Сара Дж. Маас
Наследница огня

Глава 12

Клан Черноклювых прибыл в Ферианскую впадину последним.

Неудивительно, что им достались самые тесные и дальние помещения, вырубленные в недрах Омаги. Омага была последней и самой северной в цепи Руннских гор, окаймлявших Ферианскую впадину с северо-востока.

По другую сторону впадины высился Северный Клык – последняя из Белоклычьих гор. В пещерах под ней сейчас скрывались люди короля, которых явно не радовало столь близкое соседство с ведьмами.

За весь день, что они провели здесь, Манона даже мельком не увидела обещанных драконов. Но она их слышала, хотя логово чудовищ находилось в толще Северного Клыка. Их рев и крики передавались через камень и были слышны даже в залах и коридорах Омаги. Хлопанье перепончатых крыльев, скрежет когтей – все это будило воображение Маноны и увеличивало нетерпение.

Кланы Железнозубых очень давно не собирались вместе. В прошлый раз, пятьсот лет назад, их было больше двадцати тысяч. Нынче осталось три – лишь осколки некогда могущественного королевства.

Межклановые свары не утихали нигде, даже в недрах Омаги. Маноне уже пришлось растаскивать Астерину и сучку из Желтоногих. Эта дура, видно, еще не знала, что караульные Черкноклювых, особенно если в карауле стоят ведьмы отряда Тринадцати, не прощают, когда их называют мягкосердечными.

Лица обеих были забрызганы синей кровью. Манона с удовлетворением отметила, что Астерина здорово потрепала Желтоногую. И все равно дерзкую, бесшабашную красавицу Астерину придется наказать. Караульная не имеет права поддаваться на провокации.

Наказание состояло из трех ударов, которые провинившаяся была обязана смиренно выдержать, не пытаясь защищаться. Первый – в живот, чтобы Астерина ощутила собственную беспомощность. Второй – под ребра: пусть обдумывает свои действия. Третий – по лицу: разбитый нос послужит напоминанием, что наказание могло быть куда суровее.

Астерина все удары приняла стойко. Не вскрикнула, не попросила о пощаде. Словом, вела себя достойно, как и надлежит ведьме из отряда Тринадцати.

Сегодня, во время скудного завтрака (засунуть бы эту овсяную кашу в кишки тех, кто ее варил), Астерина встретила Манону свирепой улыбкой. Нос у нее распух, а на переносице запеклась кровь. Другую ведьму Манона выволокла бы за волосы на середину зала и заставила бы крепко пожалеть о дерзости, но Астерина…

Астерина приходилась ей двоюродной сестрой, но подругами они не были. Манона не имела подруг. И не только она. Все ведьмы, в особенности Тринадцать, вполне обходились без дружбы. Но Астерина добрую сотню лет прикрывала ее в битвах, и эта улыбка свидетельствовала, что, когда они снова окажутся в гуще сражения, двоюродная сестра не воткнет ей кинжал в спину.

При своей взбалмошности Астерина будет щеголять свороченным носом как почетной наградой и до последних дней своей, увы, не такой уж бесконечной жизни будет утверждать, что с таким носом она даже красивее.

Наследница верховной ведьмы клана Желтоногих – рослая заносчивая ведьма по имени Искара – ограничилась тем, что велела своей соплеменнице держать язык за железными зубами и отправила в здешний лазарет. Дура, как все Желтоногие.

Командирам всех шабашей было приказано выставить усиленные караулы, чтобы не допустить стычек между кланами. Иначе на них обрушится гнев всех трех верховных ведьм. Искаре ее «доброта» еще аукнется. Ведьма – зачинщица ссоры будет валяться в лазарете, пока новая верховная ведьма клана Желтоногих не изберет ей наказание.

Вчера в общем зале, где они ели, устроили поминальную службу по Бэбе Желтоногой. Служба больше напоминала балаган. Вместо традиционных черных свечей зажгли какие-то огарки. Никаких ритуальных одежд. Все были в том, в чем явились сюда. А когда читали священное воззвание к Трехликой богине, это напоминало лицедейство смертных.

Манона ни разу не видела Бэбу Желтоногую и к известию о ее гибели отнеслась с привычным равнодушием. Ее больше занимало, кто и почему убил Бэбу. Вопрос этот занимал не только Манону. Пока читались слова траурного ритуала, ведьмы вполголоса переговаривались. Астерина и Васта, как всегда, пытались разговорить чужих ведьм и что-то разнюхать. Никто ничего не знал. У Маноны в отряде были две ведьмы, обладающие особо тонким слухом (их она называла Тенями). Они стояли в темных углах зала, вслушиваясь в разноголосицу. Однако и им не удалось что-либо узнать.

Манона шла по наклонному коридору туда, где собирались три предводительницы и командиры шабашей. Завидев ее, Черноклювые и Желтоногие расступались, пропуская вперед. Неясность с убийством Бэбы давила Маноне на плечи, вызывая раздражение. Манона привыкла знать обо всем, что могло оказаться полезным и дать преимущества Тринадцати или всем Черноклювым.

По пути ей не встретилось ни одной ведьмы клана Синекровных. Ничего удивительного. Синекровные всегда были отшельницами. На Омагу они явились первыми и заняли самые верхние помещения, объяснив, что для ежедневных ритуалов им необходим свежий горный ветер.

Матерь Черноклювых всегда звала их фанатичками с обветренными носами. Они действительно были фанатично преданы Трехликой богине. Но ведь это их видения Ведьминого королевства под властью Железнозубых помогли пятьсот лет назад сплотить кланы. Правда, основная тяжесть сражений легла тогда на плечи Черноклювых.

К своему телу Манона относилась как к оружию. Содержала в чистоте и постоянно упражнялась, чтобы в любой момент быть готовой разрушать и защищаться. Но даже у нее перехватило дыхание, когда она подошла к большой крытой площадке возле черного моста, соединявшего Омагу с Северным Клыком. Еще на подступах она возненавидела это каменное пространство за его странный запах.

Оно пахло как те двое узников в обозе герцога. Этим зловонием было заполнено все вокруг. Запах был неестественным, не из этого мира.

Возле громадного отверстия в склоне горы собралось около полусотни ведьм. Все высшее командование. Манона сразу же заметила бабушку. Та стояла у входа на мост, рядом с верховными ведьмами Желтоногих и Синекровных.

Новая верховная ведьма Желтоногих была, скорее всего, сводной сестрой Бэбы. Наверное, и одевалась схожим образом, в коричневое. Подол не достигал пола, обнажая лодыжки в чулках шафранового цвета. Седые волосы были заплетены в косу. Хищное, морщинистое лицо весьма немолодой женщины. По правилам клана, Желтоногие никогда не втягивали свои железные зубы и когти. Весь арсенал новой верховной ведьмы поблескивал сейчас в неярком утреннем свете.

Предводительница клана Синекровных, высокая и тощая, обликом своим больше напоминала жрицу, нежели воительницу. Ее наряд был традиционного синего цвета. Лоб украшал обруч из железных звезд. Подойдя ближе, Манона увидела на звездах шипы. Тоже ничего удивительного.

Согласно легенде, Трехликая богиня опасалась, как бы магия не увела ведьм в иные миры, и потому наградила их железными зубами и когтями. Железный обруч якобы свидетельствовал о том, что у Синекровных магические способности были особенно сильными и их предводительнице требовалось больше железа и боли, чтобы удержаться в этом мире.

Чепуха. Дань традиции и не более того. Вот уже десять лет как в Эрилее исчезла вся магия. Но до Маноны доходили слухи, что Синекровные проводили в своих лесах и пещерах особые ритуалы, через боль открывавшие доступ к магии. Поди проверь. Им бы гадалками быть, а не ведьмами.

Манона прошла сквозь ряды командиров шабашей своего клана. Они были самой многочисленной ветвью командования – двадцать командиров шабашей, включая Манону. Отряд Тринадцати занимал особое место, и потому каждая ведьма-командир при виде нее в знак почтения прикладывала два пальца ко лбу. Игнорируя приветствия, Манона заняла место впереди. Заметив ее, бабушка одобрительно кивнула.

Когда тебя замечает верховная ведьма – это настоящий знак отличия. И не важно, что ты – ее внучка. Манона наклонила голову и поднесла два пальца ко лбу. Послушание, дисциплина, безжалостность – любимые слова клана Черноклювых. Все прочие нужно отбрасывать не раздумывая.

Манона стояла приподняв голову, руки за спиной. Ее внимание было устремлено к трем верховным ведьмам, но боковым зрением она увидела, что наследницы двух других кланов наблюдают за нею.

Ближе всех к верховным ведьмам стояла Петара – наследница клана Синекровных. Ее командиры занимали самую середину. Манона напряглась, но выдержала взгляд.

Веснушчатая кожа Петары была такой же белой, как у Маноны. Цветом волос она походила на Астерину, только ее волосы имели медный отлив. Глаза, естественно, были синими. Как и многие ведьмы ее клана, Петара была красивой, но ее лицо отличала особая суровость. Вместо железного обруча со звездами ее лоб украшал кожаный. Манона не знала, сколько Петаре лет. Возможно, та чуть постарше ее самой, раз после исчезновения магии Петара стала выглядеть лет на тридцать. В ее облике не было ничего угрожающего, но и жизни не чувствовалось. Вряд ли она когда-нибудь улыбалась. Впрочем, ведьмы улыбались редко. В основном во время охоты или сражения.

А вот Искара, наследница Желтоногих, смотрела на Манону и улыбалась во весь рот. Правильнее сказать, ухмылялась, всем своим видом бросая вызов. Манона с удовольствием бы его приняла. Искара не забыла вчерашней потасовки между их караульными. Ее карие глаза говорили о многом, в том числе и о том, что стычка была приглашением. Маноне вдруг захотелось вцепиться в горло наследнице Желтоногих. Это сразу бы прекратило столкновения между караульными обоих кланов.

Но это же могло оборвать ее собственную жизнь. Беспричинные нападения наказывались очень строго, а правосудие у ведьм вершилось быстро. Черноклювым и Желтоногим было особо нечего делить. Учитывая печальный опыт прошлого, верховные ведьмы жестко пресекали все проявления вражды между кланами. Без выпада со стороны Искары у Маноны были связаны руки.

– Может, теперь ты скажешь, ради чего мы все тут собрались? – спросила Кресседа, верховная ведьма Синекровных.

Матерь Черноклювых махнула рукой в сторону моста. Ледяной ветер развевал полы ее одежд.

– Ведьмы, мы наконец-то поднимемся в небо.

* * *

Манона не думала, что переход по черному мосту окажется таким мучительным. Признаваться в этом она не хотела даже себе. Во-первых, отвратительные, скользкие камни, дрожащие под ногами. А еще они распространяли гадостный запах. Странно, что больше никто его не замечал. И конечно ветер. Он налетал со всех сторон, норовя опрокинуть и перебросить через узорчатые перила.

Дна впадины не было видно. Сразу под мостом начинался густой туман. Этот туман сопровождал их на пути к Ферианской впадине. Похоже, он появился не сам собой, а был результатом фокусов адарланского короля. Думать об этом Маноне не хотелось. Появятся вопросы, которые вслух никому не задашь. И потом, ей-то какое дело до королевских фокусов?

На другом краю моста находилась такая же крытая площадка. От перехода по ветру у Маноны замерзли уши и горело лицо. Когда-то она летала в любую погоду, забираясь очень высоко. Но полеты на высоте не были долгими. Прежде чем взлететь, она наедалась мяса, а оно согревало.

Манона наклонила голову и обтерла текущий нос о красный плащ на плече. Командиры шабашей всегда пялили на него глаза: кто с неприязнью, кто с завистью. Естественно, они знали о праве Маноны носить этот плащ. Искара глазела дольше всех и скалилась. А славно было бы однажды вцепиться в физиономию наследнице Желтоногих!

Сразу за площадкой начинался широкий коридор, ведущий к верхним ярусам Северного Клыка. Весь камень под ногами был в громадных трещинах, зазубринах и сколах. Кто их оставил, знала лишь Трехликая богиня. Здесь пахло кровью. Человеческой кровью.

Коридор вывел в подобие зала. Здесь верховных ведьм ожидали пятеро смертных. Казалось, их лица и тела высечены из такого же щербатого камня. Никаких слов приветствия, только угрюмые кивки. Манона следовала за бабушкой, одним глазом наблюдая за людьми, а другим разглядывая место, куда они попали. Искара и Петара поступили так же. Хотя бы в этом наследницы достигли согласия.

Первейшей обязанностью каждой наследницы была защита ее верховной ведьмы. Если понадобится, ценой собственной жизни. Манона мельком взглянула на предводительницу Желтоногих. Та двигалась уверенно и горделиво, ничем не отличаясь от древних ведьм. Однако Манона ни на мгновение не снимала руки с эфеса своего меча. У него было имя – Рассекатель Ветра.

Крики, хлопанье крыльев и лязг металла были здесь несравненно громче.

Один из пятерых обвел рукой многочисленные коридоры, расходившиеся во все стороны:

– Здесь мы их выводим, растим и учим, пока не окрепнут и не научатся перелетать на Омагу. Ярус, где они вылупляются из яиц, расположен ниже, прямо под кузницей, где мы куем оружие. Тепло печей нагревает камни, и яйца чувствуют себя не хуже, чем под брюхом драконьей самки. Ярусом выше находятся стойла. Каждый вид содержим отдельно. Самцы тоже отделены от самок. Их сводят только для спаривания. Крупных самцов держим каждого в своем стойле, иначе они убьют всех, кто рядом. Мы узнали об этом не сразу, и это знание дорого нам обошлось.

Человек усмехнулся. Ведьмы слушали молча.

Человек стал объяснять различия пород. Драконы-самцы считались лучшими по своим боевым качествам, хотя попадались самки, не уступавшие им в свирепости и превосходившие сообразительностью. Те породы, что поменьше, хороши для внезапного нападения. Есть порода черных драконов, выведенная для ночных атак. Светло-голубые драконы хорошо подходят для разведывательных полетов днем. Вообще же, цвет драконьей шкуры не очень важен. Их основная задача – внушать ужас врагам.

Провожатый повел их дальше. Коридор окончился широкой лестницей, ступени которой были вырублены в камне. Здесь удушающе пахло кровью и испражнениями. Крики, царапанье когтей, удары крыльев и хвостов – целый водопад звуков заглушал пояснения вожатого. Но Манона помнила свою главную задачу, держа в поле зрения бабушку и тех, кто был вокруг нее. Точно так же Астерина, шедшая следом, прикрывала ее спину.

Лестница окончилась, и все оказались на громадной смотровой площадке. Вокруг простиралась гигантская пещера естественного происхождения. Один ее конец выходил прямо на горный склон, другой сужался и был перегорожен толстой железной решеткой. Можно сказать, настоящими воротами.

– Я привел вас в загон, где мы их обучаем. Таких загонов у нас несколько. Прирожденные убийцы видны сразу, но должен вам сказать, в загонах почти все они показывают характер. Стоит их только выпустить. Вы… дамы, – говоривший почему-то не решился сказать «ведьмы», – и глазом моргнуть не успеете.

– А когда мы сможем выбрать себе… небесных коней? – спросила Матерь Черноклювых, буравя взглядом провожатого.

– У нас есть особая порода смирных драконов. На них вы освоите особенности полета.

Искара зарычала. Манона и сама была бы не прочь зарычать, поскольку в словах человека они почуяли плохо скрываемое оскорбление.

– Верховой езде не учатся в седле боевого коня, – сказала предводительница Синекровных.

Провожатый посмотрел на нее с благодарностью и заметным облегчением.

– Когда вы освоитесь с полетами…

– Да мы родились на крыльях ветра! – послышалось сзади.

Скорее всего, кто-то из Желтоногих. Манона не оборачивалась. Она молчала. Ее командиры тоже. Послушание. Дисциплина. Беспощадность. Черноклювые не опускаются до хвастовства.

Провожатому было неуютно. Он поглядывал на Кресседу, считая ее менее опасной из всех. Даже звезды с шипами на ее лбу его не отпугивали. Идиот! Что он знает о кланах Железнозубых? Маноне иногда казалось, что Синекровные – коварнее и опаснее всех.

– Как только вы будете готовы, мы займемся подбором, – пообещал провожатый. – Тогда вы усядетесь на драконов и начнете учиться на них летать.

Манона все же решилась на минуту оторвать взгляд от бабушки и рассмотреть загон. В противоположную стену были вделаны тяжеленные цепи. Пол в том месте потемнел от запекшейся крови. Может, какой-то дракон, чуя близкую свободу, пытался вырваться и взмыть в небеса? Средняя часть стены покрывала гигантская паутина трещин. Это с какой же силой надо биться о стену, чтобы она вот так растрескалась?

– А для чего здесь цепи? – вырвалось у Маноны.

Бабушка предостерегающе посмотрела на нее, но Манона даже не заметила. Ее внимание было направлено на провожатого. Естественно, он смотрел на нее во все глаза, пораженный красотой. Потом блеск в его глазах угас. Наверное, почуял притаившуюся смерть.

– Цепи нужны для драконов-приманок. На приманках боевые драконы учатся сражаться. Учатся превращать свою ярость и гнев в оружие. Нам приказано не убивать никого из выводка. Даже слабых или родившихся увечными. Вот мы и нашли им… достойное применение.

Совсем как на собачьих боях. Манона опять посмотрела на следы крови и трещину в стене. Никто здесь не рвался на свободу. Скорее всего, крупный и здоровый дракон шмякнул о стену своего хилого сородича. Если драконы способны так расправляться с себе подобными, людей они будут давить, как червяков… Ее грудь напряглась от предвкушения.

– Хотите увидеть самца?

Кресседа элегантно взмахнула железными ногтями, выражая общее согласие. Провожатый пронзительно свистнул. Лязгнули цепи, зашипел хлыст. Железные ворота скрипнули и поползли вверх. В загоне появился дракон. Его сопровождало несколько человек с плетками и пиками.

Ведьмы шумно вздохнули. Манона тоже не удержалась от вздоха.

– Это Татус, – с нескрываемой гордостью сказал провожатый. – Из лучших.

Маноне было не отвести глаз от величественного зверя. Массивное туловище в серых пятнах, чешуйчатая спина, тяжелые задние лапы с когтями не короче ее руки. Его крылья были широкими, как паруса, и тоже имели по когтю, что позволяло использовать их в качестве дополнительных конечностей.

Треугольная голова дракона поворачивалась во все стороны. Из пасти капала слюна. Внутри желтели кривые зубы.

– Обратите внимание: его хвост оканчивается ядовитыми шипами.

Дракон неторопливо двигался к середине загона, рыча на тех, кто его вел. Его рычание передавалось Маноне не только через уши, но и через камень, проникая в тело и добираясь до самого сердца.

На правой задней лапе была цепь, не дававшая дракону вырваться из пещеры. Хвост, почти равный длине тела, был увенчан двумя искривленными шипами и двигался из стороны в сторону, как у рассерженного кота.

– Такие драконы способны пролететь несколько сот миль и сразу же, без передышки, вступить в сражение.

Ведьмы шумно выдохнули. Это звучало как сказка. Немыслимая скорость и выносливость…

– А что они едят? – спросила Петара, веснушчатое лицо которой по-прежнему оставалось предельно серьезным.

– Они едят все. – Провожатый почесал затекшую шею. – Но только свежее.

– Как и мы, – с усмешкой подхватила Искара.

Ведьмы заулыбались. Скажи это кто-то другой, Манона, быть может, тоже улыбнулась бы. Еще через мгновение им стало не до улыбок.

Вдруг Татус бросился на ближайшего человека; выставленные пики переломил взмахом своего великолепного хвоста. Щелкнула плетка, но было слишком поздно.

Раздался истошный крик, хрустнули кости… Откушенная человеческая голова запрыгала по щербатым камням, в разные стороны полетели оторванные ноги. Туловище и руки мгновенно исчезли в пасти дракона. Воздух наполнился запахом крови. Все Железнозубые ведьмы шумно и глубоко вздохнули. Провожатый предусмотрительно отошел.

Подняв голову, дракон теперь смотрел на них. Его хвост все так же бил по полу.

Магия исчезла, но и без нее люди адарланского короля сумели вывести этих удивительных зверей. Магия исчезла, однако Манона вдруг ощутила то же ликование, какое охватывало ее перед каждым полетом. Знакомое чувство уверенности. Сама судьба привела ее в эту пещеру. Она будет летать только на Татусе или вообще ни на ком.

Ей не нужна покорная крылатая лошадка. Только Татус – такой же свирепый, как она сама. Дракон, чья чернота перекликается с ее собственной. Когда ее глаза встретились с бездонными глазами Татуса, она улыбнулась дракону.

Манона была готова поклясться, что он ответил ей улыбкой.

Глава 13

Вдруг смолкли все звуки поблизости. Эмрис перестал мурлыкать песенку. Его руки застыли, прекратив месить тесто. Лока перестал стучать ножом и даже закрыл неумолчно болтавший рот. Только сейчас, во внезапно наступившей тишине, Селена почувствовала, до чего же она устала.

Она и так, не поворачивая головы к лестнице, знала причину этой тишины. Руки Селены сделались лилово-красного цвета. У нее болели пальцы, ломило шею и спину, но… В проеме лестницы, скрестив руки, стоял Рован. В его безжизненных глазах не было ничего, кроме жестокости.

– Пошли.

При всей его внешней холодности Селена отчетливо улавливала раздражение фэйца. Ровану хотелось застать ее хнычущей в углу, оплакивающей свои ногти. Когда она уходила, Лока провел пальцем по шее и подмигнул. Должно быть, здесь этот жест считался пожеланием удачи.

Рован провел ее через внутренний дворик. Караульные старательно делали вид, что не следят за каждым их шагом. Сразу за стеной начинался лес. И снова магия каменных стражей впилась Селене в кожу. Сила мегалитов отзывалась тошнотой в животе. После жаркой кухни прохлада леса была даже приятной. Но чем дальше они уходили, пробираясь между замшелых деревьев, тем холоднее становилось Селене. Впрочем, она этого почти не замечала.

Рован вел ее вверх по каменистому уступу. Здесь туман еще не успел рассеяться. Селена ненадолго остановилась, чтобы полюбоваться холмами и равнинами, лежащими внизу. Сочная зелень, растущая на земле, далекой от ужасов Адарлана. Рован, как всегда, шел молча, не считая нужным объяснять, куда привел Селену. Место, где они очутились, было похоже на развалины древнего храма.

Несколько каменных плит. Несколько уцелевших колонн. Дожди и ветры давно стерли с них каменную резьбу. По левую руку лежали холмы и равнины Вендалина, где все дышало покоем. Справа высилась стена Камбрианских гор, за которыми скрывались земли бессмертных. Оглянувшись назад, далеко внизу Селена увидела крепость – каменную полосу в кольце зелени.

Рован шагал через щербатые камни. Его серебристые волосы развевались на влажном ветру. Селена шла следом. Руки, которые она держала по швам, ощущали непривычную пустоту. Селена уже и не помнила, когда ходила без оружия. Зато Рован был вооружен до зубов. Даже здесь, где ему ничто не угрожало, его лицо сохраняло обычную жесткость.

Селена заставила себя слегка улыбнуться и изобразить примерную ученицу:

– Ну что ж, начинай свои му… учения.

Рован оглядел ее с ног до головы. Зрелище не впечатляло. Мокрая от тумана рубашка, такие же мокрые, давно не стиранные штаны. Мурашки на коже, и ноги, по привычке занявшие боевую стойку…

– Убери свою угодливую улыбку.

Голос Рована был таким же безжизненным, как его глаза, но Селене показалось, что ей полоснули бритвой по коже.

Улыбка, конечно же, была фальшивой, но Селена и не подумала сменить выражение лица.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Рован подошел ближе. Приоткрыл рот, обнажая клыки:

– Первый урок, который тебе надлежит усвоить. Забудь о своих остреньких словечках и ухмылочках. Со мной такие штучки не проходят. И мне ровным счетом наплевать, что внутри у тебя все кипит от злобы и бешенства.

– Сомневаюсь, чтобы тебе захотелось увидеть, как мои злоба и бешенство выплеснутся наружу.

– Что ж, принцесса, валяй, показывай весь арсенал своих мерзостей. Только учти: я в десять раз мерзостнее тебя, и мой опыт по части мерзостей несравнимо превосходит твой.

Селена сдержала первый порыв. Рован не представлял, что за сила таилась у нее внутри, словно когтями впиваясь в кишки. Улыбаться, однако, она перестала.

– Уже лучше. А теперь – меняй облик. Превращайся.

– Такие вещи у меня не получаются по желанию, – сердито ответила Селена.

– Если бы мне понадобились твои объяснения, я бы так и сказал. Превращайся.

Селена и вправду не знала, как это делается. В детстве ее этому не учили, а потом жизнь круто изменилась и она делала все, чтобы забыть о подобных вещах.

– Надеюсь, ты захватил с собой перекусить? Если мне непременно нужно превращаться, мы проторчим здесь еще очень долго.

– Смотрю, ты добиваешься, чтобы уроки с тобой стали для меня развлечением, – бросил ей Рован.

Он вполне мог бы сказать не «уроки с тобой», а «поедание тебя живьем».

– Я уже достаточно побыл в шкуре учителя и насмотрелся на разных учеников. Может, не будем тратить время на глупости? Прибереги их для смертных.

Рован притушил улыбку, отчего та стала еще коварнее и опаснее.

– А теперь закрой свой остроумный ротик и превращайся.

Селена содрогнулась всем телом. Это было как удар молнии, достигшей бездны.

– Нет.

И тогда Рован ее атаковал.

Селена все утро раздумывала над особенностями его ударов. Вспоминала, как он двигался, быстроту, углы атаки. От первого удара она сумела увернуться, стремительно сдвинувшись в сторону.

Предвидя второй удар, Селена метнулась в противоположную сторону. Но Рован был дьявольски быстр. Настолько быстр, что она не успела ни увернуться, ни отразить второй удар. Третий, как и вчера, он нанес не по лицу, а по ногам.

Казалось, Рован слегка шевельнул ногой, и вот уже Селена падала. Она попыталась сжаться в комок, но это не уберегло ее лоб от соприкосновения с камнем, сглаженным временем и стихией. Селена покатилась по камням, видя перед собой то серое небо, то серую каменную толщу. Что-то мешало ей дышать. Эхо удара и сейчас отзывалось у нее внутри головы. Но Рован на этом не успокоился. Склонившись над ней, он прижал Селену к камням. Сильные, мускулистые бедра больно упирались ей в ребра. Никак он не выдержал и собрался ее задушить? Она и так почти не дышала. Голова отчаянно кружилась. После работы на кухне у нее не осталось сил. Да и откуда взяться силам после стольких недель жизни впроголодь? Селене было не напрячься и не сбросить Рована с себя. Она не могла даже пошевелиться. Противник превосходил ее весом и силой. Впервые в жизни она почувствовала: ее переиграли по всем статьям.

– Превращайся, – потребовал Рован.

Селена ответила смехом. Хриплым, прерывистым, звучащим жутко даже для ее ушей.

– Что, не ожидал?

Боги, голова у нее просто раскалывалась. С рассеченного лба ползла струйка крови. Рован теперь восседал у нее прямо на груди. Селена снова засмеялась. Разумеется, сдавленно.

– Думал, разозлишь меня и я послушненько превращусь?

Рован что-то прорычал. Его лицо Селене было видно сквозь хоровод звезд перед глазами. Даже простое моргание вызывало боль. Таких синяков она еще не получала.

– Мне тут пришла мысль, – превозмогая боль в голове, сказала Селена. – Я ведь жутко богата. Давай мы недельку поиграем в обучение, а потом ты скажешь Маэве, что я готова и могу входить в ее мир. За это я отвалю тебе столько золота, сколько пожелаешь.

Клыки Рована были возле самой ее шеи. Казалось, еще мгновение, и они вопьются ей в горло.

– Мне тоже пришла мысль, – прорычал Рован. – Не знаю, на что еще ты ухлопала эти десять лет, кроме дрянной игры в ассасина. Но расхлябанность сделала свое черное дело. Ты совершенно не умеешь управлять собой. Ни самообладания, ни дисциплины. Я говорю не о поверхностной, а о глубинной дисциплине. Ты как была, так и осталась ребенком. Капризным, избалованным ребенком. А еще… – зеленые глаза Рована были полны откровенного презрения, – ты трусиха.

Будь ее руки свободны, она бы расцарапала ему физиономию. Селена извивалась, пробуя все известные ей способы высвобождения из хватки противника. С таким же успехом она могла бы пытаться сдвинуть каменную глыбу.

– Что, не нравится это словечко? – спросил Рован, отвратительно посмеиваясь.

Он наклонился ниже, и теперь глаза Селены, в которых еще мелькали цветные полосы, видели только его татуировку.

– Трусиха, – повторил он. – Трусиха, которая десять лет пряталась под маской ассасина, а невинных людей тем временем сжигали, рубили им головы и…

Селена больше не слышала его слов.

Все вокруг и внутри ее остановилось.

Это ощущение было не с чем сравнить. Может, с погруженностью под воду. Или с мгновением, когда она вбежала в спальню Нехемии и увидела изуродованное тело. Или с другим мгновением, когда принц Галан Ашерир – храбрый, любимый народом – ехал в лучах закатного солнца, сопровождаемый приветственными криками.

Она лежала и смотрела на небо, на которое наползали облака. Вроде бы Рован говорил что-то еще, но она не слышала. Она ждала его удара и почему-то была уверена, что не почувствует боли.

– Поднимайся, – вдруг сказал Рован и встал сам.

Мир снова стал ярким и просторным.

– Поднимайся.

Те же слова однажды сказал ей Шаол. Тогда ее боль, горе и страх казались непреодолимыми. Но она их осилила: в ночь гибели Нехемии, в ночь расправы с Аркером и в день, когда рассказала Шаолу страшную правду… Шаол толкнул ее в эту пропасть. Она и сейчас продолжала падать. Подняться невозможно, поскольку у пропасти не было дна.

Грубые сильные руки подхватили ее. Окружающий мир качнулся вбок, завертелся. Перед глазами опять мелькнуло оскаленное лицо Рована и его жуткая татуировка. Чего он медлит? Свернул бы ей шею, и дело с концом.

– Жалкое зрелище, – поморщился он, сплевывая на землю. – Жалкое зрелище бесхребетной девчонки.

Она должна попытаться. Ради Нехемии. Она должна попытаться…

Но когда она достигла того места внутри себя, где обитало чудовище, там обнаружились лишь пепел и паутина.

* * *

Головокружение так и не проходило. Селена не стерла кровь с разбитого лба, и теперь она запеклась. Рана сильно чесалась. Селену не волновало, как она выглядит. Чувствовалось, что и синяк успел разрастись, пока они шли от развалин храма к лесистым холмам. Но Рован и не думал возвращаться в крепость.

Селену уже шатало, когда Рован выхватил меч, затем достал из ножен кинжал и остановился на краю травянистой равнины, усеянной невысокими холмами. Присмотревшись, она увидела, что это вовсе не холмы, а курганы – десятки древних могил правителей и полководцев. Вся равнина была занята ими. Каждый курган имел каменный порог и запечатанную железную дверь. Головная боль и усталость туманили Селене зрение, но она все же увидела нечто такое, отчего у нее волосы встали дыбом.

Ей показалось, что покрытые травой курганы… дышат. Спят. Курганы были не только местом упокоения. Там обитали сущности из иного мира, для которых железные двери не составляли преграды. Мертвые их не интересовали. Сущности терпеливо ожидали незадачливых дурней, надеявшихся найти в курганах золото. Каждый осквернитель могил становился пищей тех, о ком он даже не слышал или считал рассказы досужими вымыслами.