Сборник
Кавказ. Выпуск XXIV. Легенды и предания
© Издательство М. и В. Котляровых (ООО «Полиграфсервис и Т»), 2019
© М. и В. Котляровы, составление, 2019
© Ж. А. Шогенова, оформление, 2019
Легенды Кавказа[1]
В книгу включено 27 легенд. При составлении сборника мы отбирали легенды, связанные с топонимикой, т. е. с географическими названиями Кабардино-Балкарии, Пятигорья и других мест Северного Кавказа. По сюжетам, по содержанию легенды эти очень разнообразны. Одни из них посвящены борьбе народа против иноземных захватчиков, в других разоблачается вероломство и жадность феодалов. Особое место занимают легенды об Эльбрусе и Казбеке – наивная, но очень поэтичная попытка объяснить по-своему происхождение Кавказских гор и минеральных источников.
Излюбленными героями национального фольклора являются, например, Кабард и герой многих сатирических сказаний Беслан.
Нередко легенды кончаются смертью героев, погибающих в борьбе за справедливость. Но даже в этих случаях они не теряют той светлой жизнерадостности, о которой говорил в свое время А. М. Горький: «Ценность адыгейских сказок увеличивается еще и тем, что в них зло везде побеждено. Это – хорошее свидетельство о здоровье народа».
Часть легенд мы записали сами. Нельзя не упомянуть здесь о большом и замечательном рассказчике легенд С. С. Прохорове, со слов которого записаны «Тайна Сарай-горы», «Озеро слез», «Гибель хуламского злодея», совершенно не известные до сего времени в фольклорной литературе. Непосредственно в селениях, от стариков-кабардинцев записаны легенды «Дань девушками», «Охота на арбе», «Змеиные дороги», «Борьба Машуко с князем», «О Кабарде – храбром воине», «Как Кабард крымского хана перехитрил».
В старых фольклорных записях встречаются сходные с нашими варианты.
В остальных легендах, которые мы приводим в своей литературной обработке, использованы записи М. И. Ермоленко, Л. Б. Леонидова, Л. Г. Лопатинского и других.
Нашу работу можно рассматривать как попытку свести воедино разбросанные по разным источникам легенды о происхождении географических названий Северного Кавказа.
П. Акритас, Е. Стефанеева
О Кабарде – храбром воине[2]
Это было во время нашествия крымских ханов на землю адыгов[3]. Враги заполонили адыгские аулы, бесчинствовали и издевались над жителями, как хотели.
Шли как-то по Шеджему[4] Кабард и Асланбек. В одном дворе они увидели статную молодую женщину с корзиной в руках. Звали эту женщину Хацаца. Хацаца просеивала просо. Движения ее были красивыми, ловкими. Ветер играл ее платьем, шевелил волосы. Проходя мимо, Кабард сказал Асланбеку, но так громко, чтобы Хацаца слышала:
– Посмотри, как ловко она просеивает просо. Верно, она и крымчакам так же ловко угождает.
Хацаца услышала эти слова и покраснела от гнева. Она поставила корзину на землю, вышла на улицу, подошла к Кабарду и сказала гордо:
– Если все наши мужчины окажутся трусами вроде тебя, то горе нам будет. Сегодня враги насилуют бедных женщин, а завтра и вас всех перебьют. Ты способен только посмеяться над женщиной, а другого ничего делать не можешь.
Нехорошо стало на душе у Кабарда. Женщина ушла, а они с Асланбеком всё стояли на том же месте и головы от стыда поднять не смели. А потом побрели потихоньку, вышли в степь за аулом, сели на ближайшем кургане и задумалась.
Долго друзья сидели молча, потом Кабард встал, вынул кинжал из ножен и сказал, обратясь лицом к кургану:
– Клянусь прахом своих предков, что не брошу оружия до тех пор, пока родной край не освободится от врагов.
Вслед за Кабардом поклялся и Асланбек.
С этого дня Кабард и Асланбек начали ездить по окрестным аулам и поднимать адыгов на борьбу. К ним присоединялись и молодые джигиты, и старики – все, кто только в силах был держать в руках оружие. Люди изнемогали от ханских бесчинств и думали об одном: как бы скорее избавиться от насильников, прогнать их с родной земли. Ни один из адыгов не опозорил себя предательством, крымчаки ничего не узнали о тайных приготовлениях.
Битва произошла на реке Малке. Адыги застали врага врасплох, но ханские воины сопротивлялись отчаянно. Разгорелся жаркий бой.
Кабард разил врагов направо и налево. Увлеченный боем, он не заметил, как оказался один далеко от своих. На голове у Кабарда был стальной шлем, и быстроногий конь его был одет в броню.
Но здесь придется прервать наш рассказ, чтобы поведать историю шлема и коня Кабарда.
Однажды, задолго до этих событий, Кабард с Асланбеком отправились ни охоту и заехали далеко в степь. Здесь им повстречались семь вражеских всадников. Завязалась жестокая схватка. Силы были неравные. Кабард мог ускакать, но как оставить друга на верную гибель?
«Если судьба пошлет смерть, то пусть лучше нам обоим, чем одному Асланбеку», – решил Кабард.
Асланбек оборонялся от двух всадников, а остальные пять кинулись на Кабарда. Силы друзей истощались. Кабард убил двоих вражеских воинов, но трое еще бились вовсю, а сам он уже истекал кровью. Асланбек же, отбиваясь отчаянно, сломал саблю. Враги гнались за ним с обнаженными саблями, и джигит надеялся теперь только на быстроту своего коня.
Вдруг откуда-то из-за кустов выскочили еще три всадника и бросились на помощь Асланбеку. Это были казаки. Увидя русских, вражеские воины, гнавшиеся за Асланбеком, повернули в сторону и ускакали, порастеряв от страха сабли.
Асланбеку казалось, что он остался в живых каким-то чудом. Он не знал, кто такие эти три всадника, и не понимал, почему ханские люди так их испугались.
А казаки тем временем поспешили на помощь Кабарду, которому приходилось уже совсем трудно. Не успели враги опомниться, как голова одного из них отлетела в сторону, и конь помчался по полю, унося на спине обезглавленного всадника. Двое других поторопились убраться восвояси.
Казаки перевязали раны Кабарда и Асланбека, сняли с убитых оружие и передали его джигитам, а коней поймали и забрали себе. После этого казаки попрощались с джигитами и хотели уже ехать домой, но Кабард задержал их и пригласил к себе в гости. Русские согласились.
Три дня в доме Кабарда шел веселый пир, и все старики аула приходили распить с дорогими гостями чашу махсымы[5], поблагодарить за спасение джигитов.
На прощанье адыги подарили казакам свои лучшие сабли, а русские надели на голову Кабарда стальной шлем. Кабард и старший из казаков поменялись конями.
И теперь русский шлем оберегал его от вражеских стрел, а русский конь выносил из битвы невредимым.
…Кабард скакал с быстротой ветра, увлекая врагов за собой.
Трое всадников увязались за отважным джигитом. Он замедлил ход коня и, как только враги приблизились, сразу остановил его. Все трое нашли себе гибель под меткими ударами сабли Кабарда.
В это время к месту боя подоспели еще пятеро людей хана. Туго пришлось джигиту, но ему помог его ученый конь. Пока Кабард сражался с двумя вражескими воинами, третий подскочил с другой стороны и уже занес было над головой джигита саблю. Но верный конь схватил врага за руку, так что сабля выпала, а сам он поспешил удрать. Другого вражеского всадника конь выбил из седла копытами.
Кабард и Асланбек сражались храбро, и другие адыги не уступали им в отваге. Скоро почти все крымчаки были перебиты.
Аул за аулом освобождался от войск крымского хана. Со всех сторон стекались к Кабарду вооруженные всадники, и имя его наводило на врагов ужас. Лишь немногим удалось добраться до Крыма и принести домой тяжелую весть о бесславной гибели ханских полчищ.
Народ собрался на торжество в честь победы у подножия горы Кунатыги. В знак особого почета старейшины преподнесли Кабарду батребж – золотой кубок.
Подняв кубок над головой, Кабард заговорил громко, чтоб его услышали все:
– Этот кубок по праву принадлежит не мне, его достойна получить Хацаца. Гордыми словами упрека она разбудила в нас мужской стыд и заставила выполнить наш долг перед народом. Ей обязаны мы победой.
Кабард смотрел повсюду, ища глазами Хацацу. Но народу вокруг было несметное множество, толпа людей густо усеяла весь склон Кунатыги до самой вершины, и он не мог ее увидеть.
И тогда Кабард закричал:
– Хацаца, если ты здесь, выходи, тебя хочет видеть народ!
Хацаца была здесь. Она стояла в праздничном одеянии, стыдливо зарумянившаяся от похвал, но не трогалась с места. Тогда подруги почти силою вывели ее из толпы и поставили перед старейшинами.
Старейшины встали и приветствовали умную женщину.
Хацаца поклонилась народу, а потом подошла к Кабарду и сказала:
– Слава тебе, храбрый воин. Ты выгнал врага из наших аулов. Пусть же земля наша зовется отныне твоим именем.
С тех пор край наш зовется Кабарда, а народ, живущий по берегам Чегема, Баксана и Малки, – кабардинцами.
Как Кабард крымского хана перехитрил
(Из сказов о кабарде)
Откуда пришел к нам Кабард – никто не знает: одни говорят – с Терека, другие – с Кубани. Он появился на Баксане в те времена, когда здесь хозяйничал крымский хан. Вместе с ним прибыло около сотни всадников.
Кабард со своими людьми не раз вступал в стычки с крымскими воинами и всегда одерживал верх, даже если врагов было в несколько раз больше. Молва о его непобедимости шла по всем адыгским аулам.
Узнав о храбром Кабарде, хан пожелал на него посмотреть и передал с посланным: пусть, мол, приезжает. При этом дал клятву, что и пальцем не тронет ни самого Кабарда, ни его товарищей.
Кабард приехал вместе со своими всадниками. Хан принял их ласково. Пораженный статностью и могучей осанкой воина, он предложил ему вступить в свою охрану и пообещал большое жалованье.
Кабард согласился: у него были при этом свои цели.
Хан подружился с Кабардом и заставлял его всюду себя сопровождать.
В это время как раз умерла у хана жена. Он объехал в поисках новой жены всё свое ханство и адыгские аулы по Малке, Баксану и Шеджему, но нигде не нашел девушки, которая бы ему понравилась.
Огорченный, хан возвращался ни с чем, как вдруг недалеко от Баксанского ущелья увидел одну красавицу. Она шла вместе с другими женщинами, легко неся на плечах кувшин с водой.
– Вот та, которую я искал! – воскликнул хан.
Кабард не подал виду, как сильно задели его эти слова, и ответил спокойно:
– Эта красавица – моя жена. Но раз она понравилась тебе, хан, я готов уступить. Только пусть она сама скажет, что согласна.
Хан стал просить, чтобы Кабард уговорил жену.
Кабард пришел домой и сказал жене:
– Тебя видел хан, и ты так понравилась ему, что он пожелал взять тебя в жены. И я дал согласие.
– Как? – закричала женщина в слезах. – Разве ты не любишь меня больше, что позволяешь надругаться над моей честью?
– Люблю, – ответил Кабард. – Знаю, трудно будет тебе. Но прошу, не противься. Сделай вид, что он тебе понравился. Этим ты поможешь скорее освободить нашу землю.
Жена Кабарда долго молчала.
– Ну, что ж, – сказала она потом, – если так, то придется мне согласиться.
Обрадовался хан, узнав о согласии женщины, и сказал Кабарду:
– Проси в обмен всё, чего хочешь.
Кабард ответил:
– О хан, мне не надо никаких ценностей. Дай мне столько земли, сколько охватит шкура одного вола, и пусть без моего ведома никто не ступает на эту землю.
Хан удивился скромности просьбы и, ничего не подозревая, согласился.
Кабард же велел своим людям зарезать самого большого быка, снял с него шкуру, растянул ее и высушил. А потом разрезал эту шкуру на тончайшие нити, пришел к хану и сказал:
– Вот шкура вола. Я возьму себе столько земли, сколько можно обмерять этими нитями.
Понял хан, что Кабард оказался хитрее его, но теперь уже не мог взять назад свое слово. К Кабарду отошли все селения от Малки до Шеджема и дальше. Хан объявил своим подчиненным, чтобы никто из них под страхом смерти не ступал без ведома Кабарда на землю, подаренную ему ханом.
Свадьбу хана с женой Кабарда праздновали с большой пышностью по всем татарским и адыгским обычаям. Празднества продолжались две недели.
В первую же брачную ночь новая жена сказала хану, что по адыгским обычаям не может принадлежать ему в течение трех месяцев. Хан согласился и на это.
А между тем Кабард на своей земле, куда люди хана и носа сунуть не могли, собирал против врагов большие силы.
Третий месяц подходил к концу. Хан решил выехать с молодой женой в Крым и пожить там в свое удовольствие.
В это время и Кабард закончил все приготовления. Момент был самый подходящий. Когда ханский поезд вышел из Баксанского ущелья и повернул в сторону Малки, адыги неожиданно напали на него со всех сторон.
Битва закончилась быстро. Вражеские воины и опомниться не успели, как были все перебиты. Был убит и хан.
Так вся земля от Пятагорья до Терека освободилась от ханских полчищ.
С тех пор она и получила название – Кабарда.
Тайна Сарай-горы[6]
Ясные летние дни из Нальчика открывается на редкость красивая, величественная панорама. На юге, закрывая всю эту часть горизонта, протянулась трехъярусная горная цепь. Самый нижний ярус составляют так называемые Черные горы, поросшие густыми лиственными лесами.
Кудрявые, темно-зеленые, они, близко примыкая друг к другу, охватывают город тесным полукольцом. Отсюда, видимо, и произошло название «Налшык». Над ними громоздятся розовато-серые массивы безлесных Скалистых гор. А еще выше над этими каменными утесами выглядывают там и здесь зубчатые изломы заснеженных вершин Бокового Кавказского хребта.
В центре Черных гор выделяется несколько необычными формами одна: чуть выше соседних, совершенно плоская, как стол, она заканчивается с правой стороны кругленьким бугорком. Это и есть Сарай-гора.
От Нальчика до Сарай-горы примерно двадцать километров. Сначала дорога тянется полями, затем вступает в горы. Путник долго кружит по извилистым тропинкам в зарослях фундука (орешника), а затем преодолевает довольно крутой подъем. Но вот все трудности пути остались позади, тропа идет по гребню горы. Она очень узкая, справа и слева – обрывы. Здесь – царство бука. Высокие, в три обхвата, деревья сплелись своими кронами, образуя сплошной зеленый навес, непроницаемый для солнечных лучей. Воздух прохладный, пахнет сыростью.
Неожиданно лес расступается, открывая прячущуюся в нем поляну. Душистая, по пояс человеку трава, розовые альпийские ромашки, дикие лиловые ирисы с нежными, прихотливо изогнутыми лепестками.
Это конечная цель пути: горизонтальная открытая площадка обрывается так резко, что кажется, она висит над пропастью. Если подойти к самому краю поляны, то увидишь немного ниже выступ: это тот самый бугорок, который виден из Нальчика, с правой стороны от плоского «стола» Сарай-горы.
Приятно провести на Сарай-горе июльский день, когда внизу, в городе, жарко и душно. Хорошо остаться на ночлег, поужинав у костра пахнущей дымом кашей или картошкой, сваренной прямо «в мундире», а потом подняться на рассвете, предупредив восход солнца, полюбоваться замечательным видом на горы, особенно прекрасные при смягченном утреннем освещении.
Но страшно путнику, которого застигнет здесь южная летняя гроза. Самым неробким людям, закаленным в горных походах, привыкшим и к зною, и к холодным вьюгам, в такие моменты становится не по себе. Буря раскачивает вековые чинары, словно тоненькие былинки, и синие молнии, обрушиваясь с разгневанных небес, так и чертят землю, грозят смертью, как отточенные клинки кавказских шашек.
Народное предание говорит: если во время грозы лечь на траву у края поляны над тем самым приметным бугорком и приложить ухо к земле, то отчетливо услышишь злобные стоны. Будто кто-то, терзаемый нестерпимой мукой, рвется и рвется на поверхность из глубины недр и скрежещет зубами в яростном бессилии пробить земную толщу.
Какую же тайну хранит в себе Сарай-гора? Старинная легенда рассказывает:
– Давно это было, очень давно. Жил тогда в этих краях князь Индрис, известный своим жестоким нравом, захвативший себе все земли, лежащие вокруг. Тысячи крестьян принадлежали Индрису, зависели от него в своей жизни и смерти.
Лишь один небольшой аул по какой-то счастливой случайности оставался свободным. Укрывшийся в лесу, высоко в горах, куда в те времена не было никакой дороги, он казался недоступным, да и мало заманчивым: ни земли для пашни, ни лугов для пастбищ – всё лес да скалы. Небогато жили люди в этом ауле, но зато спокойно, не зная княжеского гнета.
На краю аула стояла сакля старого Хашира. Хашир и его жена были бедны, но счастливы: их жизнь озаряла ласковым светом единственная дочь Аслижан. Красива была Аслижан! Когда она шла по лесу, то навстречу ей и солнце светило ярче, и ручьи журчали веселее, и птицы пели звонкими голосами. Деревья протягивали к ней ветви, покрытые молодыми, зелеными листьями, а у ног ее расцветали пышные цветы. Звери не трогали Аслижан, а народ любил чудесную девушку, как весну, как надежду. Если у кого-нибудь случалось несчастье, то стоило лишь прийти к Аслижан, увидеть ее улыбку, услышать голос, как горе рассеивалось без следа, подобно утреннему туману. И всякая боль становилась легче, рана заживала быстрее – стоило человеку дотронуться до руки или края одежды Аслижан.
Однажды девушка, проводив отца в лес рубить дрова, возвращалась обратно, напевая песню. Вдруг она услышала трубные звуки: это князь Индрис со своими слугами выехал на охоту. Неожиданно путь Аслижан пересек всадник на взмыленной лошади – княжеский слуга Мурид, посланный господином на поиски звериных следов. Увидя девушку, он так и замер на месте, пораженный ее красотой, но Аслижан прошла мимо равнодушно и гордо: она почуяла в нем недоброго человека.
…Князь был не в духе. Рассерженный неудачной охотой, он сидел на ковре, нахмурив мохнатые сросшиеся брови. Слуги, застывшие в безмолвии, дрожали под свирепым взглядом Индриса, зная: не сдобровать тому, на кого в такую минуту падет безудержный гнев властелина.
– Ну, что, – встретил князь вопросом вернувшегося всадника, – напал на следы?
– Нет, князь, – ответил Мурид, – звери словно вымерли, и признаков их не видно.
В глазах Индриса засверкало бешенство. Он готов уже был обрушить на голову, неудачливого слуги удары плети, но Мурид, припав к ногам князя и изгибаясь, как лиса, заговорил вкрадчивым голосом:
– Не гневайся, господин, я не нашел звериных следов, зато я видел другое, что усладит твою душу.
И рассказал о встрече с чудесной девушкой.
Индрис был сластолюбив. Не раз в тех местах пропадали девушки и молодые женщины, которых подлые княжеские слуги воровали для своего ненасытного господина.
Князь ехал назад, не убив ни одного зверя, но думал не о своей неудаче, а о девушке, про которую ему рассказал Мурид.
В тот же день в лес около аула спустился с гор один молодой джигит, никому здесь не известный. Взгляд его, прямой и светлый, говорил о смелом, открытом нраве, о том, что юноша явился сюда с честными намерениями.
Вдруг он увидел Аслижан, стоявшую под вековым дубом. Красота девушки словно ослепила его. Джигит устремился вперед, но в этот момент конь упал, угодив передней ногой в яму, прикрытую сверху прошлогодними листьями. При падении с коня всадник повредил себе руку.
Аслижан поспешила на помощь и, увидев рану на руке неизвестного, перевязала ее своим шарфом. Нежное прикосновение девичьих пальцев заставило юношу забыть о сильной боли, и он смотрел на Аслижан с улыбкой.
– Кто ты, – спросила девушка, – и как тебя зовут?
– Асланбек, – ответил джигит. – Мой народ живет вон за теми дальними горами. Меня прислали сюда выбрать место для выпаса скота. Но не думай, что мы хотим нагрянуть войной. Мои земляки – такие же мирные крестьяне, как и вы.
– Желаю удачи, – сказала Аслижан и, попрощавшись, уже хотела идти своей дорогой, но Асланбек остановил ее:
– Скажи мне, красавица, а далеко ли до аула?
Аслижан показала юноше дорогу.
Когда над горами спустился вечер, Асланбек въехал в аул, спешился и вошел в саклю Хашира. Старик приветливо встретил молодого гостя и пригласил к очагу разделить с ним нехитрый ужин. Потекла неторопливая беседа об урожае, о пастбищах, о кознях ненавистного князя. Аслижан и мать, стоя в сторонке, слушали беседу мужчин.
Вдруг в ночной тишине раздался конский топот. В саклю ворвался князь Индрис. Аслижан отступила в угол.
– Эй, старик, – крикнул он властно, – отдай мне свою дочь!
Хашир вздрогнул, но промолчал.
– Добром прошу, не силой, – сказал Индрис. – Я женюсь на ней.
– Нет, – твердо ответил Хашир, – моя дочь не пара тебе. Для чего нужна богатому князю бедная девушка? Поищи лучше себе знатную княжну.
– А, старый пес, ты еще смеешь возражать! – закричал князь и ударил Хашира плеткой по лицу.
В этот миг он почувствовал, что его локоть сжала чья-то крепкая, как железо, рука. Обернулся и встретил горящий взгляд молодого джигита.
– В этой сакле зверствовать нельзя, – сказал Асланбек.
Разъяренный Индрис снова взмахнул было плетью, но молодой смельчак одним ударом опрокинул его на глиняный пол.
Индрис медленно поднялся. Стыд и злоба душили его.
– Ну, подожди же, ты у меня поплатишься, – прошипел он, покидая хижину.
– А ты, красавица, все равно будешь моя! – пригрозил он с порога Аслижан…
– Горе нам! – воскликнули старики, когда конский топот замолк вдали.
Ночь прошла в тревоге, никто в бедной сакле на краю аула так и не ложился спать.
Наутро Асланбек стал собираться в дальний путь. Грустно было на сердце у молодого джигита: не хотелось покидать полюбившуюся девушку, которой грозила опасность, но оставаться здесь дольше он не мог: его с нетерпением ожидал родной народ.
Асланбек уехал.
А вскоре в аул нагрянул князь со своими бейголями.
Индрис сидел на коне, гордо подбоченясь. Мохнатые брови его были насуплены, а налитые кровью глаза смотрели на крестьян с высокомерием и злостью.
Князь объявил, что отныне включает аул в свои владения и крестьяне должны проложить дорогу от аула к замку.
Бедняки стояли не шевелясь, и ни один из них не смотрел в лицо Индрису.
Помолчав, князь заговорил снова:
– Сами-то вы, – сказал он, – мне не особенно нужны. От ваших скал и лесов немного проку. Я согласен оставить вас в покое, но для этого отдайте мне Аслижан.
И снова наступило молчание. Крестьяне стояли так же неподвижно, и ни один из них не смотрел на Индриса.
– А, собаки, молчите! – вскричал Индрис, и глаза его налились кровью пуще прежнего. – Ну, как хотите, даю вам сроку три дня.
С этими словами он хлестнул коня и повернул прочь, а за ним поскакали его бейголи[7].
Уже давно замолк стук копыт вдалеке, а крестьяне все стояли, опустив головы, и угрюмо смотрели в землю.
– Что ж, старики, – промолвил наконец Хашир, и голос его дрожал. – Ваша воля – закон для меня. Решайте.
Нашлись слабовольные, которые стали уговаривать старика отдать дочь князю, но таких было немного. А большинство судило иначе:
– Как остаться нам без нашей Аслижан? Нет, не отдадим девушку на поруганье!
И когда истек срок, крестьяне послали к князю гонца сказать одно слово: нет!
Тревожной была эта ночь в ауле, бросившем дерзкий вызов всесильному князю. И мрачные тучи на небе, и дикие порывы ветра в горах, и протяжный вой волков в лесу – все как будто предвещало беду.
Наступил день. И вот налетели остервенелые хищники. Бейголи Индриса врывались в сакли беззащитных жителей, били плетьми и немощных стариков, и маленьких детей, хватали все, что попало.
Ворвались в хижину Хашира, все в ней перевернули вверх дном, старика и старуху избили до полусмерти, а Аслижан закрутили в бурку, связали, бросили, как тюк, на коня и умчались со своей добычей обратно.
По дороге в замок решили отдохнуть. Остановились в лесу, разожгли костер и начали жарить награбленных баранов.
Между тем Асланбек вернулся домой, но предчувствие беды не оставляло его. На третий день он оседлал коня и поехал туда, где встретил в первый раз Аслижан.
Недалеко от аула спешился, пустил коня на траву, а сам прилег под дерево и задремал. И вдруг ему послышалось, будто Аслижан зовет его; «Асланбек, Асланбек!»
Быстро поднялся юноша на ноги. «Так и есть, – подумал он, – что-то случилось». И конь, словно поняв своего хозяина, помчал дальше.
В одном месте Асланбек заметил траву, смятую лошадиными копытами, и поехал по следу. И вот перед ним открылась картина: костер, у костра бейголи Индриса объедаются жирным шашлыком, а в сторонке лежит связанная Аслижан.
Вскипел гневом славный джигит и, выхватив саблю, кинулся на злодеев. Половину порубил, а остальные в страхе ускакали.
Асланбек развязал Аслижан, усадил на коня впереди себя и повез обратно в аул.
А тем временем Индрис, посрамленный случившимся, замыслил страшную месть и вновь собрал своих людей.
Едут злодеи по лесу, а на небе собираются тучи, трава в лесу никнет и цветы вянут под ногами лошадей. Умолкли птицы, и ручьи не журчат, как обычно: все вокруг печалится, чуя беду.
Индрис ехал впереди, как вдруг конь его жалобно заржал и остановился. Навстречу князю из лесу вышла сгорбленная старуха с косматыми волосами. Сквозь жалкие отрепья одежды виднелись следы синяков и царапин.
– Здравствуй, Индрис, – сказала старуха, – я давно тебя ждала.
– Кто ты? – закричал князь, объятый ужасом. – Человек или ведьма?
– О Индрис, – ответила старуха, – тебе понравилась Аслижан, ты задумал погубить непокорную девушку. Знай же, и я была красива, как она, и пела по утрам звонкие песни. А такой, как сейчас, сделал меня твой отец. И с тех пор я не человек, не зверь. Будь же проклят весь твой род, Индрис, и ты вместе с ним!
– Повесить ее! – приказал взбешенный князь.
– Что ж, Индрис, убей меня, – сказала старуха, – жизни мне не жалко, она мне теперь всё равно ни к чему, но знай: тебя ждет страшная кара.
Подлые бейголи схватили старуху и стали выкручивать ей руки и пытать жестокими пытками. Но несчастная не произнесла больше ни слова. Лишь в самый последний момент она промолвила, тяжело дыша:
– Страшны мои муки, но твои, Индрис, будут страшнее. Будешь ты мучиться вечно, не зная смерти.
При этих словах Индрис задрожал в ужасе, а несчастная старуха закрыла глаза и испустила последний вздох.
Небо потемнело, ветер поднялся в лесу, словно вся природа оплакивала смерть замученной старухи.
А на поляне на Сарай-горе, недалеко от аула сидел Асланбек один и думал: как поступить? как избавить земляков Аслижан от княжеской мести?
Услышав крики и конский топот, юноша выехал навстречу. При виде своего врага Индрис пришел в дикую ярость. И завязалась тут жестокая сеча. Один за другим падали княжеские бейголи, не в силах совладать с храбрым джигитом, наносившим смертельные удары. Многих из своих уже не досчитывался Индрис.
Тогда он решил пойти на хитрость: приказал незаметно для Асланбека расстелить на траве сеть. Конь джигита споткнулся и упал, а вместе с ним скатился на землю и всадник. Князь подбежал к юноше и, не дав ему опомниться, с торжествующим хохотом вонзил кинжал в грудь Асланбека по самую рукоятку. Алая кровь окрасила зеленую траву.
А князь, упоенный победой, ринулся в аул, ворвался со своими бейголями в саклю Хашира. Стариков жестоко избили, а красавицу Аслижан Индрис схватил, посадил в седло и привез на поляну.
– Вот, смотри, – сказал он с довольной улыбкой, твоему Асланбеку пришел конец. Теперь тебе остается одно: покориться.
Аслижан вырвалась из рук князя и упала на грудь любимого. А потом подняла голову и запела. И эта песня не была похожа на те, что пела девушка раньше, – ласковые и нежные. Нет, теперь в ее голосе слышалась грозная сила.
Князя обуял смертельный страх. Он хотел бежать, но ноги его были прикованы к месту. Вдруг откуда-то из глубины раздался оглушительный грохот и закачались вершины гор. Земля под ногами Индриса разверзлась и увлекла злодея в бездну. Когда трещина сомкнулась, на том месте, где стоял князь, не оказалось никого. Трусливые бейголи Индриса побросали оружие и бежали без оглядки кто куда.
Крестьяне же вырыли на краю поляны могилу и с почестями опустили в нее тело Асланбека. Рыдали женщины, дети, и слезы текли по морщинистым лицам стариков. Горы подернулись облаками, трава вмиг пожелтела, как поздней осенью, и лес зашумел сердито, угрюмо. Природа вместе с людьми оплакивала гибель славного героя.
Когда Асланбека похоронили, Аслижан вышла на середину поляны, поклонилась низко своим землякам и сказала:
– А теперь прощайте, я не могу больше оставаться с вами. Не зовите меня – я не вернусь. Но не бойтесь: никто не посмеет вас обидеть.
И с этими словами ушла в лес. Она шла с высоко поднятой головой, и никто не осмелился окликнуть ее, остановить.
После того жители аула больше не видели Аслижан. Куда она исчезла, – осталось тайной.
Одно известно: долго еще после гибели Индриса аул оставался свободным. Повсюду в округе крестьяне гнули спины на господ, а сюда, на гору, князья и носа не показывали, их пугала участь Индриса.
И люди говорили:
– Это наша Аслижан охраняет нас. Видно, она где-то недалеко.
С тех пор прошло много лет, и давно умерли свидетели описанных здесь событий, но каждый год, лишь только пригреет в горах летнее солнце, на могиле Асланбека расцветают маки, алые, как капли его горячей крови, а дорожка, по которой ушла в последний раз Аслижан, покрывается розовыми ромашками и лиловыми ирисами.
Когда же разбушуется южная летняя гроза и синие молнии на Сарай-горе чертят землю, как отточенные клинки кавказских шашек, из глубины недр доносятся протяжные стоны. Это Индрис, обреченный на вечную муку, рвется на поверхность и скрежещет зубами в яростном бессилии пробить земную толщу.
Свершилось проклятие старухи.