Саша Тат
Эйма
Часть 2
Ирган
– Разве цветы важнее людей, Верховный? – прошептал Ирган, опустив голову и не смея взглянуть в глаза лидеру своего клана. Ему нечего было стыдиться за свои слова, но он был бетой, а далеко не каждый бета способен высказать недовольство самому альфе – для этого нужна особая храбрость и сила воли.
Верховный обвел взглядом столпившихся на городской площади людей. Они не бунтовали, не возмущались, ничего не требовали, они просто смиренно ждали от него ответа. А еще помощи и защиты, которые он им обещал, возглавив их клан.
– Никто не ставит цветы выше людей, – вздохнул Улан. – Я знаю, что вам нелегко. Но скоро проблема с водой будет решена, даю вам слово!
По площади распространился одобрительный гул. Улан повернулся к своему помощнику и кивнул головой.
– Раздавайте воду. По одной цебарке в руки.
Люди, быстро выстраиваясь в подобие очереди, загудели громче. Ирган махнул рукой своей жене, чтобы подошла ближе. Он надеялся получить воду одним из самых первых и поскорее вернуться домой.
Горячий воздух обжигал пересохшее горло. Ирган родился и вырос в этих землях и привык к пустыне и ее знойному лету, но этот год выдался слишком суровым. Дожди не шли очень давно, все источники обмелели, в колодцах было пусто и воду приходилось везти в бочках с земель соседних кланов, которыми правили братья Верховного. Но и этого уже было недостаточно. Гибла растительность, гиб скот, а над людьми нависла опасность эпидемии. Если не предпринять меры, то начнется настоящий мор!
Какое-то время Улан еще находился на площади, и это внушало трепет, поэтому все вели себя смирно. Никто не толкался и не разговаривал слишком громко. Впрочем, давки не произошло и после того, как Верховный удалился, ведь за порядком осталась следить армия. А вот разговоров она сдержать не могла, и поэтому вскоре вокруг все начали галдеть, делиться опасениями, пересказывать сплетни и ругаться за место в очереди.
– Говорю вам, она совершенно точно поливает свои мерзкие цветы! И это в то время, когда воды не хватает даже людям!
– Успокойтесь! Верховный пообещал все исправить, значит скоро воды будет хватать всем…
– Скот умирает от обезвоживания, а она носится со своими цветочками, как будто они важнее всего! Да кто она такая, чтобы тратить нашу воду?!
– Она пара Верховного!
– Разве не Левори пара Верховного?
– Закройте рты, пока нам не отрубили головы!
– Пусть выйдет и покажет свою метку…
– Левори всегда помогала нам! Она бы не стала забирать у нас воду ради каких-то цветочков! Почему бы Верховному не выбрать ее, вместо этой выскочки?
– Дурак! Альфа не выбирает себе пару сам!
– Не знаю, вы как хотите, но для меня в городе только одна хозяйка!
– Правильно! У нас есть Левори, зачем нам какая-то ненормальная цветочница? Как там ее…
– Эйма.
– Ну да, Эйма. Лучше б Верховный отвез ее обратно туда, где нашел…
– Тише! Вдруг он услышит!
– Боги были милостивы, когда ниспослали нам нашего альфу! А теперь они хотят испытать нас. Эта омега накличет на нас все беды, помяните мое слово!
– Ирган, замолчи! – одернула его жена, потому что он начал говорить так громко, что к нему стали прислушиваться не только те, кто стоял рядом, но и солдаты на воргах.
Разошедшийся Ирган прикусил язык. Как бы там ни было, гневить Верховного не стоило. Если эта новая омега, которую он привез из какой-то деревушки на востоке, действительно его Истинная пара, то тем, кто говорит о ней плохо, не сдобровать. Да и его очередь уже подошла.
Набрав воду, Ирган взял свою цебарку и цебарку жены в руки, и вдвоем они зашагали к дому.
– Все равно, не нравится мне эта Эйма! Хлебнем мы с ней горя, вот увидишь, Андра! – прошептал он и обернулся, удостоверившись, что солдаты далеко. – Она наша наказание! Стоило ей появиться, как на нашу землю пришла беда…
– Но Ирган! Засуха началась до того, как Верховный вернулся в Фаргу с новой омегой! – возразила Андра. Не то, чтобы ей хотелось защитить Эйму, она просто пыталась быть справедливой к неизвестной девушке.
– Но колодцы окончательно пересохли как раз в день ее приезда!
– Вряд ли она в этом виновата…
– А жара! Жара какая началась! Ты помнишь такую жару?!
– Ирган, что бедная омега может сделать с жарой? Она же не ведьма, чтоб дождь вызывать!
– А вдруг ведьма и есть? Самая настоящая! Даром, что с кустами какими-то приехала! Цветочки выращивает, воду нашу тратит… Как она могла оказаться Истинной нашего Верховного, если у него уже есть пара? Разве это не колдовство?
– Значит, Левори не была его парой! – Андра чуть наклонилась к мужу и горячо зашептала то, что узнала от самого достоверного источника – старой молочницы с рынка, которая все про всех знала. – Сыновья Левори – беты, смекаешь? У альфы не может родиться бета, а значит это не дети Верховного!
– Это все знают, ну и что?
– А то! Что ни один альфа не потерпит чужих детей от своей Истинной! Если бы Левори была его настоящей парой, он бы убил ее сыновей!
Ирган замолчал и на его лице отобразилось мучительное раздумье. Он даже немного замедлил шаг, чтобы осмыслить услышанное от жены.
– Но все равно, – в конце концов произнес он, тряхнув головой. – Левори всегда сопровождала Верховного, когда он выходил к людям, всегда слушала нас, пыталась помочь. А где Эйма? Почему не стоит рядом со своим альфой? Эти кусты с цветами, которые везли за ней в город на ста повозках, для нее важнее, чем мы?
– Повозки было всего две, Ирган, – сказала Андра и замолчала.
Ей бы и самой хотелось, чтоб пара Верховного проявляла больше участия. Но может Ирган прав, и новая хозяйка далеко не так добросердечна, как предыдущая?
Улан
Покинув площадь, Улан вернулся в свой дом, где близость его омеги сразу вернула ему внутреннее ощущение покоя и умиротворения. Он не знал, где конкретно она находится, но пошел прямо к ней, безошибочно определяя дорогу, будто кто-то вел его за руку.
Она стояла у большого окна на самом верху, откуда была видна вся площадь, и глядела на то, как люди ждут свою воду и, получив ее, стараются не уронить ни одной драгоценной капли.
– Кажется, сегодня еще жарче, чем вчера, – произнесла она, не оборачиваясь.
Она была грустна и подавлена. Улан подошел к ней сзади и обнял за хрупкие плечи, вдыхая ее сладкий, цветочный запах. Голова уже привычно закружилась, в груди разлилось тепло и стало так хорошо, словно на улице не свирепствовала погода, измучившая засухой все живое. Однако сама Эйма казалась отстраненной.
– Ты разговаривала с Левори? – прямо спросил он, потому что отчетливо ощущал запах омеги, с которой прожил почти два года до того, как встретил свою Истинную.
– Да.
– Что она тебе сказала?
– Что я здесь чужая.
– Ты знаешь, что это не так.
– Разве? – Эйма повернулась к нему лицом.
Редко кто мог вот так открыто смотреть ему в глаза и не отводить взгляд. И уж тем более такой смелости сложно ожидать от омеги. Но Эйма могла. В ее глазах не было вызова, не было дерзости, не было ничего, что могло бы задеть его глубинный инстинкт подавлять и доминировать. Это был простой, открытый взгляд, бесхитростный и невинный.
– Люди любят ее, – продолжила она. – Не уверена, что я когда-нибудь смогу занять ее место.
– Тебе не обязательно занимать ее место. Достаточно того, что тебя люблю я. Все остальное неважно.
Эйма ничего не ответила, но Улан чувствовал, что она не согласна с его словами.
– Сейчас у клана тяжелые времена. Ты не причем.
– Да, я просто появилась в неудачный момент, – вздохнула Эйма и снова отвернулась к окну.
Улан остро ощутил ее отчужденность. Нет, дело было не в людях. А в Левори. И в его чрезмерном чувстве ответственности, которая свалилась на него так рано, став его сутью и жизненным ориентиром. Он должен выполнить обязательства, должен позаботиться обо всех, кто от него зависит. И о Левори тоже.
– Пойдем, – произнес он, взяв ее за руку и мягко потянув за собой.
Новая комната, в которой он поселился, нравилась ему меньше предыдущей. Но он не хотел приводить свою Истинную в спальню, которую до этого делил с другой омегой – почему-то эта мысль казалась ему кощунственной.
– Жена моего брата, Тала, жила здесь до своего совершеннолетия.
Эйма с любопытством посмотрела на Улана.
– Они с Вааром сыграли свадьбу в Деносе. Я хотел, чтобы у тебя тоже был большой праздник.
Губы Эймы тронула легкая улыбка, и Улан почувствовал, как его тело обволакивает тепло, словно он лег в горячую ванну.
– Мне не нужен большой праздник, – прошептала она.
Серебрянное лезвие, сверкнувшее в его руках, было острым и холодным. Улан задумчиво коснулся его кончика.
– Нож моего отца. Единственное, что от него осталось.
– Его убил другой альфа?
– Да, когда мне было десять.
– Мне очень жаль… Моих родителей тоже убил альфа. Я плохо их помню, но они любили меня.
– Не знаю, любил ли нас наш отец. Мы мало его видели, он не уделял нам с братьями много времени. Но с нами всегда была наша мать.
– Тебе ее не хватает?
– Нет, – покачал он головой. – Уже нет. Это было слишком давно.
– Какой она была?
Улан оторвал взгляд от ножа, который крутил в руках, и посмотрел на Эйму, в ее карие, теплые глаза, на ее чуть рыжеватые в свете закатного солнца волосы, на ее гладкую кожу, тронутую загаром, провел взглядом по ее плечам и груди, по ее стройному стану… Ее запах был опьяняюще сладок, ее вид был сводящим с ума. Улану казалось, что он смотрит на нечто настолько совершенное, что у него нет права даже на прикосновение.
– Она любила цветы, – сказал он.
Брови Эймы удивленно приподнялись и она снова заулыбалась.
– Ты должен рассказать мне об этом.
– Хорошо. Но это потом, – кивнул Улан и, протянув руки к ее плечам, мягко скинул с них ее легкое, летнее платье.
Тонкая ткань скользнула вниз, обнажив ее грудь и плечи, но Эйма совсем не смутилась. Широко распахнутыми глазами она смотрела на Улана так доверчиво, что его даже кольнуло чувство вины.
– Будет немного больно, – проговорил он, с удивлением услышав свой охрипший голос.
– Я не боюсь.
Улан не хотел причинять ей боли, но метка – это то, что он должен был сделать сразу, как только нашел ее. К его удивлению, Эйма даже не вскрикнула, когда лезвие коснулось ее плеча, и от этого он почувствовал к ней благодарность. Она была достойна самой красивой свадьбы, какую только можно придумать, но появилась в его жизни одновременно с засухой, охватившей его земли. Это казалось несправедливым, будто Боги испытывали их, но Улан давно понял, что жизнь вообще редко бывает справедливой, и поэтому не молился никаким Богам.
