Борис проснулся.
Состояние по-прежнему было не из лучших, но по крайней мере, чувство тяжелого похмелья постепенно сменилось на чувство глубокой тревоги.
«Ох, жалко, что сон алкоголика чуток и недолог!»
подумал он в слух.
Он всегда разговаривал сам с собой, когда оставался один. Вообще он любил одиночество и его собственный голос, разбавляя тишину, часто наполнял воздух неплохими, порой даже умными мыслями, от чего одиночество становилось еще приятней.
«Сколько это я поспал, о…, два часа…, неплохо…,» продолжал он бормотать себе под нос. «Черт, вечер или утро? Пока не наступит 12 часов, не поймешь!
Ровно в 12 переключится или не переключится календарь моих часов, тогда и пойму что там за стеной. Кстати, где окно, и почему на стене висит это нелепого вида зеркало? А еще, почему здесь прохладно?»
Борис поднялся с кровати, вернее с того, что ее заменяло, и покрутил головой по сторонам, «странного вида комната,…очень странного… – смесь тюрьмы с парикмахерской….»
Встав на ноги, Борис неуверенной походкой побрел вдоль стены.
«Ладно, пришло время осмотреться и предпринять какие-нибудь шаги, для выяснения ситуации. Может все не так уж и плохо. Все ценности при мне, постельное белье чистое, здесь прохладно и нет плесени, туалет без запаха, умывальник….
О! Бутыль фильтрованной воды! Пять литров! Удивительно….»
Борис моментально открутил крышку, прильнул к горлышку и жадными глотками, выпил сразу литр.
Перевел дыхание, отглотнул еще немного…, тихо подошел к двери, пытаясь не булькать водой в трясущихся руках, и вслушаться в звенящую тишину.
«Странно, ни звука, ни шороха…,» подумал он, «неужели в тюрьмах всегда так тихо?
Надо постоять подольше, может что-нибудь и услышу.
Где же Чен?
Четыре года, как за каменной стеной!»
Борис вдруг вспомнил, как они познакомились.
«Пожалуй, это единственный человек, которому от меня никогда ничего не было нужно.
Странно началось наше знакомство. В баре представил мне его этот журналист, из Гонконга. Он долго говорил про Чена какие-то несусветные глупости. Что он знает 5 языков, что он жуткий эрудит, и что какой вопрос ему не задай, у него всегда есть ответ.
Я помню, подумал, «странно, он выглядит намного проще, чем его описывал этот болван,» и оказался прав. В общении он милый и чуткий человек, с трудом говорящий на английском и хорошо на кантонизе. Остальные языки его родины – Индонезии. Ими здесь никто и не пользуется.
Да, а ведь Чен чемпион азиатских олимпийских игр по тайскому боксу!
Я то думал, что кикбоксинг и тайский бокс это одно и то же. Оказывается, кикбоксинг был придуман и лишь включает элементы настоящей борьбы.
Очередная американская профанация, пришедшая с каким-то голливудским паяцем, выдаваемая за оригинал.
А вот тайский бокс насчитывает несколько тысячелетий. И в нем разрешено и кусаться и щипаться, делать подножки, перекаты, вывихи и еще бог знает что! …Даже за яйца можно хватать….
Помню, Чен рассказал мне одну интересную историю….
В молодости, он был страшно неуравновешенный, и выходил из себя, по каждому пустяку.
Чен не имел, тогда никаких титулов, но считался очень перспективным бойцом.
И вот ему как-то попался очень сильный соперник – со звериным лицом, намного выше ростом и тяжелей. Чен никак не мог с ним совладать, и уже почти проиграл бой.
Уже в самом конце поединка, Чен разозлился, до безумия. Не помня себя, он запрыгнул, как пантера, сопернику на загривок, и захватив крепко шею, провел удушающий прием.
Тот рухнул без сознания, как подстреленный боров, на ринг…, и все бы хорошо, но у Чена в зубах осталось его ухо.
Ухо-то потом пришили, а вот, Чена дисквалифицировали на два года, потому что кусаться можно, а вот откусывать ничего нельзя….
Кстати, пока Чен был отстранен от соревнований, он очень много тренировался и постоянно участвовал в коммерческих боях.
Он достиг пика своей формы, и на следующий год, стал чемпионом азиатских олимпийских игр.
Воистину! Нет худа без добра….
Когда он рассказал мне эту историю, я спросил, «и как…, Чен, ухо было вкусное?» На что он не задумываясь ответил, «человечина, Борис, вообще не вкусная, особенно в сыром виде,» интересно, он тоже пошутил, или ответил серьезно?…»……………
«Да…, это было четыре года назад…»
«Борис!!!» размахивая руками, орал громадный белесый парень «как я рад тебя видеть! Ты когда прилетел?»
«Вчера ночью» ответил Борис, приветливо улыбаясь.
«Ты где так долго был? Целый месяц ни одного звонка! Я думал, с тобой что-то случилось. Эти китайские самолеты падают, чуть ли не каждый день!»
«Что может случиться с покойником, Боб?»
«С покойником?… Да, многое…. Его можно сжечь, мумифицировать, закопать, скормить акулам…, на худой конец, перевернуть кверху жопой и вставить свечку… Да много чего…, Борис…»
«Глубо-о-окие познания….»
«Мне не нравится твое настроение. Что-то стряслось? Пойдем в наш бар, я закажу тебе твои любимые гусиные языки, выпьем немного!»
Боб по-дружески, но с опаской приобнял Бориса за плечо,
« иде-ем, дружище! Там и поболтаем.»
«Я на диете и не пью!» отрезал Борис.
«Сколько?»
«Что сколько?»
«Сколько ты на диете и сколько не пьешь?»
«Давно….»
«Что за ерунда! Мы пьем и жрем с тобой все подряд с первого дня нашего знакомства!»
«Ну, правильно, именно с того момента я ни чего не ем, кроме рыбы, птицы и мяса…. И ничего не пью, кроме виски, коньяка, бренди, водки, шампанского и ликера!»
«А пиво?»
«Пиво? Пиво, нет, не пью. Только иногда, не чаще 1-2х раз……, в день.»
«Тьфу ты! Дурак! Я и впрямь подумал, что ты на диете!»
«Сам дурак! Нашел кому верить! Идем!»
Они зашли в любимый ресторанчик под названием «Apple», расположенный прямо в доме, в котором жили. В это время дня в нем всегда пусто. Боб заказал две порции гусиных языков, два пива и 500 граммов водки.
«Боб! Не рано ли для водки с пивом – 11 утра?»
«Запомни! Для водки с пивом рано быть не может! Главное, что бы поздно не было!»
«Я еще никого не видел. Ни Лу, ни Чена, да и в клуб надо заскочить!»
«Нет таких дел, которых нельзя бы было перенести на завтра, Борис!»
«Ты имеешь в виду, что нельзя делать сегодня то, что можно отложить на завтра?»
«Именно!»
«А Лу?»
«На сколько мне известно, как старшему группы, твоя Лу рада тебя видеть в любом виде!»
«А, вечно трезвый Чен? Я очень по нему соскучился.»
«Чен, как Лу – от тебя без ума! И ему все равно, трезвый ты или пьяный, главное живой! Кстати, он о тебе вчера спрашивал, как будто я знаю больше, чем он….»
«Правильно, правильно! Пускай спрашивает, Москва, что тебе сказала – ты старший группы, значит, ты обязан все знать о своих подчиненных!»
«Кстати о подчиненных,» улыбнулся сияющей улыбкой Боб, «мы с тобой уже столько времени живем и трудимся бок о бок, а я до сих пор о тебе ничего не знаю, кроме твоего адреса в Киеве.»
«А что твое начальство в КГБ, не сообщило обо мне ни каких данных?»
«Каким образом? Они там экономят на всем, страна после перестройки, хуже, чем после войны, ни на что не хватает средств, да и технические возможности ограничены.»
«Это как? Ограничены на столько, что никак нельзя переслать данные на собственную агентуру?»
«Борис, не задавай глупых вопросов! Как они передадут? DHLом, что ли? Они до безумия счастливы, что им удалось выйти на тебя, и что ты согласился на них работать! А уж такой пустяк как твоя биография их теперь вряд ли интересует, тем более что на учете в КГБ Украины ты стоишь с 1978 года. Видно, собранной на тебя информации оказалось достаточно, для принятия столь серьезного решения.»
«Откуда ты знаешь?»
«Да тот парень, что встречался с тобой в Варшаве, в двух словах рассказал о тебе. По телефону много не сообщишь, сам понимаешь. Он и разработал план нашей встречи и совместной работы.»
«Да, парень не глупый. Так он из разведки Украины?»
«Да.»
«Страны разные, а разведка одна?»
«Страны разные и разведки разные, но когда речь идет о золоте партии! Границы стираются! »
«Да-да…, золото, оно людей…, объединяет!»
«Точно! Наливай!»
Борис налил в рюмки по 50 грамм водки «Смирнов», они быстро выпили и запили несколькими глотками пива.
«Я с тобой стану алкоголиком!» кривясь от такого коктейля, сказал Борис.
«Не беспокойся, пока тебя не было, я получил новое предписание,» с гордостью объявил Боб, «пить будет некогда!»
«На кого предписание?»
«Какой-то Георгий Чевадзе. Он из Грузии. На его отца была зарегистрирована фирма с оборотом в несколько миллионов. После развала СССР, верней, в момент развала, отец переписал фирму на сына, а тот быстро вывел все активы, оформил процедуру банкротства и уехал в Таиланд.»
«А где отец?»
«Отец в Южной Америке, но он для КГБ интереса теперь не представляет. За ним долго следили. Он в Аргентине. Доедает последний хер без горчицы. Живет как собака в доме из глины, на 10 баксов в день.»
«Понятно. Почему его не ликвидируют?»
«Нерентабельно, важней найти его сыночка. У него все деньги….»
«Как мы его найдем, у тебя есть какие-нибудь данные?»
«Данных немного, но в этом случае, достаточно. Этот Георгий ведет разгульный образ жизни, и найти его не составит труда.»
«Таиланд большой и грузинов, ведущих разгульный образ жизни, там не мало,» подковырнул Борис.
«Согласен, но положись на меня. Таиланд – моя родная стихия!» с гордостью объявил Боб.
«Несмотря на свое богатство и неограниченные возможности передвижения по миру,» продолжал Боб, все с той же неподдельной гордостью за каждое сказанное слово, «в большинстве своем, представители этнических групп, кроме русских и некоторых народов Прибалтики, тупы и примитивны.
Соответственно, мышление их стереотипно и поэтому не представляет особого труда понять, где может находиться в Таиланде богатый грузин, незнающий иностранных языков….»
«Подожди, дай отгадаю!
.....В Бангкоке или Патайе!»
«Точно! А как найти его в Бангкоке или Патайе?»
«…Пройти вечером по центральным улицам и поспрашивать русских проституток.»
«Совершенно верно! Так что Борис, не переживай, возьмем его тепленького, «бэз шуму и пыли»!»
«Минутку! Что значит возьмем? И что мы с ним будем делать?»
«По предписанию, т.е. по инструкции?»
«А как еще? Конечно, в полном соответствии с инструкцией!»
«По инструкции, мы должны обнаружить объект, и в назначенный час выдать его, прибывшей по нашему сигналу, оперативной группе из Москвы.»
«А не по инструкции?»
«Хороший вопрос! Ну что ж, пришло время с тобой об этом поговорить.
Но все-таки, расскажи, пожалуйста, немного о себе. Если будет полное доверие и взаимопонимание, это в корне может поменять наши взаимоотношения и с КГБ и между нами.»
«А разве сейчас нет взаимопонимания и доверия?» с иронической ухмылкой заметил Борис.
«Безусловно, дружище! Но…, не на столько, чтобы я, мог тебе рассказать свои сокровенные планы по поводу того, как можно из этих взаимоотношений извлекать огромную прибыль! …Огромную!»
«Прибыль, говоришь?»
«Прибыль! Ведь, что мы имеем на сегодняшний день?»
Боб хитро прищурился, и отхлебнул из бокала изрядную порцию прохладного пива, «а мы имеем прекрасного покровителя, который финансирует наши с тобой передвижения ….»
«Твои передвижения!…,» перебил Борис, «твои передвижения…,» повторил он еще раз, «мои передвижения, до определенного момента, финансировали совершенно другие источники, хотя возможно, они как-то и взаимосвязаны.»
«Не придирайся к словам!» обиженно нахмурил брови Боб, «дай договорить!»
«О.К.»
«Так вот. Что мы имеем от сотрудничества, на данном этапе, с КГБ?
А мы имеем финансовую поддержку наших совместных поездок, не ах какие деньги, но все-таки. Мы имеем базу данных людей, на которых в свое время, были открыты подставные фирмы для финансирования коммунистических партий по всему миру. Мы имеем практически неограниченные возможности по принятию самостоятельных решений в отношении этих людей.
И, наконец, после выполнения нами поставленной задачи, гонорар, в размере 15 000 баксов на человека.»
«Теперь я понял, почему наши пути пересеклись,» задумчиво сказал Борис.
«Ты о чем?» осведомился Боб.
«Да, так, …просто промелькнула одна мысль. Не отвлекайся.»
«Так вот. Я долго вынашивал идею, как увеличить сумму этого гонорара, но постоянно в моей логической цепи, не хватало звеньев, но недавно, я как будто прозрел!
…Я долго думал, как совместить, почти несовместимые вещи… т.е. мои возможности с тем, чем занимаешься ты.»
Глаза Боба загорелись, как огоньки на рождественской елке, «…и я придумал, Борис!»
«А сколько людей ты уже сдал КГБ?» поинтересовался Борис.
«Причем тут это?»
«Просто, сколько?»
«Ну, пятерых…, а что?»
«Значит ты заработал 75 000?»
Боб утвердительно кивнул.
«Не густо…, …не густо,» сказал Борис, поморщившись.
«Не важно! Говорю тебе! Есть потрясающий план!»
«Я так понимаю, это не связано с проведением переговоров с КГБ, по поводу повышения гонорара? И идет в разрез со всеми инструкциями?»
«Точно.»
«Ладно, давай-ка выпьем, а то наша беседа приобрела слишком серьезный характер….» Решил разрядить обстановку Борис, и поставив рюмки бок о бок, налил водку одним махом в обе сразу.
«Мастер!» неподдельно восхитился Боб.
«Давай! За удачу!» не обратив внимания на комплимент, продолжил Борис.
Они выпили одним глотком, как это было принято у русских и закусили хрустящими гусиными языками, разносившими свой приторно пряный запах по всему ресторану.
«Каждый раз, когда я ем эти языки, мне приходит в голову одна и та же мысль – это сколько надо убить гусей, чтобы получить хотя бы одну порцию?»
«Тридцать пять!» отчеканил Боб.
«Семьдесят гусиных жизней принесены кем-то в жертву, чтобы удовлетворить нашу с тобой плотскую похоть! Несправедливо… .»
«Борис, это не самая ужасная несправедливость, происходящая каждодневно в нашем несовершенном мире!»
«Согласен, …согласен….»
«Дружище, только не обижайся, для доверия вполне достаточно наших отношений в течении этого времени, что мы знаем друг друга,» со взглядом, полным искренности и дружелюбия сказал Боб, «но хотелось бы услышать от тебя не сухие факты твоей биографии, а ….как бы, то…, что подтвердит правильность моего выбора и теплого отношения к тебе. Понимаешь?»
В глазах Боба промелькнула тень смущения. Как будто он на площади, среди белого дня и совершенно трезвый, признавался в любви памятнику Джеймсу Куку, зная, что тот никогда не ответит ему взаимностью.
«Ну что ж, я так понимаю, ты с меня не слезешь, пока я не расскажу тебе свою биографию?
Ну…, тогда наливай!» улыбнулся Борис, пытаясь вывести своего приятеля из глупого положения.
«На переправе коней не меняют! …И потом я тебе в сотый раз говорю, когда я разливаю водку, у всех на утро болит голова. Ты хочешь, чтобы у тебя болела завтра голова? Я налью!» заметно повеселев, ответил Боб.
«Черт с тобой!»
Борис налил по пятьдесят грамм, они быстро выпили, закусили парой языков, запили пивом.
Борис налил еще по пятьдесят.
Опять молча и быстро выпили, опять закусили парой языков, и запили пивом.
«Уф…… ну, теперь можно и заняться делом!» переведя дух и улыбнувшись, сказал Борис.
«Вот чертов русский характер!»
«Это ты о чем?»
«Чудно, какой-нибудь японец, после такой дозы спиртного, да еще с утра, упал бы под стол, на пару часов, как минимум! А мы!?»
« А мы и не заметили, как приговорили бутылку. Чего сидишь? Закажи еще, не видишь, осталось 100 грамм, а то потом будет некогда!»
«Вот я и говорю, «чертов русский характер, бутылки нет, а мы ни в одном глазу!»
«Характер тут не причем, дело в здоровье…. Например, немцы….»
В частности, мой хороший приятель, Фолькер Мюллер. Он профессор химии, преподает в университете в Марбурге, интеллигент и прекрасный человек – а пьет, как портовый грузчик! Я за ним никогда не могу угнаться! Нажрется мяса с картошкой и овощами, зальет все это нефильтрованным пивом, а потом пьет не закусывая всю ночь! Я уже сплю на сиськах у какой-нибудь местной шлюхи, а он все бегает в бар за водкой!
Потом берет меня на плечи, бросает в свою машину и везет к себе домой.
Если я по дороге прихожу в себя, останавливается у маркета, покупает пару пива и бутылку виски. Мы приезжаем домой, я выпиваю 50-100 грамм и падаю спать, а на утро смотрю…, в бутылке пусто и пива нет! И так каждую пятницу! А ты говоришь «русский характер»!
И Фолькер, кстати, не исключение…. Ну, закажешь?»
«Да. Как-то быстро она закончилась,» подметил Боб.
«Она всегда быстро заканчивается. Особенно третья!» со знанием дела, произнес Борис.
«Ты думаешь будет и третья?»
«Исходя из прошлого опыта, готов подтвердить. Да, будет! Хотя пока в это верится с трудом.»
«Кстати, Борис, ты давно был в Германии?»
«Да…, не так уж и давно…, а что?»
«Все хотел спросить…, у кого-нибудь сведущего. Как, сами немцы-то, довольны объединением? …Такое историческое событие! Горбачев, что не говори, все-таки молодец…. И на Западе пользуется всеобщим уважением….»
Боб посмотрел на Бориса, ожидая поддержки.
«Кто? Эта меченая сволочь, со взглядом обезумевшего от счастья крестьянина, нашедшего в дорожной пыли чужой кошелек?»
Борис поменялся в лице.
«Да-а-а! Как далеко общественное мнение от правды, если даже ты – русский человек, так глубоко заблуждаешься….»
«Ну…, каждый лидер небезгрешен…,» нерешительно начал, было, Боб.
Бориса перекосило от отвращения.
«Что!? Это, дорогой друг, не грехи, а настоящие преступления!
Причем неприкрытые, наглые, направленные не только на подрыв социальных устоев нашего общества, но и государственности, в целом….»
Боб молча, пожал плечами.
«Примеры? Пожалуйста…. Не углубляясь в детали….
За один только «сухой закон», приведший к краху всего сельскохозяйственного сектора…, а потом и экономики в целом, его уже можно повесить за яйца на Красной Площади.
Еще? Пересмотр восточной линии границы СССР, в результате чего, мы лишились огромного нефтеносного шлейфа, проходящего вдоль Курильской гряды.
Еще? …Заигрывание с Америкой, с последующей утерей баланса ядерных вооружений и статуса сверхдержавы, что привело к непоправимому ослаблению оборонной мощи нашей страны!
Мало? …Да та же Германия…. Ты что, думаешь, Восточная Германия хотела объединения?»
«Ну…, да…,» нерешительно отреагировал Боб.
«Черта с два! Восточная Германия хотела независимости, а не объединения…!
А Западная Германия…?»
Борис пристально посмотрел на Боба.
Боб молчал.
Западная Германия, дорогой Боб, тоже не хотела объединения…, но зато кучка богатых ублюдков, имела огромное желание вернуть утраченные после разделения и национализации, земли, когда-то им принадлежавшие….
И вера в счастливую, объединенную Германию, тут совершенно не причем….»
Борис с огорчением вздохнул, «вся трагедия современной Германии, Боб, в том, что тем, кто стоял за этим объединением, включая нашего убогого прикормыша, на простых немцев всегда было на-с-рать!»
Борис перевел дух, и сделав небольшую паузу, сказал, «ну что, я ответил на твой вопрос, Боб?»
«Больше, чем! …Больше, чем…, дружище…,» затараторил Боб.
«А что касается популярности Горбачева на Западе,» не успокаивался Борис, «на это, тоже есть вполне разумное объяснение.
Тупая советская верхушка, начиная с Брежнева, всегда имела очень умное окружение. За счет их и выезжали….»
Боб в непонимании наморщил лоб, и посмотрел на Бориса.
«Поясню….
Сам Горбачев, два слова связать не может, но это понятно только людям в совершенстве владеющим русским языком….
Например, фраза, как-то сказанная им, в обиду на аудиторию, которая не восприняла его крестьянскую шутку, «Шо-то я нэ слышу аплодисмэнтоу у зали»…, как может быть переведена на нормальный русский язык? …А на английский или любой другой?»
Во-от, то-то и оно! Любая глупая или бессмысленная фраза, обретет глубокий смысл устами умного переводчика.
Так, что Боб, популярностью на Западе, этот недоучка обязан исключительно умным людям его окружавшим.
…Ладно, лучше биография, а то у меня стало портиться настроение….»
Борис скривился, и шмыгнув носом, уже спокойно добавил, «но только у меня есть к тебе встречное предложение. Моя биография в обмен на твою. А то, я тоже о тебе знаю лишь, что ты из Владивостока, майор КГБ, из отдела экономической разведки.»
«С удовольствием!» радостно ответил Боб, и заорал, «…мгой! Еще одну бутылку, пожалуйста!»
Раньше в этом ресторане, когда они заказывали водку, ее приносили в графинах. Графины вместительностью до 200 грамм. Соответственно, при заказе такого нестандартного количества, официанту приходилось приносить два полных графина и один полупустой. Мало того, по этикету, официанту необходимо следить за полнотой рюмок. Как только рюмка пустеет, он должен ее налить.
Так как русские пьют исключительно по целой рюмке, официант тут же наполнял ее заново, они опять ее выпивали, он опять ее наполнял. И так несколько раз, пока у официанта не вылизали от изумления на лоб глаза, а у русских не заканчивалась водка.
«Этому нужно положить конец!
Это безобразие!» как-то в одно из первых посещений, воскликнул Борис.
«Этот официант нарушает основной принцип демократии – право гражданина на личную жизнь!»
Тогда Боб еще не знал Бориса так хорошо, как сейчас и воспринял его реплику совершенно серьезно.
«Что ты имеешь в виду, Борис?» спросил он настороженно.
«Во-первых, он стоит у нас над душой, не давая возможности спокойно поговорить!
Во-вторых, он рушит усовершенствованную и отточенную веками, доведенную до идеальной – динамику самой русской трапезы,» невозмутимо продолжал Борис.
«Полнейшая несовместимость наших культур, в этой области, очевидна и заключается в том, что русский не пьет по глотку, а пьет полными рюмками. От того происходит это значительно реже, чем у них!
Русский должен видеть общее количество водки, чтобы рассчитать свои силы на весь вечер, а не напиться в первые двадцать минут, как предлагает этот официант!
Русский держит свою рюмку на столе всегда пустой, если это только не поминки, а не полной, как принято у них!
Русский, ест после каждой выпитой рюмки, а не сначала наедается, а потом пьет без закуски!
Русский, пьет для того, чтобы стать пьяным, и уже потом, достигнув этого благостного состояния, приступить к дискуссии на злободневные или даже, интимные темы. А не для того, чтобы, цедить 40 грамм водки целый вечер, и сохраняя ясный и здравый рассудок, поддерживать серьезные темы, многозначительно кивая в ответ на стереотипные реплики своего партнера по пьянке!» выпалил Борис, как будто готовился к этому выступлению целый день.
«Так что в этом отношении, дорогой Боб, наши культуры несовместимы! Согласен?»
«Согласен,» расслабился Боб, поняв, что это шутка, «однако хочу тебя заверить, что если приложить определенные усилия, то можно и в этой, описанной тобой, прямо скажем, катастрофической ситуации, найти пути решения некоторых задач в пользу гармоничного сосуществования наших, таких разных культур!»
«Уповаю на Вашу компетентность и жизненный опыт,» парировал Борис, «сделайте одолжение, продемонстрируйте!»
«Эй, официант?» заговорил Боб на кантонизе, «впредь, будь так любезен, приноси нам водку в бутылке, а не в трех графинах. И еще…. Не наливай, нам ее пожалуйста, мы это будем делать сами. Хорошо?»
У официанта на лице проскользнуло откровенное недоумение, вызванное абсурдностью просьб Боба, но он повиновался. Следующая бутылка появилась на столе в полном соответствии с предложенными канонами.
С тех пор прошло немало времени, но в этом ресторане больше ни один официант не приносил им водку в графинах и не разливал ее по рюмкам.
Вот и в этот раз, официант приветливо улыбаясь, не скрывая своего восторга и удивления от количества выпиваемого спиртного, подлетел к столику, выгрузил ледяную бутылку «Смирновской», и поспешно удалился.
«Биография моя, Боб, насыщенная и интересная, грех не поделиться. Хотя не с самого начала она была таковой.
Родился я, как любой другой советский человек, в захолустном, скудном на события городке Новомосковске – городе шахтеров, химиков и уголовников.
А вот все мои родственники, по отцовской линии, из Клина. Сейчас это красивый город, недалеко от Москвы. Раньше, это была небольшая, но симпатичная деревенька, рядом с монастырем.
У моего прадеда до революции была собственная мельница, большой кусок земли, стадо коров и табун лошадей. Звали его Лавр, он был за 2 метра ростом, ужасно много пил водки, но слава Богу, редко. Держал в страхе все окрестные деревни, так как отличался крутым нравом.
Но голытьба его любила, потому что у него всегда было много работы и он всегда хорошо им платил.
Умер глупо. Изрядно выпив, заснул в бричке в трескучий мороз лунной ночью. На утро обнаружили его окостеневшее тело у дома. Хоронили всей округой. Так рассказывал мой дед.
…Мой дед, Василий Лаврович, был до войны председателем колхоза. Во время войны – председателем профсоюза Камчатки. После войны сел в тюрьму, как все…, на восемь лет, отсидел шесть. Был директором клуба. Там же увлекся вэлдингом….»
«Чем-чем?»
«…Газ-вэлдингом в билдинге…,» Борис улыбнулся, глянув на слегка недоумевающего Боба, «сварщиком он работал…, Боб, газосварщиком…, на стройке. В этом почетном звании и вышел на пенсию.
Ты знаешь, меня жутко раздражает засилье всяких английских словечек в современный русский язык. Типа – «кастинг», «киднэпинг», «бодибилдинг», «дайвинг»…. Особенно, когда они звучат из уст дебилов, толком незнающих английский язык, да и свой родной! Иначе они бы понимали, что «культуризм» или «подводное плаванье», слова ни сколько не хуже, и даже лучше западных аналогов!»
Борис перевел дух изрядным глотком пива.
«Вот я иногда и веселю себя, заменяя нормальные слова, глупыми иностранными суррогатами…. Тебе понравилось?»
Боб, улыбнувшись, кивнул.
«Так, что дед, Борис?»
«Да-да…. Дед….
Дедуля мой, пил тоже много и гораздо чаще, чем хотели окружающие, хотя ему на это всегда было наплевать.
Пил портвейн с водкой, водку с пивом, пиво с портвейном, и почти никогда не закусывал. Однако был пьяным крайне редко, только по праздникам.
Всю жизнь курил папиросы ленинградского производства по две- три пачки в день, вплоть до самой смерти.
Моя бабушка все это терпела, родила от него четверых сыновей. Самый старший, правда, умер в младенчестве. Но остальных успешно вырастила.
Один из них мой отец – старший из оставшихся братьев.
Так что папа мой из простых, хотя и очень зажиточных крестьян.
А вот зато мама! Мама вообще без роду – племени. Родилась в Краснодоне, что на Украине, от какого-то гармониста, который так хорошо играл, что немцы, когда оккупировали тамошние края, в 1942 году, пригласили его в качестве музыканта с собой, и он согласился, бросив на произвол судьбы свою беременную жену.
Говорят, его видели в Германии после войны, но бабушке, т.е. маме моей мамы, пришло письмо о том, что он пропал без вести. Типа погиб как герой, только не знают, где захоронен.»
« Д-а-а-а, мудаков на Руси хватало во все времена!» понимающе произнес Боб.
«Так что родители у меня,» продолжил Борис, «без особых претензий на комфорт и богатство, так сказать, не избалованы вниманием Фортуны. Всю свою жизнь ковыряются в какой-то заднице, периодически из нее вылезая, а порой наоборот. Чаще – наоборот.
Я конечно, как и большая часть законнорожденных и законопослушных граждан, люблю своих родителей. Их, как и Родину – не выбирают.
Но больше всего меня в них бесит, их неподдельная гордость за прожитую жизнь. Бахвальство какими-то достижениями, известным только им самим.
Типа, меня на ноги подняли тем, что не родили второго ребенка…. …Что, живя в бараке с соседями, работали и учились….
И еще куча всякой дребедени, не имеющей к реальным достижениям никакого отношения.
Однако в целом, они люди не плохие, даже порой на удивление бескорыстные и добрые.
Дай Бог им многие лета!»
«Они еще живы?»
«Да, конечно! Живут на Украине, туда мой отец перетащил всю семью, т.е. меня и мать в 1973 году, мотивируя это желанием жить у моря.
Моря там не оказалось, но жить стало полегче. Все-таки Юг…. Так там и остались.
Меня спасла неугомонность и врожденная неукротимость духа.
Однажды, как-то мать, в порыве злости сказала, что я никуда от сюда не денусь, пока не исполнится 18 лет, а мне было тогда 14.
Я тихо собрал вещи, написал записку и уехал с двумя знакомыми девочками в Киев, поступать в хореографическое училище.»
«Поступил?» живо поинтересовался Боб.
«А что? Не похоже, что я хоть и бывший, но артист балета?» улыбнулся Борис.
«Похоже, но очень отдаленно…,» осторожно заметил Боб.
«Я весил 69 килограмм, Боб, а сейчас я вешу около ста. Чертов отек легкого. Осложнение после перенесенного на ногах воспаления легких. Все некогда было лечь в больницу. Доходился до того, что стал терять вес, и температура скакала от 35.5 утром до 41.7 вечером. Врачи сказали, что если бы еще хоть один день – конец. Это было в Польше, в конце 1988 года.»
«А сейчас, как ты себя чувствуешь?»
«Все в порядке, только после гормональных таблеток, стало разносить меня в разные стороны. Вот и дошел до такого ужасного вида. Надо попробовать похудеть…, Чен обещал помочь….»
«Допьем, а то стеклом пропахнет,» вставил истертую шутку Боб.
Привычным жестом они выпили, закусив по традиции, парой гусиных языков. И Борис продолжил свой рассказ.
«Ну вот. После хореографического училища поступил в Институт культуры, не закончил. Пошел в армию, в ансамбль КГБ СССР, служил артистом балета. После ансамбля опять институт, работа в балете на льду, в мюзик-холле, в Москонцерте и наконец, в Польше в артистическом агентстве.»
«Как к нам в структуру-то попал?»
«Это было довольно неожиданно, но надо признаться, своевременно.
Вообще-то ты был прав, сотрудничество мне предлагали еще в 1978 году, когда мы с моей возлюбленной Морен подали заявление в ЗАГС. Морен училась в составе группы из Канады, у нас на курсе. Мне тогда так в открытую, и заявили, что если я дам положительный ответ на сотрудничество, наше заявление может быть рассмотрено положительно.
…Отказался. Это была моя главная ошибка в жизни!
Морен выслали из страны, с тех пор мы больше не виделись. Я написал сотню писем, но ни на одно не получил ответа.»
«Скорей всего их перехватывали.»
«Именно. Так или иначе, мне предлагали сотрудничество, в разное время, еще раз 5-6, но всегда получали отрицательный ответ.
Слишком была велика моя ненависть к КГБ, да и к тогдашнему СССР, в целом….»
«И как получилось, что ты встал на другую сторону баррикад?»
«Смешно, Боб, получилось!
Я вышел в Польше из госпиталя, без денег и сил.
Пришел на прежнее место работы, а там оказался японец, который был без ума от русских артистов. Он приехал, пару дней назад, чтобы набрать группу девушек, и я ему в этом помог.
Стало все понемногу налаживаться, появились деньги. Я получил в Польше официальный статус. Увеличивалось количество балетных групп, выезжавших через меня. Увеличился доход.