Сара Дж. Маас
Наследница огня
Дальше молчать она не могла.
– Должно быть, ее бессмертное величество очень ценит тебя, раз поручила возиться со мной.
– Зная твою историю, она и не могла доверить твое обучение кому-то другому. Только лучшие из лучших способны держать тебя в узде.
Принц явно напрашивался на ссору. Пока они шли по нескончаемым коридорам крепости, его самообладание таяло и теперь висело на волоске. Отлично.
– В глухом лесу легко разыгрывать из себя доблестного воина. Дубы и сосны – вот и все противники.
– Соскучилась по сражениям? Я успел вдоволь навоеваться. Причем уже давно, задолго до появления на свет тебя, твоих родителей и твоих дальних предков с обеих сторон.
Эти слова рассердили Селену. Наверное, так было и задумано.
– Я не про твое прошлое. Здесь-то с кем тебе воевать? С лесным зверьем и птицами?
Он ответил не сразу, но ответил.
– Запомни, девочка: мир куда обширнее, чем твои представления о нем. И гораздо опаснее. Считай, что тебе выпала редкая удача – пройти обучение и получить шанс проявить себя.
– Между прочим, твое высочество, я вдоволь насмотрелась этого большого и опасного мира.
– Ошибаешься, Аэлина. – Рован грубовато засмеялся.
Еще один удар. А она, как дура, подставилась.
– Не называй меня так.
– Это твое имя. Никаким другим я тебя звать не буду.
Селена забежала вперед, преградив ему путь и встав почти вплотную.
– Здесь никто не знает, кто я. Понимаешь?
Зеленые глаза Рована вспыхнули.
«Совсем как у зверя, почуявшего добычу, – с неприязнью подумала Селена. – И клыки у него звериные».
– Похоже, моя тетка дала мне задание потруднее, чем ей кажется.
Моя тетка. Не наша.
И тогда Селена произнесла одну из самых отвратительных фраз, какие когда-либо срывались с ее языка, вложив туда всю свою ненависть.
– Общаясь с такими фэйцами, как ты, я начинаю лучше понимать действия адарланского короля.
И тогда Рован ударил ее. Это случилось раньше, чем Селена успела почувствовать удар. Даже демоны не умели наносить удары с такой скоростью.
Голова Селены была повернута чуть в сторону, и это уберегло ее нос. Удар приняли на себя губы. Селена отлетела к стене, звонко шмякнувшись головой о холодный камень и ощутив во рту привкус крови. Ну наконец-то.
Рован ударил второй раз, все с той же скоростью, недоступной смертным. Этот удар раздробил бы ей челюсть, если бы в последнее мгновение рука фэйца не замерла.
– Что ж ты? – язвительно спросила Селена. Она дышала шумно и хрипло. – Бей, раз собрался.
Чувствовалось, Рован предпочел бы сейчас вцепиться ей в горло, а не вести разговоры. Но он умел не переходить черту.
– А с чего это я должен идти у тебя на поводу?
– Ты точно так же ни на что не годен, как твои собратья.
Теперь его смех напоминал когти, вонзившиеся в самую сердцевину ее ярости.
– Если тебе не терпится отведать камней, изволь. В следующий раз попробуешь на вкус здешние полы.
Плевать ей было на его слова. Если бы не этот грохот в голове, мешавший смотреть, дышать и думать. Особенно думать. Поэтому Селена размахнулась и…
Ее кулак ударил воздух. Подножка Рована опрокинула ее и снова толкнула на стену. Рован отшвырнул ее без малейших усилий, как жалкого новичка, только начавшего учиться искусству поединка.
Рован стоял в нескольких футах от нее, невозмутимо скрестив руки. Селена выплюнула кровь, выругалась. Рован хмыкнул. Этого было достаточно, чтобы Селена вновь бросилась на него. Ей хотелось отдубасить фэйского принца, заколоть кинжалом и задушить.
Селене удалось перехватить его ложный левый выпад, но когда она метнулась вправо, Рован с умопомрачительной быстротой ее опередил. Селену не спасли долгие годы учебы у лучших мастеров. Удар Рована бросил ее на жаровню у него за спиной. К счастью, пустую. Тихий коридор содрогнулся от непривычного грохота, а Селена растянулась на каменном полу, физиономией вниз. Ее зубы жалобно заныли, но, к счастью, остались на своих местах.
– Как я и говорил, тебе предстоит многому научиться, – усмехнулся Рован, вставая над ней. – Ты нуждаешься в разностороннем обучении.
Едва шевеля вспухшей губой, Селена объяснила Ровану, куда он может отправляться и чем заниматься сам с собой.
Повернувшись, он неторопливо двинулся по коридору, бросив ей на ходу:
– Если я еще раз услышу от тебя нечто подобное, будешь целый месяц колоть дрова.
Лицо Селены пылало от ненависти и стыда, однако ей не оставалось ничего иного, как подняться и пойти вслед за Рованом.
Он втолкнул Селену в очень маленькую и очень холодную комнатку, напоминавшую тюремную камеру.
– Отдай мне свое оружие, – потребовал Рован, едва Селена туда вошла.
– Это еще зачем?
Рован схватил ведро с водой, что стояло возле двери, и выплеснул в коридор. Пустое ведро он протянул Селене и повторил:
– Отдай мне свое оружие.
А здорово было бы устроить с ним поединок на мечах.
– Я хочу знать, почему меня разоружают?
– Я не обязан объяснять тебе свои требования.
– Тогда нам не миновать новой потасовки, – бросила ему Селена.
Рован стоял, чуть наклонив голову. В тусклом свете его татуировка выглядела еще чернее. Всем своим видом фэйский принц спрашивал: «Ты называешь свои поцелуи со стенами и полом потасовкой?»
– Завтра ты с раннего утра отправишься работать на кухню. Оружия там не требуется… если, конечно, ты не собираешься поубивать всех, кто в крепости. Для наших с тобой занятий оружие тоже не нужно. Так что твои кинжалы полежат у меня, пока ты не заработаешь право на их возвращение.
Какие знакомые слова. И интонации тоже.
– Говоришь, на кухню?
Рован криво улыбнулся:
– Здесь работают все, включая и принцесс. Увиливать от тяжелой работы не позволяется никому. Особенно таким, как ты.
«Тебя бы на недельку в Эндовьер», – подумала Селена.
Но черта с два она расскажет ему об Эндовьере. Только этого еще не хватало, чтобы потом выслушивать его насмешки или, того хуже, слова сочувствия.
– Работа на кухне тоже входит в мое обучение?
– Отчасти.
Остальное Селена прочла в его глазах: «А я буду наслаждаться каждым мгновением твоих страданий».
– Странно, что за столь долгую жизнь ты не удосужился научиться учтивым манерам.
Слова о долгой жизни плохо вязались с обликом Рована. На вид ему нельзя было дать и тридцати.
– С какой стати мне льстить самовлюбленной девчонке?
– Хотя бы потому, что мы родственники.
– Родства между нами не больше, чем у меня со здешним скотником.
У Селены раздулись ноздри. Ей отчаянно хотелось запустить в Рована пустым мокрым ведром, но это могло ей стоить разбитой скулы или сломанного носа. Поставив ведро на пол, она принялась разоружаться.
Рован тщательно пересчитал все ее кинжалы и ножи, словно в точности знал их количество, включая и потайные. Потом он прижал ведро к боку и вышел, сказав на прощание:
– Чтобы с зарей была на ногах.
Дверь шумно захлопнулась.
– Мерзавец, – пробормотала Селена, оглядывая свое новое жилье. – Старый вонючий мерзавец.
Кровать, ночной горшок и таз с ледяной водой. В такой водичке особо не помоешься. Селена решила ограничиться полосканием рта. Потом осторожно промыла разбитую губу. Очень хотелось есть, но чтобы добыть еду, нужно было выйти и у кого-то попросить. Нет уж, лучше голодать, чем с кем-то встречаться. Достав из мешка баночку со снадобьем, она смазала губу и повалилась на кровать в своей пыльной, грязной и зловонной одежде. Потянулись бессонные часы.
В ее комнатенке было окошечко без занавесок. Селена повернулась к нему лицом. Над деревьями, окружавшими крепость, горели звезды.
Спрашивается, зачем она сцепилась с Рованом? Наговорила ему гадостей и даже полезла в драку… Она заслужила эти побои. Сполна. Если быть честной с собой, она превратилась в непонятное существо, которое лишь с большой натяжкой можно назвать человеком. Селена дотронулась до губы и вздрогнула от боли.
Она разглядывала ночное небо, пока не нашла созвездие Оленя – Повелителя Севера. Неподвижная звезда на макушке оленьей головы – его вечная корона – указывала путь в Террасен. В детстве ей рассказывали, что великие правители Террасена, окончив жизнь, превращались в яркие звезды, дабы каждый террасенец не чувствовал себя одиноким и всегда мог найти путь домой. Целых десять лет она не показывалась в Террасене. Сначала ее туда не пускал Аробинн. Потом сама не отваживалась.
Тогда, на могиле Нехемии, она шепотом призналась мертвой принцессе. Сказала, что давно привыкла убегать от судьбы и потому не знает, каково это – остановиться и дать бой.
Маэва не понимала и никогда не поймет чувства маленькой террасенской принцессы, десять лет назад отвергшей свою родню. Она сделала это с большей решимостью, чем сама Маэва. Отвергла всех и покинула мир, с которым не желала иметь ничего общего. Пусть сгорает дотла и превращается в прах.
Селена перевернулась на другой бок. Ветхое одеяло не грело. Она закрыла глаза, пытаясь заснуть и увидеть во сне другой мир.
Мир, где она была вообще никем.
Глава 9
Манона Черноклювая стояла на скале возле бурлящей реки. Она закрыла глаза, подставив лицо влажному ветру. Мало какие звуки доставляли ей большее наслаждение, чем стоны умирающих людей, но завывания ветра входили в число этих звуков.
Слушать ветер, чувствовать его на своем лице – это хотя бы напоминало полет. Теперь она летала лишь в редких снах. Там она снова была в облаках, восседая на метле из железного дерева. И метла звенела от магической силы. Но это во сне. Нынче ее славная метла ничем не отличалась от обычных человеческих. Бесполезная штука, засунутая в чулан при комнате, которую Манона занимала в Крепости Черноклювых.
Вот уже десять лет как ведьмы лишились возможности летать. Там, в воздухе, даже вкус тумана иной. И ветер ощущается по-иному. А как здорово нестись в его незримых струях. Сегодняшний ветер был быстрым и свирепым. Сегодня она бы налеталась всласть, поднявшись высоко-высоко.
У нее за спиной Матерь Черноклювых говорила с рослым, грузным человеком. Он величал себя герцогом. Бабушка призвала Манону к себе сразу после того случая с тремя крестьянскими дурнями, вздумавшими поохотиться на нее. Прямо из фенхарского поля, где снег был густо залит кровью последней жертвы. Вряд ли это приглашение было простым совпадением. Как и то, что Манона тогда находилась в каких-нибудь сорока милях от места встречи. А встреча происходила невдалеке от адарланской границы.
Пока ее бабушка, верховная ведьма клана Черноклювых, беседовала с герцогом под рев реки Акант, Манона несла караульную службу. Остальные двенадцать ведьм из отряда Тринадцати стояли на своих постах вокруг небольшого лагеря. Все – ровесницы Маноны. Все росли и обучались вместе. Как и Манона, они не имели при себе оружия. Но герцог, похоже, знал: Черноклювым оружие ни к чему.
Зачем тебе мечи и кинжалы, если ты уже родилась с оружием?
А когда ты – одна из Тринадцати отборных ведьм Маноны, с кем она сто лет подряд вместе летала и сражалась… Иногда сами слова «отряд Тринадцати» обращали врагов в бегство. Ее ведьмы всегда действовали безошибочно и безжалостно.
Манона бросила взгляд на человеческих караульных. Все были в тяжелых доспехах и при оружии. Одна половина опасливо поглядывала на Черноклювых, а вторая следила за герцогом и бабушкой. Верховная ведьма оказала честь отряду Тринадцати, призвав в караул. Ведьм из других шабашей клана Черноклювых сюда не позвали. В том не было необходимости. Отряд Тринадцати заменял всех.
Манона присмотрелась к ближайшему караульному. Ноздри уловили запах пота. Еще от него пахло страхом и изрядной усталостью. Запах усталости напоминал мускус. Судя по этим ароматам, люди находились в дороге уже несколько недель. С ними ехали две арестантские повозки. От одной исходил отчетливый мужской запах с едва уловимым оттенком духов. Вторая повозка была женской. Запах обеих не понравился Маноне.
По словам бабушки, Манона родилась бездушной. Бездушной и бессердечной, какой и должна быть Черноклювая ведьма. Жестокость и коварство пронизывали Манону до мозга костей.
Почему ее так зацепил этот запах? Да, обычный, человеческий дух. И в то же время… И герцог, и узники в повозках пахли не как обычные люди. В их запахе было что-то странное. Чужое. Чуждое.
Вспотевший караульный переминался с ноги на ногу. Манона улыбнулась ему. Рука караульного стиснула эфес меча.
Маноне было скучно, и она решила немного поразвлечься. Она слегка запрокинула голову, открыла рот и выдвинула свои железные зубы. Караульный попятился. Его дыхание участилось. От него повеяло резкой кислотой нарастающего страха.
Если бы не эти зубы, Манону можно было бы назвать красавицей. Волосы цвета белой луны, алебастровая кожа, темно-золотистые глаза. Ее жертвы, не подозревая, кто перед ними, нередко говорили ей, что она прекрасна, как фэйская королева. Увы, они слишком поздно узнавали нехитрую истину. Красота Маноны была всего лишь видом оружия в ее природном арсенале. Что потом с ними происходило! Манона и сейчас не могла вспоминать об этом без смеха.
Сзади захрустела мерзлая трава. Манона отвернулась от дрожащего караульного и бурых, вспененных вод реки Акант. Это возвращалась бабушка.
После исчезновения магии ведьмы начали стариться. Маноне было больше ста лет, но пока существовали магические силы, она выглядела не старше шестнадцати. Сейчас она превратилась в двадцатипятилетнюю. Они старились, как обычные смертные женщины, и это наполняло душу ведьм неутихающим страхом. А ее бабушка…
Богатые черные одежды Матери Черноклювых развевались на пронизывающем ветру, чем-то напоминая речные воды. Морщины успели тронуть бабушкино лицо. В ее смоляно-черных волосах появилась седина. Верховная ведьма клана Черноклювых была не просто красивой. Она была завораживающе красивой. Даже сейчас, когда время оставляло свой неумолимый отпечаток на ее белоснежной коже, на предводительницу нельзя было смотреть без немого восхищения.
– Мы уходим, – сказала Матерь Черноклювых.
Она пошла по берегу реки, избрав северное направление. Люди герцога еще плотнее окружили свой лагерь. Разумная предосторожность, когда рядом – тринадцать скучающих ведьм.
Легкий кивок Маноны – и все выстроились в линию. Остальные двенадцать держались на надлежащем расстоянии от Маноны и бабушки, неслышно ступая по зимней траве. За все месяцы странствий по городам и деревням никому из них не удалось обнаружить ни одной крошанской ведьмы. Манона знала: за это их рано или поздно ждет наказание. Порка. Возможно, кому-то пальцы сломают. Потом все это заживет, но горечь публичного позора останется. Таков был излюбленный бабушкин способ наказания: не столько сделать больно провинившимся, сколько унизить их.
Однако сейчас бабушкины черные глаза с золотыми крапинками (признак чистейший породы Черноклювых) были устремлены на север, к Задубелому лесу и далеким Белоклычьим горам. Черные глаза с золотыми крапинками особо почитались ведьмами клана. Почему – Манона не знала, а спросить у бабушки не решалась. Но таких глаз, как у Маноны – цвета темного золота, – в клане больше не было ни у кого. Когда Манона только что родилась, бабушка, увидев ее глаза, унесла внучку от остывающего трупа матери, провозгласив своей неоспоримой наследницей.
Бабушка продолжала идти. Манона шла рядом и молчала. Надо будет – бабушка сама заговорит. А иначе… иначе можно и без языка остаться.
– Мы отправимся на север, – сказала бабушка, когда лагерь смертных скрылся за холмами. – Из своего отряда выбери троих и пошли их на юг, запад и восток. Пусть разыщут наших соплеменниц и передадут, что мы все собираемся в Ферианской впадине. Об этом должны знать все Черноклювые, до самой последней ведьмы и караульной.
Сейчас это различие сохранялось лишь на словах. Каждая ведьма принадлежала к своему шабашу, а значит, была караульной. После падения их Западного королевства, когда Железнозубым пришлось сражаться за выживание, все ведьмы в кланах Черноклювых, Желтоногих и Синекровных должны были находиться в постоянной готовности к битве. К великой войне за возвращение своих земель. И если кому-то суждено на ней погибнуть, что ж, такова воля Вэрда. Сама Манона никогда не бывала там, где некогда находились владения Ведьминого королевства. Она не видела ни развалин, ни обширных лугов, тянущихся до западного моря. И никто из Тринадцати там не бывал. Проклятие последней крошанской королевы сделало их изгнанницами и вечными странницами. Истекая кровью во время легендарного сражения, она прокляла всех Железнозубых.
Манона молчала, чувствуя, что бабушка еще не закончила.
– Если твои караульные увидят кого-то из других кланов, пусть и им скажут, чтобы собрались во впадине. Никаких скандалов и драк не затевать. Их обязанность – нести известие.
Железные бабушкины зубы поблескивали на послеполуденном солнце. Матерь Черноклювых была из числа древних ведьм. Она родилась еще в Ведьмином королевстве и в составе союза Железнозубых сражалась против засилья крошанских королев. Древние ведьмы щеголяли своими железными зубами. Манона не помнила, чтобы бабушка их убирала.
Сейчас Манона молча кивала. Время вопросов еще не настало. Пока что она обдумывала услышанное. Ферианской впадиной называлась про́клятая, бесплодная полоса земли между Белоклычьими и Руннскими горами. Она же служила одним из немногих проходов из плодородных восточных земель в пустоши Западного края.
Манона прошла этим лабиринтом заснеженных пещер и ущелий всего один раз, пешком, вместе со своим отрядом и еще двумя шабашами. Это было почти сразу после исчезновения магии, когда все они вдруг ощутили себя ослепшими, оглохшими и пригвожденными к земле. Половина других ведьм не сумели пробраться через впадину. Тринадцати это удалось, но с огромным трудом. Во время ледяного обвала Манона едва не лишилась руки. Руку удалось сохранить благодаря быстро соображающей Астерине – ее непосредственной помощнице. И благодаря грубой силе Соррель – третьей по значимости в их отряде. С тех пор Манона не бывала в Ферианской впадине. В последние месяцы доходили слухи, будто там творится что-то страшное.
– Бэба Желтоногая погибла.
Слова бабушки отвлекли Манону от воспоминаний. Она повернулась. На губах бабушки играла легкая улыбка.
– Убили в Рафтхоле. Герцог получил письмо. Но кто убил и за что – неизвестно.
– Крошанки?
– Возможно.
Улыбка Матери Черноклювых стала еще шире. Ее железные зубы кое-где были тронуты ржавчиной.
– В Ферианскую впадину нас пригласил адарланский король. Герцог передал мне его слова. Говорит, там нас ожидает королевский подарок.
Манона вспомнила все, что знала об адарланском короле и его безрассудном, кровавом стремлении завоевать мир. Ее прямейшей обязанностью и как командира отряда, и как наследницы было оберегать жизнь бабушки, заранее предвидя все угрозы и ловушки.
– Его приглашение может оказаться западней. Расчет простой: собрать нас в одном месте и уничтожить. Вдруг король сговорился с крошанками? А может, и с Синекровными. Те издавна хотели владычествовать над всеми кланами Железнозубых.
– Я так не думаю, – задумчиво произнесла Матерь Черноклювых, щуря свои бездонные черные глаза. – У короля есть для нас предложения. Для всех кланов Железнозубых.
Манона ждала дальнейших объяснений. Ее нетерпение было настолько велико, что попадись ей сейчас кто-то из смертных, располосовала бы в считаные секунды.
– Королю нужны наездницы. – Матерь Черноклювых продолжала смотреть на горизонт. – Наездницы для драконов – его воздушной кавалерии. Все эти годы король взращивал их в Ферианской впадине.
Давно, очень давно нити судьбы не свивались в благоприятный узор. И вот теперь…
– А когда наша служба окончится, король отдаст драконов нам. Представляешь? Мы вернем себе Западный край, очистим его от расплодившихся смертных свиней.
Из бабушкиной груди вырвался яростный, пронзительный крик. Манона невольно поежилась. Потом стала всматриваться в белые шапки далеких вершин. Снова летать, снова проноситься над горными перевалами, снова охотиться, как когда-то…
Конечно, драконам не сравниться с метлами из железного дерева. Но за неимением магии сойдут и драконы.
Глава 10
День выдался утомительным. Шаол обучал новичков, стараясь не попадаться на глаза ни Дорину, ни тем более королю. Сейчас им владело одно желание – вернуться к себе и поскорее завалиться спать. Но что это? Возле дверей Большого зала полагалось стоять четверым караульным. Сейчас их было только двое. Завидев Шаола, караульные привычно отсалютовали, однако вид у них был испуганный.
Случалось, что гвардеец не мог заступить в караул по болезни или по семейным обстоятельствам. Главное – вовремя доложить об этом. Шаол всегда находил замену. Но чтобы сразу двое не явились в караул и им не нашли замены…
– Объяснения! – рявкнул Шаол. – И поживей.
Один из караульных закашлял. Еще совсем зеленый. Три месяца как прошел обучение. Да и второй прослужил немногим больше. Потому Шаол и поставил их в ночной караул у дверей пустого Большого зала. Но за ними должны были приглядывать двое других, уже давно служивших в гвардии.
Караульный перестал кашлять. Он был весь красный.
– Значит, они сказали… господин капитан, они сказали, что их отлучки никто не заметит. И вообще, Большой зал сейчас пустой и там некого охранять. А еще…
Караульный замолчал, испуганно озираясь по сторонам.
– Язык отсох? – прикрикнул на него Шаол. – Дальше!
Он был готов собственными руками казнить дезертиров.
– Господин капитан, они пошли на генеральскую вечеринку, – заговорил второй. – Тут мимо нас шел генерал Ашерир. В город направлялся. Вот и позвал тех двоих с собой. Они поначалу боялись идти. Спрашивали, что́ потом скажут командиру… вам, значит. А генерал их успокоил. Сказал, вы возражать не будете. И тогда они пошли с ним.
Шаол стиснул зубы. Что ж, такое вполне в духе Эдиона.
– Почему никто из вас немедленно не доложил о самовольной отлучке? Если не мне, то моему помощнику?
– Вы и нас поймите, господин капитан, – сказал второй. – Мы не хотели, чтобы нас посчитали за доносчиков. Большой-то зал сейчас действительно пустой…
– А устав, значит, не про вас писан, – оборвал его Шаол. – Теперь будете целый месяц нести двойной караул в садах. («Погуляете у меня по морозцу».) Никаких увольнительных. А если еще раз не успеете вовремя доложить о чьей-либо самовольной отлучке, выпру с треском из гвардии. Понятно?
Выслушав подтверждающие бормотания, Шаол двинулся не к себе, а к парадным воротам замка. Черта с два он сегодня выспится. Нужно идти в город, искать двоих дезертиров… и заодно поговорить с генералом.
* * *
Под свою вечеринку Эдион снял целую таверну. У дверей стояли крепкого вида парни. Приличным посетителям объясняли, что у них сегодня «гуляют», а разный сброд просто отгоняли. Но, увидев Шаола и эфес его меча в форме орлиной головы, молча отошли от двери. Таверна была полным-полна знатной публики. Разодетые хихикающие женщины – не то куртизанки, не то придворные дамы. Голосистые мужчины, разгоряченные выпивкой. За столами играли в карты и кости. Возле пылающего очага расположилась пятерка певцов: аккомпанируя себе, распевали скабрезные куплеты. Эдион не поскупился на эль и вино – того и другого хватило бы на целый легион. Интересно, кто платил за все это? Сам Эдион, своими кровавыми деньгами? Или его величество проявил щедрость и велел покрыть расходы из казны?
Шаол почти сразу увидел своих дезертиров, а вместе с ними – еще полдюжины гвардейцев, свободных от службы. Все играли в карты. На коленях у них, пьяненько похохатывая, сидели женщины. Мужчины тоже смеялись… пока не увидели своего командира.
Теперь они были готовы ползать по грязному полу, выпрашивая прощение. Шаол велел им немедленно возвращаться в замок. Решать их участь он будет завтра. Он не знал, заслуживают ли дезертиры того, чтобы выгнать их из гвардии. Оказалось, Эдион им наврал, сказав, что уже обо всем договорился с Шаолом. (Караульные у дверей умолчали об этом из чувства гвардейской солидарности.) И потом, такие решения нужно принимать не сгоряча и на свежую голову. Провинившиеся поспешили в замок, с ними ушли и остальные гвардейцы, которым сразу расхотелось веселиться. Шаол отправился искать генерала.
Странное дело: никто не знал, где сам Эдион. Сначала Шаола послали на второй этаж, где находились комнаты для ночлега. Там он увидел двух женщин и довольно пьяного мужчину. Тот предложил присоединиться, – дескать, «девочек на всех хватит». Шаол ответил, что не собирается им мешать и лишь хочет знать, где генерал. Женщина заявила, что недавно видела его в подвальном зале: играл в кости с какими-то важными персонами, лица которых скрывали маски. Шаол поспешил в подвальный зал. Там действительно сидели несколько важных персон, изображавших обычных горожан. Шаол прекрасно знал, кто скрывается под масками, и при случае мог бы назвать имена. Все дружно повторяли, что генерал отправился в Большой зал поиграть на скрипке.
Шаол поднялся в Большой зал. Эдион не играл ни на какой скрипке. На лютне, флейте и барабане – тоже. Казалось, что Эдион Ашерир устроил эту вечеринку, но сам на ней не присутствовал.
Шаола тронула за плечо куртизанка, предлагая вместе с нею отдохнуть от шумного веселья. Капитан собрался было рявкнуть на нее и прогнать, но передумал. Он пообещал девице серебряную монету за сведения о местонахождении генерала. Куртизанка сообщила, что час назад видела его уходящим под ручку с девицей того же пошиба. Они направлялись в более уединенное место. В какое – она не знала. Если Эдиона в таверне не было, тогда и Шаолу здесь делать нечего. Пора в замок.
Шаола встревожила новость, случайно услышанная им в заведении. Вскоре в столице появится легион Беспощадных. Воины генерала Ашерира якобы обещали «погулять в Рафтхоле так, что после них еще долго будут собирать битые черепки». Естественно, королевских гвардейцев тоже приглашали участвовать в попойках и непотребствах.
Только еще не хватало, чтобы целый легион смертельно опасных воинов бесчинствовал в тавернах Рафтхола и дурно влиял на его гвардейцев. Случись такое, виноват будет не генерал, а он, Шаол. В замыслы капитана никак не входило попадать под пристальное внимание короля.
Значит, с Эдионом придется говорить не только о двоих дезертирах. Нужно найти что-то такое, что можно было применить против Эдиона и вынудить генерала больше не устраивать подобных вечеринок. И самое главное – взять с него клятвенное обещание, что Беспощадных он будет держать в узде. Если завтра Эдион устроит новое сборище, Шаол обязательно туда пойдет.
Он должен найти способ надавить на генерала.
