Самид Агаев
Улица Иисуса
– Я не сказал, покуролесим, я сказал – набедокурим.
– Ладно, не будем уточнять, хрен, как известно, редьки не слаще.
– Не слаще, – согласился Егор, – но ядреней.
– Твое здоровье!
– Твое здоровье!
– Пойдем в дом, – предложил Али.
– Рано, так хорошо сидим, – возразил Егор.
– А разве не все выпили?
Егор потряс кувшин и определил:
– Даже до половины не дошли.
– Ладно, тогда сидим.
– А где обещанный снег?
– Будет тебе снег, – пообещал Али, – лечь спать, желательно, до полуночи, мне рано вставать. Завтра у меня дело слушается в суде. До полуночи этого кувшина нам хватит?
– Если не хватит, я еще сбегаю, – обнадежил Егор. – Ты лучше расскажи, как тебе здесь живется, чего ради стоило покидать остров.
– Умоляю, – сказал Али, – никаких рассказов. Давай молча посидим.
– Как скажешь, – согласился Егор, – тогда наливай, а то я без дела долго не могу.
Рано утром, на следующий день, когда Егор вышел на террасу, валил такой снег, что скрывал очертания ближайших домов. В порту качались лодки, облепленные снегом. Моря, вообще не было видно. Слышался лишь его неумолчный шум. Во дворе уже высились сугробы в человеческий рост.
– Ты не колдуешь часом, – поинтересовался Егор у Али, вышедшего вслед за ним. – Снег идет, как и было обещано тобой.
В контору шли по целине, ибо город утопал в снегу. Огромные, высотой с дерево, цветущие кусты роз качались под тяжестью облепивших их снежинок. Слипшиеся, величиной с орех, хлопья продолжали падать с неба медленно и торжественно. Было необыкновенно тихо, поскольку белоснежный покров приглушил все звуки. Контору открыть было нельзя. Али попросил в соседней мастерской лопату и откопал занесенную снегом дверь.
– Судья не приходит так рано, – заметил он, – у нас есть еще время позавтракать и затопить печку. Сначала огонь.
– Я займусь, – сказал Егор.
Али выглянул на улицу и сделал кому-то знак, вновь показав два пальца. Разносчик принес два стакана горячего молока, свежеиспеченную лепешку и сыр с маслом. В печи уже весело трещали дрова. Друзья принялись за завтрак.
– Молла Васиф не пришел, – заметил Али. – Значит, он на кого-то надеется, раз не внял моему предупреждению.
– Может, мне сходить, припугнуть его еще раз, – предложил Егор.
– Если он не боится имама, значит, угрозы не подействуют, сам побежит жаловаться. А, возможно, он сам родственник имама. Здесь клановость в большом ходу. Стоит одному талышу занять должность, скоро вся служба управляется его родственниками. В этом их отличие от азербайджанцев. Наш брат занимает пост и сразу же перестает с тобой здороваться и своим заместителем возьмет кого угодно, хоть армянина, и даже скорее армянина, но только не своего азербайджанца. Ладно, я иду в суд, а ты можешь сидеть здесь. Может все-таки молла придет. Вообще-то надо какого-нибудь шустрого оглана нанять для солидности.
– Почему ты решил, что молла сам должен прийти, может, я все-таки схожу к нему.
– Ладно, – согласился Али, – сходи, только держи себя в руках.
Егор пообещал. После ухода Али он проверил печку, плотнее закрыл дверцу во избежание пожара и отправился на базар.
Из-за сильного снегопада на базаре было мало покупателей. Торговцы расчищали свои места. У многих под навесом стояли маленькие жаровни, у которых они грелись. В одном месте выкладывали свежую рыбу, в другом мясник разделывал баранью тушку, подвешенную на крюк в третьем, в ивовой клети стояли нахохлившиеся куры. Продавец зелени не успевал обметывать свой прилавок, и клубни редиски краснели из-под снега. Подвода с зерном пытаясь развернуться, перегородила дорогу. Копыта лошади скользили, и она не могла стронуть с места тяжелую телегу. Егор не мог спокойно смотреть на мучения животного. Подойдя, он остановил возчика, безуспешно щелкающего кнутом. Затем, взявшись за гуж, поднатужился и передвинул задок телеги на необходимое для успешного маневра расстояние. После этого он взял кобылу за узду, и потащил за собой, выправив положение подводы. Очевидцы происходящего одобрительно загудели:
– Машаллах, машаллах!
Возчик, вцепившись в его руку, тряс в избытке благодарности. Вдруг за спиной Егорка услышал гортанный возглас. Люди вокруг сразу стали расходиться. Обернувшись, Егор увидел за собой трех всадников-монголов. С тех пор как ушел от хорезмийцев, он впервые видел их так близко. Но до этого участвовал несколько раз в коротких стычках с ними. Под плащом у Егорки висел кинжал, но он сохранил самообладание и не потянулся за ним. Двое всадников смотрели на него с любопытством, а третий – видимо, старший, улыбался. В их взглядах не было вражды.
– Молодец, – сказал старший, очевидно, это был комендантский патруль, – откуда такой бахадур взялся?
– В гости приехал к другу, – ответил Егор.
– Откуда?
– Из Баку.
Монгол кивнул, удовлетворенный ответом.
– Приходи к нам служить, – сказал он, – нам такие бахадуры нужны.
– Спасибо за предложение, я сейчас помогаю другу в работе.
– Что делает твой друг?
– Он законовед.
– Такому, как ты, надо саблей махать, а ты бумажки перебирать собираешься.
Он что-то сказал своим товарищам по-монгольски, и те захохотали.
– Надумаешь, приходи, – отсмеявшись, сказал монгол, – вот по этой дороге пойдешь, там наш лагерь. Спросишь юзбаши[4], меня Кокэ зовут.
– Спасибо, – сказал Егор и отступил в сторону, давая всадникам проехать.
Патруль двинулся дальше, смеясь и переговариваясь. Люди испуганно расступались перед ними. Егор пошел своей дорогой и увидел местного полицейского, который с любопытством наблюдал эту сцену. Когда Егор приблизился, он отступил в сугроб, чтобы дать ему пройти, поздоровался и улыбнулся. В его лице Егор заметил некое подобострастие.
Дверь лавки моллы была занесена снегом, поэтому Егор даже не стал стучать. Очевидно, что там никого не было.
Он вернулся в контору, разворошил угли, подкинул дров и стал ждать возвращения друга.
В суде
– Итак, – сказал судья, – слушается дело Ялчина. Тишина в зале!
Залом кади назвал небольшую комнату, где кроме судьи, секретаря, сбира и самого Али присутствовали истец с ответчиком. Последний был рабом, его привел сбир – судебный исполнитель, он же и приглядывал за ним, чтобы тот не сбежал. Сам раб сидел, опустив голову, в ожидании новых напастей на свою голову.
– Секретарь, доложи обстоятельства дела, – сказал судья.
Катиб с готовностью вскочил и начал говорить:
– Житель Ленкорани Ялчин подал иск к этому рабу, о возмещении ущерба за полученные увечья. Ответчик полил водой дорогу перед домом. Ночью ударил мороз, дорога обледенела. Утром Ялчин, идя на работу, поскользнулся и упал, и сломал себе руку.
Истец вытащил из-под плаща и показал забинтованную руку.
– Какую компенсацию ты хочешь получить? – обратился судья к потерпевшему.
– Ай, судья, – сказал истец, – лекарь сказал, что рука будет заживать месяц, я не смогу работать, а мне надо семью кормить.
– Кем ты работаешь?
– Поденщик я.
– Сколько ты зарабатываешь в день?
– По разному, иншаллах и два дирхама в день бывает, и три дирхама.
– Эй, ты, – обратился судья к рабу, – встань, когда с тобой судья разговаривает.
Раб поднялся.
– Назови свое имя?
– Меня зовут Леван.
– Когда говоришь с судьей, добавляй в конце каждой фразы – ваша честь, ты понял меня?
– Да, ваша честь.
– Ты не будешь отрицать того, что из-за твоих действий этот человек сломал руку?
– Нет, ваша честь, не буду.
– Это хорошо. Значит, ты должен ему заплатить за все время его недееспособности. У тебя есть деньги?
– Нет, ваша честь. Я раб, у меня ничего нет.
– Жаль, в таком случае, придется прибегнуть к вире – акту мщения. Согласно закону, истец может нанести тебе такое же увечье. Ялчин, ты согласен с таким решением?
– Нет, судья.
– Ваша честь.
– Нет, ваша честь. Что мне с того, что я сломаю ему руку. Мне деньги нужны.
Али поднял руку.
– Ваша честь, сказал секретарь, – здесь присутствует векиль[5], советник раба. Вот этот человек.
– Вот как, интересно. Пусть говорит, – разрешил судья.
– Ваша честь, – начал Али, – согласно мусульманскому праву раб является собственностью хозяина, если только он не наделен правом от своего хозяин на самостоятельные действия, то есть дееспособностью и правоспособностью. Этот раб выполнял приказ своего хозяина. Он не мог отказаться от выполнения по своему положению. Ханифитский масхаб трактует в этом случае ответственность хозяина за действия раба. Известен случай, когда праведный халиф Абу-Бекр наказал хозяина за проступок раба. Таким образом, имеется кийас[6] для этого случая.
Судья поскреб бороду, внимательно глядя на Али, и объявил:
– Суд удаляется на совещание.
Однако, вместо того, чтобы уйти самому, он сделал знак сбиру и тот вывел из комнаты истца и ответчика, и показал Али на выход.
Через четверть часа им разрешили войти. Судья зачитал решение:
– Владелец раба обязан платить истцу один дирхем в день в течение месяца. Раб освобожден от наказания.
– Почему не два дирхема, судья.
– Ваша честь!
– Ваша честь, почему?
– Потому что, когда ходишь по улице, не надо разевать рот и глядеть по сторонам. Надо смотреть под ноги. Сейчас зима, скользко не только там, где поливают. Все свободны. Судебные издержки составят десять процентов от суммы иска.
Бросив напоследок на Али взгляд, судья удалился. К Али подошел Леван и стал горячо благодарить его. Истец также одобрительно кивнул ему. К Али подошел секретарь суда:
– А ты с кого получишь плату?
Али пожал плечами.
– То есть, ты ничего не получишь.
– Почему же, – возразил Али, – моральное удовлетворение я получу.
Секретарь хмыкнул и отошел.
В контору Али шел в приподнятом настроении. Небо по-прежнему было пасмурно, но снегопад прекратился. Теперь все таяло под ногами, и он шел, ступая прямо по лужам. Войдя, кивнул Егорке, дремавшему за стойкой, подсел к печке и стал разуваться.
– Насквозь промок, – посетовал он.
– Вообще обувь надо гусиным жиром мазать перед зимой, тогда она не промокает, – подал голос Егорка.
– Где же мне теперь гусиного жира взять, раньше надо было говорить.
– Кто же знал, что ты по лужам шастать будешь, ты бы дорогу выбирал.
– А ты на улице когда был?
– Утром, как пришел.
– Ты сейчас выйди, я посмотрю, как ты дорогу будешь выбирать.
– Ладно. Как в суде все прошло?
– Очень хорошо, я выиграл дело.
– Я нисколько не сомневался в этом.
– Спасибо, друг, а у тебя как дела?
– Я ходил к молле, но там заперто. Сейчас еще раз схожу.
– Не надо. Боюсь, что он теперь не скоро на работу выйдет. Я вызову его повесткой из суда.
– Приходил человек, сказал, что он хозяин этой будки, просил деньги. Я заплатил ему за два месяца вперед. Так, что я теперь полноценный компаньон.
– Очень хорошо, значит, жизнь налаживается.
– Еще приходила вчерашняя женщина, я дал ей подписать исковое заявление, что ты оставил.
– Слушай, у тебя нога, действительно, легкая, – воскликнул Али, – такую ты здесь кипучую деятельность развел.
– Еще я сегодня столкнулся с монголами.
– Надеюсь, ты никому не свернул шею? – спросил Али.
– Нет, напротив, я пришелся им по нраву. И они предложили мне поступить к ним на службу.
– Вот как, – удивился Али, – но, я надеюсь, ты не бросишь своего компаньона? Я обещаю с тобой делиться заработком.
– Ну так делись. Сколько ты сегодня заработал?
– Увы, мой друг, сегодняшний подзащитный был рабом. Я спас ему руку от неминуемого перелома. А денег у него не было.
– Но следующий наш клиент тоже рабыня?
– Там есть деньги. Я выяснил, ее хозяин был купцом, удачливым купцом. Молла Васиф, видимо, получил изрядную мзду, раз не может от нее отказаться.
– Может быть, я все-таки схожу к нему, припугну. Ты же сам сказал, что я буду заниматься выбиванием долгов.
– Егор, поскольку мы с тобой люди пришлые, особенно ты, мы должны вести себя очень осторожно. За нами никого нет. Мы здесь чужие. Все только по закону.
– Пришлые – это обидно, – сказал Егор.
– В Азербайджане говорят – у человека должен быть человек.
– Сколько лет я здесь живу, для меня здесь все родное. А я все пришлый, – не унимался Егор.
– К сожаленью, так устроено сознание людей. Даже, если ты здесь всю жизнь проживешь, но, если ты другой веры, другой крови – останешься инородцем, человеком второго сорта.
– Я думаю, что здесь ты не совсем прав, это зависит от того, кем ты сам себя ощущаешь. Не прав ты и в том, что за нами никого нет, – возразил Егор.
– Интересно, кто же наш покровитель?
– Как кто? А монголы? Половина базара видела, как душевно общался я с монголами. И это половина уже рассказала об этом второй половине. А завтра об этом весь город знать будет.
– Но это же не так.
– Это не так, но выглядит так. И, чем свободнее и смелее мы себя здесь будем вести, тем лучше. Люди будут говорить, что они не зря такие храбрецы – знать за ними кто-то есть.
Али рассмеялся.
– А, если я приму ислам? – продолжал Егорка. – Из любопытства спрашиваю. Меня будут считать своим?
– Как это ни странно, но людей, перешедших в другую веру, не любят еще больше. Исключение составляет случай, когда целый народ переходит в другую веру. А ты, что уже готов стать мусульманином?
– Мне все равно!
– То есть?
– Твой пессимизм в вопросах веры передается мне. Ты ведь ни во что уже не веришь.
– Напрасно ты так думаешь. Конфессии меня больше не интересуют, но я верю. Я верю в Бога – создателя вселенной, господина миров. Бог создал этот мир, установил в нем законы, согласно которым все происходит в мире. Но до морали, справедливости, нравственности ему дела нет. Мы для него ничем не отличаемся от птиц, зверей, рыб. Здесь действуют законы природы. Сильный убивает слабого. Когда на небе собираются облака – идет дождь, когда тучи – гремит гром, сверкают молнии – начинается гроза. Зимой идет снег, а летом палит солнце. Этого нельзя изменить. День сменяет ночь. Лучшие умы создали законы человеческие – не убей, не укради, не обижай слабого. Но эти правила требуют постоянного душевного напряжения, работы, а поскольку человек слаб и ленив, то в мире слишком много зла и несправедливости.
Али замолчал.
– Пожалуй, я все же еще раз схожу к молле Васифу, – после паузы сказал Егор.
– Пойдем вместе, – ответил Али, – заодно и пообедаем. Негоже есть в конторе, а то здесь все уже едой пропахло, несолидно. Кажется, мои чарыхи подсохли.
Проходя мимо торговых рядов, Али с удивлением заметил, что многие в знак приветствия кивают Егору.
– Это как понимать, – возмущенно сказал он, – я живу здесь уже полгода, меня ни одна собака не замечает. А ты вчера приехал, с тобой уже весь базар здоровается.
– А что я тебе говорил, – довольно сказал Егор.
Дверь моллы по-прежнему была закрыта и занесена снегом.
– Не будет его сегодня, – отозвался на вопрос человек из соседней лавки.
Закусочная представляла собой два стола под навесом, прямо на проходе между торговыми рядами. Дровяная плита, установленная глиняными горшочками с пити и небольшой мангал у стены. Мимо шли люди, едва не задевая их.
– Два пити, – заказал Али, – не будем объедаться. Нам еще работать.
– Не будем, – согласился Егор. – А вина у них нет, хотя бы по чашке.
– Вина нет, есть айран. И здесь не место для пития вина. Во всяком случае, не время.
– Кто же в такой холод пьет айран?
– Это ты напрасно, с похмелья помогает.
– А у меня нет похмелья.
– Хорошо тебе, а у меня голова болит.
– Так выпить надо.
– Этот вопрос закрыт. Ты мне клиентов хочешь распугать?
Принесли заказ, и Егор замолчал. Когда они покончили с едой, подавальщик принес чай. Егор удивился, но, обжигаясь, выпил и попросил еще.
– Некоторые мудрецы считают, что чай лучше вина, – назидательно сказал Али, – он также бодрит, но не опьяняет.
– Я в этой дискуссии участвовать не буду, – заявил Егор.
Пообедав, они вернулись к конторе и увидели, что у дверей стоят люди.
– Что такое? – удивился Али.
Приблизившись, он спросил:
– Господа, что вам угодно?
– Нам нужен мударрис Али, – сказал один из них.
– Он перед вами, – ответил Али, – а в чем дело?
– Я собираюсь судиться с одним человеком, – сказал один из них, – хочу, чтобы ты представлял мои интересы. Я заплачу.
– Понятно. А вы? – спросил Али остальных.
– Мы тоже собираемся судиться, – в разнобой ответили они.
– Заходите по очереди, – пригласил Али.
Пропустив первого посетителя вперед, он привлек внимание пекаря из соседней лавки и крикнул ему:
– Халил, ты говорил, что у тебя есть смышленый племянник.
– Очень смышленый, господин факих, читать, писать умеет. Вот он. Эй, оглан.
Из-за спины пекаря выглянул мальчик, испачканный угольной сажей.
– Пусть умоется и зайдет ко мне, – сказал Али.
– Хочешь взять помощника, – озабоченно спросил Егор, – а как же я? Не справился?
– Нет, ты слишком любишь выпить. Шучу, ты мой компаньон, а нам нужен секретарь-порученец. Такого богатыря негоже гонять по пустякам.
В этот день они ушли с работы поздно вечером. Так же было и на следующий день, и всю следующую неделю. Али проводил консультации, составлял исковые заявления, каждый день бывал в суде. В четверг Егорка спросил:
– А выходные нам полагаются?
– У мусульман выходной день – пятница, – ответил Али.
– Значит, завтра – выходной. Это хорошо. Что мы будем делать?
– Пойдем в баню. Завтра мужской день.
– Отлично. А сегодня?
– Сегодня я иду в суд. Слушается дело Сакины. У тебя есть какие-то пожелания?
– Вообще-то я хочу сходить на охоту, – сказал Егор. – Я слышал здесь в горах много диких кабанов. Только на первый раз надо взять проводника, чтобы не заблудиться. Я тут поговорил с одним, кто диких уток продает. Он согласен показать кабанью тропу. Спрашиваю, почему сам не бьешь? Говорит, Аллах не дозволяет свинину есть. Но какая же это свинья. Она только с виду свинья, кабан – это дикий зверь. Пойдешь со мной?
– Может быть.
– Это опасно.
– Тогда пойду.
– Значит, завтра на охоту.
– А как же хамам?
– Утром охота, вечером – баня.
– Ладно, – согласился Али, – только я стрелять не буду. Компанию составлю, на страже постою.
– Тогда я пойду, договорюсь с охотником.
– Хорошо, иди. А я пойду в суд.
– Оглан, – сказал Али мальчику секретарю, – ты все слышал?
– Да.
– Как тебя зовут?
– Муса.
– Сиди здесь и принимай посетителей. Егор скоро вернется.
* * *
– Советник, что-то вы к нам зачастили, – сказал судья.
Это можно было расценить, как некоторое расположение. Али только что с ним поздоровался, но судья не ответил. Он вообще не отвечал на приветствия, чтобы его не заподозрили в симпатии к кому-либо. Этот судья был приверженцем старой школы и принципов судейства. Жил отшельником, дома никого не принимал в полном соответствии с нормами судейской этики. В годы учения в медресе Табриза Али слышал предание о том, что первые мусульманские судьи не могли быть назначены просто по своему желанию. Из жителей правитель выбирал самого достойного, высоконравственного человека. И делал ему предложение стать судьей. Если этот человек соглашался, под различным предлогом его кандидатуру отклоняли. Если он отказывался от судейства, ему предлагали через некоторое время второй раз. Если он вновь отказывался, ему предлагали в третий раз. Если же он и в третий раз отказывался, то его назначали судьей против его воли. Считалось, что он прошел испытания и достоин судить других людей.
– Слушается дело Сакины, – объявил кади, – секретарь огласите предпосылки дела.
Катиб откашлялся и произнес:
– Сакина, рабыня недавно умершего купца. Поскольку купец умер, согласно закону наследования, все имущество купца отошло к его женам, в том числе и рабы. Рабыня купца Сакина подала иск, в котором заявляет о своем праве на часть наследства, поскольку купец перед смертью отпустил ее на волю. Истица и ответчица находятся в зале.
В комнате сидели две женщины с закрытыми лицами. Сакина на руках держала ребенка. Рядом со вдовой сидел дородный мужчина.
– Итак, – сказал судья, обращаясь к ответчице, – ты жена купца.
– Да, судья, я одна из жен, старшая жена.
– Называй меня – ваша честь!
– Да, ваша честь.
– Кто это рядом с тобой?
– Это мой брат.
– Женщина, если твой муж дал свободу своей рабыне, она не может являться наследством. Ты должна ее отпустить.
– Она все врет. Мой муж не давал ей свободу.
– Истица, ты можешь доказать, что твой хозяин отпустил тебя? Где твое свидетельство?
– Эта женщина порвала свидетельство.
– А ты докажи, что я порвала! – воскликнула ответчица.
– Истица, у тебя есть свидетели того, что твой хозяин дал тебе свободу?
– Нет, ваша честь.
– Но если нет свидетельства, как ты докажешь свою правоту?
Али поднял руку.
– Чего тебе? – спросил судья.
– Ваша честь, я представляю интересы этой женщины, – заявил Али.
– Вот как, а я гадаю, почему ты здесь сидишь. Ну, говори, советник, мы тебя слушаем.
– Ваша честь, в реестре моллы должна быть нотариальная запись.
– Должна быть, – согласился судья, – так пусть эта женщина получит копию и принесет ее в суд.
– Она обращалась к нему, но тот отрицает подобную запись.
– Мы не можем основываться лишь на словах истицы – нужен документ.
– Ваша честь, суд может вызвать моллу и потребовать предъявить реестр записей.
– Не возражаю. Секретарь отправьте повестку молле, – распорядился судья.
– Но даже в этом нет необходимости, – продолжал Али, – ваша честь, позвольте мне задать вопрос ответчице.
– Задавай, – разрешил судья.
– Скажи, женщина, что это за ребенок на руках твоей рабыни?
– Этого ребенка она родила от моего мужа, бесстыжая девка.
Судья стукнул по столу:
– Придержи язык, женщина, а то я удалю тебя из зала за неуважение к суду. Продолжай, – последнее слово относилось к Али.
– Как утверждал один из основателей мусульманского права Абу Ханифа, – продолжал Али, – есть несколько способов выходов из рабского состояния, установленных законом. Первое – это прямое освобождение, то есть отпущение раба, публично при свидетелях…
– Не надо перечислять все способы, – прервал его судья.
– Простите. Одним из способов является отпущение на свободу невольницы конкубины, если она родила ребенка от своего господина. Это наш случай. Ответчица только что при свидетелях признала, что этот ребенок является сыном покойного. Таким образом, имеются все основания для того, чтобы считать истицу свободной.
– Суд удаляется на совещание, – объявил судья.
Сбир выпроводил всех на улицу, а через короткое время позвал обратно.
– Доводы истицы судом принимаются, – сказал он, – эта женщина свободна.
– Ну и ладно, – закричала вдова купца, – пусть убирается на все четыре стороны.
Судья приказал вывести жену купца из зала. Сбир немедленно выполнил приказ.
– Ваша честь, это еще не все, – сказал Али, – этот ребенок имеет право жить в доме своего отца, а его мать в данном случае также пользуется этим правом, будучи его опекуном, вплоть до его совершеннолетия. Также им обоим положено ежемесячное содержание из средств купца.
– Принимается, – согласился судья.
– Еще мы просим определить сумму разовой компенсации. Истица шесть месяцев жила в крайней нужде, бедствовала, снимала угол в чужом доме.
– В какую сумму вы определили компенсацию? – спросил судья.
– Мы просим триста дирхамов, – ответил Али.
– Но у нас нет денег, – возразил брат ответчицы, оставшийся в зале.
– Я внесу этот пункт в исполнительный лист, – сказал судья, – но, если у них нет денег, вы ничего не получите. Если заставить выполнить этот пункт, и продать дом на торгах, в первую очередь, пострадает сама истица, оставшись без крова.
– Ваша честь, а, как же я получу плату за свой труд? – спросил Али.
– Это уж ты сам как-нибудь разберешься, умник, – сказал судья и закрыл заседание.
* * *
– Надо заканчивать с благотворительностью, – сказал Али, вернувшись в контору.
– Что такое, – спросил Егор, – опять бесплатно работал?
– Как догадался?
– Мне так показалось. Ладно, закрываем лавочку. Я купил нам одежду для охоты, ты же не будешь бродить по горам таким щеголем. Примерь, если не подойдет, я схожу, обменяю. А потом домой, надо спать пораньше лечь, завтра рано вставать.
– Рано, это во сколько?
– Часа в четыре.
– С ума сошел. Раньше восьми не вздумай меня будить, – заявил Али.
