Саша Фишер
Князь Никто
Кстати об этом теле… Я же до сих пор не знаю, как я выгляжу!
Я тихонько выбрался из своего закутка и проскользнул в уборную. Ну, то есть это, конечно, громко сказано… Уборная у Пугала представляла собой крохотный загончик, в котором стояла бочка с водой, таз, кувшин и ночная ваза, больше похожая на обычное помятое ведро. Зато там висело потемневшее от времени зеркало.
Я опять почувствовал непрошенное волнение. Даже пульс в висках застучал. Я выдохнул и сделал шаг вперед.
При тусклом свете, который падал из косого окна я вряд ли смог бы внимательно, до черточки, себя разглядеть. Но пока что не до хорошего, хоть общее представление получить…
Из мутноватого, покрытого черными язвами зеркала с отколотым нижним правым углом на меня смотрел… я. Исхудавший до впалых щек и кругов под глазами, со слипшимися и повисшими сосульками волосами, которые даже в таком убогом виде отливали пшеничным золотом, я был похож на себя в этом же возрасте. Почти как двойник или брат-близнец. Во всяком случае, если вернуть меня в мое отрочество, настоящее, а не как сейчас, то мы с этим парнем отлично могли бы развлечься, воплотив в реальность пьесу про князя и воришку, которые поменялись местами. И пока князь куролесил в трущобах и учился добывать еду, воришка никак не мог справиться с привычкой хватать и прятать ценные вещи.
Я улыбнулся, и отражение улыбнулось мне тоже. Получается, что мне дана вторая молодость? И я смогу прожить еще одну жизнь, исправить собственные ошибки, очаровать тех девушек, которые не обратили на меня внимания, потому что я скромничал из-за отсутствия опыта… Снова наслаждаться вкусной едой, вином, верховыми прогулками и задорными пирушками… А может… Я понял, что теперь улыбаюсь совершенно искренне. Все-таки, проведя почти полвекка в немощи, забываешь, как это удивительно – чувствовать что-то, кроме боли.
Мутная вода, которую Пугало не выплеснул после вечернего умывания, вдруг забурлила. От неожиданности я отпрянул и больно стукнулся об доски спиной. Из воды показалась костлявая рука, вместо плоти на которой извивались черви. Пальцы несколько раз щелкнули, сложились в щепоть, потом раскрылись так, словно хозяин этой кошмарной руки требовал плату. А потом рука снова скрылась под водой.
Мимолетная радость угасла.
Намек Повелителя Червей был понятен и прозрачен. За все придется заплатить. Не сейчас, конечно, время расчета еще не настало. Но обманывать своего жуткого благодетеля я не собирался. Значит, пока дело не сделано, нечего и думать о вторых шансах. Потом. Когда у меня все получится… Если останется время…
Я еще раз посмотрел на себя в зеркало. Подмигнул отражению, а потом поднял таз, выплеснул грязную воду в желоб и тихонько вернулся к себе в закуток. Судя по погашенной в главной комнате лампе, Пугало уже уковылял спать. Значит и мне пора. Хотя… Мне же что-то дала с собой Сонька-Арфистка, а я даже не посмотрел, что там такое.
Я полез рукой в карман и достал нечто продолговатое с острым краем на коротком шнурке. Или даже скорее ремешке.
В моем закутке было темнее, чем в уборной, так что внимательно рассмотреть загадочный предмет не удавалось. А творить свет магией я пока что остерегался. Скорее всего, у меня бы получилось, конечно, но всему свое время. Мне еще только предстоит понять, что из моих сил и умений в этом теле доступно, а что еще только предстоит наработать.
Похоже, что это коготь. Медвежий или кого-то схожего по размеру. А на одной из его граней выцарапан какой-то узор. Я ощущал эту неровность пальцами, но рассмотреть пока что не мог. Что это? Какой-то амулет? Надо будет при свете разглядеть внимательнее…
В этот момент в дверь настойчиво и громко постучали.
С места я не двинулся. Вряд ли в такой час кто-то пришел в гости ко мне. Было слышно, как кровать Пугала заскрипела. Как он шаркает тапками по полу, усыпанному соломой и что-то ругательное бормочет вполголоса.
– Кого там еще черти принесли? – сварливо спросил он.
Из-за двери что-то ответили, я не расслышал.
– Утром приходите, придумали тут! – крикнул Пугало.
Голос за дверью произнес длинную фразу, разобрать которую я опять-таки не смог. Мне было слышно только, что там разговаривают, но вот отдельные слова из этого бубнежа вычленить не удавалось.
– Ладно, – буркнул Пугало. Лязгнул засов. Заскрипели ржавые петли. – Давайте, что там у вас… ох…
На несколько секунд повисло молчание. Потом по ушам ударил оглушительный щелчок. И почти сразу еще один. Об доски грузно ударилось что-то тяжелое. Снова заскрипела дверь, а потом снаружи раздались торопливые негромкие шаги.
Я не шевелился. Неведомый визитер дважды выстрелил и ушел, прикрыв за собой дверь. Но что там с Пугалом?
Я вскочил, как развернувшаяся пружина и выскочил в комнату. В полумраке было видно, что на полу перед дверью лежить что-то, похожее на большой мешок. Я бросился к бюро и включил лампу. Чертов скряга, не мог нормальный светильник установить? Эта подделка под так любимые аристократами «волшебные фонари» света давала, разве что письменный стол осветить, чтобы было видно, как перо по бумаге ходит. В остальной же комнате стало, кажется, только темнее.
Я бросился к двери и торопливо задвинул засов. Потом присел рядом с Пугалом. Даже в таком свете было понятно, что он мертв. На светлой ночной рубашке расплывалось кровавое пятно. Вторая рана зияла прямо посреди лба.
Глава 4. Кое-что об имперской бюрократии
Лошадь тревожно металась и взвизгивала в своем стойле. Звук выстрелов напугал, это понятно. Скоро успокоится, она старенькая, у нее сил не хватит долго нервничать. Я смотрел на тело Пугала. Он смотрел в потолок удивленно выпученными глазами. Рот сполз куда-то на бок, брыли складками расползлись по шее. В общем-то, мне не было никакого дела до того, кто именно его застрелил. Я не собирался долго находиться в его компании. Впрочем, его смерть, пожалуй что, развяжет мне руки и откроет некоторые возможности.
Раз убийца выстрелил и ушел, значит ему просто сунули рубль и пистолет и сказали адрес. Или вообще только пистолет дали и разрешили потом себе оставить. До содержимого дома этому человеку дела не было. Но это означает, что есть еще и наниматель. Который обязательно заявится, чтобы… Чтобы что?
Я еще раз окинул взглядом обиталище Пугала. Это место было ну никак не похоже на подходящее хранилище спрятанных сокровищ или штаб-квартиру тайного общества. Я, конечно, могу ошибаться, но что-то мне подсказывает, что в убийстве Пугала никакого грозного секрета нет. Скорее всего, либо его мерзкий характер кому-то надоел, либо… Я вспомнил его разговор с Кочергой. Ну да. Ясно же, что к труповозу из нищего квартала проявляют интерес либо подпольные алхимики, которым нужны человеческие кости, либо антропоманты-шарлатаны, устраивающие сеансы предсказаний на человеческих внутренностях, либо извращенцы всех мастей, про которых даже думать противно. Судя по его манере разговаривать, особой сговорчивостью в вопросе продажи тел кому попало, он не отличался. За что, скорее всего, и получил свои две пули.
«А ведь он принципиальный был тип, надо же! – с некоторой долей уважения подумал я. – Наверняка мог бы раздавать мертвую плоть направо и налево, но даже Кочерге, с которым они, судя по разговору, неплохо приятельствовали, он прямо-таки мозг съел чайной ложкой, прежде чем согласился на сделку…»
А может быть, причина в чем-то другом, и я слишком мало знаю о том мире, в который попал. В любом случае, смерть Пугала для меня мало что меняет… Только если…
Я посмотрел на бюро. Точно. Бумаги!
Кто бы там ни явился, нужно опередить его и изучить содержимое письменного стола.
Конечно же, бюро было закрыто на замок. А ключ… я оглянулся на тело Пугала на полу. Тощие голые ноги торчали из-под ночной рубахи. Нда, вряд ли он носит их с собой. Скорее всего, прячет где-то в своей спальне. Обшаривать ее – бессмысленная потеря времени. Рядом с повозкой был ящик с инструментами, и какие-то железяки из него торчали…
Я быстро метнулся в «хозяйственную» часть конторы. Выхватил из ящика короткий металлический штырь, сплюснулый на конце. Понятия не имею, для чего этот предмет используется, но для моих целей он подходил как нельзя лучше.
Дерево послушно хрустнуло, расщепилось, и дверца бюро откинулась, превращаясь в поверхность стола.
Так. Теперь надо и не спешить, но и рассусоливать не следовало. В бюро у Пугала царил полный порядок. Тусклый свет лампы освещал ровные стопки журналов учета, аккуратно составленные письменные принадлежности – бутылочки чернил двух цветов, коробка с перьями, коробка с карандашами… Один из внутренних ящиков закрыт на ключ. Не задумываясь, сунул в щель железный штырь, тонкая дверца жалобно хрустнула и открылась.
Ага, а вот и то, что мне нужно…
Серьезные документы с официальными имперскими печатями, проложенные для сохранности тонкой папиросной бумагой. Я извлек всю стопку и принялся последовательно перекладывать.
«…сим удостоверяется, что помещение в кирпичном доме по адресу… бла-бла-бла… на правах неисключительной собственности… А.М. Гупало сроком на девяносто лет». Хм, неслабо.
Паспортная книжка на имя Алоизия Макаровича Гупало…
Паспортная книжка на имя Демьяна Найденова… Похоже, это мой документ. Согласно ему, мне пятнадцать. Я отложил бумагу в сторону.
Дальше… Ага, батрацкая грамота! Значит, никакого клейма на мне нет, одной заботой меньше… Я прочитал документ внимательнее. Согласно ему, Пугало уплатил за меня приюту семь рублей двадцать копеек, за что я был передан ему в бессрочное пользование с настоящего момента и до совершеннолетия, а дальше – как сам пожелаю. Это надо уничтожить и заменить другой бумагой…
Проклятье, какая же тусклая эта лампа!
Я, совершенно не задумываясь, прищелкнул пальцами и пробормотал короткое заклинание. Над столом возник шарик яркого света. Ох ты ж! С улицы могут заметить слишком яркий свет в окне. Стекло, конечно, грязное, но если заглянуть, то можно увидеть, чем я тут занимаюсь.
Я погасил магический свет, вскочил и огляделся. Никаких штор, ставень или еще чего-то подобного не имелось. Но это ерунда, одеяло тоже сгодится. Я вытащил из своего закутка одеяло и приладил его на окно. Снова сотворил светильник. Это было едва ли не первое заклинание, которому нас научили в университете. Чтобы отсутствие света не мешало студентам прилежно грызть гранит науки. Хорошо, значит это тело примитивную магию творить может.
Я направился к столу, но замер рядом с телом бывшего хозяина этого заведения. Оставлять его лежать перед дверью было по меньшей мере глупо. Значит до утра нужно найти какой-нибудь схрон…
Наверняка здесь должен быть холодный подпол или что-то вроде. Надо просто внимательно посмотреть.
Ну да. Сразу за нарами для трупов доски пола немного отличались от всех остальных. При ярком свете было особенно заметно. Я подошел ближе, рассмотрел. Ага, вот тут в щели веревка. Если ее поддеть…
Догадка оказалась верной. Щит, сколоченный из досок, прикрывал тайную емкость в полу, размером примерно как три гроба. Тайник не ахти какой, но сгодится. Я схватил тело Пугала за руки и поволок к этой яме. Завтра он отправится в печь вместе с остальным «уловом». Но до тех пор полежит здесь.
Уф. Тяжелый какой… Я посмотрел на лицо бывшего начальника. Глаза его все еще были открыты, он смотрел на меня как будто с немым укором. Ну, прости, Пугало. Выпью за упокой души твоей стакан вишневого морса как-нибудь. Наклонился и закрыл ему глаза. Накрыл яму крышкой, запрятал веревочный хвост обратно в щель, накидал соломы, чтобы не привлекать к этому месту лишнего внимания, в том случае, если… Я понятия не имел, кто сюда придет. Но если убийство и впрямь заказное, а не просто месть какого-нибудь лишенца за то, что Пугало недостаточно вежливо с ним поговорил, то гостей стоит ждать прямо с утра. И до тех пор мне надо все закончить…
Я вернулся к бюро. Так, на чем я остановился?
Разобрав последовательно все бумаги. Итак, меня зовут Демьян Найденов, и я числюсь батраком у Алоизия Макаровича Гупало. Мне пятнадцать.
Если утром нагрянет проверка с каким-нибудь канцеляристом, то меня просто вышвырнут на улицу или вернут в приют, потому что шестнадцати мне еще нет. Значит начать следует с того, что подправить немного свой возраст.
Я придвинул к себе паспортную книжку Демьяна Найденова. Так, для начала нужен нож для перьев…
Вообще, конечно, я никогда не был особенным специалистом в подделке документов. Но исправить одну цифру на другую – плевое дело. Любой школьник или студент это умеет. Чуть-чуть подчищаешь, аккуратно выводишь недостающие завитки, посыпаешь песочком… Готово! Как новенький!
Добро пожаловать в совершеннолетние, Демьян Найднов с прочерком в графе «отец».
Кстати, а почему прочерк? Это ведь тоже можно исправить!
Я обмакнул заточенный кончик пера в чернильницу и, подражая почерку неизвестного канцеляриста, выписывавшего этот документ, вписал в пустую графу отчество «Алоизович». Эх, осиротел ты только что, Демьян Алоизыч! Папку твоего тать в ночи застрелил…
Теперь батрачья грамота… Не нужна, уничтожить ее немедленно! Я приблизил бумагу к губам, прошептал нужные слова и подул. Лист без звука и дыма распался в невесомую пыль.
Сделано.
Дальше.
Я взял чистый лист бумаги и задумался. До бюрократической реформы, установившей четкие стандарты по гражданским документам, еще лет двадцать, а то и больше. А до этого никто особенно не следил, как оформлены те или иные бумаги. Унифицированы были только паспорта и патенты. В остально я сейчас волен насочинять всего, что моей душе угодно. Никому никогда дела не было, как там оформляют сделки и договоры те, у кого к фамилии нет приставки «князь», «граф», «барон» или иного обозначения принадлежности к дворянскому сословию. Чтобы написать, к примеру, верительную грамоту себе от князя Вяземского, мне потребуется его печать. А вот изобразить на бумаге усыновление Алоизием Макаровичем Демьяна Найденова – это запросто!
«Сим удостоверяется, что отрок Демьян Найденов, имеющий паспортную книжку номер такой-то, является моим сыном, похищенным цыганами еще во младенчестве. Поелику я счастлив от воссоединения семьи, то завещаю моему вновь обретенному отпрыску…»
Я выводил каждую букву, подсматривая на почерк Пугала в одной из конторских книг. Вообще-то, этот предмет назывался «каллиграфия». И подражать нам нужно было вовсе не чужому почерку, разумеется. Что, впрочем, не мешало нам во студенчестве регулярно грешить подделыванием писем от преподавателей, убегая в самоволку в кабак.
Я смахнул песок с готового документа и критически посмотрел на него. Слишком уж новеньким выглядит. Подозрительно. Надо бы чуток подправить.
Я потер края листа бумаги пемзой, надорвал край, сложил вчетверо. Потер об штаны. Расправил, разгладил. Надо бы пятно какое посадить что ли?
Потратил еще несколько минут, чтобы придать поддельному усыновительному акту достоверный вид. Перелистал документы еще разок, чтобы убедиться, что ничего не забыл. Можно было бы, конечно, еще и завещание отдельно написать. Но я решил, что незачем. Умирать Пугало не собирался, других детей у него, судя по документам, не было. Да даже если и были… В любом случае, всякие тяжбы о наследстве – дело небыстрое, а мне всего-то надо выиграть несколько дней.
Я сложил все бумаги аккуратной стопочкой и вернул на место. Взломанный замок, конечно, может вызвать подозрения, но как-нибудь справлюсь. Надеюсь, когда дело дойдет до обысков, меня уже не будет в этой грязной конуре.
Я придирчиво осмотрелся, затер кровавое пятно на полу в том месте, где лежало тело Пугала, и погасил магический свет.
Контора снова погрузилась в темноту.
Я направился сначала обратно к своему закутку, но остановился. Можно же не спать теперь на этом клопами засиженном матрасе! Наверняка спальня Алоизия Макарыча устроена с большим комфортом!
Особой роскоши за дверью не нашлось. Там была квадратная комната с узкой кроватью у стены и большим шкафом у другой. Окно прикрыто простецкой занавеской из рогожки, над изголовьем кровати – положенная на бок восьмерка Всеблагого Отца и путанка из прутьев и перьев, отгоняющая плохие сны. Я хихикнул. Да уж, похоже, Пугалу было все равно, чьей благодатью пользоваться – новомодной всеобщей веры или старых духов-покровителей.
Хотя если он всю жизнь занимается тем, что возит на повозке мертвые тела, то не мудрено, что ему хочется что угодно сделать, лишь бы во сне тем же самым не заниматься. Вот уж кто насмотрелся…
Последнюю мысль я додумывал, уже засыпая. Стоило мне положить голову на подушку, как глаза сами собой начали слипаться.
Разбудил меня требовательный стук в дверь. Ну вот, началось!
Я вскочил и поплелся открывать. По дороге старательно зевал и тер глаза кулаком, изо всех сил изображая полнейшую безмятежность.
– Кого там принесло еще? – сварливо буркнул я, подражая манере Пугала.
– Ээээ… – за дверью замешкались, потом кто-то между собой пошептался, потом голос зазвучал еще менее уверенно. – Алоизий Макарыч?
– Батя уехал час назад по делам в Петергоф, – еще более сварливо сказал я. – Вечером приходите!
За дверью снова зашептались, теперь уже громче. Похоже, пришло два человека. И один из них, собственно, тот кто стучал, был не в курсе, что именно он должен тут увидеть. И требовал разъяснений от второго. Второй громким шепотом науськивал. Во всяком случае, я отчетливо услышал слова «этот щегол врет».
– Мальчик, открой немедленно дверь! – строго сказали снаружи. – Я чиновник третьего класса, мне надо убедиться, я меня есть право осмотра дома, если что-то вдруг что-то случилось!
– Так у меня ничего не случилось, – сказал я и громко зевнул. – Сейчас позавтракаю и пойду на работу. А вы мешаете!
– Не смей мне дерзить, маленький гаденыш! – прошипел человек за дверью. – Немедленно открой!
– А откуда я знаю, что ты и правда канцелярская крыса, а не бандит какой-нибудь? – спросил я. – Документы свои мне в окно покажи!
– Зачем тебе документы, ты же читать не умеешь! – выкрикнул второй голос. Незнакомый. Мужской, но сварливый, с истерической ноткой.
– Ну как хотите, некогда мне с вами тут болтать… – я потоптался на месте, делая вид, будто отхожу от двери.
– Мальчик, стой! – кулаки снова забарабанили по двери. – Если я покажу документы, ты откроешь дверь?
– Валяй, показывай, – я снова громко зевнул и подошел к окну. С той стороны на меня таращилось длинное лошадиное лицо, подбородок которого упирался в жесткий воротник черной чиновничьей формы. Он держал в руке какую-то бумагу, но сквозь грязное стекло буквы было не разобрать. За его спиной маячил еще один человек. Невысокий пузан с круглой лысиной, обрамленной клочками пегих волос. На плоском как блин лице выделялся только нос картошкой багрового цвета. Настолько нелепый, что казалось, что его у основания стянули бечевкой.
– Вот, видишь?! – бюрократ потряс своим документом. – Я сотрудник Спасского полицейского округа по гражданским делам Супонин Митрофан Георгиевич. Должен убедиться, что у тебя все в порядке. Открывай дверь!
– Ну ладно, уговорил, – хмыкнул я. – Только быстро, а то мне работать надо.
Этих двоих я не боялся. Даже примитивной магии, которой владеет практически каждый дворянин чуть ли не с пеленок, мне будет достаточно, чтобы обратить этих двоих в бегство. Может быть, конечно, рядом с дверью, прижавшись к стене, семеро громил только и ждут, чтобы я отодвинул засов, но это вряд ли. Если бы планировался налет на труповозную контору, его бы довели до конца еще ночью.
Дверь скрипнула и распахнулась. Длиннорожий бюрократ переступил порог и бесцеремонно отодвинул меня с дороги. Быстро и пристально оглядел помещение. Толстячок вкатился следом, подозрительно прищурился и бросил злой взгляд на меня.
– Я же говорю, у меня все в порядке, – сказал я, еще раз зевнув и потерев глаз. – Убедились? Могу я теперь позавтракать? Батя мне велел одному сегодня работать…
– Что еще за батя? – визгливо взвился толстяк.
– А ты кто вообще? – развязно сказал я, чтобы мой вопрос можно было счесть как, собственно, требованием предъявить документы, так и оскорблением и намеком на «выметайся из чужого дома, толстяк!»
– Я же говорю, он врет! – толстый упер руки в жирные бока и исподлобья посмотрел на меня.
– Я вру? – как будто неподдельно удивился я. – Но у меня и правда все в порядке, ну, разве что я проспал чуть-чуть…
– Куда, ты говоришь, делся Алоизий Макарыч? – спросил бюрократ.
– В Петергоф уехал по делам, – я пожал плечами.
– Ты точно в этом уверен? – бюрократ вожделенно уставился на бюро. Я его прикрыл, так что отсюда не видно было, что замок сломан.
– Так я за ним когда дверь закрывал, он мне подзатыльников надавал и велел идти работать, – сказал я. – А я спать завалился, подумал, что на пять минуточек. Вы же не скажете, что я спал еще, когда вы пришли?
– Что ты плетешь, Ворона?! – заверещал толстяк. – Ты куда тело дел?!
