соснуют кросна, выткут кросна, наделают холстин, выбелют, белют долго-долго… Тады рубашки станут шить, шьют долго-долго…» – «Полно тебе говорить! Пойдем!» – «Нет, погоди! Что ж я с тобой пойду? Я теперь не бодра, надо мне прежде набодриться». – «А что ж тебе бодриться?» – «Надо мне перво наперво самая хорошая рубашка». Йон ей подает рубашку. «А теперь надо мне хороший сарахван». Йон ей дает сарахван. «Теперь надо мне хорошую подпояску». Йон ей пояс подау. «Погоди, теперь надо хороший платок». Принес. «Надо и другой…» Йон и другой принес. «Теперь же мне надо полсапожки». Йон подает. «Девушка, иди за мене замуж!» – «Тогда мне надо перстень хороший». Йон несет. «А теперь мне надо сережки хорошие…» Покуль йон сережки разыскау, петух и запеу. Пришла сирота домоу, колосник узяуши, деуки еще в избе сидят. Мачеха и кричит: «Дура! А пришла барыней! Заутра моя дочка пойдет». На другой вечер дочка ейная собирается. «Иди, иди, эта дура да прийшла, ты прийдешь лучше ея». Прийшла в овин одна, овин открыла, а ее за руку – цап! «Стой, девушка, пойдешь ли за мене замуж?» – «Пойду». – «Чтой-то на вине сидит?» – «Да лен!» – «Как же йго работать?» – «Да как же? Успашут, посеют, выберут, помолотят, постелют, помнут. Потреплют, срядут, соткут». Наговорила поскорей, зараз усе. «Пойдешь за мене замуж?» – «Да!» – «А что тебе надо-то?» – «Рубашку, сарахван, подпояску, платок, полсапожки, чулки, перстень, сережки». Опять усе зараз сказала. Взяу, повеу ее шут, у пролубь засадиу уверх нагами. Пришла матка, а йона у пролуби сидит, залилась. Увеу ее, значит, шут.
Про черта
Чорт Гришка
Идет бедный молодец. Тридцать лет прожил и все не женат, и думает себе: «Ах, да хоть бы меня чорт женил!» Вот является перед ним чорт Гришка.
– А что тебе, добрый молодец, чего нужно?
– Да вот жениться хочу.
– Айда, я тебя женю.
И пошли с ним. Чорт Гришка и говорит:
– Ступай домой, вари пиво и чего у тебя нет, скажи только: Ах, где-то мой братец Гришка?
Пришел молодец домой; у не было матери и подумать с ним некому, а жениться хочется. Посидел, да и думает:
– Где-то мой братец Гришка?
– Я, брат, здесь!
– Хочу пиво варить, да не из чего.
Гришка солоду несет, муки везет. Солоду принес и муки привез, наварили пива, сделали всем диво. Гришка и говорит:
– Айда ка, брат, в омут за невестой!
Подводит братец Гришка к темному омуту и говорит:
– Садись на меня и мырнем!
Бултых! Сидит красная девица. Гришка и говорит:
– Возьми-ка, брат, красную девицу, прокляненую. Когда в баню мать пошла, тогда дочку прокляла. Садись на меня, я тебя женю!
Вот он подхватил девушку, сел на Гришку да и поехал. Приехал на вольный свет, красну девицу привез. Красная девица из хорошего была дома, утомленая, прокляненая, а чорт ее из воды взял и молодчику отдал. Их обвенчали, к молодому в дом помчали. У молодаго дома нет ничего и сказал молодой:
– А где-то мой братец Гришка?
– Я здесь.
– Братец, гостей подчивать нечем.
Гришка пошел, от богатого мужика всего принес: и чашки, и плошки, и шалфетки на столе. Пришли женки из богатого дому глядеть; одна и говорит:
– Ах, невестка, да шалфетка то моя!
Вот Гришка на брусу сидит и говорит:
– А вот это не беда, что шалфетка-то твоя, да и дочка-то твоя. Ты в баньку ту пошла и дочку прокляла, а сама без памяти домой побрела. Это твоя дочка. Она больно молодушка, обрадовалась, за молодых больно хваталась.
– А что ты, – говорит молодица, – добрый молодец, где ты эту шалфетку взял, а невесту где украл?
– Я не украл, а мне брат Гришка дал.
А брат Гришка на брусу сидит, он и в трубочку курит.
– А что, тетенька, о чем болишь, о чем заботишься? Ведь шалфетка то твоя, и блюдья ти твое, и стаканчики твое, да и дочь-то твоя! Она из воды прибрела. Как ты в баню-то пошла, дочь то прокляла, еще она маненька была.
Вот она слезами залилась, за доченьку схваталась. Доченька испугалась, от матери убежала, к мужу подбежала.
– Ох муж, мой муж, я не знаю, как быть и кого мне любить: не знай мамыньку, не знай тебя.
Отвечает молодец:
– А где Гришка, братец мой?
Сидит Гришка на брусу, он и трубку курит.
– Я здесь. А вот будь твоя жена!
Тут и теща-то была, и рюмочки пила, свою дочку пропила. Будет, брат, да и прощай! Живи, не тужи!»
(Абрам Новопольцев)
Мужик и чорт
Мужик у чорта денег просил; ну тот дал взаймы.
– Когда же отдашь?
– Да я тебе душу отдам.
– Когда же к тебе придти?
– Да через три года.
Пришел чорт через три года.
– Ну, давай, мужик, душу!
– Погоди, дай, пообедаю.
Пообедал.
– Ну, как же будем душу вынимать?
– Она сама выйдет, погоди.
Вылез из-за стола, потянулся, да как п……
– На, лови!
Чорт руки растопырил и диву дался – что это у него за душа: вкруг носу вьется, а в руки не дается.
– Ну, у меня другой, – говорит, – нет. Ступай!
(Абрам Новопольцев)
Солдат и чорт
Стоял солдат на часах и захотелось ему на родине побывать.
– Хоть бы, – говорит, – чорт меня туда снес!
А он тут как тут.
– Ты, – говорит, – меня звал?
– Звал.
– Изволь, – говорит, – давай в обмен душу!
– А как же я службу брошу, как с часов сойду?
– Да я за тебя постою.
Решили так, что солдат год на родине проживет, а чорт все время прослужит на службе.
– Ну, скидывай!
Солдат все с себя скинул и не успел опомниться, как дома очутился. А чорт на часах стоит. Подходит генерал и видит, что все у него по форме, одно нет: не крест на крест ремни на груди, и все на одном плече.
– Это что?
Чорт и так и сяк, не может надеть. Тот его в зубы, а после – порку. И пороли чорта каждый день. Так – хороший солдат всем, а ремни все на одном плече.
– Что с этим солдатом, – говорит начальство, – сделалось? Никуда теперь не годится, а прежде все было в исправности.
Пороли чорта весь год. Изошел год, приходит солдат сменять чорта. Тот и про душу забыл: как завидел, все с себя долой.
– Ну вас, – говорит, – с вашей и службой-то солдатской! Как вы это терпите?
И убежал.
(Записано от П. С. Полуэктова, в Симбирске)
Кузнец и чорт
Жил был кузнец, молодой парень, и работать был горазд, и водочку любил выпивать, и деньги мог добывать. Как придет в кузницу, положит на наковальню уголь, ударит молотком и говорит:
– Хлоп, да чорта в лоб!
Кажний день все хлоп чорта в лоб: весь ему разбил. Так чорту досадно, что хочется ему кузнеца поймать. Вот у кузнеца детей не было, он взял, да ему мальчишку и привел, и отдал ему в дети. Рос он (чертенок-то) не по дням, а по часам и вырос большой. Кузнец его поит, кормит, как роднаго; а все как ни придет, все уголь на наковальню кладет, все хлоп чорта в лоб. Вот этот чертенок такой стал мастер, лучше отца. Еще подъезжает сейчас к кузнице дьявыл на тройке и привез старелаго самаго, чуть ползат, дьявыла. Тащит его в кузницу переделывать молодым.
– Переделай, – говорит, – мне этого старика молодым! Сколько хочешь бери!
– Нет, я не могу.
Сын и говорит:
– Тятенька, я могу.
Сейчас велел отцу привезти кадушку воды. Кузнец привез. Сын ввалил дьявыла в горн, раскалил его как огненнаго, ввалил на наковальню и начал молотком дуть. Жарил, жарил, бултых его в кадушку! Лезет он оттоль такой-то молодчина!
Сатана денег им несколько дал и увез молодаго назад. Сын и говорит:
– Что, тятенька, выучился старых молодыми переделывать?
– Не мудрено, сынок.
– Я пойду, – говорит сын, – на базар. Если привезут опять стараго дьявыла, ты его переделай.
Ушел из кузницы и пропал. На тройке опять дьявыл летит, везет стареущаго дьявыла.
– Переделай, кузнец его! Одного переделали, переделай и мого. Бери что хочешь!
Кузнец сам дьявыла тащить не может, разогрел пудовку углей и говорит:
– Тащи его в горн!
Дьявыл втащил и брякнул его в горн. Дьявыл зеват: его жжет. Кузнец сожег дьявыла и кости прямо в кадушку. Дожидались, дожидались, а он оттоль не вылезат. Набегло дьявылов и несколько; подхватили кузнеца и потащили, да и говорят:
– А, топерь-то ты нам попался! Вот топерь не станешь говорить: хлоп чорта в лоб!
Взяли его и бултых в воду. И утонул кузнец.
(Абрам Новопольцев)
Чорт и козел
Бог человека по своему образу и подобию создал, и чорт тоже захотел сделать: написал и вдунул свой дух. Выскочил козел рогатый – чорт его испугался и попятился от козла. С тех пор он и боится его. Вот почему в конюшнях козля держат, и на коноводных тоже, где бывало пар до ста лошадей, всегда козла держали. Он – чортов двойник.
(Записано от П. С. Полуэктова, в Симбирске)
Как чорт ангелом стал
У чертей старшие есть и младшие. Первые приказания отдают, а вторые исполняют. Вот раз чертенку дали приказ пакость какую-то сделать, а он и не исполнил. Ну, ему сейчас под железные прутья должно воротиться. Испугался он и давай Бога молить:
– Господи, коли ты меня от железных прутьев избавишь, никогда пакостничать не буду!
Бог его и не оставил: спрятал чертенка в церкви, под плащаницу. Черти его и не могли найти, бросили искать. Стал после этого чорт ангелом и возрадовались и на небе, и на земле.
(Записано в Симбирске)
Настасья прекрасная
Не в котором царстве, не в котором государстве, именно в том, в котором мы не живем, жил был царь, а у этого царя были сын да дочь: сын – Иван-царевич, дочь – Марья-царевна. И был у этого царя круг (кругом) дворца прекраснейший сад; в этом саду беседка, а у беседки стоял на часах один солдатик очень красивый собой. Приходила в этот сад прогуливаться одна енеральская дочь. Влюбилась она в этого солдатика; постоянно придет к нему, посидит, поразговаривает и отправится домой. Царь это дело сметил, приходит к солдату и говорит: – Слушай, служивый! должно быть, тебя любит эта енеральша? – Точно так, ваше царское величество, у нас с нею любовь происходит третий год.
Однажды царь прогуливался в саду и явилась тут енеральша. Захотелось царю склонить ее к себе в любовницы, но она ни на что не соглашается. Царь разсердился на нее и говорит: – Ах ты, подлая! солдату…! – Как! я солдату…? – Сейчас отправилась к солдату, приходит и говорит ему: – Что же, служивый, вы какими словами похволяетесь, будто я вам…? Солдат очень испугался, да от робости и сказал: – Да как же не…? Конечно…! – Ну так хорошо! Сейчас отправилась домой и обсказала своему родителю. Тот приказал посадить солдата в темницу. А была в него давно влюблена Марья-царевна, но не могла найти способа с ним сблизиться. Теперь же нашла легчайший способ: сделала к солдату подземный ход и стала ходить каждый день. Солдату отлично стало жить, только что не на воле.
Вот вздумалось царю женить своего сына. Стали свататься за тридевять земель в тридесятое царство к Настасье прекрасной и та была согласна идти за царевича с тем только, чтобы он отгадал одну загадку. Прислала она в чемодане саблю и нужно было отгадать: в котором конце носок и в котором рукоятка.
Приходит Марья-царевна к солдату и обсказывает ему об этом деле. Солдат говорит ей: простая штука отгадать: опустите чемодан в молоко; в котором конце руковятка, тот и повернется кверху, так и отпишите, будет верно. Опустили чемодан в молоко, – верно сбылось по-солдатову. Отписали туда обратно. И присылают опять оттуда 12-ть голубей, и нужно узнать который из них старший; голуби были сизые.
Марья-царевна приходит к солдату и говорит ему: опять пришла загадка: 12-ть голубей и нужно узнать, который из них старший. Солдат отвечает: насыплите пшеницы и пустите голубей; все голуби будут клевать, а один меньше; он будет ходить да ворковать круг их, так вы его и заметьте; будет верно. Заметили голубя, отправили обратно, вдруг оттуда письмо, чтобы сам Иван-царевич приезжал. Иван-царевич собрался в путь и отправился. – Приходит Марья-царевна к солдату и говорит: – У нас отправился далеко братец Иван. Отвечает ей солдат:
– Ежели меня не будет там, так ему не воротиться домой. – Ах! как же так! поезжай туда, я тебя отсюда выпущу…
Вышел содат из темницы. Дала ему Марья-царевна денег на дорогу; солдат купил себе приличное платье, пошел по кабакам и набрал себе 12-ти пьяниц. Пьяницы и говорят: – Что прикажите, хозяи, делать?
– Что делать? ничего, только вино пить.
– Ах, брат, житье важное!
Отправились в путь дорогу. Много ли, мало ли отошли они места, только солдат увидал: дерутся на дороге два чертенка, делят после деда-прадеда шляпу-невидимку и не могут разделить. Солдат подошел к ним и говорит: полноте вам драться, давайте я вам разделю. – Раздели, брат, пожалуйста! Солдат взял ружье, зарядил порохом. – Вот я хлопну, так бегите; который этих порошинок больше насбирает, того и шляпа – Хлопнул из ружья, черти побежали. Надел он шляпу-невидимку, пошел к пьяницам и хлопнул одного шляпой. Пьяницы начали драться. Солдат снял шляпу. – Ребята, что вы, тише! Пьяницы начали друг на дружку жаловаться:
– Он мне дал оплеуху! – Другой: он мне дал оплеуху, вот и драться стали. Солдат угостил их водкой.
Пошли дале. Опять на дороге деруться два чертенка. Солдат подошел к ним. – Об чем, ребята, деретесь? – Делим скатерку-самоварку, два года не можем разделить. – Давайте, я разделю. – Раздели, брат, пожалуста. Опять солдат зарядил ружье, хлопнул из него. – Ну, ступайте, бегите, сбирайте эти порошки, который скоряе сосбирает, того и скатерть. Черти убежали, солдат взял скатерку и ушел к своим товарищам. Раскинули скатерку. Всего стало довольно и водки и кушанья.
Опять пошли вперед. Идут дорогой и опять солдат видит: деруться два чертенка. Подходит к ним. – Об чем, ребята, деретесь? Вот делим после деда-прадеда ковер-самолет, три года не можем разделить. Солдат зарядил ружье, хлопнул из него. – Бегите скорее, собирайте эти порошки, который скоряй сосбирает, того и ковер. Черти убежали, а солдат взял ковер-самолет и отправился к своим товарищам. Угостивши их, раскинул ковер. Сели они, полетели подобно из лука стреле пущенной, сразу преставились в то царство, где была Настасья прекрасная, и спустились в сад. – Еще Ивана-царевича и слуху не было. Солдат и говорит своим товарищам: – Слушайте, ребята, будут вас спрашивать, так вы отвечайте, каждый про себя, я большой-набольшой. Вдруг из дворца увидали, что прилетел жених на ковре по воздуху; сказали Настасьи прекрасной, та пошла встречать и говорит своим придворным: однако, хитер жених! – Приходят туда и видят: все пьяны. Начали спрашивать: кто из вас большой? Все в один голос отваечают: я большой-набольшой! так и не могла ничего добиться. Настасья прекрасная приказала принять их во дворец: потом сама я узнаю, кто из них старшой!
Пьяницы пришли во дворец, начали там пировать, а Настасья прекрасная приказала постлать в комнату одну перину. Пьяницы уснули кто где, а солдат лег на перину. Вдруг ночью приходит Настасья прекрасная, взяла и отсригнула у солдата угол у жулетки, а сама ушла.
Солдат, проснувшись и заметив это дело, взял у всех отстриг углы у жулеток. Утром приходит Настасья прекрасная и спрашивает: кто, господа у вас большой? Пьяницы все в один голос отвечают: я большой, я большой! Подходит она к солдату. – Вот он над вами большой! Тут пьяницы ее спросили: почему вы замечаете? – Я вечор вот угол отстригла от жулетки. Пьяницы посмотрели: также и у них нет углов. – Нет, это не правда; вот и у нас углов нет. Настасья прекрасная видит: толку нет, приказала их прогнать в шею.
Солдат с пьяницами отправился в город и нанял квартиру. Вдруг приехал Иван-царевич. Началась пушечная пальба, по всему городу стало известно, что приехал настоящий жених. Настасья прекрасная собралась и пошла встречать со всем своим прислугам. Встретили Ивана-царевича, прияли во дворец и начали водить его по комнатам. Привели его в одну комнату, в которой между окон была решетка вроде копий, а на кажном копье человечья голова. Вот и говорит Настасья Ивану-царевичу: «Иван-царевич! вы две загадки отгадали, так я согласна идти за вас замуж, только с тем, что сошьете вы мне платье под венец такое точно, какое и я сошью, чтобы материя одна была, ширина одна и длина и к завтрашнему утру чтобы было готово».
Иван-царевич пошел по портным, по портнихам, только его дураком называют: почем мы знаем, какое она сошьет! – Идет он городом со своим адъютантом; попадается им на встречу старуха. – Что баушка, не знаешь ли какой нибудь портнихи или портнаго хорошаго? – Нет, родимые не знаю; сходите, вот недавно приехали какиие то пьяницы, спросите у них, они народ дошлый, небось и знают. – Иван-царевич отправился на квартиру к пьяницам, приходит туда, а там песни, пляска, драка, что такое и сочиняется! И спрошал у них: послушайте, господа! кто из вас большой! Все отвечают: я большой и я большой! Царевич посмотрел и отправился обратно, вдруг солдат выбегает за ним. – Вам что угодно, Иван-царевич? – Вот, что брат, земляк, не можете ли пожалуйста сошить платье: какое царевна шьет, такое и мне нужно. Всех, обошел портных, никто не берется. – Что ж, я возмусь и сделаю, только подпишите треть царства. Царевич переговорил со своим адъютантом – Ну хорошо, с нашей стороны будет готово, только пожалуйста изготовьте к завтрашнему утру. Царевич отправился к себе на квартиру, а солдат надел шляпу невидимку и пошел во дворец. Пришел туда, где платье шилось, только что его кончили. Солдат сидит, вдруг является Настасья прекрасная. И приказала одной фрелине надеть. Та надела и прошла по полу. – Ну где ему дураку сошить такое платье! Фрелина сняла платье, положила в сундук, а Настасья прекрасная ушла. По уходу ея, солдат взял платье себе под пазуху и опять сел. – Через несколько времени хватились платья, а его нет; опять взяли скроили по той же мерке из той же материи и давай шить скорей; сразу кончили. – Солдат отправился домой. Утром является царевич и спрашивает: что, изготовили? – У меня готово, как у вас? – У нас тоже. – Ну, так пожалуйте документ, Царевич подал документ, а солдат ему платье. – Ступай, неси, только не кажи ей, пускай она наперед свое покажет.
Царевич пришел к Настасье прекрасной.
– Ну что же, изготовили?
– У меня готово.
– Так покажите. – Нет, вы наперед покажите, потом и я покажу. – Царевна надела платье и прошла по полу. – Ну вот у нас какое! Царевич вынул свое – точно такое же. – Ну, Иван-царевич хитер, только кто у тебя хитричает? Еще сделай мне башмаки, такие же, какие и я сделаю. Иван-царевич отвечает: ну хорошо, приготовлю.
Распростившись с Настасьей прекрасной, отправился опять с адъютантом по сапожным мастерам, но ни один не берется. – Черт ее знает, какие она сошьет! Адъютант говорит царевичу: пойдем-ка опять к пьяницам. Приходят к пьяницам, спрашивают большого, – все в один голос: я большой, я большой! Солдат выходит опять к Ивану-царевичу.
– Что вам Иван-царевич, нужно? – Да вот что: нужны башмаки, не можете-ли пожалуйста сделать? – Отчего, могу, только треть царства отпишите; приносите утре (завтра) документ – и получите башмаки.
Царевич отправился на квартиру; солдат пошел во дворец. Приходит туда, там башмаки совсем сделали, поставили на шкап. Солдат взял их и отправился. Там после него хватились башмаков – нет. Что же такое? Не чорт ли у нас уносит? давай опять кроить и шить новые; сразу изготовили.
Царевич приходит утром, приносит солдату документ на треть царства, отдает, а солдат ему вручает башмаки.
– Ступай, неси, только не кажи, наперед пускай она свои покажет.
Приходит царевич во дворец. – Изготовили ли? – У нас готово. – Ну так покажите-ка! – Нет, вы свои наперед покажите. Царевна вынула из шкапа башмаки. – Ну вот у нас какие! – Иван-царевич вывязал из платка и подал свои башмаки. Царевна посмотрела и сказала: – Ну хитер Иван-царевич, только не знаю, кто у тебя хитричает. Ну, теперь когда сделал башмаки, сделай то, что я сделаю в сегодняшную ночь.
Царевич пошел и задумался очень тяжко; и говорит своему адъютанту: ну тепериче куда пойдем? – Пойдем опять к пьяницам, они не помогут ли?
Приходят туда. Вышел к ним солдат.
– Что вам требуется, Иван-царевич?
– Да вот что Настасья прекрасная приказала сделать в сегодняшную ночь то, что она сделает; не может ли как нибудь устроить? – Отчего не могу, только пожалуйте документ на треть царства, приходите утре.
Царевич отправился на квартиру, а солдат во дворец, Только подходит ко дворцу и видит: стоит тройка коней; и выводят Настасью прекрасную завязанную платком. Фрелины с причетами садят ее в карету, и солдат с ней сел. Кучер повез неизвестно и куда, только подъехали к морю, где стояла шлюпка. Настасья прекрасная вышла, села в шлюпку, и солдат сел тоже, поехала на остров, который недалеко был от берегу; приехала на остров, села и давай причитать. – Ах, друг мой, выйди, простися со мною в последний раз. Вдруг море заволновалось и вышел оттуда водяной царь, с нею поздоровался, также прослезился. – Ну, прощай моя дорогая любовница, не видаться нам будет никогда! Царь лег к ней на колени, она начала у него искать в голове и выдернула золотой волосок. Солдат захватил за волосье, целую горсть вырвал. Царевна посидела со своим любовником, простилась, села в шлюпку и поехала. Солдат также сел с нею. Вдруг видить: плывут в море два селезня. Царевна поймала одного, а другого солдат схватил, вышли они на берег, сели в карету и поехали домой.
Встретили царевну фрелины. Входит она в залу в веселом виде и солдат вошел с нею, опустила селезня и приказала убрать как можно лучше. Взяли селезня, начали унизывать разными лоскуточками; солдат тоже стал украшать своего. Те убравши селезня, опустили на пол; солдат посмотрел: у него хуже убран селезень; взявши своего опустил, ихняго взял, завязал в платок и отправился домой.
Утром рано является царевич. – Ну что, брат сделали? – Сделал. На тебе селезня и горсть золотого волоса, а мне пожалуйте документ. Царевич отдал документ и пошел во дворец. Встретила его Настасья прекрасная. – Ну, Иван-царевич, сделал ты то, что я сделала? – Я не знаю, покажите наперед, что вы сделали. Царевна приказала опустить селезня. – Ну, у вас есть-ли такая штука? – Царевич развязал узел и опустил своего селезня, гораздо превосходнее ихняго. – Ну хитер Иван-царевич, не знаю только, кто у тебя хитричяет. Потом вынимает из кармана золотой волосок. – Ну, у вас есть-ли такая штука? – Иван-царевич вынял и подал целую горсть волосья. – Ну, Иван-царевич это последняя тебе моя загадка, так давай, собирайся как можно скорее, поедем в твое царство венчаться. Царевич сразу в поход изготовился и отправился. А солдат не торопится домой, знай кутит со своими товарищам, много прокутил времени после них потом сказал: – Ну, друзья, и нам пора отправляться. – Расчитались за квартиру честно-благородно, вышли за город, сели на ковер самолет и сразу представились в свое царство, еще Ивана-царевича и в слухах нет. Тут солдат наградил всех пьяниц деньгами; те отправились по питейным домам: еще не все там были забраны пьяницы; увидались со своим друзьям. Те и спрашивают: – Что брат, где пропадал, тебя не видать было? – Не говори брат, были в таком месте – черт знает, где и были!
Солдат в это время опять нарядился в солдатское платье и сел в темницу. Приходит Марья-царевна и спрашивает: благополучно ли съездил и про брата тоже.
Приезжает Иван-царевич. Встретили его с пушечною пальбою и так как к свадьбе все было готово, то на другой день и обвенчались. От царя вышел милостливый манифест, чтобы всех пленных из заключенных мест ослободить, а про солдата совсем забыли.
Марья-царевна и говорит своему отцу: – Дрожайщий родитель! Что же вы всех пленных ослободили, а есть один солдатик заключен в темнице, – что же ему милости нет?
– Ох дрожайшая дочь! Ладно, что напомянула, а то я совсем про него забыл.
Сейчас приказ вышел: ослободить солдата. А Марья-царевна заранее сказала ему: когда выйдешь на волю, являлся бы на свадьбу. – Солдат по выходе оделся как можно лучше и отправился во дворец на свадьбу. Принят он был в лучшем виде, наипаче от Марьи-царевны. Отошло венчание, съехались гости, и пошел пир на весь мир. Как распировались, солдат подходит к царю и подает ему три документа. Царь прочитавши про себя, обратился ко всем посетителям своего дому и начал читать вслух. Прочитавши все документы, проводил свадьбу. После свадьбы призывает к себе сына.