Сань-мао
Сахарские новеллы
Этой ночью их и правда было предостаточно.
Китайский ресторанчик
Супруг мой – иностранец, к великому моему сожалению. Говорить так о собственном муже – чистой воды ксенофобия, но различия между языками и обычаями наших стран неизбежно приводят к недопониманиям в супружеской жизни.
Согласившись выйти замуж за Хосе, я прямо сказала ему: мало того что мы из разных стран, у нас еще и характеры несхожи. В браке мы наверняка будем ссориться, а может, даже и драться. Он ответил мне: «Я знаю, что характер у тебя скверный, зато сердце доброе. Может, мы и будем ссориться и драться, но все равно давай поженимся».
Так мы и поженились после семи лет знакомства.
Я не сторонница движения за женскую эмансипацию, но мне совершенно не хотелось потерять после замужества независимость и внутреннюю свободу, и я подчеркивала снова и снова, что после свадьбы буду продолжать поступать так, как мне вздумается, а иначе лучше и не жениться. Хосе тогда сказал мне: «Я и хочу, чтобы ты оставалась такой же сумасбродкой. Без твоего характера и замашек – к чему мне на тебе жениться?»
Отлично. Эти слова настоящего мужчины совершенно меня успокоили.
Связав свою жизнь с Хосе, я приняла и его язык. Несчастный чужестранец, сколько ни объясняла я ему разницу между иероглифами 人(«человек») и 入(«входить»), он так ничего и не понял. Пришлось мне оставить его в покое и заговорить на его языке. (Но в будущем, когда появятся дети, я душу из них выну, но по-китайски говорить заставлю – тут он не возражал.)
Кто бы что ни говорил, для домохозяйки главное – это кухня. Работу по дому я всю жизнь ненавидела, зато готовить всегда любила. Пара луковиц, несколько кусочков мяса, мгновение – и вкусное блюдо готово; это искусство всегда меня восхищало.
Моя матушка на Тайване страшно опечалилась, когда узнала, что, выйдя замуж, я отправляюсь вслед за Хосе и его работой в африканскую пустыню. Но заработок обеспечивал Хосе, и другого выбора, кроме как ехать вслед за пайкой, у меня не было. Первое время после свадьбы я готовила исключительно западную еду. Но потом ко мне прилетела спасительная посылка из дома: я получила прозрачную лапшу, сушеные водоросли и грибы, лапшу быстрого приготовления, вяленую свинину и прочие сокровища кулинара. На радостях я начала готовить не покладая рук, а когда европейская подружка прислала мне соевого соуса, «китайский ресторанчик» на дому был готов к открытию. Жаль только, что едок был всего один и денег не платил (хотя впоследствии друзья в очередь выстраивались, чтобы попробовать мою стряпню!).
Конечно, для настоящего китайского ресторанчика присланных матушкой продуктов было недостаточно, но, к счастью, Хосе никогда не бывал на Тайване. Глядя на то, как лихо я вживаюсь в образ шеф-повара, он совершенно уверился в моем кулинарном мастерстве.
Моим первым блюдом стала прозрачная лапша в курином бульоне. Хосе, вернувшись с работы, всегда кричал:
– Скорей есть давай, умираю с голоду!
Вот так любишь человека столько лет, а он, едва войдя, сразу требует еды, даже не взглянув на жену. Что ж, по крайней мере я могу спокойно превращаться в старую грымзу – он и не заметит.
Но мы говорили о бульоне. Сделав глоток, он спросил:
– Что это? Тонкая китайская лапша?
– Стала бы твоя теща отправлять лапшу за тридевять земель! Нет.
– Что же это? Дай еще немножко, так вкусно!
Я выудила палочками одну лапшинку и сказала:
– Это называется «дождик».
– «Дождик»? – удивился Хосе.
Я же предупреждала, что и после замужества останусь верна себе и буду болтать что мне вздумается.
– Это первый весенний дождик. Когда в горах выпадает дождь, дождинки замерзают, горные жители собирают их и продают связками за рисовое вино. Их очень трудно достать!
Хосе, все еще не вышедший из оцепенения, изучающе глядел то на меня, то на свою пиалу с «дождиком». Наконец, он сказал:
– Ты что, за дурака меня держишь?
Я ничего не ответила на это и только спросила:
– Так будешь еще или нет?
– Ну и врушка же ты! Буду.
После этого он многократно ел «весенний дождик», но так до сих пор и не узнал, из чего он сделан. Иногда подумаю, какой Хосе глупый, и опечалюсь.
В другой раз я приготовила из прозрачной вермишели блюдо «Муравьи взбираются на дерево». Обжариваешь на плоской сковородке вермишель и добавляешь измельченное мясо и бульон. Вернувшись с работы, как всегда голодный, Хосе сразу набрал полный рот вермишели:
– Что это такое? Не то белые нитки, не то пластмасса?
– Ни то ни другое. Это нейлоновая леска, которой удят рыбу, китайцы так ее обрабатывают, что она становится белой и мягкой, – ответила я ему. Он съел еще, расплылся в улыбке и сказал с набитым ртом:
– Сплошные чудеса. Если и вправду открыть ресторан, это блюдо, моя дорогая, можно задорого продать.
В тот вечер он досыта наелся белых ниток из обработанного нейлона.
В третий раз я приготовила из прозрачной вермишели начинку для дунбэйских пирожков-«коробочек», измельчив ее вместе со шпинатом и мясным фаршем. Хосе попробовал и сказал:
– Ты что, акульих плавников туда положила? Я слыхал, они очень дорогие, вот почему ты добавила лишь самую малость.
Я чуть на пол не упала со смеху.
– Скажи маме, пусть больше не покупает таких дорогих плавников. Пойду напишу ей, поблагодарю.
Я пришла в восторг и воскликнула, хохоча:
– Скорей беги пиши, а я переведу!
Однажды, когда Хосе вот-вот должен был вернуться с работы, я воспользовалась тем, что он проглядел вяленую свинину, быстренько нарезала ее ножницами на маленькие кусочки, сложила в банку и спрятала, завернув в шерстяной плед. Но, как назло, в тот день у него был заложен нос, и на ночь он решил укрыться этим пледом. Я устроилась рядышком перечитывать в тысячный раз «Речные заводи»[3], совершенно позабыв о своем кладе. Хосе улегся на кровать. В руках у него была банка, которую он внимательно разглядывал. Я подняла голову – эх, все пропало, плакали мои сокровища царя Соломона! Я проворно отняла у него банку, выдумывая на ходу:
– Это тебе нельзя, это лекарство! Китайское лекарство!
– У меня как раз нос заложен, кстати и полечусь! – Хосе запихнул в рот целую горсть. Я разозлилась, но что уж теперь, не выплевывать же.
– Что это такое странное и сладкое? – спросил Хосе.
– Лекарство от кашля, – проворчала я в ответ. – Горло прочищает.
– Из мяса? Я что, по-твоему, идиот?
Проснувшись на следующий день, я обнаружила, что он стащил полбанки и отнес сослуживцам. С тех пор, едва завидев меня, сослуживцы начинают кашлять изо всех сил, пытаясь выманить у меня вяленой свинины. Есть среди них и мусульмане, но им я свинины больше не даю, так что совесть моя чиста.
Жизнь супругов всегда крутится вокруг еды, а остальное время они заняты тем, что на еду зарабатывают. В общем, ничего интересного. Однажды я приготовила шарики из риса – то, что японцы называют «суси». Завернула рис в сушеные водоросли, а внутрь положила немного вяленого мяса фирмы «Вэйта». Хосе наотрез отказался это есть.
– С чего вдруг ты решила накормить меня копиркой?
– Значит, не будешь? – медленно спросила я его.
– Разумеется, не буду!
Вот и славно. На радостях я слопала целую гору суси.
– Ну-ка раскрой рот, дай я погляжу! – скомандовал Хосе.
– Гляди! Никаких следов. Я нарочно заворачивала обратной стороной копирки наружу, чтоб рот не окрасился. – Привыкнув блефовать в обычной жизни, я и тут не растерялась.
– Гадкая обманщица. Никогда не поймешь, что у тебя на уме. Скажи прямо, что это?
– Ничего-то ты не знаешь про Китай, – ответила я, поедая суси. – Так разочароваться в собственном муже…
Он разозлился и ухватил палочками один шарик. Лицо его выражало трагическую решимость: обратной дороги нет. Прожевав и проглотив, он сказал:
– А, так это водоросли!
Я подпрыгнула и закричала:
– Верно! Верно! Вот это умище! – Я готова была подпрыгнуть снова, но в этот момент получила от него по башке.
Китайские продукты подходили к концу, и мой «китайский ресторанчик» все реже открывал свои двери. На столе вновь появились европейские блюда. Вернувшись домой и обнаружив, что я жарю стейк, Хосе удивился и обрадовался.
– Мне средней прожарки! – крикнул он. – А картошки ты пожарила?
Три дня подряд я кормила его стейками, и наконец он потерял к ним всякий интерес. Отрежет кусочек и все.
– Ты что, на работе утомился? Может, поспишь, а потом поешь? – Старая грымза умеет быть и нежной.
– Дело не в усталости, а в том, что мы плохо питаемся, – объявил Хосе.
Услыхав такое, я едва не подскочила на месте.
– Плохо питаемся? Плохо питаемся! Да знаешь ли ты, сколько стоит кило этой говядины?
– Милая, не в этом дело. Мне хочется «дождика». И других тещиных деликатесов.
– Ну хорошо, будем открывать китайский ресторанчик дважды в неделю, ладно? Как часто должен идти «дождик»?
Однажды Хосе пришел домой и сказал:
– Представляешь, меня начальник сегодня вызывал.
– Неужели зарплату подняли? – у меня загорелись глаза.
– Нет…
Я впилась ногтями в его руку.
– Как нет?.. Тебя что, уволили? О господи, как же мы…
– Да отцепись ты от меня, ненормальная! Послушай. Начальник сказал, что все уже побывали у нас в гостях, а его с женой ни разу не позвали. Вот он и ждет, чтоб ты угостила его китайской едой.
– Большой босс хочет, чтобы я ему готовила? Еще чего. Не буду его звать. Друзья и сослуживцы – пожалуйста, я только рада, но приглашать начальство, по-моему, неприлично. У меня пока еще совесть есть, знаешь ли!
Я приготовилась прочесть ему лекцию о высокой духовности китайского народа, но не смогла подобрать нужных слов. Взглянув на выражение лица Хосе, я поняла, что лучше мне убраться с этой духовностью куда подальше.
На следующий день он спросил меня:
– А есть ли у нас побеги бамбука?
– Есть целая куча палочек для еды, все из бамбука.
Он косо посмотрел на меня.
– Начальник сказал, что был бы не прочь отведать побегов бамбука с сушеными грибами.
Надо же, какой видавший виды начальник! Вот и относись к иностранцам свысока.
– Ладно, приводи их завтра на ужин. Я, так и быть, выращу бамбук.
Впервые со дня свадьбы Хосе посмотрел на меня влюбленными глазами, вот какой чести я удостоилась! Жаль только, что в тот день я была всклокочена, словно демон.
На следующий вечер я заранее приготовила три блюда и оставила их греться на маленьком огне. Я накрыла стол со свечами, постелила белую скатерть, а сверху наискосок положила полоску красной ткани, вышло очень нарядно. Ужин удался на славу. Блюда получились и красивые, и вкусные, да и я, как хозяйка, принарядилась, причесалась и даже надела длинную юбку. Уже садясь в машину, начальник и его жена сказали мне на прощанье:
– Если у нас появится место в отделе по связям с общественностью, вы сможете занять его и стать частью компании.
Глаза мои засветились от радости. Подумать только, все это – благодаря побегам бамбука!
Когда мы проводили начальника, было уже поздно. Я поскорей сняла юбку, надела джинсы, завязала резинкой волосы и яростно принялась за мытье посуды. В привычном обличье Золушки я чувствовала себя гораздо свободнее. Хосе был чрезвычайно доволен.
– Да, побеги бамбука с грибами удались на славу… А где же ты их раздобыла? – спросил он, стоя у меня за спиной.
– Какие еще побеги? – спросила я, не отрываясь от посуды.
– Которые ты приготовила на ужин!
Я расхохоталась.
– Ты хотел сказать, жареные огурцы с грибами?
– Что?.. Ты… ладно ты меня все время обманываешь, так еще и начальника умудрилась одурачить…
– Я и не думала его дурачить! Он сам сказал, что это – лучшие побеги бамбука с грибами в его жизни!
Хосе сгреб меня в объятья так, что мыльная пена забрызгала ему всю голову и бороду.
– Да здравствует моя мартышка! Ты и есть та самая обезьяна в семидесяти двух обличьях, как там ее звали, я забыл…
Я хлопнула его по лбу.
– Великий мудрец, равный Небу, – Сунь У-кун![4] И попробуй только снова забыть!
История одной свадьбы
1
В прошлом году ранним зимним утром мы с Хосе сидели в мадридском парке. Было ужасно холодно, и я по самые глаза укуталась в свое пальто, выставив наружу только руку, чтобы бросать воробьям хлебные крошки. Хосе, одетый в старую теплую куртку, читал что-то про мореплавание.
– Сань-мао, какие у тебя планы на следующий год? – спросил он.
– Да нет никаких особых. Может, в Африку поеду после Пасхи.
– В Марокко? Так ты вроде уже там была? – снова спросил Хосе.
– Я была в Алжире. А теперь хочу съездить в Сахару.
У Хосе было одно несомненное достоинство: любые выходки Сань-мао, заставлявшие других крутить пальцем у виска, он воспринимал как нечто вполне естественное. Поэтому мне и было с ним так хорошо.
– А ты что собираешься делать? – спросила я его.
– А я хочу летом отправиться в плавание. Учеба закончилась, служба в армии наконец-то позади. – Он скрестил руки на затылке.
– А лодкой ты уже обзавелся? – Я знала, что он давно мечтал о небольшом паруснике.
– Отец Хесуса одолжит нам яхту, и мы махнем в Грецию, нырять в Эгейском море.
Я верила ему: он всегда исполнял задуманное.
– И надолго ты собираешься в Сахару? Чем ты там будешь заниматься?
– Думаю пожить там полгода или год. Хочу понять, что такое пустыня.
С самого детства, с первых уроков географии это было моей заветной мечтой.
– Поплыли с нами! Нас будет шестеро, включая тебя. Сможешь к августу вернуться?
Я высунула нос из-под своего пальто и весело взглянула на него.
– Но я ничего не смыслю в яхтах! А что мне придется делать?
– Будешь поваром, фотографом, заодно еще и казначеем, заведующим моими финансами. Возьмешься?
– Я бы с удовольствием, но боюсь, в августе я буду еще в пустыне. Эх, что же делать? Мне и того и другого хочется! – Как же мне хотелось и рыбку поймать, и медвежьей лапой полакомиться![5]
Хосе слегка приуныл.
– Мы так давно знакомы, а ты только и делаешь, что носишься туда-сюда по свету! – воскликнул он. – Еле дождался демобилизации, и тут ты опять меня бросаешь. Когда же мы сможем побыть вместе?
Никогда раньше Хосе не высказывал мне недовольства. Я удивленно взглянула на него и отшвырнула подальше хлебные крошки. Вспугнутые воробушки разлетелись.
– Значит, ты твердо решила ехать в пустыню? – снова спросил он.
Я утвердительно кивнула. Да, я правда этого хотела.
– Ладно, – сказал он в сердцах и вернулся к своей книжке.
Обычно Хосе бывал словоохотлив, чем очень меня раздражал, но когда происходило что-то по-настоящему серьезное, он напрочь умолкал.
И кто бы мог подумать, что к началу февраля Хосе, не сказав никому ни слова, найдет работу в пустыне Сахаре, соберет чемодан и отправится в Африку даже раньше меня!
Я написала ему в письме: «Зачем тебе из-за меня терпеть лишения в пустыне? Ведь оказавшись там, большую часть времени я буду проводить в разъездах, и мы все равно будем мало видеться…»
Хосе ответил на это: «Я хорошо все обдумал. Чтобы ты была со мной, мне остается только одно – жениться на тебе. Иначе я так и буду всю жизнь мучиться. Давай летом поженимся?»
Это письмо, такое простое и незатейливое, я перечитала раз десять, не меньше, а потом сложила, засунула в карман брюк и гуляла с ним весь вечер. Вернувшись домой, я приняла решение.
В середине апреля я собрала вещи, сдала мадридскую квартиру и приехала в Испанскую Сахару. Хосе жил в общежитии при работе, а я поселилась в городке Эль-Аюн. Нас разделяла почти сотня километров, но Хосе все равно каждый день ко мне приезжал.
– Ну вот, теперь можем и пожениться, – провозгласил он, сияя от радости.
– Погоди, дай мне месяца три поездить и осмотреться, вот вернусь – тогда и поженимся.
Я пыталась найти кого-нибудь из местных жителей, кто провез бы меня через пустыню к западной части Африки.
– Хорошо, я согласен, только надо сходить в суд и разузнать, что да как. Ты еще должна спросить о натурализации. – Мы договорились, что после свадьбы я возьму второе гражданство.
В общем, мы отправились в местный суд, чтобы узнать, как нам пожениться. Секретарем там был совершенно седой испанский сеньор.
– Пожениться хотите? – спросил он. – Гм, ничего подобного мы еще не оформляли. Вы же понимаете, здесь, в Сахаре, у людей свои свадебные обычаи, дайте-ка я с законами сверюсь…
Глядя в книгу, он наконец провозгласил:
– Ага, вот: нотариальная регистрация брака. Значит, так: вам нужно предъявить свидетельства о рождении, подтверждение, что ни один из вас на настоящий момент не состоит в браке, вид на жительство, постановление суда… Документы сеньориты должны быть выданы на Тайване, переведены и заверены в посольстве Китайской Республики в Португалии. Затем их надо заверить в испанском консульстве, а уж потом через МИД Испании переслать сюда на утверждение. После этого мы опубликуем объявление о бракосочетании и через пятнадцать дней отправим запрос в управу по вашему прежнему месту жительства в Мадриде.
Больше всего на свете я ненавижу бумажную волокиту. Выслушав этот перечень, я приуныла и шепнула Хосе:
– Надо же, сколько формальностей! Кошмар какой. Думаешь, нам все еще стоит жениться?
– Конечно, стоит. Помолчи немного, – занервничал Хосе и спросил секретаря:
– Скажите, а как скоро мы сможем пожениться?
– Это, знаете ли, вопрос к вам! Сперва подготовьте все бумаги, а за нами дело не станет. На формальности в обеих странах потребуется около месяца, плюс пересылка документов… глядишь, месяца за три и управимся. – Секретарь медленно закрыл книгу.
Услышав это, Хосе еще больше разволновался. Он утер пот со лба и, запинаясь, обратился к секретарю:
– Прошу вас, помогите нам! Нельзя ли как-нибудь ускорить дело? Мы не можем ждать!
Водружая книгу на полку, секретарь бросил молниеносный взгляд на мою талию. Я поняла, что он ошибочно истолковал слова Хосе, и поспешила вставить:
– Сеньор секретарь, я особо не тороплюсь, проблема не у меня, а у него. – Почувствовав, что сморозила глупость, я умолкла.
Хосе схватил меня за руку, продолжая благодарить секретаря:
– Большое вам спасибо! Начнем оформлять документы… до свидания! – Договорив, он потащил меня вниз с третьего этажа. Я бежала за ним, безудержно хохоча. Остановились мы, только когда вылетели из здания суда.
– Какая это у меня проблема, ну что ты болтаешь! Скажи еще, что я беременный! – кипятился Хосе. А я от смеха не могла произнести ни слова.
2
Незаметно пролетели три месяца. Все это время Хосе усердно зарабатывал деньги, а еще мастерил для нас мебель. Каждый день он перевозил ко мне что-то из своих вещей. Я же, с рюкзаком за плечами и фотоаппаратом наперевес, разъезжала среди пастушьих шатров, наблюдая за диковинными обычаями жителей пустыни, делая записи в блокноте и разбирая слайды. У меня появилось множество друзей среди сахрави, и я даже начала изучать арабский язык. Это были плодотворные и счастливые дни.
И конечно, мы как заведенные оформляли документы, необходимые для вступления в брак, и это страшно меня раздражало. Даже теперь при одном воспоминании об этом меня бросает в жар.
Стало жарко. Номерной таблички на нашем доме не было; пришлось арендовать на почте ячейку и изо дня в день ходить ее проверять, притом что дорога в один конец занимала не меньше часа. За три месяца я, кажется, перезнакомилась со всеми жителями поселка, особенно с теми, кто работал на почте или в судебной управе, я ведь каждый день туда бегала. Все они стали моими друзьями.
В один прекрасный день, когда я в очередной раз явилась в судебную управу, совершенно изжарившись под палящим солнцем, секретарь объявил:
– Все в порядке! Из Мадрида пришел ответ на наш запрос. Можете жениться!
– Неужели? – Я поверить не могла, что эпопея с документами окончена.
– Сейчас я назначу вам время… – Секретарь расплылся в улыбке.
– Когда же? – поспешно осведомилась я.
– Завтра в шесть вечера.
– Завтра? Вы сказали – завтра? – В моем голосе было больше недоверия, чем радости. Секретарь даже немного обиделся на мою неблагодарность.
– Разве Хосе не просил ускорить дело?
– Да-да, благодарю вас! Завтра так завтра.
Словно во сне, я спустилась по лестнице, уселась на каменные ступеньки почты и замерла, глядя на пустыню.
Вдруг я увидела, как мимо на джипе проезжает шофер из компании Хосе. Я вскочила и побежала за ним, крича:
– Мухаммед Салех, вы, случайно, не в контору едете? Передайте, пожалуйста, Хосе, чтобы после работы он срочно вернулся в поселок, потому что завтра у нас свадьба.
Мухаммед Салех озадаченно почесал в голове.
– А что, сеньор Хосе не знает, что у него завтра свадьба?
– Не знает! – громко ответила я. – Да я и сама не знала.
Шофер посмотрел на меня глазами полными ужаса и поддал газу. Машина, вихляя, унеслась вдаль. Я поняла, что снова ляпнула лишнее – он наверняка решил, что в ожидании свадьбы я свихнулась.
Хосе не стал дожидаться окончания работы и тут же примчался.
– Что, правда завтра? – недоверчиво спросил он, зайдя в дверь.
– Правда! Пойдем на почту, надо отправить родителям телеграмму. – Я вновь потащила его из дома.
«Просим прощения, что не известили вас заблаговременно. Мы сами не знали, что завтра состоится наше бракосочетание. Пожалуйста, извините…»
Телеграмма Хосе была такой длинной, что проще было бы написать письмо.
Я же ограничилась короткой телеграммой отцу:
«Завтра у нас свадьба Сань-мао».
Я знала, что телеграмма обрадует и утешит моих родителей. Их непутевая дочь причинила им за долгие годы столько горя и забот… Я очень перед ними виновата.
– А что ты наденешь? – спросил Хосе.
– Сама не знаю, – задумалась я. – Что-нибудь попроще.
– Черт! Я же забыл на завтра отпроситься! Придется ехать на работу. – В голосе Хосе звучала досада.
– Ну и поезжай, все равно бракосочетание только в шесть. Отпросишься на час пораньше и как раз успеешь.
Мне казалось, в день бракосочетания вполне можно и поработать.
– Хорошо, телеграммы отправили, что дальше? – Хосе пребывал в каком-то ступоре.
– Пойдем домой. Тебя ждет мебель, стол еще не сколочен. А мне бы занавеску дошить. – Я не могла взять в толк, отчего Хосе так странно себя ведет.
– Работать вечером перед свадьбой? – Ему явно не терпелось начать праздновать, лодырю такому.
– А чего бы ты хотел? – спросила я.
– Я бы хотел сводить тебя в кино, ведь завтра ты уже не будешь моей девушкой.
В итоге мы пошли в единственный в наших краях и очень неказистый кинотеатр на «Грека Зорбу». Лучший финальный аккорд холостяцкой жизни!