Сана Савинова
«Эвересты души», или История одного восхождения
Он называл ее Пантерой…Черной Пантерой…
Анри искал в ней обещание новой жизни, он ухватился за нее, как увязнувший в пустоте с последней надеждой отчаянно цепляется за ветку, не подозревая о ее гнилости и угрозе сломаться, тем самым обрекая себя провалиться в «болото небытия».
У Пантеры была своя личная история, превратившая ее в хищницу, охотившуюся исключительно на мужчин, с откровенной жаждой причинить им боль и страдания в ответ на свою неразделенную когда-то любовь.
Беспощадная и расчетливая жестокость одержимой разрушительными силами женщины пряталась за слезы невинной жертвы, погружая любовника в мутные воды своей души.
Анри, ослабленный и полный противоречий, окутанный обманчивой аурой Пантеры, неумолимо уступал своим слабостям, гнался за сверкающими миражами телесных желаний, обещающих сокровища блаженства, чувственности и счастья. Но он стал лишь номером в длинном списке ее жертв: мужчиной, спутавшим настоящую любовь с любовью тела, лишенную сердца.
Мучительное линчевание разводом и безудержной страстью, завершилось опустошением ума и сердца, горечью разочарования и болезненным расставанием с Черной Пантерой – его Альфой и Омегой.
Ни дня, ни часа, ни минуты, ни даже секунды Анри не сожалел о своем отъезде в Ним – город его новой жизни.
О, свобода бесценная!
Страсти ад для любимой был музыкой,
для меня же пропавшей надеждой.
Маски сняты, слова обид брошены,
одиноким и жалким бреду я по свету…
Чтобы выжить в холодную зиму разлуки
я оставил себе слова ее гнева,
повинуясь инстинкту, схватился за вожжи,
но я был на арене и дрался с гиенами.
Красота метеором любви поглотила меня,
позволяя возиться с мечтами о вечности,
в мои губы впилась необузданность демонов
наказать меня ядами и убить преждевременно.
Очарованный звуками слов горящих и ласковых,
не заметил в сирене беззубую гарпию,
не услышал намеки адского пламени,
потерявшись в плену своего сладострастия.
Я разбился о прошлое, на куски разломался,
обреченно, униженно с ним попрощался,
подобрал все осколки, с трудом нагибаясь,
стал выискивать мудрость в неровностях края.
Новый день уносил меня дальше от пошлости,
что пытала шипами мою память до крови.
Я раскладывал пазлы, играючи образами,
на кусочках бумаги копировал боль свою.
Все моменты любовной истории, все фрагменты
картины без времени – не забыты и не потеряны.
Они собраны в бусы символов,
Вплетены в ожерелья поэзии.
Игра слов превратилась в магию,
ожила мечтами и радостью,
получила огранку временем,
загорелась во мне новой сладостью,
чтобы сделать героем слабого.
История любви к Черной Пантере не отпускала Анри, придуманная им самим, облагороженная и подаренная этой женщине самым дорогим подарком, была обращена ею в серый пепел разочарования и едкий дым воспоминаний.
Он хотел говорить с ней, видеть ее, отдавать тепло своего сердца и нежность рук, он согласен был принимать ее любую…
Но назад дороги не было, Анри понимал с каждым днем, что одиночество захлестывает и подавляет его волю к жизни: образы любимой наводняли душу, переполняли края сознания, доводя его до отчаяния.
Миг облегчения пришел из «копилки большой семьи», Анри вдруг почувствовал непреодолимое желание создать из рваных клочков пережитого словесную палитру прошлого.
Поэтическими символами и ярчайшими образами он воплотил живые чувственные эмоции, отполировал в них грани страстных отношений с Пантерой, с каждой новой строчкой отрываясь от боли, которую они породили, обретая силу и веру в настоящую любовь и счастье.
Я написал тебе стихи,
сумеречные цветы,
как последнюю из песен
угасающего дня,
испарившийся набросок
заходящего луча…
Ветер стер мой горизонт,
обернув его в ничто,
одиночества туманы
наслоились на него,
и в застывшей атмосфере
я дрейфую кораблем
в горький день из ночи
с тем же горьким сном.
Малым светом пробиваясь
сквозь смертельную тоску,
я пишу тебе стихи,
сумеречные цветы.
В них пристанище мое,
в них, не глядя ни на что,
я надеюсь…
Стихи Анри «укладывались» в записную тетрадь, из года в год переписывались и переделывались в стремлении улучшить их форму, образы и музыкальность.
Его внутренний мир обогатился творчеством, и чем больше он испытывал уродства, предательства и лжи, тем больше этот мир очищался для него в ответ на ужас.
Сегодня Анри смотрит на тексты, как на красивые предметы, у него больше нет слез или болезненных воспоминаний, когда он их читает, он просто говорит себе: «Черт возьми, я пережил время горьких насмешек, и я действительно счастлив, что вышел из этого и сделал что-то «красивое» через стих».
Сборник без названия, «Эверест Поэзий» Анри пока остается закрытым для всех, кроме его крестной матери и женщины, которой он доверил историю своей жизни.
Две разные женщины… с одним безоговорочным восхищением ажурной тонкостью его поэтического таланта, с единым пожеланием широкого признания его творчества – искреннего, чувственного, правдивого.
От «Эвереста» к «Эвересту» Анри переживал процесс личной эволюции, идущая своим чередом жизнь не изменила его, приобретенный опыт и мудрость постепенно приоткрывали дверь в его собственный мир, оживляли надежды и желания, самые глубокие и сильные, заключали мечты в четкие границы понимания.
Одним из таких желаний было покорение отвесных скал Вердона: он всегда держал эту мечту о великих путях восхождения глубоко внутри себя, так же был верен поставленным целям и шел к ним до конца, через годы и десятилетия.
Откуда же пришел интерес и знания о восхождении?
Родители Анри переехали из городка «Маршалл» в деревню, потому что очень хотели жить в большом доме. Его отец составлял чертежи, выбирал балки из великолепного каркаса, проделал много строительных работ в новом доме и очень этим гордился.
Крошечная деревушка, расположенная прямо на опушке леса, в котором было множество огромных каменных валунов, уложенных на песок, высотой от 2 до 8 метров, фактически был частью очень большого леса Фонтенбло, известного своими массивами скал из песчаника.
Как только Анри с братом добрались до леса, лазить по валунам и скалам, воображая из себя индейцев или ковбоев, стало их любимым занятием. Они водили в лес своих хоккейных приятелей, когда те приезжали к ним в гости на школьные каникулы.
Но настоящее знакомство и интерес к скалолазанию пришел на втором курсе мединститута вместе с новыми приятелями и друзьями из рабочего или среднего класса – Анри чувствовал себя в гармонии с ними, и с радостью включился в развлечения новой «команды», в которой были два парня, увлеченных альпинизмом.
Одного из этих парней звали Чарли, он жил в Альпах, это был очень дотошный молодой человек, с техническим складом ума, много размышлявший обо всем, что он делал, друзья ласково называли его «Шарли» (уменьшительное от Шарля Андре, известного французского архитектора). Другой был сыном железнодорожника, очень любил природу и, особенно, горы, и у него был замечательный парижский акцент, увы, исчезающий в современном столичном обществе.
Анри с энтузиазмом воспринял их идею обучить азам скалолазания всю команду друзей, начав с лесных валунов, недалеко от дома его родителей: они приезжали туда по будням и выходным, когда не было дождя, и было не слишком холодно (невозможно залезть на мокрую скалу или одолеть ее замерзшими «голыми руками»).
Чарли был их учителем, именно он придал увлечению «зачатки техники» и посоветовал купить альпинистские тапочки, сжимавшие ногу так же, как и в ботинке от «prima ballerina», чтобы хорошо «почувствовать» скалу.
Какая радость – выехать из Парижа в четыре или пять часов утра, сесть в маленькую машину и залезть один за другим на одну и ту же скалу, так называемую, глыбу!
Надо сказать, что скалы оцениваются, в зависимости от сложности восхождения, группируются по курсу, однородному по сложности, где каждая скала пронумерована и привязана к своему «блоку».
Цель всей команды состояла в том, чтобы «сделать все блоки», от 1-го до последнего номера составленного курса.
Анри восторженно переживал радость успеха покорения «проблемного» блока, объяснял свой метод другим, смотрел за их восхождением и всячески подбадривал друзей «скалолазников».
Мало-помалу они исследовали различные массивы большого леса Фонтенбло, постепенно переходя от уровня «немного трудный» (казавшийся вначале экстремальным), к уровню «довольно трудный», затем «трудный» и, наконец, когда удавался «очень трудный» блок, вся команда радостно гордилась собой.
Друзья мечтали, что когда-нибудь, они смогут «пойти большими путями» в мифическое место испытания высотой, но их уровень и приобретенное мастерство в правилах альпинизма не позволял им этого: умение обращаться с веревками, карабинами и реле было почти нулевым.
Так, студенческое увлечение Анри привело его к новой цели – ущелью Вердона – его скалы с абсолютной трехсотметровой вертикальностью казались ему граалем альпиниста!
