Сарвар Мукадирович Кадыров
Наука жить достойно
У меня упало настроение… Самую большую поддержку оказал мне мой младший шеф С.Е. Никитин. Он помог в организации изготовления сломанных деталей, выделил средства из своего хоздоговора.
Собрали новый двигатель, работающий на меньших оборотах (остановились на 2800 об/мин), и получили необходимые результаты.
Трудные были опыты. Механик не выдержал напряжённости и уволился. Основной причиной была, конечно, маленькая зарплата. На его место пришёл молодой офицер запаса, молдаванин Вася Бантуш. Вспыльчивый, но надёжный человек. Мы быстро с ним подружились.
Часто в один день приходилось и разбирать, и собирать двигатель. И врагу не пожелаю такую тяжёлую работу. Самое главное – всё завершилось благополучно.
Годы аспирантуры тоже запечатлелись в памяти интересными событиями…
Заведующим отделом аспирантуры, генерал в отставке П.Е.Акимов, потребовал, чтобы я вступительный экзамен по истории КПСС сдавал на русском языке. Не стали принимать в счёт, что экзамен по этой дисциплине я сдал ещё в Ташкенте, осенью 1963 года. Я не отказывался ещё раз сдавать, но только на узбекском языке, так как я учился в национальной группе. Заведующий не согласился. Это задело мое самолюбие. Я поехал прямо в МинВУЗ СССР, зашел в приемную министра В.П. Елютина. Объяснил помощнику ситуацию… Какой-то начальник принял меня и сказал, что П. Е. Акимов не имеет такого права, но если он хочет проверить мои знания, то пусть пригласит ученого, который хорошо знает и узбекский, и русский языки. Я очень обрадовался. На следующий день зашел к ректору МАДИ – Л.Л. Афанасьеву. Он приветливо принял меня. Я ему сказал, что хоть сейчас готов сдать экзамен – только на узбекском. Для сдачи на русском мне потребуется месяц. Он вызвал П.Е.Акимова, тот вошел в кабинет и начал объяснять, что сдача экзамена действительна в течение года, тогда как я сдал экзамен значительно раньше. Ректор решил вопрос «по-молодецки»: «Товарищ Кадыров! Вы попробуйте сдать экзамен на русском языке. Если не сдадите, то оценку поставлю вам я сам». Это мне понравилось. Я начал готовиться. Целый месяц изучал книги по истории КПСС на русском языке. За это время первый секретарь ЦК КПСС Н.С.Хрущев был снят с поста.
Таким образом, по желанию заведующего отделом аспирантуры мне пришлось сдать повторно экзамен по истории КПСС на русском языке.
Я пошёл на экзамен. Подготовился. Когда сел напротив профессора, чтобы ответить на вопросы, заведующий отделом аспирантуры вошёл, сел рядом и внимательно стал слушать мои ответы. Мне поставили «хорошо». Назавтра при входе в институт я увидел П.Е.Акимова. Он подошел ко мне, обнял и поздравил, попросил извинения. Я не понял, почему такая резкая перемена. Об этом я спросил моего руководителя С.Е.Никитина, а он многозначительно улыбнулся и промолчал. После этого мы с П.Е.Акимовым стали друзьями. Я помогал ему в оформлении документов, так как писал красиво и по-русски грамотно. К сожалению, через год П.Е.Акимов скоропостижно скончался. После этого С.Е.Никитин рассказал мне кое–что. По мнению покойного П.Е.Акимова в аспирантуру из Средней Азии и Закавказья поступали только по знакомству, и поэтому у поступающих слабые знания. Много лет работая политическим руководителем, он, оказывается, пришёл к такому выводу. Вот почему был очень строг со мной. Я не обиделся, наоборот, радовался очередной победе.
ПЕРВЫЕ УСПЕХИ
Нелегки научные опыты в области техники. Сначала надо оживить металл, а потом измерить показатели его работы. На этом пути много неудач, особенно, когда речь идёт о тепловых двигателях. В этой сложной сфере переплетаются все науки: физика, химия, теплотехника, математика, электроника, механика, сопромат.
Как я отметил выше, наш двигатель, дизельный, имел конструктивные особенности двигателя американской фирмы «Камминс». Эти двигатели в пятидесятые годы создавались по идеям члена-корреспондента АН СССР Н.Р.Брилинга, который не мог на родине ни патентовать, ни внедрить свою идею в производство. В своё время из–за распрей среди учёных к производству представлялись другие двигатели. Наши беспрестанные исследования в течение трёх с половиной лет не прошли бесследно, мы получили положительные результаты. Эти результаты были переданы в научно–исследовательский автомоторный институт – «НАМИ». Наш двигатель показывал лучшие технико-экономические показатели по сравнению с дизелем «Камминс»…
В 1967 году профессору С.М. Ховаху исполнилось шестьдесят лет, и он устроил для членов кафедры и аспирантов юбилейный банкет в ресторане «Будапешт». Я сижу со своими друзьями–аспирантами Борисом и Виктором. Банкет начался, и все, как один, начали мазать на хлеб масло и красную икру. Я сижу пока тихо, не знаю с чего начать. В жизни ни разу не пробовал красной икры… Аспирантка из Хабаровска Юлия несколько раз хотела угостить меня и передавала в поллитровой банке икру – я отказывался. Думал, что икра очень соленая, а потом это было так непривычно. Борис и Виктор настояли, я попробовал и впервые в жизни почувствовал вкус деликатеса…
В этом же году М.С.Ховах с супругой, профессор из МВТУ Д.Н. Вырубов с супругой и ещё один доцент из МАДИ собрались в командировку в Ташкентский политехнический институт. Об этом мне стало известно. М.С.Ховах пригласил меня в свой кабинет и сказал: «Хотел познакомиться с твоей семьей». Я очень обрадовался и позвонил в Ташкент зятю Хамидулле. Попросил его встретить гостей с цветами, проводить также с цветами и фруктами из нашего сада, особо предупредил не делать никаких дорогих подарков. Так и было. Гости в сопровождении доцента из ТашПИ были у нас дома, познакомились со всей семьей, с нашими обычаями, лакомились восточными сладостями, отведали наши блюда. По приезду М.С.Ховах обнял меня и поблагодарил. Наши отношения после этого стали ещё ближе. Когда я был дома у М.С.Ховаха, его супруга Хиния Яковлевна спросила: «У тебя дома нас угостили одним блюдом, мне очень понравилось… Оно из теста: внутри мясо и лук. Туда я заливала варенье и ела, было очень вкусно…». Я догадался. Это было узбекское манты, внутрь манты она наливала урючное варенье, новое её изобретение. Я улыбнулся… Действительно это вкусно.
Раз в год я привозил с собой для своих учителей виноград и дыни, но передавать это им было для меня настоящим мучением. Особенно М.С.Ховаху. Он меня корил… Зачем… в Москве же всё это продают. Мне было очень неудобно. Он же не знал узбекские обычаи. После поездки он убедился, что это наш этикет… Однажды он попросил меня, когда я был у него дома, разрезать дыню. Я сделал «касу», т.е. разрезал дыню на три части, в каждой половинке мякоть отделил от кожуры и разрезал маленькими квадратиками, чтобы мякоть можно было есть вилкой. При этом я сказал, что так режут дыню для стариков. Почувствовав на себе его взгляд, сразу добавил – «для уважаемых людей». Он улыбнулся…
Время шло, я постепенно стал ощущать в себе силу и уверенность, мог вступить в научную дискуссию с учеными-преподавателями. Двигатель же успел сломаться и восстановиться несколько раз. После защиты диссертации по моей просьбе мой научный руководитель, заведующий кафедрой, профессор М.С.Ховах согласился передать в ТАДИ безвозмездно универсальный картер с моим одноцилиндровым дизелем. Сейчас он находится в Ташкентском автомобильно-дорожном институте, используется при создании керамического двигателя…
Осенью 1968 года на научном семинаре кафедры результаты моих исследований оценили положительно, мои рецензенты два доктора наук и один кандидат наук дали положительные отзывы…
Когда в июле стало известно, что я завершил исследования, один доцент дал мне напутствие, сказав: «Теперь ты свободен на два года, хорошо, если за это время напишешь диссертацию». Я ничего не ответил, промолчал. Быстро оформил все графики, оформил последнюю главу диссертации (так как три главы были давно готовы) и поехал на дачу моего консультанта С.Е.Никитина, находившуюся в ста десяти километрах от Москвы. Он на лето приехал в отпуск из Алжира, где занимался педагогической деятельностью. Он просмотрел работу за три дня. После я обратился к основному руководителю – Максу Самойловичу Ховаху. Он просмотрел диссертацию, отредактировал за неделю, дал «добро» печатать. К этому времени я уже успел подготовить первые три главы в пяти экземплярах. Машинисткой работала жена А.Н.Воинова, известного профессора МАДИ. Пока она печатала, Алексей Николаевич просмотрел работу, и она ему понравилась. Вот, таким образом, в конце августа диссертация была готова. На первом, после отпуска, заседании кафедры М.С.Ховах доложил, что я завершил диссертацию. «Не может быть!», – воскликнул доцент, давший мне напутствие. М.С.Ховах спокойно передал ему готовую диссертацию и сказал, что тот будет рецензентом. Второй и третий экземпляры диссертации профессор передал известным учёным И.В.Астахову и А.Н.Воинову.
К предварительной защите я подготовил пятьдесят пять плакатов. В этом деле помогли мне мой брат Марвар и художница Люда. Сделал доклад на час. Все рецензенты дали положительную оценку, указывая на некоторые недостатки. «Костяк» работы без изменения был рекомендован к основной защите.
Тогда же стало известно, что у меня не сдан кандидатский экзамен по спецкурсу «Двигатели внутреннего сгорания». Никто не подумал об этом: ни я, ни мой руководитель. Члены кафедры единогласно заявили, что результаты моей работы дают право получить высшую оценку без сдачи экзамена. Моей радости не было конца. Всю жизнь я стараюсь оправдать это доверие.
Для завершения диссертации кафедра эксплуатации автотранспорта ТашПИ дала мне полную свободу, начиная с августа 1968 года до января 1969 года, за что я всю жизнь благодарен руководству и коллективу кафедры, в первую очередь, А.У. Салимову.
Защита диссертации.
Такое событие остается в памяти на всю жизнь. По плану Спец. совета МАДИ я должен был защититься в марте, но вклинился один иностранец – венгр Илошваи (иностранцы всегда шли без очереди), и мою защиту перенесли на июнь.
Заседание Ученого совета проходило в большом зале МАДИ. Я развесил плакаты с результатами исследований. В течение тридцати минут я доложил основное содержание диссертации. Было много вопросов, на которые я старался обоснованно ответить. Зачитали заключение ведущего предприятия и отзывы на автореферат. Их было много и все положительные. Меня удивил отзыв зав. кафедрой МВТУ им. Баумана профессора А.С. Орлина. Отзыв был написан на листке бумаги собственноручно и крупным шрифтом: «Диссертация заслуживает присуждения ученой степени кандидата технических наук».
Затем наступил момент выступлений и оценок. выступили профессора А.Н.Воинов, И.В. Астахов, К.А.Морозов, а также другие ученые, и все в один голос заявили, что С. Кадыров уже сформировавшийся ученый, и работа достойна присуждения ученой степени.
Защиту вел сам ректор Леонид Леонидович Афанасьев, человек с большой буквы – генерал! Выступавшие из НАМИ признали, что двигатель С.М.Кадырова показал несколько лучшие результаты, чем американский прототип. Эта оценка окрылила меня, внушив большую уверенность в себя.
Банкет! На защиту приехали мои родственники: брат Анвар, старшая сестра Бахтия, её муж Хамидулла, дядя Миргияс и младший зять Мираббос. Стол накрыли в кафе института. Меня очень обрадовал ректор института: он с многими членами совета пришел на банкет. Естественно, все члены кафедры автотракторных двигателей во главе с моим научным руководителем М.С.Ховахом тоже были здесь. Друзья – аспиранты. Здесь была и моя будущая супруга Аълохон. Во время защиты она только один раз появилась: пожелала удачи и пошла по своим делам, так как ровно через неделю, 26 июня сама должна была защищаться. В этот день я от счастья опьянел, хотя пил немного…
СПРАВЕДЛИВОЕ РЕШЕНИЕ
Мы, аспиранты МАДИ, жили в общежитии, вблизи станции метро «Сокол». По соседству находилось общежитие аспирантов медицинского института. В восьмом общежитии со мной жили Аман, Суръат, Хаёт, Марат, а в шестом – Аълохон и Юлия, у медиков – Эркин ака, Гузал опа, Окил ака. В общежитии около станции метро «Студенческое» жили Нигматулла, Рихсивой, Лолахон, Рискиддин, Рихсинисо и другие. Мы собирались каждый месяц, песни, шутки–прибаутки были нашими спутниками. В шестидесятые годы подружившись в Москве, мы до сих пор дружим, навещаем друг друга.
Находясь в Москве, я не забывал мать, сестру и младшего брата, которые остались одни в Ташкенте. Старший брат с женой – в Караганде, младшая сестра тоже вышла замуж. Чтобы матери высылать деньги, мне надо было как–то заработать их. Выручал мой красивый почерк: аспирантам постарше, которые завершали диссертации, я тушью выписывал формулы, чертил графики, занимался со студентами репетиторством. За это, естественно, они платили. Иногда в московских магазинах мой друг-афганец Тахир (племянник Закир Шаха) покупал за доллары дефицитные товары, и я отправлял их в Ташкент. Рыночные отношения уже тогда были в ходу, хотя советская мораль и законы строго запрещали их. Без этого невозможно было нормально жить.
Однажды Тахир шепнул мне на ухо: «Я у дяди видел Коран на русском языке». Его дядя работал послом Афганистана в России. Почему он шепнул? Он знал, что я являюсь секретарем комсомольской организации аспирантов МАДИ и закоренелый атеист.
Однако я, рожденный в Ташкенте в семье верующих, заинтересовался этим сообщением и попросил его принести Коран на три дня с разрешения дяди. Я должен сказать, что практически ни один узбек-мулла или кори, который не знает арабского языка, глубоко не знает истинного содержания Корана. Естественно, я – атеист тоже не знал, только знал некоторые молитвы. В один из дней он принес Коран и осторожно ночью передал мне. С глубоким волнением я взял Коран в руки – поцеловал и за три дня прочел священное писание. Это было в 1965 году. Именно тогда я понял, что есть великая сила – существует Аллах. Он в моей душе с тех пор!
Я помню слова, высказанные моими друзьями – аспирантами из Индии, Арабских стран: «Ваш Бог – Ленин. Вы трусы и не признаете существование Бога. Человек не может быть Богом». Да, они были правы тысячу раз.
В период обучения в аспирантуре в 1964 году я встретил девушку – аспирантку из Ташкента по имени Аълохон, которая стала моим другом, моей судьбой. Её мельком я видел в 1962 году в ноябре, когда первый раз приехал в МАДИ для сдачи экзамена в целевую аспирантуру. Тогда меня поселили в общежитие № 6, где и проживала Аълохон с подругой Турсуной. Я пробыл всего месяц и после неудачи уехал в Ташкент. Проработав год ассистентом в ТашПИ, снова приехал в МАДИ 5 октября 1963 г. стажером–исследователем и поселился в общежитии по улице 1905 года. Только в марте 1964 года переехал в общежитие №8 к своему другу Аману, и однажды он нас познакомил. Постепенно началась дружба двух аспирантов. Похожая судьба: она росла без отца, я – тоже, и мы друг друга хорошо понимали. Иногда она, иногда я начали заходить друг другу в гости или просто так. Аспиранты, как правило, дни рождения и праздники отмечали вместе за праздничным пловом. В воскресные дни группой ходили в театр, кино, музеи, на каток. В один из таких дней, беседуя с ней и уточняя, откуда она, я узнал о том, что Аълохон я видел еще в 1957 году в августе на одной вечеринке, посвященной проводам ее подруги в Андижан на учебу. Вместе с девушками мы сели в трамвай, так как нашего друга Абдубори провожали тоже в Андижан на учебу. В течение этих лет она жила у меня в глубине души, я её мельком иногда вспоминал, но был очень занят своей учебой, и некогда было думать о девушках, так как жили очень бедно и о женитьбе вообще не могло быть и речи. Сначала я должен был стать на ноги! Естественно, до этого были знакомства, свидания с девушками. Но ни одной из них я не говорил о любви. Я к ним относился по-товарищески. Помню где-то на третьем курсе маме сказал о том, что мне нравится одна соседская девушка – дочь ювелира. Попросил маму переговорить с её родителями. Она так и сделала. Но, увы, в ответ услышала: «Нет». Мать пришла огорченная, понимая, что причина отказа в нашей бедности. Я успокоил маму и сказал: «Мама, не печальтесь, я буду очень уважаемым и богатым человеком. Время покажет!» – и вычеркнул ту девушку из сердца. Через год её выдали в богатую семью…
После успешной защиты я продолжил свою педагогическую деятельность. Наконец, 25 октября 1969 года состоялось наша свадьба с Аълохон. Примечательно то, что утверждение пришло из ВАКа в день «чалляра», в третий день свадьбы. В этом же году меня перевели на должность старшего преподавателя. В середине 1970 года – я уже доцент, через два года ВАК выдал мне диплом доцента.
В те времена на автодорожном факультете Политехнического института было всего четыре кафедры, деканом был мой друг по аспирантуре Аманулла Ганиходжаев. Заведовал нашей кафедрой А.У.Салимов (по совместительству, его основная работа была в ЦК), а работу по кафедре вёл доцент Б.М. Гриндорф.
Через некоторое время мне стало известно, что на кафедре есть два импортных стенда в комплекте с аппаратурой, приобретённые усилиями А.У.Салимова за валюту в Германии, и что они вот уже семь лет бездействуют. Эти уникальные стенды считались дефицитом, а здесь они покрылись пылью, потому что никто не знал их конструкцию и не умел управлять ими.
В Москве я работал именно на таком стенде, знал его досконально. На заседании кафедры я выдвинул идею запустить стенд в работу и организовать научную лабораторию. Меня поддержали, и работа началась. Привлекал к ней своих студентов-дипломников. Друзья: Славик – главный инженер автобазы, Абдугани – начальник стройтреста помогали мне в этом деле. Один за другим появились песок, щебень, кирпич, цемент, шифер, трубы. Во дворе создали отдельный бокс, в основном здании нам выделили два помещения, которые постепенно приобретали черты научной лаборатории. Лабораторию по тепловым двигателям принято размещать в двух смежных помещениях. Для этого часть стены между ними надо было убрать и застеклить. Необходимые расчёты выполнила моя супруга Аълохон, так как она тоже работала со мной на одном факультете, её специальность – инженер–строитель. Причём, надо было убрать стену толщиной семьдесят пять сантиметров. Б.М.Гриндорф выразил опасение, что здание может обрушиться, поэтому он не разрешил ломать стену. Дело приостановилось, пришлось сообщать Акилу Умурзаковичу, заверить его, что всю ответственность я беру на себя. Я продолжал работу, пригласил специалистов из авиационного объединения. Они сделали монтаж электрической части. Специалисты из МАДИ помогали в запуске установки. В дальнейшем на этой установке под моим руководством были выполнены работы моих аспирантов.
Обидно и странно лишь то, что те, кто особенно рьяно следил за пуском лабораторной установки, а были такие, кто мешал работе, отвлекал, вносил нервозность, ни разу не появились в лаборатории, не воспользовались её возможностями.
В связи с этим хочу заметить, как важно для человека иметь рядом друга, учителя, руководителя, который силой своего авторитета, веско, без волокиты, без компромиссов может объективно разобраться в ситуации, справедливо рассудить, остановить зарвавшихся и, тем самым, дать толчок для дальнейшего творческого роста своих подопечных. В истории с лабораторией такую поддержку оказал мне А.У.Салимов. Выслушав недовольных моими действиями и ознакомившись с объемом выполненных мною работ, он дал указание продолжать работы.
В начале 1970 года пришли на факультет из ЦК – А.У. Салимов, из МинВУЗа – первый заместитель министра К.И.Афанасьев и провели закрытое совещание. Оказалось, что тридцать пять студентов-заочников обратились с жалобой на своих преподавателей по поводу того, что те нечестно поступают с ними. После этого на всех кафедрах провели специальные заседания, где принимали меры по пресечению негативных явлений. Меня обязали быть ответственным за дисциплину кафедры «Двигатели». Выполнять поручения честно – в моем характере. Так и сделал. Никто из преподавателей без моего ведома и моей визы не имел права принимать экзамены, зачёты, курсовые работы и проекты. Через мои руки прошли курсовые работы и проекты всего одиннадцати студентов–заочников, в архив попало столько же документов. Об этом я доложил на заседании кафедры. Преподаватели постарше посмеивались, предложили послать трёх преподавателей на заочное и вечернее отделения, проверить реальное положение дел. Фактически оказалось, что восемьдесят пять студентов–заочников прошли через нашу кафедру и сдали всё необходимое – два экзамена, два зачёта, курсовые работы и проекты! Вот тут я узнал, что семьдесят четыре студента прошли какими–то другими путями. Я (как член партбюро) поднял шум. Это было моей ошибкой. Молодой, зелёный, всего тридцать лет прожил. По моей настойчивости от имени проректора У.А.Икрамова были написаны письма тем заочникам, которые окольным путём оформили себе положительные оценки. Их известили о том, что все результаты сессии аннулируются. После этого только десять человек принесли показать свои курсовые работы и проекты, остальные же сдали сессию «без ничего».
Выяснилось, что преподаватели за взятку ставят оценки за экзамены, курсовые проекты. Это особенно проявлялось среди студентов–заочников. Как ни странно, когда мы (комиссия в составе трёх преподавателей) подняли документы, обнаружили фамилии уважаемых преподавателей, которые в один день, одним махом проставили пять оценок (два зачета, два экзамена и курсовой проект) семидесяти четырём студентам. Самое главное – никаких следов: эти студенты лекционные и лабораторные занятия не посещали, курсовые работы и проекты не выполнили, экзамены не сдавали. Почему они так поступили!? Я не мог найти ответа… Но прошли годы, десятилетия, и теперь знаю, в чем дело. В первую очередь, виноваты студенты, попавшие в вузы по знакомству. У них нет знаний, им нужен только диплом. Их философия – всё можно купить. К сожалению, среди преподавателей найдется (хотя процент их малый ~ 15%) определенное количество таких, которые занимаются этим «ремеслом». Их знают все педагоги и студенты. Они абсолютно не пользуются уважением. Об этом пишу с полной ответственностью. К счастью, среди преподавателей много прекрасных педагогов, которые передают свои знания студентам и оправдывают звание устоз-наставник! Они пользуются всю жизнь уважением у своих воспитанников. Виновным же: старшему преподавателю В.Мостепаненко и ассистенту З.Исламову был объявлен выговор, а остальные «уважаемые» профессора и доценты остались без наказаний… и без оглашения их фамилий.
А я молодой, зелёный, ответственный за этот предмет, всё требовал и требовал более строгих наказаний. В результате всех этих усилий и самоотверженной работы ничего не изменилось. Качество обучения на том же уровне. Увы! Но заработал себе врагов, это – точно. И мне пришлось почти пятнадцать лет тихо работать, никем не замечаемым.
В период создания научной лаборатории случилась одна поучительная и смешная история.
Вначале предисловие.
В период обучения в аспирантуре меня удивляло одно явление: почему среди молодежи и старшего поколения много алкоголиков. Особенно их много я видел на московских улицах. В чем причина?
Давайте разберемся!
В шестидесятые годы мы, узбеки–аспиранты, часто собирались в общежитии и готовили плов. Естественно, употребляли спиртные напитки. Но ни разу я не видел опьяневшего аспиранта. Иногда я организовывал плов для друзей – механиков, инженеров, электронщиков с нашей кафедры. К концу сабантуя 70-80% из них превращались в неузнаваемых, хотя употребили не больше, чем мы – узбеки. Вся беда в том, что они не умеют пить! Часто у нас по этому поводу возникал спор. Я говорил: «Узбеки не пьянеют, хотя пьют больше. Секрет – в хорошей закуске. У вас – наоборот». Они говорили: «Давай поспорим, что в Узбекистане пьянчуг тоже навалом». Мой ответ: «Согласен, но их у нас нет!»
В 1973 году я заказал в МАДИ установку для поддержания температуры воды и масла постоянными. Приехали три друга (Ваня, Николай, Костя) с готовой установкой. Установили её на стенд. В течение недели мы вместе хорошо отдохнули. Показал Самарканд, достопримечательности Ташкента и узбекское гостеприимство. Затем поехали в гости к моему аспиранту. Там было море алкоголя и приятная пища. Кроме меня, все хорошенько «приняли»… Язык еле-еле поворачивается. Один из них вспомнил: «Помнишь, Сарвар, ты говорил, что узбеки не валяются на улице пьяными».
– Да, говорил.
– Докажи!
– Хорошо. Мы все сели в мою машину. За рулем я и поставил одно условие: я не буду выходить из машины, мы объездим основные улицы города, проедем около ресторанов и посмотрим, кто валяется на улице.
– Добро.
Поехали. Нашли всего троих, которые валялись на улице. Но среди них узбека не было. Тогда они сказали: «Сарвар, ты прав».
Не зря говорит Омар Хайям:
Пей с мудрой старостью златоречивой,
Пей с юностью, улыбчиво красивой.
Пей, друг, но не кричи о том, что пьешь,
Пей изредка и тайно – в миг счастливый.