Саша Ангел
Глупый Франкенштейн
Выходец с рыцарских романов в шкафчике хранит свои старые доспехи, но сегодня их вновь надевать не нужно – болтливый ластик в руках, всё, что понадобиться для этой бесполезной работы.
– Если мы сотрём один глаз, может, заставим исчезнуть что-нибудь ещё, пару лесов, голубизну неба, желтизну распадающихся под гнётом времени гор, а может, зайдём в ту вращающуюся вереницу облаков и купим себе…
Сколько можно работать? От рыцаря не осталось почти ничего, но он изменит лицо той девушки.
Комары-молнии
Я неумолимо текущая вперёд одинокая река.
Человеческие взгляды не подпитывают – в пустых глазницах обосновались оранжевые птицы и их вскрики виолончелями раскалывают вспышки на солнце.
Чем дальше, тем меньше в пейзаже категоричности – цвета сливаются воедино, очертания предметов расплываются и вскоре горы перетекают невидимую границу, отделяющую меня от них. Я жидкая масса гранита, человеческого пота, облаков и гула, сменяющих друг друга геологических эпох.
Но кроме людей тут есть комары-молнии.
Мгновение и они прокусывают пенящуюся кожу и высасывают звуки – единственную настоящую ценность.
В их сегментированных внутренностях распростёрлись цветущие прерии – голоса смеющихся валунов наполняют это пространство.
Никакой подпитки – гранитным рекам не отбиться от преследователей и никогда не впасть в океан.
Поручни-пираньи
Воздушная лестница к школе.
Ребёнок хватается за поручни, холодные и жестокие пираньи вгрызаются в узоры-заборы ладоней.
Пластичные обороты – призванные разложить химические элементы по красивым закатам на исходе долгого забега, пускают яд в молодые автострады.
Воздушный шарик ведёт урок труда – и каждый из многочисленных станков грозит ему взрывом новой вселенной. Эти машины были списаны с гигантских заводов великой эпохи, поэтому они скрежетали полуавтоматическими пересудами и пытались поймать ниточку преподавателя.
Дети жали кнопки, шарик преподавал, станки пережёвывали всех их – новые эссе, трактаты, иллюстрации и пинки под зад.
Ребёнок с врождённым фиолетовым треугольником на щеке, прыгнет прочь. Куча мусора и времени подхватит его.
Лжепикассо плюёт в потолок
Ядовитые лягушки голубыми всполохами летят в потолок. Липкая сущность покрыта едким сарказмом – даже самые отчаянные звери не трогают их пергаментную кожу.
