– После окончания школы предо мной встал вопрос о поступлении в институт. Своими советами мне очень помог Абдулла Аюпов – наш сосед, доцент, заведующий кафедрой философии САГУ. Поскольку я совсем не ориентировался в городе, сдать документы в институт мне помог Абдулла ака. Мама очень хотела, чтобы я стал таким же, как он, ученым, известным в Узбекистане человеком.
В 1957 году я стал студентом Среднеазиатского политехнического института. Как обладателя золотой медали, меня приняли без экзаменов на механический факультет по специальности «Эксплуатация автотранспорта».
Те восемь одноклассников, вместе готовившие уроки, все поступили в институты.
Началась учеба… Надо было как–то выглядеть прилично, выручил меня дядя Миргияс, который подарил мне первый в моей жизни костюм.
В нашу группу набрали только медалистов. С первых дней учебы каждый из нас старался не отстать от товарищей, а, может быть, и вырваться вперёд. Несколько студентов, испугавшись предстоящих экзаменов, ушли из института. Мне до сих пор их жалко, талантливые были ребята. Учёба в институте для меня не была слишком трудной. В начале октября мы выехали в Чиназский район на сбор хлопка. При норме семьдесят килограммов я собирал по сто пятнадцать
Мои друзья Зайнитдин и Тулкун всегда были впереди, а я – на третьем месте после них. Руководителем на хлопке был молодой учёный, заместитель декана А.Салимов. В жаркие дни осени приятно собирать пышный хлопок. Конец октября… мы случайно обнаружили одно поле, где ещё было много волокна, но поле было затоплено, поэтому хлопок был не собран. Несколько передовых сборщиков решили собирать на этом поле. День был холодный, мы разулись, засучив брюки, вошли в воду и стали жадно собирать хлопок. Набрали почти по двести килограммов и стали героями дня. Только теперь, повзрослев, испытывая боли в спине, в ногах, я понимаю, во что обошлось то наше «геройство».
На деньги, заработанные на сборе хлопка, я купил себе пальто и ботинки. Помню, я и брат обещали матери, что, когда мы станем студентами, освободим её от работы, все домашние заботы возьмём на себя. Вместе с братом ежемесячно мы получали шестьдесят-семьдесят рублей стипендии. Для бедной семьи это была довольно большая сумма. На эти деньги наша семья жила пять лет. Правда, много помогал зять Хамидулла, за что мы ему всю жизнь благодарны.
На третьем курсе я с сокурсниками Маратом, Тулкуном, Зайнитдином, Шарафутдином записались в научный кружок доцента Нигматуллы Турсунова по дисциплине «Сопротивление материалов».
Учебников и необходимой научной литературы не хватало. Поэтому мы при необходимости пользовались личными книгами наших преподавателей. Так, при подготовке к докладу нам пришлось поехать домой к преподавателю. Нас приветливо встретила его жена, пригласила пройти в комнату и дала нам нужную книгу. Мы расположились за столом и начали выписывать нужный нам материал. Через некоторое время пришел Нигматулла ака, остановился в прихожей, поздоровался с нами и, снимая обувь, краешком глаз посмотрел на мои туфли. Какой позор! Мы все были в обуви. Я чуть сквозь землю не провалился от стыда…
Моё увлечение наукой началось именно в том научном кружке. Первый научный доклад, подготовленный мной и Маратом, был посвящен проблеме деформации линий электропередач от действия тепла и холода. Перед аудиторией в 100 человек мы оба прочитали доклад. Наш декан А.У.Салимов тогда вручил нам памятную книгу «Автомобили». Она до сих пор хранится в моей библиотеке как реликвия…
Первый экзамен на первом курсе был по начертательной геометрии. Я приехал в здание строительного факультета к тринадцати часам. Оказывается, во время консультации договорились перенести экзамен на первую половину дня, лектор В.П.Айтикин и ассистент Л.К.Хакимов, завершив экзамен, собирались уходить. Я не был на консультации. Следовательно, о переносе экзамена не знал. Увидев меня, экзаменаторы нахмурили брови, но вынуждены были опять сесть за стол и раскладывать билеты. Я взял билет и, немного подготовившись, ответил на все вопросы. Мне задали несколько дополнительных вопросов: тоже ответил, но всё равно оценка была не выше четырёх. Я чувствовал себя виновным в том, что пришёл после всех. Последующие экзамены тоже сдал на «четыре» и «пять». Со второго семестра я учился только на пятёрки.
Помню ещё об одном экзамене. Мама на каждый экзамен провожала, благословив меня, и с нетерпением ждала моего возвращения. Я любил заходить на экзамен первым и обычно приходил, не завтракав. На экзамен по технологии металлов я чуть опоздал. Пришлось долго ждать своей очереди, чтобы зайти к экзаменатору – доценту М.П.Якунину. Я изрядно проголодался, голова начала болеть и стала чугунной. Все вопросы билета знаю, но не могу ничего вспомнить. Я спросил экзаменатора, можно ли прийти завтра. Тот забрал билет и, поставив в ведомость двойку, сказал, чтобы в деканате я взял разрешение на повторную сдачу. Мне пришлось один-единственный раз зайти к заместителю декана А.У.Салимову за направлением. Тот удивился и выписал разрешение. На следующий день я ответил на все вопросы билета, но М.П. Якунин поставил четыре, так как считал, что после двойки никак нельзя поставить пять. Он тоже удивился, что накануне я ушёл, не ответив ни на один вопрос, а сейчас ответил отлично. Тогда я объяснил, что был голодным и плохо себя чувствовал.
Ежегодные поездки на хлопок наполняли нашу жизнь разными событиями. Поучительный случай. Мы на втором курсе выехали на хлопок в Мирзачульский район Сырдарьинской области. Нас, студентов, построили в один ряд. Руководство совхоза и нашего факультета знакомятся, представляют бригадиров, среди них Герой социалистического труда Ганишер Юнусов. С ним знакомят нас и руководство. Наш секретарь партбюро факультета доцент Шутак здоровается с ним и бригадирами и представляется: к.т.н., доцент Шутак. Откуда им знать, что такое – к.т.н., доцент. Они знали только, как выращивать хлопок.
Как правило, каждое утро воду для чая кипятили поочерёдно. Пришла моя очередь. Надо было вставать очень рано, но я проспал. Проснувшись, я вскочил с постели, схватив ведро, побежал к арыку, черпанул несколько раз и залил бак. Поспешно зажёг огонь. К счастью, я успел прокипятить воду вовремя, и теперь оставалось бросить в бак заварку. Я открыл бак… и увидел огромную разварившуюся зелёную–презелёную лягушку. Она так разварилась! Недолго думая, я быстро черпаком вытащил лягушку и выбросил от греха подальше. Никто не заметил, а я – ни слова! Утешал себя тем, что старики рассказывали, будто бы лягушки полезны от каких-то болезней. Слава богу, никто не заметил и не заболел.
В том году снег выпал рано. Нелегко в такую погоду собирать хлопок. Сначала надо стряхнуть снег. Для этого двое всадников натягивали длинную верёвку, ею задевали верхушки кустов. Снег падал, а за всадниками студенты – хлопкоробы собирали либо чистый хлопок, либо коробочки с ощипками. Мы были одеты легко, сырость проникала в обувь. Студенты европейской группы забастовали. Быстренько пришли все руководители и начали успокаивать студентов. Те угомонились. Студенты же национальной группы молча, спокойно вышли на работу и весь день из-под снега собирали хлопок. За пять лет учёбы в институте почти год мы провели на хлопке. Каждый раз после возращения с хлопка в учебном процессе начиналась «гонка», учебная программа сокращалась. Целые разделы выпадали из процесса обучения. Эти провалы – пробелы трудно было восстановить в дальнейшем. Упущенное приходилось наверстывать за счет напряженной самостоятельной работы. И тем не менее, студенческие годы были поистине «золотыми».
Большой смысл и оживление в нашу студенческую жизнь вносила учебно–производственная практика. Мы выезжали в Белоруссию, в Россию и на Украину. Мы – группа III курса – в 1960 году летом через Москву приехали в Минск. Первый раз мы увидели Москву, Кремль, Мавзолей двух «вождей». Мы работали на МАЗе (Минском автомобильном заводе). Нас распределили по разным рабочим местам. Завод огромный, очень много цехов: механический, штамповочный, конвейер по сборке двигателей; по сборке кабин, по сборке агрегатов и главный конвейер по сборке автомобилей. Конечно, все это было для нас абсолютно новым: мы даже не слышали о технологии производства. Вначале я работал в качестве зенковщика тормозных колодок, потом работал на сборке агрегатов и под конец – на главном конвейере. Следует заметить, что сборка агрегатов и крепление их на шасси автомобилей производились с помощью пневматических или гидравлических инструментов.
Однажды нас свозили на Белорусский автомобильный завод, где выпускаются большегрузные автомобили. Все это закрепилось в памяти навечно.
Например, в Минске нас – узбеков называли китайцами. Естественно, мы дружили с рабочими завода: парнями и девушками. Ходили в кино, на танцы. Из бесед с ними мы узнали, что молодежь абсолютно ничего не знает о нашей республике. Краем уха слышали только о Самарканде. Вот так равноправие! Это нас очень удивило. Мы за два месяца начали понимать белорусский язык. Там мы купили себе хорошие джемперы. Поездом вернулись в Москву и устроились в гостиницу ВДНХ. Вещи оставили в номерах. Погуляли по Москве, любовались экспонатами ВДНХ. Когда вернулись, наших джемперов уже не было… никто не признался в воровстве!
После четвёртого курса нас направили в Москву на производственную практику на автопредприятие №14. Мы здесь ознакомились с технологией ежедневного обслуживания автомобилей; как проверяется автомобиль перед выездом на линию. Затем работали на постах техобслуживания №1 и ТО №2. Изучили все технологические операции, производимые при этом. В результате мы закрепили свои теоретические знания и стали понимать азы эксплуатации автомобильного транспорта.
Мы жили в селе Востряково, четыре остановки на электричке с Киевского вокзала. На одной кровати поочередно спали шесть студентов.
Во время практики мы очень подружились с местными ребятами села Востряково. Играли в волейбол, ежедневно купались в озере, а вечером шли на танцы. Девушки…
Преддипломная практика, 1962 год, февраль. Поездка в Киев через Москву. Я с другом Кобилом остановился в Востряково у друзей на два дня. Они научили нас кататься на лыжах. Мы с удовольствием катались, а вечером нас проводили с Киевского вокзала. Наши места оказались на второй полке. Мы нормально легли, уснули. Но утром встать было трудно… От непривычки все мускулы болели до невозможности. Еле-еле сошли с поезда и кое-как добрались до места назначения.
Преддипломная практика проходила на авторемонтном заводе №4 в феврале-марте 1962 года в Киеве. Здесь мы подробно ознакомились с технологией капитального ремонта автомобилей: цехами разборки, мойки деталей, сборки двигателей и других агрегатов, кабин. Далее все агрегаты поступали на главный конвейер, и там осуществлялась сборка, то есть установка агрегатов на шасси автомобиля. На АРЗе уровень технологии сборки был на голову ниже, чем на МАЗе.
Здесь каждый студент-дипломант в течение одной недели поочередно работал помощником у многих инженерно-технических работников завода. Это было хорошим уроком для будущих специалистов. Нашей хозяйкой квартиры оказалась хохлушка, которая не говорила по-русски. Постепенно мы начали учиться украинскому языку. К концу практики мы неплохо всё понимали.
Хочу сказать: эта практика сплотила нас, ближе узнали русский, белорусский и украинский народы. К сожалению, сейчас всё иначе… Но мы, однокашники, остались друзьями навеки. Ежегодно я организовываю их встречу. В 2007 году, Бог даст, будем отмечать пятидесятилетие. Думаю, приедут друзья из Германии, России, Израиля, Украины (жизнь разбросала) и, естественно, со всех областей Узбекистана. Будет весело и будет, что вспомнить!
– Доктор, видимо, устали…
– Нет, нет: продолжайте.
– Говорят, что доброта правит миром…
Жители нашей махалли жили дружно, уважали друг друга. Сосед Саидмурад ака работал главным инженером на заводе «Газоаппарат», ему дали возможность купить автомобиль «ГАЗ–21». Его младший брат Уткур учился со мной на одном факультете. Поскольку я постигал автомобильную науку, проходил спецкурс по автомобилю и вождению, получил права, Уткур вместе со мной, обкатывая новую машину, тоже научился хорошо водить. Иногда на ровной, безопасной дороге он доверял вождение мне. До этого я только под надзором инструктора водил грузовик ГАЗ–51. Однажды Уткур предоставил руль мне и сказал, что до дома буду вести я. Я был очень рад, это было проявлением большого доверия ко мне. Умело ведя машину, заехал на нашу довольно широкую улицу. Отсюда надо было проехать в узкий тупик, где находился дом Уткура. Здесь даже для одной машины было тесновато, вдобавок к этому, мой друг Мирсоат на углу своего дома закопал огромный кусок трамвайного рельса, застраховав тем самым свой дом от случайного удара машин. Я веду машину спокойно, рядом сидит Уткур, как только приблизились к тупику, Уткур внезапно скомандовал: «Сарвар, нажми на тормоз и поворачивай руль!». Я, наверно, был от счастья на седьмом небе, вместо тормоза нажал на газ. Машина рванулась и ударилась об проклятый рельс, лишь после этого я нажал на тормоз. Увы, было поздно. Вышли из машины и увидели: бампер и передний фартук помяты, больше никаких повреждений. Что делать? Уткур никакой обиды не показывал. Я сразу сообразил: поедем к мастеру на улице Тинчлик. Зашёл домой и взял стипендию: 45 рублей, полученных накануне. Уткур сел за руль, я рядом, поехали к мастеру. К счастью, тот был на месте, быстренько взялся за работу. Поправил передний фартук, выправил бампер. Оказывается, он потрескался, это было заметно, если смотреть вблизи. Я рассчитался с мастером. Машину загнали в гараж. Уткур молчит, а я беспокоюсь, что на это скажет брат Уткура, Саидмурад ака? Каждый день спрашиваю Уткура, тот отвечает, что пока не заметил. Через несколько дней Саидмурад ака, наконец, увидел трещину и спросил Уткура. Тот всё рассказал. Саидмурад ака ничего не сказал, а на следующий день на машине блестел новый бампер. Долго я не мог показаться Саидмурад ака на глаза. Однажды он увидел меня и, как будто ничего не случилось, поздоровался, спросил, почему я к ним не захожу. Я тогда был поражён человечностью нашего соседа.
Каждой осенью мою мать беспокоила глиняная крыша нашего дома. Если сейчас её не замазать глиной, то весной, когда будет таять снег, начнётся сезон дождей, нам негде будет сидеть или спать. Всегда на помощь приходили соседи Махмуд ака, Абдулла ака, Толиб ака, да и родственники (отец зятя – Карим ака) тоже не оставались в стороне. Когда мы были маленькими, они замазывали крышу. В годы студенчества эта работа легла на плечи мне и братьям, а также сверстникам–друзьям…
Технические дисциплины по нашей специальности преподавали доценты: Н.С.Абрамов, Н.С.Мюнстер, К.И.Афанасьев, А.А.Муталибов, А.У.Салимов, К.А.Хорошев, Наше поколение с уважением вспоминает этих учителей – крупных учёных по автотранспорту.
Моя фамилия и фамилия моего друга Марата схожи. Я – Кадыров, он – Кадырханов. Нас часто путали. На четвёртом курсе сдавали экзамен по теории автомобиля доценту Н.С. Мюнстеру. Первым сдал Марат и получил «пять». По этой дисциплине он был сильнее меня. Его оценку преподаватель аккуратно занёс в мою зачётку. Затем отвечаю я. Чувствую, до пятёрки не дотягиваю. Преподаватель задал мне много дополнительных вопросов и, в конце концов, сказал, что мне добавляет от себя полбалла. Таким образом, два друга получили по пять. С Маратом и по сей день работаем в одном коллективе. Он – кандидат наук, доцент по теории автомобиля.
Ещё один интересный случай. Доцент К.И.Афанасьев принимает экзамен по дисциплине «двигатели внутреннего сгорания». Опять Марат ответил первым и получил «четыре». И на этот раз его оценка по ошибке проставлена в мою зачётку. Готовясь отвечать, я заметил путаницу, но было уже поздно. вышел отвечать я. Экзаменатору, чтобы сгладить свою ошибку, следовало поставить и мне «четыре». Однако я был на этот раз сильнее. На все вопросы билета и на дополнительные вопросы я ответил блестяще. Тогда К.И.Афанасьев вынужден был изменить оценку с четырёх на пять. Сейчас я – доктор наук, профессор как раз по этой дисциплине, значит, крепкий фундамент был заложен ещё в годы студенчества.
Летом 1962 года шестьдесят три выпускника–автомобилиста успешно защитили дипломные проекты и разъехались по разным уголкам республики. Меня назначили начальником эксплуатации на Янгиерскую автобазу с окладом 220 рублей. Несмотря на то, что институт я окончил с отличием, невозможно было оставаться в Ташкенте – не было мест. Неожиданно мне сделали предложение остаться на кафедре.
От имени заведующего кафедрой об этом сообщил мне мой руководитель дипломной работы К.А.Хорошев. Значит, я могу стать ассистентом, месячный оклад – 105 рублей. Я сказал, что посоветуюсь с мамой и потом дам ответ.
Мать сказала мне буквально так: «Иди к своему учителю Акил ака и сделай так, как он посоветует. Ничего, если нам будет трудно ещё пять-шесть лет. Всё пройдет». К этому времени декан Акил Умурзакович стал проректором нашего института. Я пошёл к нему, он посоветовал выбрать должность ассистента кафедры, обрисовал мою перспективу. Окрылённый, я согласился быть ассистентом и сразу после окончания института начал в нем работать.
Старший брат тоже окончил институт, но транспортный. Брат по распределению должен был поехать в Караганду. Перед отъездом ему сватали невесту, хотя неизвестно было, где они будут жить. Ведь у нас была всего–навсего одна комната и одна веранда. На что построить новый дом?
Долго не думая, мы с братом Марваром вырыли яму во дворе, замесив глину, отформовали двенадцать тысяч сырцовых кирпичей, купили тысячу жжёных. Доски и шифер помог выписать сосед Саидмурад ака, тот самый, «Волгу» которого я ударил о стойку. Другой сосед, Абдулла ака, научил меня класть кирпичи. Всё остальное за нами. Тогда я убедился, что человек может научиться всему. Путём хашара подняли стены, закрыли верх, штукатурку выполнил наш сосед Махмуд ака. Двери и окна сколотил за символическую плату второй муж тёти Маруси. Таким образом, новый дом построен, и в сентябре 1963 года женили старшего брата.
Вспомнил ещё один случай, который произошел летом 1962 года во дворе нашего факультета. Я вместе с комендантом механического факультета Диной Михайловной наблюдал за работой новобранцев–студентов. Вдруг откуда–то появился активист комсомольского комитета и начал кричать на меня: «Почему не работаешь?!». Я молчу. Он сильнее стал кричать. Тогда комендант встала с места, похлопала по плечу этого комсомольского вожака и сказала: «Хорошенько запомни этого человека. Он – не студент, скоро будет учить тебя». Паренёк покраснел и извинился. Тогда я действительно походил на студента, а потом меня часто выручала седина.
–– Доктор, на сегодня хватит…
– Осенью 1962 года в октябре я поехал в Москву, чтобы поступить в целевую аспирантуру МАДИ. Там я увидел совсем другой мир научной аппаратуры, мне почудилось, что вижу сон. Я оказался в нелёгком положении. Хотя имел диплом с отличием, я понял, что уровень моих знаний оказался намного ниже требований московского ВУЗа. Ведь мы учились, в основном, по конспектам, книг было очень мало, а их мы редко брали в руки.
Заведующий кафедрой автотракторных двигателей профессор Макс Самойлович Ховах специально побеседовал со мной, проверил мои знания и посоветовал не аспирантуру, а годичную стажировку. Я, конечно, был согласен, но самостоятельно не имел права решать, надо было это согласовать с руководством ТашПИ. Оттуда позвонил моему наставнику Акилу Умурзаковичу. Оказывается, свободного места на стажировку нет, придётся отложить на год.
Тогда в Москве я почувствовал, насколько поверхностны мои знания, в душе корил преподавателей, щедро ставивших пятёрки. Надо возвращаться в Ташкент, на дорогу нужны деньги. На Хорошевской станции шестого-восьмого ноября вместе с московскими студентами разгружал капусту, картошку; заработал достаточно денег и вернулся в Ташкент. Здесь следует отметить мое неловкое положение перед родственниками и друзьями. Я не оправдал их доверие! Стыд и срам. Студент–отличник, который в течение пяти лет учился только на пятерки, не смог поступить в аспирантуру. Открыто я объяснил родственникам, близким друзьям и преподавателям, какая слабая подготовка у нас. Современных учебных лабораторий и научного оборудования на кафедре нет. О существовании такого оборудования даже не знают. Кто виноват? – Наши уважаемые педагоги. Несмотря на это… В родном институте оживлённо пошла работа. В течение года я усиленно работал над собой. Изучал учебники по ДВС, купленные в Москве.
В следующем году, пятого октября я приехал в Москву стажёром–исследователем. Младшим руководителем определили доцента С.Е.Никитина. В моём научном становлении его роль бесценна. Такого требовательного и в то же время доброго наставника не всегда встретишь. В течение года я постепенно превращался в инженера–конструктора. Прослушал лекции всех профессоров – авторов известных учебников, выполнил лабораторные и курсовые работы, словом, заново приобретал высшее образование. Иначе не мог бы сдать экзамены в аспирантуру. До сих пор помню лекции профессоров М.С.Ховаха, А.Н.Воинова, В.М.Архангельского, М.М.Вихерта, М.К.Морозова и других. Впоследствии это сильно помогло мне в педагогической и научной деятельности.
В школе и в институте я учился на узбекском языке. Поэтому с русским языком были проблемы: особенно в устной речи, хотя писал достаточно грамотно. Секретарем у моего шефа М.С. Ховаха работала женщина прекрасной души Яна Яновна, она часто критиковала меня, говоря, что я не знаю русского языка.
В течение стажировки я усиленно занимался русским языком. Моя беда была в том, что я сначала русские слова переводил мысленно на узбекский, затем на русский, только после этого говорил. Чтобы лучше изучить язык, я поселился в общежитии с русскими аспирантами, и это сыграло свою роль. Я часто путал падежи, женский и мужской род. Но постепенно все встало на свои места. И, наконец, через год Яна Яновна сделала мне комплимент: «Сарвар! Теперь ты прилично знаешь русский язык».
Для изучения любого языка необходимо общение и обильное чтение художественной литературы.
В течение годичной стажировки мы вместе с руководителем разработали новую конструкцию экспериментального одноцилиндрового двигателя, подготовили рабочие чертежи и всё сдали в производство на завод опытных конструкций (ЗОК) НАМИ (Научный автомоторный институт).
Чтобы выполнить этот объем работ, мне пришлось работать день и ночь, ходить на консультации к известным ученым по математике, сопромату, материаловедению, деталям машин и другим предметам. Теперь я понял, для чего нужны эти предметы…
Разрабатываемая конструкция быстроходного дизеля была идентична американскому дизелю… нет, нет, наоборот. Американцы воспользовались идеей Н.Р. Брилинга и создали дизель Камминс. Наш дизель был короткоходным S/D = 96/115 = 0,8. Это идея Брилинга. Такая же конструкция дизеля с американской форсункой разрабатывалась в НАМИ, где главным конструктором был Б. Чистозвонов. Естественно, я часто посещал конструкторское бюро НАМИ и консультировался у известных конструкторов. Коллектив из четырёх человек – конструкторов кафедры автотракторных двигателей за один год завершил подготовку рабочих и сборочных чертежей (более трёхсот) ОДУ (одноцилиндровая дизельная установка). Чертежи были переданы на завод для их изготовления в металле. Вот здесь мне огромную помощь оказал начальник планового отдела ЗОК Владимир Голубев. Предстояла сложнейшая работа. Необходимо было изготовить более трёхсот деталей, собрать все узлы, собрать двигатель, обкатать, довести его показатели до современного уровня. Я – заинтересованное лицо, это мое детище. На нем я должен ставить свои эксперименты, исследования. Но для этого надо изготовить все детали. Увы, как далеко до этого!
Осенью 1964 года я успешно сдал экзамены в целевую аспирантуру. Следует отметить, что экзамен по специальности я не сдавал. Мои заслуги и усердие были объективно оценены руководством и учеными кафедры «Автотракторные двигатели» МАДИ, и мне была поставлена экзаменационная оценка автоматом. Это было впервые в истории института.
В период стажировки были смешные истории, связанные с узбекским пловом. Хочу рассказать о двух случаях. В 1964 году приехала в Москву моя школьная учительница по английскому языку Белла Семеновна Книжник, чтобы погостить у своей подруги. На другой день пришла навестить своего ученика и передать гостинцы от матери. У нас были как бы семейные отношения, она часто приезжала к нам домой и долго беседовала с мамой. Я был прекрасным учеником, и, как правило, мои оценки были пять с плюсом. Она оказала мне большую помощь в сдаче кандидатского минимума по английскому языку: дополнительно занималась. На следующий день она позвонила мне и спросила: «Сарвар, ты умеешь готовить плов?» Что в этом случае ответит узбек? Конечно – Да!
– Завтра день рождения у моей подруги, артистки. Прошу приехать по такому-то адресу. Я привезла из Ташкента морковь, рис, зиру, остальное купила здесь. Необходимо приготовить плов на двадцать человек.
– Хорошо…
Я приехал в назначенное место, и вместе с ней начали готовить плов. Узбекского котла, казана, не оказалось. Мы стали готовить в кастрюле. Я исходил из положения: обычно плова из килограмма риса хватает на четверых узбеков. Значит, для шести-семи москвичей достаточно килограмма риса. Поэтому надо готовить плов из трёх килограммов риса, двух килограммов мяса, трёх килограммов моркови. Кастрюля оказалась не очень большой. Налил литр подсолнечного масла, подогрел и бросил туда вначале мясо – пожарил, затем лук, опять пожарил, потом нарезанную соломкой морковь и все начал перемешивать, посолил и добавил зиру. Кастрюля уже полная! Постепенно все пожарилось и появился приятный запах. В квартире хозяйки нет. Мы вдвоем колдуем над узбекским пловом: еврейка и узбек. Некуда положить рис!
– Белла Семёновна! Найдите вторую кастрюлю…
Она у соседей взяла одну кастрюлю, и я половину того, что уже готово, положил в неё. Затем очистили рис, промыли и заложили в две кастрюли, посолили и дали максимальный огонь. Когда рис частично проварился и воды не осталось, я плотно закрыл крышкой обе кастрюли и уменьшил огонь до минимума. Минут через тридцать-сорок плов был готов. Мы хорошо поужинали, а Белла Семеновна и говорит: «Сарвар, тебе большое спасибо. Плов получился отменный. День рождения состоится завтра, тогда подогреем и подадим всем гостям».
Я ей рассказал, как надо подогреть плов… Белла Семеновна, в свою очередь, объяснила это своей подруге и куда-то уехала.
Но подруга, посмотрев на узбекский плов, где каждая рисинка в отдельности, решила подогреть по-своему. Налила побольше воды на сковороду и плов превратила в кашу и угостила своих гостей. Всем вкус плова понравился…
Через несколько месяцев о том, что было с гостями, рассказала моя учительница. К сожалению, москвичи не знают узбекские обычаи, когда и после чего пить спиртное. Плов – последнее блюдо. После него можно пить только чай и больше ничего. На дне рождения все было наоборот, и, как результат, все себя чувствовали… плохо! Вот так, друзья!
Необходимо сказать, что я, двадцатичетырёхлетний узбек, впервые приготовил плов. Конечно, я видел, как готовила мать. Белла Семеновна тоже по-своему знала, как приготовить плов… Мы общими усилиями выполнили свой долг.
Хозяйка хотела, чтобы запаха масла в квартире не было. Мы ведь нагреваем масло до белого каления и, естественно, в квартире остаётся запах…
Расскажу ещё один случай. В Москву на защиту своей кандидатской диссертации приехал наш друг – ассистент Уткир Икрамов. Он до нас в МАДИ прошел аспирантуру и теперь жил с нами в общежитии. Мы знали, что он прекрасно готовит плов, и попросили его об этом. Мы приготовили все продукты, и он начал готовить. Когда все было готово, он накрыл котел маленьким тазиком, чтобы рис проварился, и мы все пошли в комнату, чтобы пировать. Через тридцать минут выходит Уткир ака, а котла на кухне нет! Мы остались без плова… Довольствовались тем, что есть! Расспросили знакомых студентов и аспирантов, но ответ один: «Не знаем». На следующий день котел оказался на месте. Через несколько дней узнали, что студенты–кубинцы, почуяв прекрасный запах плова, решили попробовать и с котлом унесли. Потом извинились… Предложили деньги, но это уже зря. Случай этот остался в памяти друзей – аспирантов…
Став аспирантом, я продолжил работу над нашей конструкцией. Чтобы воплотить чертежи в металл, в течение года пришлось усиленно работать. Пришлось много побегать, изрядно раскошелиться на материалы для изготовления деталей. В конце концов через год мы изготовили одноцилиндровый двигатель. Вместе с механиком Власом Прокофьевичем собрали установку, и, по обычаю корабельщиков, разбив бутылку шампанского, пустили в ход. К сожалению, этот двигатель не обеспечивал расчётных показателей, он был задуман по подобию американских конструкций, а выполнен по советской технологии. Отсюда и большой расход горючего и масла. Прилегание поршневых колец к гильзам не отвечало требованиям.
Пришлось искать другие пути. Посоветовавшись с профессором М.С.Ховахом, решили установить цилиндропоршневую группу от двигателя серии СМД–7, так как эти двигатели имели размер цилиндра Д=115 мм, такой же, как и наш одноцилиндровый. С большими трудностями реализовали эту идею, получили хорошие результаты, расход масла заметно снизился, а экономия горючего стала задачей для будущих исследований. Для этого нужно было строго согласовать друг с другом формы камеры сгорания, давление впрыска и движение воздушного заряда. Мы целых три года работали (я, механик и инженер) над этой проблемой. И, наконец, добились своего. Для этого мы придумали множество электронных измерителей и приборов, сами изготовили их.
Наш новый двигатель был из скороходных, как–никак давал 3800 оборотов в минуту, поэтому оказался «упрямым». Однажды ночью мы проводили опыт, двигатель работал на предельных оборотах, и вдруг в нём что–то затрещало. Быстро остановили его. Было около двадцати двух часов ночи. Мастер Влас Прокофьевич и инженер Николай Петрович сказали, что устали, и дело отложили до утра. Всю ночь я не мог заснуть: беспокоила мысль, что двигатель претерпел аварию. Утром разобрали головку двигателя. Оказалось, что клапан выбило из гнезда, он пробил поршень, цилиндр и гнезда клапанов в головке пришли в негодность. Начали думать, почему это случилось. Пришли к выводу, что при больших оборотах внутренняя пружина клапана не срабатывает и сухарики, удерживающие клапан, выходят из гнезда. Этот случай мы назвали «рассухариванием». Более того, наш прибор, измеряющий обороты, тоже показывал неверно. Оказалось, что двигатель работал на оборотах 4300 в минуту! Наш двигатель, естественно, не смог выдержать такую нагрузку.